Когда Монстр перестаёт быть Чудовищем?

— «О, моя маленькая грозовая тучка!» – голос Мортиши радостным эхом разнёсся по комнате, развеивая напряженную тишину, на что Уэ́нсдей оставалось лишь закатить глаза. – «Как ты устроилась? Всё ли в порядке?» – женский тон был очарователен, как всегда, но в нём чувствовался оттенок беспокойства. — Удовлетворительно. У меня есть пара вопросов, которые я хочу задать. — «Ох», – материнских вздох был полон восторженных эмоций и даже слёз? – «Дорогая, только не говори, что наконец-то настал тот день, когда ты готова обсуждать тему сексуальных отношений». – Тайлер чуть не умер на месте, стараясь не сломать себе рёбра от рвущегося наружу смеха, а девушка почувствовала, как пылает её лицо. — Нет, мама, – сказала она, надеясь, что нотки в голосе достаточно хорошо передают степень её желания пырнуть кого-нибудь ножом.       Мортиша разочарованно вздохнула. — «Что ж, тем не менее я очень рада, что ты позвонила. Чем я могу тебе помочь, тучка?» — Нужна информация об одном изгое, который посещал академию одновременно с тобой. Имя Франсуаза, – хмыканье матери на другом конце указало на то, что сказанного было мало. – Фамилия… – Уэ́нсдей посмотрела на Тайлера. — Сильванна, – отозвался он.       Мортиша издала негромкий возглас удивления. — «Уэ́нсдей! Как грубо с твоей стороны не познакомить нас», – ласково отозвалась мать. – «Это же сын шерифа, верно? Я и не знала, что вы двое продолжаете встречаться», – прошептала она дочери, как будто у последней не была включена громкая связь, и виновник торжества не мог слышать сказанных слов. — Да, мама. Его зовут Тайлер. Однако с более официальным представлением придётся подождать. – И когда Мортиша логично поинтересовалась причиной переноса, молодой человек озадаченно выгнул бровь, как бы спрашивая: «Разве ты не похвасталась своей семье, что твой парень проводит свои дни, сидя в клетке?» — Мама, Франсуаза? Пожалуйста? – Уэ́нсдей отчаянно пыталась вернуть разговор в нужное русло. — «Точно». – Мортиша на мгновение замолчала. – «Конечно, я прекрасно её помню. Фран присоединилась к команде по фехтованию, когда я была капитаном». «Разумеется, она не могла не заикнуться об этом». — Нам известно, что её исключили. Можешь рассказать об этом подробнее? — «К сожалению, воспоминания немного размыты. Это произошло вскоре после того инцидента с Гарреттом». – Уэ́нсдей не требовалось видеть свою мать, чтобы понять, та вздрогнула от упоминания этого имени. – «Помню то утро перед Вороньим балом, она была так взволнована… Фран собиралась пойти на танцы с тем красивым и популярным мальчиком». – Парочка с любопытством переглянулась.       Мортиша продолжила, и тон её голоса стал скорее более серьёзным, чем просто ностальгическим. — «Однако в ту ночь между ними определённо что-то произошло. Я видела, как она выбежала на улицу в слезах. После этого моя память как в тумане – по понятным причинам, я бы сказала, – казалось, что у них всё идёт на поправку. Чуть позже Фран исчезла. Почти параллельно с этим начали появляться разговоры о нападениях в некоторых соседних городах, а потом она вернулась лишь для того, чтобы собрать вещи».       Мортиша казалась по-настоящему опечаленной, Уэ́нсдей отчётливо почувствовала, что судьба сыграла со всеми свою злую шутку. Их матери знали друг друга – может быть, даже были подругами, – но это же было не всё, что они собирались получить, не так ли? — «Во всяком случае, так звучала официальная версия событий», – в какой-то момент загадочно добавила женщина. — То есть это ещё не конец? – спросила Уэ́нсдей. – Расскажи.       Ореховый взгляд был прикован к телефону. Тайлер так близко придвинулся к девичьей руке с гаджетом, что на его лице начали появляться вмятины от прутьев решетки. — «В то время моё внимание было больше сосредоточено на аресте твоего отца, поэтому я не особенно осведомлена о событиях, происходящих тогда». – Мортиша, звучала так, будто посвящала парочку в страшный секрет только для своих, – «Ходили слухи, что Фран забеременела – и тот парень совершенно этому не обрадовался». «Почему мне кажется, что я догадываюсь, к чему это приведёт? – произнесла про себя Уэ́нсдей». — «Она хотела сохранить ребёнка, а этот… в общем, репутация семьи была для него важнее, поэтому он использовал свои способности, чтобы заставить её сделать аборт. Этот парень был искусным манипулятором и иллюзионистом. И вот однажды, когда Фран очнулась от его воздействия и оказалась в клинике…» – женский голос в трубке оборвался. – «Если верить тем слухам, она убила шестерых, прежде чем её смогли взять под контроль». – Мортиша произнесла это с восхищением, Уэ́нсдей же ощутила намёк на то чувство, которое она испытала тогда в офисе мэра. «Такие мужчины, как ты, понятия не имеют, на что это похоже, – эхом отозвались слова матери у неё в голове». — Маме следовало убить больше, – усмехнулся Тайлер, глаза которого вспыхивали метаясь между ореховым и алым.       Уэ́нсдей взяла его руку в сдержанном, но приободряющем жесте, чувствуя, как он расслабляется и успокаивается от этого прикосновения. — «О, поверьте мне, если бы я была там, то с удовольствием помогла бы ей», – заявила Мортиша. – «До сих пор неясно, как именно она это сделала. Фран была превосходной фехтовальщицей, вот только…» — Мама была Хайдом, – голос Тайлера был спокоен, однако он едва сдерживал кипящую и рвущуюся наружу ярость. – Принудительный аборт стал травмирующим событием, пробудившим Тёмную половину, – а оставшаяся невысказанной часть, о которой Тайлер предпочёл думать, а не говорить, была показана его глазами: не случайно, её вторая потеря контроля также была вызвана беременностью, хоть та и была желанна и полна счастья. — «Хайд», – повторила за ним Мортиша. – «О, духи. Это на самом деле имеет смысл и многое объясняет».       Уэ́нсдей отмечает про себя данный момент и делает пометку: заставить мать прояснить это когда-нибудь в будущем – главное не сейчас. Потому что Тайлер выглядел так, словно больше не способен выносить данный разговор. — Благодарю, мама. Ты крайне помогла, в этот раз у тебя действительно получилось. — Да, – присоединился он. – Спасибо Вам, мэм. — «А он мне нравится», – снова прошептала Мортиша дочери, которая вновь закатила свои червоточины, стремясь поскорее завершить уже ненужную светскую беседу. Её палец завис над кнопкой отбоя, когда она кое-что вспомнила. — Подожди, мам. Ребёнок, – произнесла она, и секундное замешательство на лице Тайлера сменилось на понимание – они могли найти того парня – теперь уже мужчину – для получения дополнительных ответов и, в зависимости от точности слов истории её матери, возможно, также для мести за его бывалые прегрешения. – Тот, от кого Франсуаза забеременела. Ты помнишь его имя? — «Разумеется! Он сделал себе неплохое имя», – весело сказала женщина. – «Он тот художник-иллюзионист, который нравится твоему брату».       Уэ́нсдей почувствовала, как её сердце перестало отбивать свой ритм, застыв мёртвым грузом в грудной клетке. — «Как же его там?… Ах, да! Торп. Винсент Торп».       В комнате воцарилась гробовая тишина. Она повесила трубку, слишком сбитая с толку, чтобы продолжать что-либо говорить.

***** *** *****

      Тайлер стал тем, кто нарушил гнетущее молчание. — Убью, – безапелляционно заявил он, его голос был страшнее, чем она когда-либо слышала, и от этого по девичьей спине пробежала восхитительно приятная дрожь. — А я помогу, – вторила она ему с твёрдым намерением быть соучастницей. — Начну с его самодовольного довеска, – произнесённые слова просто сочились ненавистью, что нисколько не удивило Уэ́нсдей, стоило ей только увидеть глаза цвета красного вина. – Хочу заставить его смотреть, как я разрываю его сыночка на части, и тогда, может быть… может быть, у меня хватит милосердия убить и этого ублюдка тоже, чтобы тот не жил в страхе и угрызениях совести за то, что самолично лишил собственного ребёнка будущего.       Тайлер был в бешенстве, почти обезумел от гнева, однако она могла слышать чистое удовольствие, исходящее от его голоса. Уэ́нсдей с благоговением наблюдала за ним. Месть всегда являлась одной из её самых сильных страстей, и факт того, что он говорит столь жестокие, полные ненависти речи, заставил алебастровую кожу покрыться мурашками и приятно покалывать. — Мне нужно вырваться из этой клетки лишь единожды. – Хайд жадно улыбнулся, глядя на свои когти. Будто наблюдение за ними помогало ему сосредоточиться на жестоких планах, которые он осуществит с их помощью. – И не важно, что будет после. Любое наказание будет стоить того, чтобы услышать, как ломаются его кости и как с них срывается плоть. – Монстр угрожающе рассмеялся. – Что они вообще смогут мне сделать? Я уже заперт.       Подобное развитие событий пробудило что-то в Уэ́нсдей, необъяснимый страх. — Они могут забрать тебя, – напряженно замечает она.       Хайд посмотрел на неё с презрением. — Плевать. Все клетки одинаковы. — Они могут усыпить тебя. – Для того, чтобы проглотить образовавшийся комок в горле и озвучить самое ужасное, ей пришлось испытать острую боль.       Зверь на некоторое время замолчал. — Возможно, и к лучшему, если они это сделают, – наконец произносит он, понизив голос до шепота.       Теперь Уэ́нсдей была в панике; этого нельзя было допустить. — Нет. Неправда. – Она вновь схватила его за руку, игнорируя грозное шипение и опасно удлинившиеся когти. – Я желаю, чтобы Торп страдал и мучился, – как бы она ни была потрясена, её голос должен оставаться уверенным и ясным, – но не за счёт потери тебя.       Хайд с подозрением уставился на неё, будто выискивал намёки на подвох. Она ждала язвительного комментария, маниакального смеха или даже того, что острые кератиновые бритвы вонзятся в её кожу; ничего не произошло. Вместо этого его очи вспыхнули, вновь став карими, а затем вернулись к алому. — Тебе не все равно. – Заявляет он голосом, настолько похожим на Тайлера, что Уэ́нсдей ловит себя на мысли, что гадает, кто из них сейчас находится у власти. «Больше, чем я готова признать, – подумала она».       Может быть Уэ́нсдей выдало выражение лица, а может он ощущал её где-то глубоко в своём сознании, как она порой чувствовала его присутствие в собственном; в любом случае, когти медленно трансформировались обратно, а юношеские пальцы нежно переплелись с её.       Когда Уэ́нсдей подняла на него взгляд, Тайлер уже пристально смотрел на неё сверху вниз через металлическую решетку, словно что-то выжидая. В конце концов, случилось то, что должно было случиться давным-давно – их губы встретились; поначалу жадно, но неуклюже, но затем медленнее и более страстно.       Уэ́нсдей позволила всему, что она не желала произносить вслух, сорваться с её губ на его. Она не сопротивлялась чужому языку, когда тот осторожно скользнул по приоткрытым тёмно-вишнёвым губам.       Каким-то образом Уэ́нсдей не заметила, как её ладонь нашла путь к золотистым кудрям и вцепилась в них мёртвой хваткой. Впервые в жизни она испытывала желание прикоснуться к кому-то, прижаться как можно ближе и почувствовать себя в его объятиях.

***** *** *****

      Позже вечером, когда Уэ́нсдей вернулась в общежитие, она застала Энид и Вещь за игрой в скрэббл, которую они прервали, стоило ей войти в комнату. — Что-то случилось? – подала обеспокоенный голос соседка. — Что? — Ну, тебя не было весь день, – объяснила та, – плюс, ты выглядишь малость… — Как? – прямо спросила она, молясь всем сверхъестественным силам, чтобы помада не оказалась предательски размазана. — ВСКЛОКОЧЕННАЯ, – выложила подходящую комбинацию букв рука, на что Уэ́нсдей впилась в помощника убийственным взглядом, а Энид обиженно застонала. — Вот именно из-за таких слов ты каждый раз побеждаешь, это нечестно. — Что ж, мне действительно есть чем поделиться. – Уэ́нсдей села на монохромную кровать, ожидая, когда оборотень присоединиться к ней, и начала свой рассказ.       Она не стала таиться и выложила всё почти как на духу: про странные узы Хайд-Хозяин, которые крепли день ото дня, о беседе с тренером Владом, про неожиданное открытие, принесённым дневником Фолкнера – соседка взвизгнула на этой части, – о рассказанных матерью подробностях прошлого – трагедия Франсуазы и грех Торпа-старшего.       Однако Уэ́нсдей умолчала об угрозах кровавой мести; она отдавала себе отчёт, насколько слабой была Энид, когда дело доходило до частей тела, отделённых от туловища, и не являющееся при этом Вещью.       К концу повествования у соседки, казалось, кружилась голова от всей этой полученной информации. — А, и ещё, мы поцеловались. – Добавила со смущением Уэ́нсдей.       В этот момент Энид выглядела так, словно вот-вот взорвётся. — Э-э-эм… фух, я буквально понятия не имею, с чего бы начать, – сказала она, расхаживая взад-вперёд. – Странные БДСМ-отношения? Самый большой урод-волшебник? Или неминуемая опасность, которая, я прям чувствую, нависла над жизнью Ксавье?       Когда Уэ́нсдей хотела было возразить, Энид просто закатила глаза и произнесла: — Я знаю тебя достаточно хорошо, Уэ́нсдей Аддамс, чтобы понять – ты Жаждешь отомстить, с большой буквы. — Что бы с ним ни случилось, это будет полностью вина его отца. – Тут же невозмутимо парировала та. — Несправедливо. Ксавье всегда был добр к тебе. Это нечестно, что он должен платить за ошибки своего отца. Единственный, кто обязан понести наказание, – это Винсент Торп. – Энид неодобрительно покачала головой. – Поверить не могу, что он использовал свои силы подобным образом. Это так… — Омерзительно? Тошнотворно? Отталкивающе? — Ну, и это тоже, но я планировала сказать «жестоко». – Энид вздрогнула. – Франсуаза, должно быть, чувствовала себя такой преданной.       Неожиданно слёзы стали щипать бездонные глаза, но Уэ́нсдей яростно сморгнула их. — Тебе, наверное, было бы приятно узнать, что мы пока никого не собираемся убивать. – Она старалась говорить более собранно, чем ощущала себя в действительности. – Винсент живёт в Неваде, а там, к сожалению, разрешена смертная казнь.       Оборотень уставилась на подругу в изумлении. — Не верю. Ты реально загуглила это? — Нет. Я уже давно изучила и выучила все штаты, в которых применяется высшая мера. — Хах, это… тревожно и пугающе, – заметила Энид. – И до жути в твоём стиле.       Последовала неловкая пауза. Ни одна из них не знала, как продолжить беседу и стоил ли вообще. Между тем, Вещь не растерялся: — ПОЦЕЛУЙ. БЫТЬ. КАК?       Взгляд Уэ́нсдей стал настолько ужасающим, что рука в страхе отпрянула назад. — Точно, как всё прошло? Вы, ребята, типа… снова вместе? – вопрос задан с большой осторожностью, но в то же время с диким воодушевлением. — Удовлетворительно. – Это был явно заранее просчитанный и подготовленный ответ. – На самом деле, мы официально ничего не обсуждали, но с учётом уз Хайд-Хозяин и этого… притяза́ния… — Ох, к чёрту связь. Ты хочешь быть с ним? – перебила её Энид. – Уэ́нсдей, которую я знаю, никогда бы не сделала того, чего она не хотела.       Она молчала, осознавая, что у неё даже не было возможности рассмотреть сложившуюся ситуацию под таким углом. — Мне нравится проводить с ним время, – медленно начала Уэ́нсдей, – и я желаю, чтобы он был в безопасности, – запоздало добавляет она, вспомнив свою бурную реакцию на его слегка суицидальный порыв. – А прикосновения его рук не вызывают у меня чувства отвращения. – Сказанное, не было ложью, скорее сильным преуменьшением.       Уэ́нсдей оказалась не готова столкнуться лицом к лицу со своим новообретенным необузданным желанием быть с ним рядом – и не только для того, чтобы убедиться в его невредимости, но и с глубокой, дикой потребностью прикасаться, удерживать, владеть.       Энид воистину шокировано уставилась на неё: — Уэ́нсдей Аддамс, я думаю, ты влюблена, – с благоговением заявила она, убегая на другой конец комнаты под угрожающе-смертоносным взором своей соседки.

***** *** *****

      В ту ночь Уэ́нсдей долго лежала без сна в постели, она всё пыталась разобраться в собственных чувствах, которые роились в голове, словно угри. Она сортировала и классифицировала их так же, как делала это с уликами, пробуя и надеясь прийти к какому-то консенсусу.       Уэ́нсдей всегда думала, что любовь – это то, что было у её родителей; что-то зависимое и ограничивающее. Однако, что, если она могла быть чем-то иным? Чем-то вдохновляющим, чем-то, что сделало бы обоих лишь сильнее, и в то же время позволило каждому сохранить свою индивидуальность? Уэ́нсдей также не могла проигнорировать свои более ранние заявления. Она хотела, чтобы Тайлер был рядом; чтобы уберечь или держать при себе, это не имело значения.       Уэ́нсдей никогда не боялась возможной опасности, и она знала, что никогда не будет бояться его, монстра или нет. Её любопытство, её странный, нескрываемый голод были куда сильнее любой настороженности, которую он вызывал – будучи Хайдом или Тайлером.       Она довольно часто фантазировала о своей смерти. Не придя к какому-либо однозначно удовлетворительному выводу относительно предпочитаемого метода. Но когда Уэ́нсдей представляла его когти, разрывающие бледную кожу, или зубы, впивающиеся в плоть. Она чувствует, как формируется её главный приоритет в данном вопросе.       Если бы ей пришлось уйти, Уэ́нсдей хотела бы, чтобы это произошло кроваво и зрелищно, и она знала только одного зверя, подходящего на эту роль, способного воплотить мечты в реальность.       Звуковой сигнал телефона оторвал её от бурных размышлений, текст сообщения гласил: «Я тоже не могу перестать думать о тебе».

Продолжение следует…