***** *** *****
Сегодня был выходной, поэтому остаток дня у всех в принципе был свободен, и Уэ́нсдей воспользовалась ситуации, вернее, её уговорили, принести виолончель в комнату Тайлера и сыграть для двух с половиной зрителей. В конце концов, Энид покинула парочку около обеда, торопясь на встречу с Йоко и Дивиной. Уэ́нсдей кивнула ей на прощание, не отрывая глаз от нот. Когда же она закончила играть сонатную партию, Тайлер громко захлопал в ладоши, на что Вещь сразу же восторженно начал кланяться: «Ты мешаешь ему перелистывать страницы. Он вообще неспособен устоять перед соблазном банальной лести, – укоризненно подумала про себя Уэ́нсдей». После чего Тайлер молча подошёл к ним, в его взгляде читалось нескрываемое любопытство. Она отчётливо почувствовала, как он дёргает её на окраине сознания, покорно прося: «Покажи». Не говоря более ни слова, Уэ́нсдей поднялась со своего места и позволила ему занять его, расставив ноги в стороны, а сама устроилась между ними. Она прижалась к нему спиной, ощущая, как чужие большие руки осторожно обнимает её, и вложила смычок в его правую ладонь, а пальцы левой руки соединенные со своими устроила на струнах музыкального инструмента. Уэ́нсдей помогла ему исполнить несколько неуклюжих звуков, и, несмотря на то, что Вещь истерически начал метаться в панике, а Тайлер лишь захихикал от смущения, вся эта сцена все равно была по-странному интимной. Почти как новая, пятая база или что-то вроде того: она никогда и никому не позволяла прикасаться к своей виолончели, не говоря уже о том, чтобы играть на ней. Для большинства людей такая дерзость привела бы к верной смерти. — Пожалуй, стоит оставить подобное хобби для таких вундеркиндов, как ты, – всё ещё смущённо посмеиваясь, произнёс Тайлер, однако Уэ́нсдей не отпустила его пальцы, настаивая на том, чтобы показать каждую струну и различные звуки, которые те могут издавать. — Ты никогда раньше ни на чём не играл? – спросила она, водя смычком и демонстрируя, как тот может элегантно и свободно скользить по грифу инструмента. — В средней школе я немного играл на барабанах, пока отец не начал получать жалобы от соседей, – на что Уэ́нсдей усмехнулась, – что? Да, я был маленьким демоном! – возмутился он, видя, как она забавляется про себя. — Был? – повторила она. Он тут же игриво поцеловал девичью шею, дразня и немного наказывая. — Кажется, мама тоже играла на каком-то инструменте, – добавил Тайлер через несколько минут, когда она вновь начала двигать его руки вместе со своими, создавая более слаженные звуки. – Правда, я не могу вспомнить, на чём именно. – Уэ́нсдей ощутила лёгкое чувство вины, охватившее его. — Ты был ещё ребёнком, – мягко сказала она. — Знаю. Уэ́нсдей позволила приятному теплу и безмятежности наполнить связь между ними и откинулась на него, отпустив его руки и слушая, как он издаёт ещё несколько нерешительных нот. Она по-прежнему была то ли в ужасе, то ли в восторге от того, как же близко подпустила его к себе; ведь не так давно она поклялась матери: «Я никогда не влюблюсь». А теперь же Уэ́нсдей явственно ощущала столько любви, что у неё перехватывало дыхание, что хотелось обернуть его вокруг себя, как пальто, и носить, будто второй слой кожи; сделать Уэ́нсдей Аддамс и Тайлера Галпина новым, единым гибридным существом, разум, чувства и движения которого были бы идеально согласованы. Она резко выпрямилась, едва не ударившись тёмной макушкой о подбородок парня. — Вэн? Всё хорошо? – озадачился Тайлер с неприкрытой тревогой во взгляде. «Определённо, – послала она ему, схватив его за запястья, как и раньше. – Надо сосредоточиться…» Она вновь положила пальцы Тайлера на виолончель, переплетя со своими, только на этот раз она не стала двигать ими, по крайней мере, не физически. Мысленно Уэ́нсдей воспроизвела несколько основных аккордов и спроецировала правильное движение рук на Тайлера, указывая, что делать, – и он сделал это, красиво и чётко, мелодичные звуки отдавались прекрасным эхом в большом полупустом пространстве комнаты. Когда она наконец свесила собственные руки по бокам, приказав ему через связь продолжать, и чужие пальцы покорно задвигались сами по себе, обводя гриф виолончели с мастерством, которым, как она знала, он не обладал. — Чёрт возьми, – вымолвил тот, тяжело дыша у неё за спиной.***** *** *****
Кассандра, прибывшая чуть позже, разделяла те же чувства, шокировано наблюдая за игрой Тайлера. Да, контроль Уэнсдей несовершенен, и такое поверхностное знакомство с инструментом было явно недостаточным, но Тайлеру всё же удалось сыграть «Канон в ре мажоре» Пахельбеля почти целиком. Обычно Уэ́нсдей отдаёт предпочтение произведениям, насыщенным драматизмом, однако для него она выбрала более лёгкое, и это принесло свои плоды. — Уэ́нсдей, это… это невероятно, – запинаясь на полуслове, произнесла доктор, явно испытывая благоговейный трепет. – А ты… ты ведь никогда раньше не играл? — Никогда, – подтвердил Тайлер, глядя на свои руки, а затем на девушку рядом, его ореховые глаза были полны восхищения. – Это была идея Уэ́нсдей. — Да-а у-уж… помимо того, что это очень впечатляет, это ещё и превосходный способ тренировать ваши узы, – Кассандра казалась несомненно очарованной и всё ещё изумлённой, – вы безусловно сможете усовершенствовать и укрепить их таким образом. Это… - она опять запнулась. – Я имею в виду, что пробуждение ранее забытых знаний, пусть даже самых незначительных, – одно дело, но это… Вау! Это полная синергия. Эти слова вызвали у Уэ́нсдей восхитительный прилив удовлетворения, отчего она широко улыбнулась. В её голове роились всевозможные идеи и гипотезы, и внезапно она точно поняла, что следует совершить в первую очередь. Всё стало ясно как день, как будто она видела очередное видение. Позже, тем же вечером, Уэ́нсдей уверенно вышагивала по длинным коридорам академии, пока не добралась до доски объявлений, где гордо висел бланк регистрации на шоу зимнего солнцестояния. И она вписала своё имя в самый низ списка, просто добавив рядом слово «виолончель». Тем не менее сперва важно было сделать ещё кое-что; кое-что, к чему она действительно не стремилась, однако это было просто необходимо, и Уэ́нсдей понимала, что ситуация станет проще, как только она покончит с этим, но ей все равно не хотелось. Итак, вернувшись в комнату общежития через несколько минут, Уэ́нсдей сделала несколько глубоких, успокаивающих вздохов и достала хрустальный шар из шкатулки. — «Да-да, querida mía!» – радостно воскликнул Гомес, глядя на неё изнутри светящейся сферы. – «Ох, как же я скучал по твоему убийственному взгляду!» — Мне тоже приятно видеть тебя, отец, – ответила Уэ́нсдей, когда в хрустале появилась и её мать. — «Посмотри на себя», – заговорила Мортиша довольным тоном, – «всё такая же несчастная, как всегда. Как тебе «Невермор», дорогая?» — Потрясающе, – отчеканила та. – У меня имеется пара вопросов. – Составив мысленный список того, что ей требовалось обсудить с родителями, Уэ́нсдей решила начать с самого простого: — Вы помните мою старую виолончель? Ту, что была чрезмерно большой и яркой. — «Разумеется», – ответила женщина со свойственным ей пафосом, – «нам пришлось спрятать её подальше от тебя, чтобы твоя кожа не покрылась крапивницей». — Что ж, буду признательна, если вы пришлёте её мне в ближайшее время. – Это был скорее вежливый приказ, чем просьба, впрочем, родители все равно понимающе кивнули. — Далее… – она позволила своему голосу затихнуть в горле, а лица родителей замерли в ожидании, пристально наблюдая за ней, что заставило Уэ́нсдей тут же пожалеть о том, что она не выбрала телефон для совершения этого звонка. – Я отдаю себе отчёт, что, скорее всего, увижу вас в день зимнего солнцестояния, поэтому сообщаю вам заранее. – Она позволила себе лишь один глубокий вдох – перед смертью не надышишься, – прежде чем выпалить: — Тайлер – то есть сын шерифа – и я, в общем… он – Хайд, а я отныне его хозяйка. Мортиша потрясённо поднесла руку ко рту. — «Мальчик Фран?» – еле слышно прошептала она, а в её глазах показались слёзы счастья. – «О, Уэ́нсдей. Это просто невероятная новость!» — «Хайд», – вторил ей Гомес, пораженный и возбуждённый. – «Настоящий Хайд, в нашей семье! О, Тиш, должно быть, мы сделали что-то действительно правильное!» Уэ́нсдей закатила глаза от их сентиментальности, от которой до отвращения сводило зубы. — Я просто хотела, чтобы вы были в курсе, поскольку вы, вероятно, тоже встретитесь с ним, когда приедете. — «Как же так?» – обескуражено спросил отец. – «Разве Хайдам позволено вернуться в «Невермор»?» — Ещё нет, – загадочно произнесла Уэ́нсдей, – но, тем не менее, вы с ним всё же встретитесь. Её родители кивнули, соглашаясь с тем, что это всё, что они получат на данный момент. — «Моя девочка, повелительница Хайда», – восторженно, чуть ли не сияя, и неверяще прошептала Мортиша – таким тоном, к которому Уэ́нсдей определённо не привыкла. – «И ты думала, что я пытаюсь сделать из тебя собственную копию. Родная, ты уже превзошла меня». Несмотря на то, что грудь Уэ́нсдей бесспорно наполнилась гордостью от этого признания, она не позволила себе упиваться той. Во всяком случае, не сейчас: — У меня есть ещё один вопрос, – сказала она, – к тебе, мама. Аккуратно выщипанная бровь Мортиши изящно приподнялась. — «Хорошо», – произнесла она со знанием дела, – «Гомес, любовь моя? Мне кажется, Пагсли требуется твоя помощь в саду». — «Но он даже не… а-а!» – мужчина неловко махнул рукой на прощание и вышел за пределы видимости хрустального шара. — «Моё дорогое мстительное дитя», – Мортиша явно была взволнована, – «не могу поверить, что дожила до того дня, когда ты будешь готова обсудить свой первый…» — Книга, мама! – моментально перебила её Уэ́нсдей, на что улыбка Мортиши слегка дрогнула, однако не исчезла со всем. – Я нашла гримуар, и мне не помешала бы помощь в его расшифровке для лучшего понимания. — «Ох, ну что ж…» – Мортиша драматично вздохнула. – «Что за книга?». Уэ́нсдей презентовала матери старинную обложку, перелистывая страницы с различными заклинаниями, рецептами зелий и прочим тёмным искусством. — «Подожди, милая. Покажи, пожалуйста, предыдущую страницу ещё разок», – в голосе женщины звучало любопытство, и Уэ́нсдей ощутила, как по позвоночнику пробежались волнительные мурашки, а к щекам прилила позорная краска, когда она вернулась к рецепту противозачаточного чая. — «Где именно ты нашла эту книгу?» — В закрытой секции библиотеки, – с подозрением ответила Уэ́нсдей. – А что? — «Хм, как странно. Гримуар должен был находиться в тайной библиотеке Белладонны», – её мать сделала паузу, после чего продолжила: — «В конце концов, я оставила его там». В следующую секунду Уэ́нсдей захотелось выбросить книгу в окно. — «Разумеется, не я его начала. Я, как и ты, нашла эту книгу в своё время и пополняла разными записями, исходя из собственного опыта». – Она подмигнула дочери. – «Кстати, этот чай весьма эффективен. Особенно если использовать свежий чертополох. Хотя… я бы предпочла использовать камнеломку в…» — В сушеном виде, – буркнула Уэ́нсдей. – Да, знаю. На что Мортиша, конечно же, по-матерински добродушно улыбнулась: — «Ты совершенно ясно дала понять, что не желаешь идти по моим стопам, как бы не сложилась жизнь», – мягко произнесла она, – «и всё же я считаю это чудесным поворотом судьбы». — Ха-ах, – выдохнула своё раздражение девушка, – мне надо знать об одной сыворотке, чей рецепт упоминается здесь. – Уэ́нсдей проигнорировала слова матери и стала перелистывать пожелтевшие страницы, пока не нашла искомый текст. – Карие глаза Мортиши расширились при виде знакомого названия. — «Оу, это также крайне эффективно», – подметила женщина, – «однако тут немало важную роль играет дозировка. Чрезмерная щедрость причинит адскую боль тому, кто попытается противиться воздействию». – Она придирчиво смотрела на дочь. – «Надеюсь, ты не планировала использовать эту сыворотку на своём парне?» «Пф! Мне это никогда не понадобится, – подумала Уэ́нсдей и поблагодарила мать за помощь». — «Ох, и ещё кое-что, Уэ́нсдей?» – окликнула её мама, прежде чем брюнетка завершила сеанс. – «Пустые страницы в конце – не для красоты. Заполни их. Сделай Книгу Теней частью собственной истории, а себя – её». Девушка кивнула и "отключила" хрустальный шар, завершив разговор. Возможно, когда-нибудь она поступит так, как советовала ей мать, ну, а сейчас нужно было приступить к сбору необходимых ингредиентов.***** *** *****
Утром следующего дня Уэ́нсдей проснулась с чувством полного удовлетворения от выполненной ранее миссии, после чего нетерпеливо принялась приводить себя в надлежащий вид и спустилась к главному входу академии, чтобы забрать посылку от родителей. Неся завернутый в упаковку большой футляр по коридорам, она заглянула в столовую и наконец направилась в стеклянную комнату. — Ого! Ты уже приготовила рождественский подарок? – удивился Тайлер, откладывая в сторону дневник своей матери и с любопытством подходя к девушке. – Как мило. Она чувствовала его меланхолию и тоску, следы которых покинули его, как только он нежно поцеловал её. Уэ́нсдей была счастлива узнать, что отныне ему было по силам перечитывать дневник матери, не сломавшись и не сорвавшись вновь. Что Тайлер может принять уход Франсуазы таким, каким он был – трагичным и несправедливым, и что ему неподвластно это изменить. — Я доработала наш план мести, и он требует от тебя оттачивания мастерства, – вместо приветствия безапелляционно заявила она, наблюдая, как он, словно дитя, разрывает коричневую обёрточную бумагу. – Я, разумеется, помогу, а ещё пришлю Вещь, чтобы он дал тебе несколько советов, – Уэ́нсдей взяла его за руку, переплетя их пальцы, явственно ощущая чужой немой шок, нервозность и волнение. Она успокоила его; она убеждена, что у них обязательно всё получится. Кроме того, виолончель – лишь часть плана. – Нам придётся неустанно практиковаться все ближайшие дни, впрочем, я не сомневаюсь в твоём успехе. Он посмотрел на неё, затем на виолончель с глянцевым покрытием и снова на неё. — Ну, хорошо. Я доверяю тебе, – просто сказал он, доставая инструмент из футляра и любуясь его красотой. После обеда они вновь играли для доктора Стивенсон, но на этот раз Уэ́нсдей чуть не вспотела, когда заставляла руки Тайлера парить над виолончелью. Она и не представляла, что из-за разницы в размерах своего и его музыкального инструмента ей будет значительно сложнее контролировать движения юношеских рук, однако им не потребовалось много времени, чтобы приспособиться к новым условиям. Ранее, пока Уэ́нсдей отсиживалась в классе, Вещь успел навестить Тайлера: конечность принёс ноты и научил парня читать их, и хотя большую часть исполнения по-прежнему контролировала Уэ́нсдей, Тайлер, бесспорно, стал более восприимчивым к её командам, понимая, как правильно их выполнять. — Смогли бы вы музици́ровать ежедневно? – поинтересовалась Стивенсон, её ручка летала по бумагам с уже привычной быстротой. – Я хочу попробовать оценить, насколько это улучшает ваше невербальное общение и связь. — Безусловно. Мы собираемся тренироваться, возможно, даже по нескольку раз в день, – её бездонные глаза сияли поразительно несвойственным энтузиазмом, когда Уэ́нсдей смотрела на Тайлера, испытывая чувство гордости и удовлетворение от их сопричастности. – Нам есть к чему готовиться. — И данное событие имеет какое-то отношение к вашей венде́тте, никак не приводящей к убийству? – с ухмылкой на устах уточнила блондинка, озорно сверкнув голубыми очами. И, должно быть, она почувствовала их недоумение с оттенком напряжения, потому что затем с улыбкой добавила: — Что? Умение внимательно слушать – часть моей работы. Что ж, после небольшой неловкой запинки Тайлер вдруг заговорил рокотом: — Этот человечишка будет страдать до конца своих дней, – сжимая в жёсткой хватке пальцев смычок, который тот всё ещё держал. – И всё же… это не произойдёт за счёт того, что мы потеряем друг друга. – Смягчившись, он перевёл взгляд на свою госпожу, наслаждаясь её гордостью за него. Уэ́нсдей улыбнулась его словам, отвечая взаимностью на гамму чувств. Доктор же тем временем замолчала на достаточно долгий срок, явно что-то серьёзно обдумывая. — Я не представляю, что вы, ребята, там замышляете, – наконец произнесла Кассандра, – и, конечно, мне лучше даже не пытаться останавливать вас или вмешиваться. Но… я знаю, что вы сдержите своё обещание. – Она тепло и понимающе улыбнулась им. – Независимо от того, чем всё закончится, Франсуаза гордилась бы вами. Уэ́нсдей отчётливо ощутила, как внезапный холод пробирает её до самых костей, она тут же уставилась на Тайлера, гадая, что же могло его так напугать. Ни с того, ни с сего. Он посылал ей чёткие, предельно ясные слова, а не чувства или эмоции, как обычно, и звучали те настороженно и испуганно: «Мы никогда не говорили ей, как зовут мою маму».Продолжение следует…