В ласковых объятьях тьмы

Лестница, по которой они поднимались, показалась Гарри бесконечной, и он быстро заскучал и переключил своё внимание с высоких ступеней на стены замка — здесь определённо было на что посмотреть. Все они оказались увешаны портретами: благородные бледные лица людей в старинных одеждах. — Это ваши предки? — тихо спросил Гарри, останавливаясь у одного из портретов и разглядывая высокомерного вида черноволосую женщину в пышном платье с корсетом. — Да, — откликнулся граф Снейп, вставая рядом с ним — на расстоянии одного прикосновения. — Это графиня Вильгельмина, моя пра-пра-пра-пра… Славилась вспыльчивым нравом и близостью к принцу Людовику. Восьмому, разумеется, — добавил он, поймав вопросительный взгляд Гарри. — Поговаривали, что герцогиня была его фавориткой. Впрочем, это не помешало ему отправить её на плаху. — За что? — тихо спросил Гарри, задержав дыхание в ожидании ответа. Снейп, однако, лишь усмехнулся и пожал плечами: — В те времена не утруждали себя поиском причин. Пойдёмте, мистер Поттер, вам следует согреться. Гарри уже и забыл о том, как продрог, но напоминание графа немедленно заставило его растереть озябшие ладони и поморщиться от волны колкой боли, которую принесло это движение. Они продолжили свой путь, и Снейп неторопливо рассказывал, изредка кивая на некоторые из портретов, сопровождавших их по мере подъёма по лестнице: — А это граф Роберт. Принимал участие в свержении династии Ланкастеров. Граф Фергюс — известен тем, что отравил всех восьмерых своих жён. Графиня Амелия — одна из приближённых Марии Тюдор… — Как они все похожи на вас, — тихо заметил Гарри, обратив внимание на серию портретов, которые граф Снейп не прокомментировал. Запечатлённые на них мужчины отличались друг от друга незначительными деталями вроде причёски и одежды, но в остальном сходство их между собой и с графом было поразительным: одна и та же тонкая линия губ, тот же острый подбородок, те же внимательные чёрные глаза. — Просто удивительно. — Вы полагаете? — осведомился покосившийся на него граф Снейп тоном, в котором отчётливо угадывалось веселье. Гарри так и не понял, что смешного он сказал, а Снейп не стал объяснять — лишь поманил его дальше, и лестница, казавшаяся нескончаемой, кончилась как-то вдруг, разом, в мгновение ока. Они очутились в узком коридоре, до того тёмном, что Гарри немедленно стало жутко, и он встревоженно огляделся, опасаясь сам не зная чего, быть может, нападения. — Не бойтесь, мой дорогой, — промурлыкал граф, будто бы прочитавший его мысли, — здесь не водится никаких чудовищ. Но, если вас пугает темнота… Он подал Гарри руку — красивую узкую ладонь с длинными пальцами, — и Гарри заметил на одном из них массивный перстень, должно быть, фамильный. Он помедлил, но после всё же решился, вложил свою руку в чужую. И вздрогнул: — Какие у вас холодные пальцы! — Вам кажется, мистер Поттер, — невозмутимо прошелестел граф. — Вы слишком замёрзли в лесу. Но ничего, близость огня и бокал вина быстро вас согреют. И он увлёк Гарри за собой по коридору — мягко, но настойчиво, неумолимо. И Гарри, близоруко щурясь и то и дело спотыкаясь на ровном месте, последовал за ним, а щёки у него отчего-то горели ничуть не хуже обещанного ему огня — и он не смог объяснить причину этого даже самому себе. — Вот мы и пришли, — произнёс граф спустя долгие мгновения продвижения во мраке. — Прошу. После вас. И сделал приглашающий жест, предлагая Гарри первым войти в комнату. Открывшееся его взору помещение, впрочем, комнатой назвать было затруднительно: этого слова оказалось бы недостаточно для описания просторного мрачного зала, в котором Гарри очутился. Царивший здесь полумрак едва разбавлялся несколькими свечами, гнездившимися в массивных чёрных подсвечниках; окна были зашторены, и сквозь плотные портьеры, бархатные на вид, не проникало даже намёка на лунный свет. Гарри успел ещё заметить несколько величественных книжных шкафов и картин, развешанных по стенам, камин, который был столь огромен, что в одиночку занимал добрую четверть пространства, кресла со строгими высокими спинками… — Присаживайтесь к огню, — повелел ему граф, коснувшийся его плеча, и Гарри вздрогнул и поёжился: всё-таки руки у Снейпа в самом деле были ледяные, обжигали даже сквозь слой одежды. — И снимите это своё ужасное пальто, во имя всего святого. — Ничего оно не ужасное, — обиделся Гарри, но повиновался. С пальто он провозился добрых пять минут — тяжёлая ткань, намокшая от налипшего на неё в лесу и растаявшего теперь, в замке, снега, плохо поддавалась озябшим пальцам. Зато сразу же стало легче, а огонь, разожжённый в камине, очевидно, теми расторопными слугами, которых Гарри до сих пор так и не увидел, весело затрещал и облизнул его ладони теплом, стоило ему присесть у пламени и вытянуть руки. Он успел подумать о том, что отыскать этот замок было большой удачей, прямо-таки невероятным подарком судьбы, что, не встреться Гарри на пути жилище графа, и он рисковал бы замёрзнуть насмерть, заплутав в лесной чаще… — Какое предпочитаете? — негромко спросил у него отошедший куда-то граф, и Гарри вздрогнул и очнулся: — А?.. Раздался тихий смешок. — Вино, мой юный друг, — пояснил граф, и, словно в подтверждение его слов, раздалось тихое перезвякивание стекла. — Впрочем, позвольте мне выбрать за вас. Я знаю, что быстро приведёт вас в чувство. — Я… — начал было Гарри, собиравшийся отказаться, но замялся и осёкся: это наверняка было бы невежливо с его стороны. В конце концов, Снейп был столь гостеприимен и чуток к своему незваному гостю… Он повернул голову, разыскивая того взглядом, и испуганно дёрнулся: граф Снейп вынырнул из темноты, будто бы соткался из ниоткуда, и в руках у него оказалось два изящных бокала. Плещущаяся в них жидкость показалась Гарри в царящем здесь полумраке чёрной, точно сама ночь; такой же чёрной, как внимательные холодные глаза, под взглядом которых Гарри немедленно почувствовал себя кроликом перед удавом. — Прошу, — бархатным тоном произнёс граф Снейп, подавая ему один из бокалов и опускаясь в соседнее кресло, напротив Гарри. — Красное сухое. Тридцатилетняя выдержка. Терпкое и густое, такое вино способно взбудоражить кровь любому. Гарри вовсе не был уверен в том, что хотел, чтобы что-либо будоражило ему кровь — здесь, в этом странном замке, рядом с графом, взирающим на него теперь с лёгкой усмешкой. Но… — Спасибо, — пробормотал он и пригубил вино под пристальным взглядом черноглазого Дьявола. Оно в самом деле оказалось терпким, терпким — и тягучим; у Гарри, который, в общем-то, не пил, немедленно зашумело в голове, а очертания неподвижной фигуры напротив дрогнули и расплылись. — Очень хорошо, — промурлыкал граф Снейп, казавшийся чем-то необъяснимо довольным. — А теперь, мой милый, расскажите мне немного о себе. Я был бы рад узнать чуть больше о своём юном госте. Гарри беспомощно пожал плечами, не зная, с чего начать и чем следовало ограничиться — разве не было бы преступной наивностью посвящать незнакомца, пусть и проявившего к нему доброту и сочувствие, в самые тонкие подробности своей биографии? — открыл рот… И вдруг вывалил всё как на духу: про то, что ему было восемнадцать, и он был странствующим учёным; про то, что он с малых лет рос под присмотром магистра Дамблдора, великого мудреца, обучившего его стольким вещам и когда-то пророчившего ему должность своего помощника; про то, что Дамблдор несвоевременно и столь трагически погиб в одной из своих научных экспедиций, завещав Гарри пойти по его стопам и продолжить это славное дело: всюду искать истину и логику… — Вот как, — задумчиво промолвил граф Снейп, когда Гарри выдохся и замолчал. — Так значит, вы сирота и совсем не знали своих родителей? — Только по рассказам магистра Дамблдора, — пробормотал Гарри, сделав ещё глоток вина, чтобы промочить пересохшее горло. — Моя мама когда-то была его студенткой. Он всегда тепло отзывался о ней. — Как это грустно, — произнёс Снейп, не сводивший с него глаз, и на самом дне его зрачков вдруг отразились беснующиеся в камине всполохи огня, — не помнить тех, кто подарил вам жизнь. Это всё равно что не знать себя самого. — Конечно, я хотел бы, чтобы у меня была нормальная семья, — ответил Гарри, необъяснимо уязвлённый его словами, — но мне достаточно и того, что у меня остались истории о родителях и данное мне ими имя. Думаю, остальное вовсе не так уж важно. — Боюсь, вы ошибаетесь, мой дорогой, — мягко возразил ему граф. — Вопросы происхождения — одни из важнейших вопросов в мире. Впрочем, допускаю, что в силу своей юности вы пока не придаёте им должного значения. Было в его голосе что-то насмешливое, почти снисходительное, и Гарри, задетый этим чем-то, буркнул: — Юности? Вы ненамного старше меня, а говорите как… Осёкся. И — застыл испуганным кроликом, осознав собственную дерзость. Мыслимо ли было разговаривать в таком тоне с аристократом? Не рассердится ли теперь на него граф? Снейп не разозлился. Напротив — он сделал то, чего Гарри меньше всего ожидал от него в это мгновение: расхохотался. — Ненамного старше вас! — воскликнул он, отсмеявшись, и в чёрных глазах его вновь вспыхнуло уже знакомое Гарри волнующее пламя. — Ах, мистер Поттер, вы столь милы и столь непосредственны. — Что такого я сказал? — опешил Гарри, но граф лишь покачал головой — с его тонких губ не сходила теперь полуулыбка. — Как вы себя чувствуете? — спросил он таким тоном, будто находил весь их диалог чрезвычайно забавным. — Больше не холодно, не правда ли? — Нет, — чуточку удивлённо пробормотал Гарри, прислушавшийся к себе, — вовсе нет. Даже жарко… Ему в самом деле было теперь жарко: настолько, что, движимый стремлением глотнуть свежего воздуха, он дёрнул тугой ворот своей рубахи… И замер: чужой взгляд обжёг его ключицы, заставил покрыться мурашками, не имеющими ничего общего с ознобом. Снейп подался вперёд. Гарри почему-то почудилось, что он собирается дотронуться до его колена, и на долю мгновения — лишь на одну сотую его долю — ему захотелось, чтобы граф сделал это. Но тот лишь очень тихо произнёс, теперь пристально разглядывая его пылающее лицо: — Вам когда-нибудь говорили, что у вас удивительные глаза? Гарри поражённо выдохнул через рот. Очевидно, истолковав это как «нет», граф Снейп бархатно проурчал: — Точно два изумруда. Лишь однажды в своей жизни я видел прежде столь восхитительно глубокий оттенок зелёного. — И?.. — хрипло спросил Гарри, едва не выронив ополовиненный бокал. — И, будь судьба чуть более благосклонна ко мне, их обладательница стала бы моей женой, — просто ответил граф. — Но болезнь унесла её раньше, чем мы успели бы обвенчаться. — Мне так жаль, — пробормотал Гарри, сердце которого странно и больно дрогнуло где-то в рёбрах. — Честное слово. Мне не стоило спрашивать… — Всё в порядке, — покачал головой Снейп. — Это было много лет назад. Так давно, что уже и не терзает меня. Ваши глаза лишь напомнили мне её — такие же яркие. Полные жизни и страсти. Гарри смутился и нервно дёрнулся, опять едва не опрокинув бокал. Этот разговор был… странным с самого начала, от и до! Разве на такие темы полагалось вести беседы с едва знакомыми людьми? Что ещё за история про его глаза? И почему вместо негодования или дискомфорта он чувствовал лишь что-то неясное и дрожащее, на грани стеснения и смутной жажды чего-то? — Вижу, я совсем утомил вас своей болтовнёй, — с улыбкой проговорил вдруг граф, поднявшийся на ноги. — Вам стоит поспать: нет лучшего лекарства от любого недуга, чем крепкий здоровый сон. — Вы совсем меня не утомили! — торопливо воскликнул Гарри, решивший, что чем-то обидел его. И, отставив бокал, вскочил с кресла так порывисто, что запнулся, споткнулся и… И история повторилась. Сильная рука спасла его от падения, а под щекой и подбородком вдруг оказалось чужое плечо — и оно было худым, но крепким, а Гарри прошибло недопустимой, жуткой и вовсе ему не свойственной мыслью: вот бы продлить эту случайную секундную близость… — Простите, — пробормотал он вместо этого, торопливо высвобождаясь из больше напоминавшей объятия хватки графа. — Я ужасно неловок. — Я нахожу это совершенно очаровательным, — невозмутимо откликнулся граф Снейп, в глазах которого плясали поистине дьявольские огни. Гарри стушевался и лишь нервно кивнул, после секундного промедления взяв в руки один из канделябров: возвращаться в кромешную тьму ему не хотелось. — Должен предупредить вас кое о чём, — произнёс Снейп, когда они уже покинули помещение и вновь оказались в узком неосвещённом коридоре, возле двери, за которой, очевидно, скрывалась отведённая Гарри на эту ночь спальня. — Обитатели этого замка ведут преимущественно ночной образ жизни. Это… своего рода дань традициям и привычному укладу. Посему, проснувшись поутру, не пугайтесь моему отсутствию; я прикажу позаботиться о вашем завтраке. Но, если вы захотите вновь увидеть меня… — по губам его скользнула тонкая усмешка, — боюсь, вам придётся подождать до вечера, мистер Поттер. — Я… хотел уйти на рассвете и не злоупотреблять вашим гостеприимством, — пробормотал Гарри, совершенно растерявшись от подобных новостей. — Всё же было бы нехорошо… — Не говорите глупостей, мой дорогой, — строго перебил его Снейп, поджав губы и сделавшись в неверном колеблющемся пламени свечи совершенно жутким. — Вы вольны остаться здесь сколько пожелаете. Я не гоню вас; напротив, я был бы рад вашей компании. И потом, здешние снежные бури порой затягиваются на многие дни, а в воздухе уже пахнет грядущей непогодой. — Не знаю даже, — неуверенно проговорил Гарри, кусая губы. — Я хотел добраться до города… — Сколько пожелаете, мистер Поттер, — повторил граф, будто бы и не услышавший его слов. — А теперь — доброй ночи. И да будет сон ваш крепок и сладок. Какая-то эмоция мелькнула в его глазах на этих словах: что-то вроде мрачного веселья или предвкушения, Гарри не успел понять. Он, честно говоря, и ответить-то не успел — стоило ему моргнуть, и он обнаружил себя стоящим в коридоре в полном одиночестве, с зажатым в руке подсвечником и совершеннейшим раздраем на душе. — Как это всё странно, — поделился он с самим собой, уже очутившись в кровати: изумительно мягкой, согретой для него, по всей видимости, всё теми же невидимыми и неслышимыми слугами. — И этот лес, и замок, и граф Снейп… Впрочем, стоило быть честным с самим собой: в странности графа крылось что-то волнующее и привлекательное, что-то, что вертелось у Гарри на кончике языка, но никак не желало оформляться в полноценную мысль. Ему казалось, что он вот-вот поймает эту мысль за хвост, разберёт на составляющие, доберётся до самой её сути… Но, едва голова его коснулась подушки, Гарри провалился в сон.