***
По словам Царицы для этой миссии отлично подойдет ее одиннадцатый. Он —ребенок хаоса. И никто иной кроме Хаоса не сможет выполнить это задание с таким кровожадным изяществом как он. Поэтому Чжун ли ожидал всего что угодно от младшего из предвестников. Но не того что получил. Тарталья был ...странным. От него не веяло жаждой убийств и крови. Хотя запах бездны и вился слабым дымком вокруг, он не окрашивал окружающую атмосферу в алый. Он был слишком далеким, но в то же время таким основосоставляющим. Сам тот факт, что человек переживший бездну смог сохранить ясность ума—было невообразимо.Тарталья не выглядел грозным воином, напротив напоминал солнце, показывающееся из-за туч. С его то рыжими яркими волосами, веснушками на коже, подобно звездам, глазами глубокими синими и такими...странными. В этих глазах он видел, что-то большее, то чего он никогда не наблюдал у простых людей. Нет, в этих глазах была пустая глубина таившая что-то страшное и вместе с тем интригующее. Тарталья смеялся звонко, не стыдясь ничего и никого. Смех его был колокольчиком и вместе с тем напоминал детскую песню. Тарталья —был непонятным человеком. А поэтому к нему стоило присмотреться более тщательно, чтобы найти трещины в идеально сложенной маске. Сперва Чжун Ли не планировал сближаться с юношей. Нет, он лишь хотел посмотреть на него со стороны, проследить чтобы его гавани не причинило вреда еще больше чем это было нужно. Но все сложилось иначе. Изначальный план рухнул осколками зеркала на каменный пол. —Можешь звать меня Чайльд. Чжун Ли прокручивает новое имя в голове. Оно осторожно ложится на сознание и оседает на языке мягким вздохом. Чайльд—это что-то иное, понимает он, вглядываясь в глаза напротив. Но Чайльд—это все еще не настоящее имя. Так же подмечает он. —Если тебе так хочется, Чайльд—мягко говорит он, слегка улыбаясь. Чайльд улыбается солнечно, так искренне, что в животе сводит от непонимания и еще какого-то чувства, природу которого Чжун Ли не в силах разобрать. Собственно чувства никогда не были его стихией. Они проводят много времени вместе, Чжун Ли даже не замечает этого. Он наслаждается компанией Чайльда, собирает по крупицам все моменты которые они провели вместе, что бы потом записать их на подкорке сознания, в память о чем-то таком солнечном и нежном. Потому что Чайльд смертен, а он даже после того как отдаст гнозис, все так же останется адептом. Чайльд рано или поздно умрет, будь то от старости или в сражение, как почетный воин. Человеческая жизнь хрупка, помнит он. Но от Тартальи не веет этой хрупкостью. От него веет скрытой силой и чем-то вечным. Поэтому, он бездумно, поддаваясь желаниям и инстинктам дракона, даже можно сказать практически не осознавая всего спектра чувств, предлагает предвестнику палочки для еды с драконом и фенексом. О как в тот момент дрожали его руки. Не вообразить на словах. Его взгляд был прикован к лицу Тартальи, стараясь цепко высмотреть любое подергивание бровей, любую реакцию. Чайльд сперва удивился. Но после в глазах его мелькнуло что-то такое веселое и понимающее, что Чжун Ли не знал что и думать. Но его дар приняли. А это самое важное. Но ощущение чего-то недосказанного все еще витало между ними. Это недосказанное давило на плечи. Потому что Чжун Ли все еще бог. А как всем известно боги не умирают. И не перестают быть богами в любом амплуа. А после он замечает как Тарталья, в поздний час общается с их местным Лекарем. Он видит как нежно берут его за руку, проводят кончиками пальцев по щеке и то как сам Тарталья выглядит совершенно печально и в тоже время так вдохновенно, что дух перехватывает. А у Чжун Ли все в груди сжимается. Рвется да натягивается. Клокочет, нечто совершенно чужое и яростное. Он кулаки сжимает и глаз не сводит. Но стоит ему успокоится, как понимает, как же много всего тайного хранит одиннадцатый предвестник Царицы. Чжун Ли не скроет, он бы тоже желал быть причиной и объектом такой нежности. Он физически не может держать себя в руках. Все перед глазами предстает та картина, и его дракон рычит и воет от безысходности. Чжун Ли все еще не совсем осознает суть своих чувств, но понимает, это что-то, что даже к Гуйчжун он не ощущал. Это что-то еще более сильное. Чжун Ли глаза закрывает да выдыхает порывисто, сдерживая внутренний огонь. О, как этот снежанский мальчишка смог разогнать застывшую веками кровь! На следующий день он ведет себя как обычно, не позволяет ненужным эмоциям выскользнуть наружу.***
— Моей сестре это бы понравилось,—говорит Чайльд показывая на маленькую экзувию Рекса Ляписа. —она до безумия любила все, что связано с богами. Чжун Ли смотрит на юношу. Взгляд у того задумчивый, отрешенный. Такой взгляд консультант наблюдал уже не раз. И от этого на душе вдруг становилось так не спокойно. Тревожно. —Не знал что у тебя есть сестра. — О, наша семья была большой! Помимо меня было еще четыре мальчика и одна девочка. —Была? Взгляд Чайльда вмиг тускнеет. И Чжун Ли начинает жалеть, что вообще с его языка сорвалось такое неказистое и уродливое слово, ранившее его дорого друга и возлюбленного. —О...да...когда-то давным давно у меня была семья,—Чайльд замолчал. Потупил взгляд на каменную дорожку. А после вдруг весело рассмеялся, подскочив на месте. Но радости в этом смехе не было,—это было давно. Так что давай не будем о грустном! Нужно жить настоящим иначе какой прок от старого горя? В тот вечер Чжун Ли так и не смог отделаться от вязкого ощущения чужой трагедии. И так же от веса чужих слов. Действительно какой прок от прошлой боли? Но сможет ли он сам отпустить прошлое? Чжун Ли смотрит на мирное лицо Чайльда без тени печали и думает о том, что да, Он бы хотел попытаться отпустить.***
Спустя почти два года пребывания в Ли Юэ Чайльд так и не научился пользоваться палочками для еды. Его рука была слишком напряжена, словно он брал не кухонный прибор, а оружие. И Чжун Ли не сомневался, что Чайльд смог бы сразить сотню противников с помощью двух безобидных на вид палочек. —Это безполезно,—стонет юноша, когда в тарелку уже в сотый раз плюхается кусок рыбы. —Это оружие пыток, а не столовый прибор! Чжун Ли нежно усмехается. —Тогда позвольте вам помочь? Глаза Чайльда загораются любопытством и весельем. —Тогда помогите, господин Чжун Ли. Чжун Ли цепляет рыбу собственными палочками и подносит к чужим губам. — А еще говорили, что в Ли Юэ не принято публично проявлять привязанность!— пищит Паймон. Ах, Чжун Ли совершенно забыл, что сегодня они не одни. Он смотрит в сторону и замечает как Люмин нежно улыбается. В ее глазах скрыта такая же тайна как в глазах Чайльда. Иногда смотря на них со стороны Чжун Ли кажется будто бы эти двое понимают друг друга без слов. И это с ума его сводит. Нет, он не ревнует....точно не Чжун Ли...а вот Моракс возможно. Чжун Ли напоминает себе в сотый раз, что он больше не Моракс. Моракс давно мертв. Но так ли это?***
Алатус был пленен богом столетия. Это выражалось в миазмах расползшихся опухолью по всему пространству, порчей, что вилась вокруг тощего тела и взгляда полного безумия и нестерпимой боли. Это было несомненно отвратительным зрелищем, в своей жестокости. И это было поистине удивительным, потому что во взгляде этого маленького существа читалось еще что-то, кроме ненависти и всепоглотимой злости. Моракс так и замер на месте от осознания всей глубины этих глаз. Существо перед ним все еще пыталось выбраться. Существо перед ним все еще пыталось удержать узды правления над собственным уже давно мертвым телом. Моракс любил стойкие вещи и стойких людей. Поэтому он протягивает руку помощи стойкому сердцу. Поэтому он рушит оковы чужого божества. — С этого момента тебя будут звать Сяо,—говорит он. Наблюдая как золото на миг вспыхивает в глазах, принимая новое имя. Конечно, намного позже, смотря в эти самые глаза он будет видеть, что часть старого никуда не ушла. Часть старого осталась запертая и хранимая в гробнице воспоминаний. Временами Сяо казался более задумчивым, отстраненным. Не то чтобы его лицо выражало хоть что-то, и не то чтобы сам Моракс мог заметить это самостоятельно, если бы не наблюдательность и чуткость Гуйчжун. В такие моменты он часто смотрел на море, стоял совсем рядом, чтоб лодыжки омывала вода. —Сяо скорбит,— как-то говорит Гуй Чжун —бедная пташка. Моракс лишь плечами пожимает. Ему неизвестно значение слова скорбь. Даже после терпеливых объяснений Гуй Чжун. Сяо смотрел на море, словно на что-то ценное. Сокровенное и дорогое. А моракс все еще был камнем, непоколебимым и холодным. Чужого трепета он не разделял. Пока однажды не понял, что же на самом деле представляет из себя скорбь. Пока однажды он не вспомнил кое что очень важное. То что было стерто из памяти и тут же забыто вновь. Сковано невидимыми путами рукой самой селестии.***
Порой Чжун Ли казалось, что он упускал что-то ужасно важное, что-то о чем знают все, кроме него самого. Когда-то его называли самым мудрым из семи, но правда в том, что возраст далеко не показатель мудрости. Чжун Ли смотрит на фигуру, что словно бы купается в закатном солнце. Словно эта фигура и есть само солнце. Чайльд потягивается, подставляет лицо прохладному ветру и вновь улыбается. Его ноги босы, их омывает море. И картина эта настолько мирная и гармонична, что он не решается прервать уединение другого человека. Но кажется Чайльд его заметил. Как и всегда. —О, сяншэн! Ты тоже решил прогуляться? Погода сегодня вечером великолепная, не правда ли?? Чжун Ли вздрагивает, а после делает широкий шаг вперед. Теперь они стоят рядом с друг другом. —Ты прав Чайльд. Чайльд улыбается. А после взгляд переводит на море. Оно блестит и сияет от лучей солнца, это красиво несомненно. Но Чжун Ли глаз не может оторвать от бледного веснушчатого лица. Смотря на море Тарталья кажется еще более тоскливым. —Вся моя жизнь была связана и посвещена морю,—вдруг начинает юноша. Чжун Ли слушает внимательно, все, что касается Чайльда требует особого внимания. Но Чайльд не продолжает. Все так же смотрит на море. Чжун Ли не настаивает. Лишь руку протягивает и пальцы переплетает с чужой тонкой и холодной рукой. Они стоят так, казалось бы целую вечность. Вокруг никого лишь море свидетель этой нежности.***
Синьора самодовольно хмыкает, принимая гнозис. Чжун Ли спокоен, но краем глаза он замечает как в банк заходит еще одна фигура. Вот оно...момент истины настал. Ложь обличается, в уродливое нечто. Чжун Ли отводит взгляд, старается больше не смотреть. Внутри у него все сжимается. —А обо мне никто не хочет подумать? Чжун Ли дергается. Первые секунды в его голове проплывает лишь одно: " Я всегда о тебе думаю" наивное, нечто совсем нехарактерное шеститысячелетнему богу контрактов и старейшему из всех семи. Он не смотрит на Чайльда, не может заставить себя хоть на миг глянуть на родное лицо Вместо этого Чжун Ли упрямо смотрит вперед. Мимо Синьоры, и мимо казалось бы всего остального. Чжун Ли не слышит слов восьмой. Он лишь прислушивается внимательнее и удивленно замечает, что не слышит звука дыхания Тартальи. Не слышит ничего от него. Тарталья уходит так же как дышит—совершенно неслышно, так, как ходят призраки, так словно его здесь никогда и не было. Тарталья уходит из банка, но не из его неожиданно ожившего сердца. Чжун Ли обещает себе прояснить всю ситуацию с предвестником. Объясниться и быть может покаяться. Впервые в жизни, должно быть он ощущает себя таким уязвимым. Это ли означает быть человеком? Спустя пару дней он уныло понимает, что ни разу не видел Чайльда. Нет, замечал, рыжую макушку мелькающую то тут, то там, но это не то. Совершенно. Это не их размеренные прогулки или посиделки за чашечкой чая. Это ни их разговоры, неторопливые и всегда непрерывные. Это не их нежные касания друг к другу. Это всего лишь скоротечный миг. Жизнь Тартальи, наполненная борьбой, тоже скоротечный миг. Проходит еще пару дней, прежде чем он видит Чайльда. Это вновь берег моря, юноша вновь стоит на побережье без верхней куртки, лишь в синей рубашке с закатанными рукавами , его ноги омывает вода. Его голова поднята наверх, прямо под лучи яркого солнца. —Чайльд,— выдыхает он. Чайльд оборачивается. —Мы давно не виделись, сяньшэнь. Не так ли?—усмехается Аякс, делая шаг навстречу. Чжун Ли задерживает взгляд на рубашке. Синий очень шел Чайльду. И так же этот цвет кое-что напоминал ему. Но вот что, он не знал. Это что-то было таким далеким и важным. Чжун ли отгоняет все мысли прочь, об этом можно подумать после, сейчас важнее объясниться. Он начинает говорить, с небольшой запинкой. А когда поднимает глаза не видит ничего в чужом лице. Ни удивления, ни горести и злости. Лишь понимание, словно Чайльд все знал давным давно. Словно и его он узнал так же с первой встречи. Сейчас это взгляд отличался от взгляда, что он ловил чаще всего. В нем не было прежней искры веселья. Лишь понимание и нежность. Чжун Ли самого топит от нежности. Он больше не может стоять на месте. Делать шаг вперед оказалось удивительно легко. Целовать чужие потрескавшиеся губы оказалось очень волнительно. Ночь такая же нежная. Впервые он засыпает с бьющимся сердцем в груди вместо камня. Через несколько дней он находит букет цветов на своем столе и небольшую записку: "Прощай."***
В северном банке сотрудники качают головами. Лишь Катерина холодно говорит, что Лорд Тарталья больше здесь не работает. В квартире его нет, в гавани тоже. Чжун Ли обошел все места в которых мог увидеть Чайльда. Но нигде его не было. Мог ли он что то сделать не так, чтобы обидеть юношу? Но что же? Остается лишь последняя надежда. Путешественница. Он находит ее недалеко от берега, собирающую ракушки. Девушка замечает его практически сразу. Добродушно улыбается и кивает в знак приветствия. —О, давно не виделись с вами мистер Чжун ли!— щебечет Паймон махая своей крохотной ручкой. Чжун Ли улыбается. Выходит это слишком натянуто. Люмин хмурится. —Что то случилось? Ах, она как всегда очень наблюдательно. Ему даже неловко от этого. —Я бы хотел узнать, не видели ли вы Чайльда? Путешественница хмурится сильнее: —Он тебе не сказал? —Сказал что? Люмин и Паймон переглядываются. Их лица искажает недоумение и нерешительность, словно они не знают стоит ли говорить ему. У Чжун Ли руки чешутся от волнения. —Он направился в Фонтейн, это единственное, что я могу сказать. Через несколько дней он стоит на берегу Фонтейна и смотрит на бушующее море. В воздухе витает знакомая бездонная энергия и Чжун Ли следует по ее следам. Его каменное сердце сжимается от страха, так по человечески. Но с Чайлдом всегда было так. С Чайлдом он ощущал себя как никогда живым. Энергия приводит его все к тому же морю. Через миг все успокаивается. Все только не Чжун Ли. У него есть подозрения, которые он не желает, чтобы подтверждались. Но теперь оглядываясь назад, складывая все маленькие признаки и намеки он кажется все понимает. Это понимание ранит еще сильнее, нежели то, что он обнаружил Чайльда пропавшим безвести. Чжун Ли смотрит на темно синее море. Море поет ему о недавнем горе.