Поющий меч Покрова

Я прикидывала, не наврать ли про то, что меня похищали инопланетяне: за это в теории даже нельзя загреметь в психбольницу, раз сейчас я всё относительно здраво осознаю. Но, опасаясь, что запутаюсь в собственной лжи и меня уличат в этом, я решила выбрать самую простую легенду. — Похитили, — монотонно повторила я участковому. Я искренне поразилась, узнав, что родители даже не стали объявлять меня официально в розыск, чтобы не потерять в метраже квартиры, которую мы ждали; они свято верили, что я просто безумствую по юности и скоро вернусь. Каждый день они колебались, но зная, что ДЖО обеими руками вцепится в возможность уменьшить метраж, скрепя сердце молчали и надеялись. Я испытала странную гордость, убедившись, что они не сомневались, что я возвращусь. Впрочем, сама я на их месте однозначно бы забила тревогу, и плевать мне было бы на все метражи… — Держали в тёмном месте, в лицо никого не видела, — объясняла я. — Кормили какой-то дрянью, типа эммера. Не насиловали, не били и вообще ничего не спрашивали, я даже не знаю, что им от меня было нужно. Вот вчера посадили в машину с мешком на голове, привезли куда-то на проспект Вернадского, я встала и пошла домой. Ехали долго, сколько — не знаю. Не знаю, какой мотив. Не знаю, зачем. Не помню. Истинная правда, могу поклясться на Библии. Я им говорила, что примечание к статье сто двадцать шестой УК РФ освобождает от уголовной ответственности, если добровольно освободить похищенного; наверное, поэтому и отпустили. В полиции, похоже, не сильно-то поверили моим объяснениям (я бы тоже не поверила, что могут быть такие идиоты-похитители), но поймать меня на явной лжи не смогли, хотя и предупредили об ответственности, и порекомендовали мне побеседовать с психологом. Им явно не очень-то хотелось брать от меня заявление, и они даже попробовали сослаться на упомянутое мною примечание к статье УК о похищении; но я объявила, что могу неверно трактовать закон в силу непрофильного образования, пригрозила жалобой руководству и всё же добилась своего. Мне просто нужен был талон-уведомление, чтобы попытаться восстановиться в институте на его основании. Судя по лицам сотрудников полиции, они в конце концов заподозрили, что если меня и впрямь похищали, то вполне могли возвратить назад, просто чтобы избавиться от моего занудства. Асфальт и вообще все поверхности по-прежнему казались мне висящими каким-то чудом над бездонной пропастью. Но велика сила привычки: хоть я и обливалась холодным по́том, когда, например, вставала со стула, но относилась к этой бездне уже философски, как к смерти, которая придёт когда-нибудь позже: нет смысла уделять ей хоть сколько-нибудь внимания сейчас. И даже ухитрилась вульгарно пошутить про себя, что если всё так, как представляется моему мозгу, то именно в эту бездну сливаются нечистоты из унитаза: тогда понятно, почему я так боюсь туда попасть. Шагая от метро к университету, я ясно поняла, на каком моменте обрываются мои воспоминания о Земле, предшествующие пробуждению на Покрове в облике меча. Видимо, мне подставил подножку тополь, росший в компании двух роскошных клёнов и кустов сирени рядом с клумбами, присыпанными опилками. А прямо напротив этого тополя на втором этаже дома располагалось наиболее колоритное окно на всём проспекте Вернадского: на фоне алого знамени виднелся белый бюстик Ленина, по обе стороны от которого стояли портреты Сталина и Путина. Ленин, Сталин и Путин на одном подоконнике под алым знаменем! Да, это было на редкость сюрреалистическое место, и, если вдуматься, именно здесь и мог находиться портал в миры вроде Покрова. Я посмотрела на тополь, как на некую берёзу в Смоленской области, которую, по слухам, сотрудники НКВД посадили по приказу Сталина для самолёта Леха Качиньского (уж конечно тёмный духовидец Сталин мог видеть будущее), и пошла дальше. В университете я ухитрилась восстановиться, уйдя задним числом в академический отпуск и обязавшись в экстренном порядке закрыть прошедшую сессию. Все сроки, конечно, прошли, так что это было не совсем законно, но родной деканат не подвёл мою истовую веру в его всесильность. А жест, которым Ярослав Львович, послушав меня, дал отмашку на отсрочку, так сильно напомнил мне пренебрежительный взмах руки Щуки по поводу бюрократии, что у меня чуть не случилась истерика. Впрочем, пока меня наотрез отказались допускать к занятиям в текущем семестре и госаттестации даже с талоном-уведомлением, повелев сперва разобраться с долгами за прошедший, и я не стала спорить: и так уж мне пошли навстречу. Спасибо нашему декану за его человечность и мне за отличную успеваемость в предыдущие годы! Мне распечатали и выдали отдельную ведомость, и я принялась изучать, что именно потребуется сдать. Часть зачётов я была готова попробовать закрыть сразу, даже без подготовки; упрощало мою задачу то, что в особой группе в «ВКонтакте» и в общем чате висели развёрнутые ответы на билеты с закончившейся сессии, и я решила наскоро просмотреть их для лучшего понимания. Похоже, мой мозг решил отыграться после вынужденного информационного голода на Покрове: у меня было чувство, что он запоминает всё, по чему я пробегаю глазами. Вообще-то зрительная память на тексты у меня всегда была хорошая… но не настолько, чтобы всё впечатывалось так глубоко с одного прочтения… может, мозгу просто легче запоминать благодаря адреналину в крови — из-за страха бездны под полом? По части предметов в любом случае надо было вдумчиво изучать учебники и готовить проекты или аналитические справки, однако это меня только радовало: будет, чем занять голову. Потому что стоило мне хоть на секунду отвлечься от билетов, как я словно бы снова видела, как уходит прочь Щука с его феноменальной памятью, держа меч в опущенной руке, а я не останавливаю его и даже не додумываюсь пискнуть Страшиле, чтобы он задержал его на минуту и спросил человеческим языком, что именно ему нужно, зачем он спрашивает про поющий меч, чего он ждёт-то от него, какого чуда… Составив себе примерный план действий, я принялась обходить преподавателей по списку и узнавать, как именно они собираются идти мне навстречу и когда им было бы удобно назначить мне запоздалое рандеву для сдачи. Вернуться я решила не через Вернадку, а через Юго-Западную, чтобы, чего доброго, снова не упасть на тропинке и не ухнуть в какую-нибудь чертовщину. Я шла и ловила себя на том, как странно и непривычно выглядят силуэты домов на горизонте в свете клонящегося к горизонту солнца. Я видела их словно бы в первый раз, и почему-то казалось, что дорога находится на дне большого блюдца, как на Саракше в «Обитаемом острове», а дома эти высятся по краям его, как будто вырезанные из картона. Справа за изгородью чёрной дырой вбирал в себя свет угрюмый свежепостроенный храм апостолов Петра и Павла, и при виде этого убогого новодела в памяти всплывали строчки: «Вот стоит храм — высок, да тьма под куполом». Рядом по проспекту тёк поток автомобилей, похожий на замусоренную воду из сточной канавы. Я сама удивилась своей ассоциации, поскольку раньше всегда любила смотреть на автостраду, заполненную автомобилями, особенно в зимнее время ночью, когда фары, дорожные фонари и огни светофоров сливаются в сияющую новогоднюю гирлянду. Возможно, будь вокруг сверкающий снег, моя реакция была бы иной… А может, и нет. Учиться я любила до безумия, и нельзя было придумать для меня лучшего лекарства, чем торопливо закрывать сессию задним числом, заодно восполняя тот информационный пробел, который возник за время моего отсутствия. Я шагала, криво улыбаясь ждущей бездне под подошвами сапог и зная, что рано или поздно она исчезнет.