***
Учитывая то, как прошла вторая половина дня, не стоило удивляться, что, по возвращении в его комнату, она оказалась пустой.***
На следующее утро его завтрак прервал Цзунхуэй, но не с очередными отчетами, а с гораздо более срочной новостью о том, что глава ордена Цзян желал встретиться с ним при первой же возможности. Наедине. Чёрт, до него точно дошли слухи. Надеяться на то, что Вэй Усянь действительно доверился ему, было слишком сложно. А Минцзюэ… Минцзюэ дал слово. Это будет невероятно неловко. Случайный секс между двумя взрослыми мужчинами — не повод для расстройства, но Цзян Ваньинь был достаточно молод, чтобы поднять шум из-за того, что Минцзюэ затеял с его первым учеником. Тем не менее всё это не должно было быть таким опасным, если не считать того, что Вэй Усянь скрывал от своего главы гораздо больший секрет, который ему было совершенно необходимо знать, и который Минцзюэ не мог ему рассказать, потому что Не Минцзюэ был идиотом, который давал обещания во время секса, черт побери. — Найди моего брата и спроси его, где Вэй Усянь, — сказал он Цзунхуэю, тот кивнул, пригласил внутрь Цзян Ваньиня и вышел. Как оказалось, Цзян Ваньинь явился, чтобы сообщить эту самую новость. Вернее, он был там, чтобы сказать ему, где Вэй Усяня не было. — Это важная миссия для ордена Цзян. Он вернётся в течение двух недель, — мрачно сказал Цзян Ваньинь. Минцзюэ недоверчиво посмотрел на него. В его голове мелькали планы сражений. Сообщения о движущихся армиях и численности, и он даже не успел опомниться, как его рука оказалась на Бася. Лишь с огромным усилием он направил её рукоять в небо и снова погрузил её в сделанную на заказ подставку. — Вы не настолько глупы, — прорычал он недоверчиво, потому что Цзян Ваньинь не был идиотом, независимо от того, что он заявил: «Я отослал Вэй Усяня со срочным поручением». Цзян Ваньинь был на всех совещаниях, он знал, как будут размещены войска, он знал, насколько его собственные люди будут полагаться на силу Вэй Усяня, чтобы поддержать их. Он был способным командиром, но кто мог командовать Вэй Усянем? — Не-цзунчжу! — Цзян Ваньинь зарычал, лицо побледнело от… Гнева? Стыда? Да кого это вообще волновало? — Он сказал вам это в лицо или просто оставил записку? — спросил Минцзюэ, и Цзян Ваньинь покраснел. — Он сказал мне и ушёл с моего благословения! Правда? Может быть, Цзян Ваньинь был настолько глуп? Как он мог быть таким глупым?! — Вы побоялись сказать ему «нет»?! — А он побоялся сказать «нет» вам? Что? — На что, чёрт возьми, вы намекаете? — Думаю, я ясно задал вопрос, Не-цзунчжу. В воздухе запахло молнией. Цзыдянь сверкнул на запястье Цзян Ваньиня. — Существуют границы, до которых глава ордена может влезать в личную жизнь своих учеников, — огрызнулся Минцзюэ. — И это не то обвинение, которое нужно делать легкомысленно. — Ах, легкомысленно?! О каком легкомыслии речь, Не-цзунчжу, когда средь бела дня вы утащили к себе моего первого ученика, а через несколько часов он вернулся хромая и с синяками на запястьях?! Хромая… Ну, да. Синяки на запястьях, когда это он…? Когда Минцзюэ обезоружил его. Тогда он схватил Вэй Усяна за запястья, причём сделал это с достаточной силой, чтобы сдержать сильного заклинателя, так как не хотел получить нож в брюхо. Но Вэй Усянь больше не был сильным заклинателем! Он не мог этого объяснить главе Цзян, не выдав тайны. — Ты неправильно воспринимаешь нас обоих: и меня, и своего дашисюна, — сказал он вместо этого, взбешенный всей этой ситуацией. — Разве? Когда он вернулся, — Цзян Ваньинь запнулся, подбирая слово, — расстроенный, и настоял на задании, чтобы сбежать из лагеря подальше? Я займусь этим, Не-цзунчжу! Расстроенный. Чёрт, конечно, он был расстроенный. Он раскрыл свой самый большой секрет во время секса. Минцзюэ… Не заставил его это сделать, нет. Он поймал Вэй Усяня в такой захват, что заклинателю было бы трудно вырваться, но он отпустил его, когда Вэй Усянь потребовал этого. Вэй Усянь сказал «нет», и он отпустил его. Вэй Усянь мог отказаться в любой другой момент! Он отказался и Минцзюэ отпустил бы его. Он не сделал ничего, чтобы Вэй Усяню пришлось сопротивляться, ничего, чтобы Вэй Усянь хоть как-то показал, что хочет сопротивляться! …Да неужели? Если бы он действительно попытался освободиться от хватки Минцзюэ, почувствовал бы он это? Вчера он так легко протащил Вэй Усяня по коридорам, и ему показалось, что его первые попытки были ради драмы, показушными, настолько они были слабыми. Он дважды трахнул Вэй Усяня и совершенно не заметил, что тот опустошен, слабее, чем должен быть. И Минцзюэ знал, что он делал, когда наклонился и шептал Вэй Усяню на ухо. Он пытался раскрыть его, немного, достаточно, чтобы выпытать секрет. Он думал, что знал Вэй Усяня, но… Что для него значило «расстроиться»? — Если я неправильно понял его или его просьбы в то время, то это не было моим намерением, — сказал Минцзюэ, ярость медленно заглушалась холодным оцепенением. — В этом я поклянусь на своём мече. Цзян Ваньинь долго и медленно выдохнул через нос. В его взгляде было только осуждение и что-то, что Минцзюэ с запозданием распознал не как гнев, а как ненависть. — Его не будет в лагере, по крайней мере, ближайшие десять дней. Возможно, на две недели. Придётся заново планировать подход к Наньяну. Минцзюэ покачал головой. — Это глупость. Вы должны отозвать его. Он поднял руку, прежде чем Цзян Ваньинь успел вспыхнуть. — Если он не хочет находиться со мной в одной комнате, то я не буду протестовать, хотя я всё равно считаю, что вы неправильно поняли ситуацию. Он надеялся. Он очень надеялся. Тошнотворная слабость отвлекала его от гнева на Вэй Усяня и Цзян Ваньиня за их недальновидность. — Но он фактически контролирует четверть наших сил, и мы не можем его пощадить. Цзян Ваньинь покачал головой. — Он маскирует свою духовную энергию — бабочка его не найдёт. И он взял свой меч, в кои-то веки, так что никто не сможет передвигаться достаточно быстро, чтобы поймать его. Его меч. Который он не может использовать. Это был обман или у него была другая цель? Даже если он больше не мог им пользоваться, меч заклинателя оставался священным, но Вэй Усянь уже продемонстрировал готовность вырезать священную часть себя, желая служить другому. Что он задумал? — Если его поймают Вэнь, то вы можете догадаться, сколько жизней это будет означать! Цзян Ваньинь надулся от секундного возмущения. — Он может сам о себе позаботиться. Вы забываетесь, Не-цзунчжу, и забываете, на что способен Вэй Усянь! Мало кто может его одолеть. В его взгляде читалось подозрение, так как он прекрасно знал, что Минцзюэ — один из них. О, если бы он только знал. Демонический путь Вэй Усяня давал ему огромную силу, но почти всегда, когда он её использовал, он направлял её через музыку. Если бы хоть один из мелких Лань проклял его и заставил замолчать, он стал бы легкой добычей. У Вэнь не было такого приема, но если бы они его настигли, это не имело бы значения. Духовная энергия означала выносливость и обострение чувств; энергия обиды омрачала разум и сужала всё внимание до того, что находится перед тобой. Неудивительно, что Вэй Усянь стал параноиком. По сравнению с его прежним уровнем самосовершенствования, он должен был чувствовать себя так, словно постоянно ходил с ватой в ушах и пеленой перед глазами. Заклинателей было трудно убить с одного удара, но обычные солдаты были гораздо более хрупкими: они умирали от ран, нанесенных стрелами, от инфекции, от неточно нацеленного удара. Если бы Вэни решили просто пристрелить его на дороге, увидел бы он их приближение? Выживет ли он после первой атаки? Если предположить, что да, то он не сможет взлететь на своём мече. Он не смог бы убежать от любой силы, не смог бы стоять и сражаться. Если бы он победил их, но был ранен, то не смог бы быстро добраться до помощи. Да, Вэй Усянь был силён. Да, он умел проходить незамеченным и мог в одиночку уничтожить целую крепость, но он также был уязвим, возможно, не спал неделю, и, что еще хуже, он был один. Не зря заклинатели охотились группами, чёрт возьми, и это в равной степени относилось и к охоте на врага в военное время. — Вам всё равно следовало послать кого-нибудь с ним, — наконец прорычал Минцзюэ, зажатый между гневом, беспокойством и свинцовой неуверенностью в своём нутре. Цзян Ваньинь ответил осуждающе. — Он торопился уйти, а я не успел никого назначить ему в сопровождение. Ну, конечно. Идиот. Что он делал? Что упустил Минцзюэ?***
Весь их подход к Наньяну должен был быть пересмотрен. Но приоритетом Минцзюэ, в кои-то веки, не могла быть армия. Вернее, это была часть армии, которую представлял Вэй Усянь. Его побег неизвестно куда означал, что весь Альянс Выстрела в Солнце лишился резервных сил. Поэтому Минцзюэ был обязан в первую очередь попытаться восстановить эти силы, а если у него был ещё и личный долг — обеспечить безопасность Вэй Усяня, то только удача, что хоть раз его многочисленные противоречивые обязанности совпали. Вместо того чтобы позвать Цзунхуэя и отправиться в комнату с картами, чтобы просмотреть планы, он пошёл к Сичэню. — Мне нужно одолжить твоего брата. Сичэнь недоверчиво посмотрел на него. — Ванцзи не слишком доволен тобой в данный момент. В животе у него словно застыл камень. Насколько далеко распространились слухи? Слышал ли Хуайсан об этом, когда вчера жаловался Минцзюэ? Нет, Хуайсан должен был предупредить его. Конечно, Хуайсан не поверил бы в это… Выражение лица Сичэня стало похожим на встревоженное. — Минцзюэ-сюн? — Ты сказал, что Лань Ванцзи считает Вэй Усяня лучшим другом. Сичэнь улыбнулся, полуулыбкой. Грустной. Даже почти горькой. — Ах, да. Хотя Вэй-гунцзы, кажется, не очень этому рад. Он встал и пошёл к двери, быстро позвав слугу, которому дал мягкие указания. Затем он снова закрыл дверь, а Минцзюэ зашагал следом. — Что произошло между вами двумя? Вчера днём ты был не в духе. — Он удостоверил меня, что ему не грозит искажение ци, — мрачно ответил Минцзюэ. Он колебался. Его слово не связывало его здесь: Сичэнь не стал бы рассказывать Цзян Ваньиню, если бы Минцзюэ попросил его не делать этого. Не успел он открыть рот, как в дверь вежливо постучали. Лань Ваньцзи быстро вошёл. Он не посмотрел на Минцзюэ, когда вошёл. Он также не поклонился Минцзюэ, а только своему брату. Со стороны Второго Нефрита Лань это была явная неучтивость. — Ванцзи, — сказал Сичэнь. — Минцзюэ-сюн просит твоей помощи. Неважно. — Вэй Усянь сегодня утром ушёл с поручением, место назначения неизвестно. Ты должен найти его. Помоги ему, если нужно. Верни его, если это вообще возможно. Альянс не может позволить себе потерять его вот так, не на две долбаные недели. — Он забрал свой меч, — сказал Лань Ванцзи стене. — Я не догоню его. — Вэй-гунцзы ушёл? — спросил обеспокоенный Сичэнь, — Ванцзи. Что случилось? — Я видел, как он уходил, — сказал Лань Ванцзи с каменным лицом. В голове у Лань Ванцзи определённо было то же самое, что и у Цзян Ваньиня, чёрт бы их побрал. Лань Ванцзи, конечно, не стал ничего уточнять. Сичэнь бросил на него тревожный, почти разочарованный взгляд, затем снова обратился к Минцзюэ, умоляя: — Минцзюэ-сюн… — Есть секрет, который он мне рассказал, и который я поклялся не рассказывать Цзян Ваньиню, — грубо сказал Минцзюэ. — Я не нарушу своего слова, вы меня поняли? — Это не сулит ничего хорошего, — заметил Сичэнь, но: «Он не услышит об этом от меня». Лань Ванцзи кивнул, когда Сичэнь посмотрел на него. — У Вэй Усяня нет золотого ядра. Я не знаю, зачем он взял свой меч, но уж точно не для того, чтобы летать на нём. Если ты пойдёшь, то, возможно, догонишь его. Если Вэни настигнут его, мне ведь не придется рисовать тебе картину, правда? — спросил Минцзюэ, злость и сарказм просачивались в его слова, несмотря на все его старания их сдержать. Лань Ванцзи покачнулся на месте и впервые с момента прибытия посмотрел на него прямо. Выражение его лица исказилось, выдавая мельчайшие следы шока. Сичэнь выглядел одновременно ошеломленным и потрясенным. — Нет золотого ядра? Этого не может быть… — Он сказал, что потерял его. Обменял его на жизнь Цзян Ваньиня. — Когда? — спросил Лань Ваньцзи. — До того, как его схватили Вэни. После падения Пристани Лотоса, я полагаю. — Когда вы узнали, — уточнил Лань Ванцзи. Минцзюэ посмотрел на него. Его рука крепко сжимала ножны Бичэня, отчего костяшки пальцев побелели. Гнев? Какое право имел Лань Ванцзи злиться? — Вчера. Мы, — ну, они не ссорились, — он рассказал мне, заставил поклясться, что я не скажу Цзян Ваньиню, а потом убежал. — Я пойду, — сказал Лань Ванцзи, повернулся и вышел, не прощаясь. Минцзюэ хотел послать целую роту. Но широко распространяться о том, что у Вэй Усяна нет золотого ядра, было совершенно неприемлемо. — «Обменял его…» — пробормотал Сичэнь, затем покачал головой. — Это бессмысленно. Если бы Цзян-цзунчжу был захвачен в плен Вэнями, Вэнь Чао не сдержал бы своего слова отпустить Цзян-цзунчжу. — «Обменял…» — Минцзюэ не подумал об этом варианте. А стоило бы: это было гораздо практичнее. — Возможно, он имел в виду, что отвлёк? Увёл их… ах, не похоже, что Цзян Ваньинь расскажет мне об этом сейчас. — Почему, как ты думаешь? — То, как Вэй Усянь это сказал, звучало так, будто он заключил сделку с каким-то, хмф, Бессмертным, демоном или духом. Ты знаешь, до чего он способен дойти. — Я никогда не слышал о существе, которое могло бы забрать золотое ядро, — сказал Сичэнь встревоженно. Как бы то ни было. Минцзюэ тоже никогда о таком не слышал. Существа, которые могли отравить ядра через чрезмерное воздействие энергии обиды и вызвать искажение ци, были, но чтобы забрать его? Это был ужас иного рода. А уж взять добровольно отданное… Минцзюэ опустил взгляд на свои руки. Он чувствовал свою силу — ещё не запятнанную обидой, которая грызла его, ещё не испорченную окончательно, но скоро это произойдет. Возможно, к концу войны он начнёт сползать на этот путь. Убить столько людей… это было хуже для накопления энергии обиды, чем уничтожение даже самых мерзких призраков или яо. Если бы ему сказали вырвать свою собственную сущность, отдать единственное, что защищало его от переполнявшей его энергии, чтобы спасти жизнь Хуайсана? Он бы отдал. Разве нет? Но как тогда он будет защищать Хуайсана после этого? Сичэнь резко вскочил, подошёл к столу, взял оставленный там чайник и вернулся обратно. Он выглядел бледным. Конечно. Он не боролся с этой мыслью в течение последнего дня. Это всё ещё было для него шоком. — Неважно, как это произошло… конечно, он пошёл бы на такой обмен — я всегда считал, что Цзян-цзунчжу скорее его диди, чем шиди, но его золотое ядро… — Сичэнь поморщился. — Неудивительно, что он больше не носит свой меч. И вместо этого его только презирают. Но это значит, что он сам по себе, без золотого ядра — а это совсем нехорошо. — Он может позаботиться о себе. У него всё ещё есть его демонический путь. — Разве это лучше? У него даже нет золотого ядра, чтобы защитить себя от… О, Минцзюэ-сюн. Я принимаю то, что ты рассказал мне о том, насколько необходим твой стиль Не. Я знаю, ты думаешь, что я не принимаю, но я принимаю, даже если не понимаю его. Но ты должен знать, когда ты говоришь о том, какими становятся твои мысли, когда Бася бушует… это пугает, друг мой. А Вэй-гунцзы! Возможно, это всё, что ему осталось, но я больше чем когда-либо боюсь, что мой брат прав, это уничтожит его, — Сичэнь покачал головой. — Я приписывал его безрассудность войне и потере дома, но это… А теперь ещё и такой уход… Минцзюэ отвернулся. «Будет легче, если в голове станет тише?» — спрашивал он, а сам всё наседал и давил. Но у него была целая проклятая война, о которой нужно было беспокоиться. Его сочувствие — его вина — должно было закончиться там, где начиналась линия его долга.***
Следующая неделя прошла не очень удачно. Вэни закончили перегруппировку из Наньяна и пошли на них с новыми силами, и они должны были встретить их, иначе они рисковали оказаться в осаде города. Если бы крепость действительно имела приличную защиту, это могло бы стоить того, но она была построена гражданскими, и поэтому не имела никаких встроенных в каменную кладку систем защиты. То, что они нагромоздили с тех пор, как заняли её, было лишь временным. Такое незначительное преимущество не стоило огромных потерь среди мирного населения, если бы Вэни решили сжечь город, как они обычно делали. Без Вэй Усяня их численность уменьшилась. Более того, без его ужасающих смертоносных солдат Вэни сражались сильнее и были менее склонны к отступлению. У них было несколько мелких стычек, прежде чем командиры врага узнали о его отсутствии, а затем произошла кровавая битва, растянувшаяся на целых два ши в неглубокой долине в нескольких ли к северу от Наньяна. У Вэнь была лучшая численность и лучшая сплоченность. Альянс Выстрела в Солнце состоял из многих фракций, и в одном масштабном сражении, когда все сражаются одновременно, разрозненные тактики и стратегии часто затрудняли координацию. Привлекать резервы в критические моменты стало в десять раз сложнее: группа живых солдат, которые все должны были слышать и понимать приказы, не могла перестроиться так быстро, как это делал Вэй Усянь. Недовольный собой за то, что все так сложно, Минцзюэ проклинал себя за глупость — он стал небрежным, так полагаясь на этого человека, — и проклинал Вэй Усяня за еще большую глупость — за то, что тот сбежал. Битва закончилась не совсем поражением, но только потому, что Вэни были достаточно уставшими, чтобы не преследовать их после наступления ночи. Альянс отступил за холм, вернулся в свой лагерь, разбитый накануне вечером, и в основном впал в изнуренное оцепенение, где бы они ни стояли. Минцзюэ не спал еще несколько часов, пытаясь найти выход из ловушки, в которую они попали, с мрачным пессимизмом. Однако они не могли просто взять и убежать — местность была чертовски неблагоприятной. Сначала им нужно было расквасить нос Вэням, замедлить их продвижение. Это, как он полагал, им удастся — если только мелкие кланы будут сотрудничать друг с другом должным образом… Пытаться заставить всех сотрудничать было гораздо сложнее, чем просто находиться на поле боя, размахивая Басёй до тех пор, пока кровь не покрывала его с ног до головы. В конце концов они с Сичэнем разработали план, который, по его мнению, должен был сработать, но за него придется заплатить кровавую цену. Когда он наконец улегся, то заснул почти мгновенно, и ему снилась кровь. Ему всегда снилась кровь в ночь после битвы. Перед ним стояли безликие фигуры, люди и звери, настолько смутные, что он не мог их различить. Всё, что ему нужно было знать, — это то, что они зло и будут побеждены. Он убивал и убивал, и убивал, пока кровь не растеклась вокруг него, достаточно густая, чтобы утонуть, и земля не сомкнулась над его головой. Из глубины этого мрачного колодца донесся голос: «Не-цзунчжу». Минцзюэ зашевелился ещё до того, как полностью проснулся, Бася влетела ему в руку. В его палатке был посторонний — вражеский заклинатель? Нет, демон, вызванный из темноты. Негодование вопило в его ушах, когда Бася прорвалась сквозь него и зацепилась за что-то твердое, то, что даже ее зубы не смогли прокусить. Одна из конечностей демона поднялась, чтобы схватить его за волосы, и он поймал её свободной рукой, пытаясь вырвать, даже когда вместе с Бася рванулся вперед, пытаясь прорваться. Вспыхнул свет, все лампы в палатке разом загорелись, и раздался шёпот, похожий на скрежет железа по камню: «Спи». Минцзюэ… проснулся. Он лежал на полу палатки, поджав под себя Вэй Усяня. В глазах Вэй Усяня плясали блики света, придавая им почти красноватый оттенок. Бася — её крики ярости были обескураживающе, ужасающе тихими, пустыми, как заброшенная могила — оказалась в руке Минцзюэ, и он почти всем своим весом прижимал ее к шее Вэй Усяня. Вэй Усянь поставил Чэньцин между острием клинка и своей ужасающе уязвимой плотью и, напрягаясь, ухватился правой рукой за один конец флейты, в то время как другой конец флейты упирался в землю, обеспечивая достаточный рычаг, чтобы не дать Минцзюэ вонзить и флейту, и клинок в его горло. Даже тогда этот подвиг казался невозможным: но от Чэньцин и по всей правой руке Вэй Усяня курились черные струйки негодования, укрепляя его. Его левая рука… — Кажется, вы сломали мне руку, — прохрипел Вэй Усянь, быстро моргая и глядя на то место, где Минцзюэ держался за его левую руку, которая в тот момент, когда Минцзюэ схватил ее и скрутил, теперь согнулась так, как не должны сгибаться человеческие руки. — Ой. — Какого чёрта, — глухо сказал Минцзюэ и тут же отпустил руку. Рука Вэй Усяня опустилась, он позволил ей упасть на бок, а затем начал выгибаться. — Вы не возражаете? Минцзюэ слез с него и пристально вгляделся в Басю. — Какого чёрта ты сделал с моей саблей? — прорычал он, но ярость, которую он должен был испытывать, была пустой. И: «Не делай этого, ты покалечишь себя». Вэй Усянь осторожно перекатился на левый бок, чтобы положить предплечье на пол. Пока Минцзюэ наблюдал за ним, испытывая смутную тошноту, правой рукой он осторожно вытянул левое, а затем снова привел его в нужное положение. На его лбу выступили бисеринки пота, а в горле раздалось низкое, почти беззвучное гудение. — Стой, я позову целителя… — Не утруждайтесь, — ответил Вэй Усянь, сгибая пальцы на левой руке. Затем запястье. Затем, когда он сел, рассеянно потирая горло, он повернул всю руку от локтя вниз. Минцзюэ не сводил с него глаз, пока тот не поднял голову и не ухмыльнулся, да так широко, что невозможно было понять, от боли или от радости. — Я же говорил вам, что энергия обиды отлично подходит для склеивания штук. — Какого хрена… — промолвил Минцзюэ. Выражение лица Вэй Усяня стало язвительным. — В следующий раз я буду стучать, да? — В следующий раз… Что за, блять, следующий раз. Бася по-прежнему была до боли, до мурашек по коже спокойна. Это было всё, чего Минцзюэ хотел с тех пор, как ему исполнилось двадцать, и с каждым разом обида накапливалась все сильнее. Её отсутствие ощущалось пусто и ужасно. — Где ты, блять, был? О чём ты, блять, думал?! — Мне нужно было кое-что забрать — и, смотрите, я это сделал! — Ты сбежал посреди войны… — Лань Чжань уже накричал на меня, не нужно кричать снова… — Заткнись! — прорычал Минцзюэ. Вэй Усянь замолчал, широко раскрыв глаза. Минцзюэ тяжело вздохнул. Итак. Гнев остался. Даже без влияния Баси, он всё ещё оставался в нем. Он заставил себя сделать ещё один вдох — не такой глубокий, но более ровный. Под его кожей всё ещё вращалось золотое ядро, давая ему силу. И, если он решит обратиться к нему, — спокойствие. Полотна палатки откинулись, и в комнату вбежали два заклинателя Не — Не Цзыань и Не Цзюньци, которые должны были спать, но вместо этого, очевидно, стояли на страже, и остановились, увидев происходящее: Минцзюэ всё ещё в своём одеянии для сна. Вэй Усянь выглядел… Минцзюэ оценил его внешний вид. Он, как всегда, был катастрофически растрепан — в данный момент еще больше, потому что по какой-то причине его темные одежды были покрыты пеплом. Его волосы пытались вырваться из пучка, завязанного набок, а огромные тёмные глаза ввалились в лицо. — Э-э, цзунчжу, — заикаясь, произнёс Не Цзыань, и они оба поклонились, бросили нервные взгляды на Вэй Усяня, а затем начали отступать назад. — Приносим свои извинения за беспокойство. Вот чёрт. Минцзюэ устало помахал им рукой, и они ушли. Что ж, если утром пойдут слухи, он, по крайней мере, сможет рассказать Хуайсану, кто их распустил. — Надо было постучаться, — признал Вэй Усянь, вертя в руках Чэньцин… Чёрт, неудивительно, что Не Цзыань и Не Цзюньци выглядели нервными. Он подошёл к ткани палатки, прикусил палец и, почти не обращая внимания, набросал на холсте грубый талисман. Минцзюэ узнал знаки тишины, но конфигурация была совсем новой. Опять его инновации. — Хотя на самом деле не мог. Как мне дать сигнал? Похлопать? Как, чёрт возьми, он так долго воевал и не научился вежливо входить в палатку? Минцзюэ вытер лицо рукой. Когда он снова поднял голову, Вэй Усянь уже закончил рисовать свой новый талисман и возился с кисточкой на флейте. Он легко и часто шевелил пальцами, словно его рука вовсе не была сломана. Так ли это? Быть скрепленным — не то же самое, что быть исцеленным. Какие ещё раны Вэй Усянь затягивал? Если он отпустит энергию негодования, то распадется ли он на части? — Ты бросил армию, — сказал Минцзюэ, стараясь говорить ровно. — Я получил разрешение. — Мы потеряли больше людей, потому что тебя там не было. Вэй Усянь поморщился и покачал головой. — Я… Я сожалею об этом. Но я должен был. Это будет стоить того. У меня была идея, вещь, которую я мог бы сделать, но мне нужна была основа… Но теперь она у меня есть, и Не-цзунчжу, я могу заставить их остановиться. Я могу остановить их всех. Его слова лились всё быстрее и быстрее, в конце концов, переливаясь друг в друга. Его глаза были широко раскрыты и слегка опустошены, устремлены куда-то вдаль. «Их всех», — подумал Минцзюэ, наблюдая за тем, как взгляд Вэй Усяня не совсем фиксировался на Минцзюэ, хотя мужчина стоял прямо перед ним. — Голоса мёртвых, — сказал он без обиняков. — А? О, нет. Ну, может быть, — Чэньцин крутанулась на месте, и Вэй Усянь использовал её, чтобы нервно почесать затылок. — Нет, нет, я имею в виду Вэней. Я сделал оружие. Я могу продемонстрировать его завтра… Лань Чжань вовремя вернул нас сюда! И это уже само по себе было важно. — А где сейчас Лань Ваньцзи? — О, он в порядке! Он в порядке! Я только наложил на него талисман… Он скоро перестанет действовать! Я просто хотел сделать вам сюрприз… Но ничего хорошего из этого не вышло, — сказал Вэй Усянь, опустив глаза, с сожалением и непониманием. — Если бы у Цзян Ваньиня был хоть какой-то разум, — сказал Минцзюэ, голос которого дрожал от ярости, которую он пытался подавить в себе, — он бы сделал ремни из твоей шкуры. Или, может быть, снял бы всю твою шкуру. Вэй Усянь, ты все равно что дезертировал со своего поста в военное время, ты нарушил доверие главы своего ордена… — Я не делал этого, никогда не делал…! — Ты лжёшь ему прямо сейчас! Вэй Усянь сглотнул. — Вы не понимаете. Я должен. — Не отбрасывай свою ответственность! Ты сам выбрал солгать ему, убежать… — Да, я выбрал это! Я выбрал это, и теперь у меня есть оружие, которое может закончить войну! У меня должно было быть что-то на случай, если вы расскажете Цзян Чэну! Что-то предложить ему, чтобы загладить свою вину… — голос его сорвался, он опустил взгляд и отступил назад, прижимая Чэньцин к груди. Когда он снова поднял голову, его взгляд был вызывающим. — И я был прав, потому что теперь, по крайней мере, у меня есть это. — Это, — сказал Минцзюэ. — Это… Вэй Усянь! Это из-за твоего золотого ядра? Ты думал, что я нарушу своё слово и расскажу Цзян Ваньиню? — Разве нет? — Нет! — крикнул Минцзюэ. — Потому что я дал слово, чёрт бы тебя побрал, а когда я даю слово, я его держу! Даже если оно дано тому, кто нарушил бы своё собственное! Вэй Усянь вздрогнул, словно от удара. Затем он покачал головой. — Вы сказали Лань Чжаню… — Я поклялся, что не скажу Цзян Ваньиню, и не сказал. Я сказал Сичэню и Ванцзи, потому что кому-то нужно было пойти и вернуть тебя, но если ты думаешь, что кто-то из этих двоих скажет кому-то еще, ты такой же большой дурак, как и лжец. — Ох. — «Ох», — язвительно повторил Минцзюэ. — Ох. Это всё, что ты можешь сказать? — Мне жаль, — тихо сказал Вэй Усянь. — Я нечаянно. Он сбежал и стоил им тысячи солдат, потому что испугался, подумав, что Минцзюэ нарушит его слово. Будь он проклят. — Я прошу прощения, Чифэн-цзунь, — сказал Вэй Усянь, сложив ладони вместе и поклонившись, формально, как он никогда не делал. — Пожалуйста, позвольте мне загладить свою вину. Утром Альянс вступит в битву — позвольте мне первым подойти к врагу. Все жизни, которые Вэни забрали в мое отсутствие, будут отплачены им в свою очередь. — Ты думаешь, это так просто — обмениваться жизнями туда-сюда, как монетками? — потребовал Минцзюэ. — Нет, — Вэй Усянь уставился на него большими глазами, его волосы всклокочены и растрепаны. Ему нужна была ванна, но в лагере её не было. Он выглядел измождённым. — Но что ещё я могу сделать? Минцзюэ с отвращением покачал головой. — Мы увидим утром. Явись, чёрт возьми, на битву. — Не-цзунчжу… — А теперь убирайся.