Лучшее применение флейте во время войны

      Между попытками разработать новые стратегии, обеспечить соответствие логистики и посещением бесконечных совещаний по этим вопросам, у Минцзюэ было не так много времени на размышления, как просила Цзян Яньли. Дело было в том, что в весенней кампании не хватало важнейшей части армии. Вербовка сделала многое, чтобы увеличить численность солдат, но и Вэнь не сидели сложа руки всю зиму.       С учётом отсутствия Вэй Усяня, Юй-цзунчжу, к сожалению, была права: их продвижение этой весной должно было быть чертовски более осторожным.       К искреннему недоумению Минцзюэ, Лань Ванцзи появился через два дня и ждал у его покоев сразу после ужина. Это был очередной банкет — с каждым днем возвращалось все больше кланов, готовясь к весеннему наступлению. Минцзюэ предпочел бы, чтобы они меньше времени тратили на банкеты и больше на тренировки, но в сутках было ограниченное число часов, сколько солдаты или даже адепты могли потратить на тренировки, прежде чем они устанут и станут непокорными, а большинству из них не нужно было беспокоиться о планировании двух отдельных кампаний.       К счастью, Хуайсан стал очень хорошо прикрывать его, когда он ускользал с этих мероприятий раньше времени, что добавляло целые часы в его дни.       На этом банкете приветствовали вернувшихся из нескольких вассальных кланов Лань. Если бы Лань Ванцзи находился в Чжэнчжоу, то ему следовало бы на нём присутствовать. Хотя Лань Ванцзи не часто посещал банкеты.       — Почему ты здесь? — спросил Минцзюэ.       — Чтобы сыграть для вас «Очищение».       — Я имел в виду в Чжэнчжоу, — сказал Минцзюэ, активируя талисман, отпирающий его комнату. Он открыл дверь и пригласил Лань Ванцзи войти, а затем, закрыв ее, наложил талисман тишины. — Я думал, ты отправишься в Илин.       — Мне приказали идти на передовую, — сказал Лань Ванцзи, и эти слова прозвучали деревянно даже для него.       Минцзюэ окинул его долгим взглядом. Он не выглядел так, как будто ему все еще следовало бы лежать на больничной койке. Вполне обычный, со своим неизменным каменным лицом. Но эти слова — «мне приказали». Ясно, что он не хотел здесь находиться, даже когда он потянулся к гуциню, висевшему на спине, и дернул за завязки чехла.       — Ты не отправился в зимний отпуск вместе с большинством Лань. Ты должен был остаться дома подольше.       Лань Ванцзи проигнорировал сказанное, сел, положил гуцинь на колени и начал играть.       Минцзюэ не был настолько груб, чтобы говорить во время выступления, устроенного для его же блага, хотя Лань Ванцзи и сам вел себя почти комично грубо. В любом случае, пока он сидел и слушал, у него было время обдумать ситуацию. Он был уверен, что песня мало что даст. Он несколько раз летал на Бася, и это немного подпитало его энергей обиды, но в последнее время он никого и ничего не убивал. Тем не менее, он полагал, что Сичэнь расстроится, если Минцзюэ не согласится слушать Очищение.       Это не объясняло, почему Лань Ванцзи предлагал ему помощь. Кроме, конечно, того, что это должно быть как-то связано с Вэй Усянем.       Вэй Усянь, в которого Лань Ванцзи был влюблен. Вэй Усянь, к которому Минцзюэ испытывал… хм.       — Как там Сичэнь? — спросил он, когда мелодия закончилась.       Лань Ванцзи почти не прерывался, зачехляя гуцинь.       — Целители говорят, что сюнчжан очнется в течение двух недель.       То есть он вернется ещё до окончательной перемены погоды.       — Тогда, когда ушедшие в отпуск члены твоего ордена вернутся.       — Мгм.       Очевидно, дела у старейшин Лань шли не лучшим образом, раз его отправили сюда. Минцзюэ уже хлопнул бы рукой по лицу, но Очищение, как всегда, освежило его мысли. Вместо старейшин Лань он подумал о Лань Ванцзи. Лань Ванцзи, как он был уверен, активно его недолюбливал. Уверенность была полной, потому что выяснилось, что Лань Ванцзи был влюблен в Вэй Усяня, а не просто выступал категорически против демонического пути. Но в таком случае… Минцзюэ вспомнил, как Сичэнь возмущенно возражал ему. Было бы логично, если бы Лань Ванцзи ревновал.       Так что, скорее всего, он действительно испытывал неприязнь к Минцзюэ. Минцзюэ следовало, вероятно, натравить Хуайсана на сводничество этих двоих ещё в начале зимы. Возможно, это бы помогло…       Если бы вытягивание энергии обиды из Минцзюэ ухудшало состояние Вэй Усяня (если бы путь Не был по своей сути губительным), Вэй Усяню лучше было бы заняться парным совершенствованием с Лань Ванцзи. И Минцзюэ не остался бы теперь с обещанием обдумать свои… отношения. Он уже давно смирился с тем, что не будет думать об этом никогда.       Он так долго заботился о том, чтобы подавлять в себе подобные чувства, как только они появлялись, а теперь они все равно подкрались к нему, с горечью подумал он. Он задумался, не испытывает ли он сам какую-то ревность или злость по отношению к Лань Ванцзи. В конце концов, это не Минцзюэ Вэй Усянь заявил, что предпочел бы остаться в Погребальных курганах навсегда, если бы тот не смог выбраться живым. Вэй Усянь всегда был горько разочарован тем, что Лань Ванцзи его невзлюбил. Между ними давно существовала странная напряженность, превышающая дружбу или вражду. Но все, что чувствовал к Лань Ванцзи Минцзюэ, — это дружескую симпатию.       Возможно, если… когда Вэй Усянь вернётся, он будет чувствовать себя по-другому.       — Мне нужно передать несколько сообщений в Илин, — сказал Минцзюэ. — И надо, чтобы кто-то остался там, чтобы быть готовым принять ответ. Отправишься сам или предпочтёшь поручить это дело кому-то другому?       Завязав последний узел на чехле, Лань Ванцзи замер. Его золотой взгляд остановился на Минцзюэ.       — Зачем?       — А зачем ты здесь? — парировал Минцзюэ. Риторический вопрос.       Это было не ради Сичэня. Минцзюэ не сомневался, что Ванцзи взял бы на себя эту задачу, так как считал себя обязанным перед братом, но Сичэнь всё ещё был без сознания, и у Лань Ванцзи не было причин полагать, что Сичэнь знает грязную тайну пути совершенствования Не. Однако Лань Ванцзи знал, что Минцзюэ помогал Вэй Усянь. Это ничем не отличалось от того, как Минцзюэ предложил Цзян Яньли защиту Не.       — Весенняя кампания скоро начнется, к тому времени ты мне понадобишься здесь. Но до тех пор — нет причин, чтобы у тебя не было нескольких легких заданий, вместо того, чтобы посылать тебя удерживать целые линии сражений. Если только ты не хочешь остаться и помогать с организацией банкетов, — добавил он с откровенным сарказмом.       — Я пойду, — сказал Лань Ванцзи.

***

      Неделя прошла в учениях и планировании. Намечались запасные варианты, непредвиденные обстоятельства, отступления… многое зависело от начального хода весенней кампании, от того, удастся ли им одержать несколько уверенных побед, прежде чем дороги превратятся в грязь и всё снова замедлится. Их положение было хорошим, после осенней кампании и того, чего они добились за зиму, но без Вэй Усяня… эх. Он совсем не ожидал увидеть Цзян Яньли на военном совете, но, к его удивлению, она оказалась подле Юй Минся. Он подумал, не было ли это влиянием ее почтенной бабушки. Она мало говорила, а когда говорила, то была мягкой, но ее слова всегда были к месту. Очевидно, она занималась логистикой и снабжением Цзян, и делала это с большим мастерством, в то время как Юй Минся занималась стратегией, временами раздраженно умолкая, когда ее грозная двоюродная бабушка говорила. Юй-цзунчжу не одобряла агрессивную тактику, которой придерживалась Юй Минся.       — Они выиграют для тебя битву, — прямо заявила она. — Но как насчет войны, а? Юй-цзунчжу была… головной болью. Если бы это были руководители сект Яо или Оуян, Минцзюэ списал бы это на трусость или некомпетентность. Но Юй-цзунчжу пережила немало войн, и она действительно была отличным защитным стратегом. Ее доводы были обоснованными. Проблема заключалась в том, что они не могли вести эту войну исключительно в обороне.       — Оборона не обезопасит нас от Вэнь, — утверждал он. — У нас нет горной крепости и запасов для десятилетней осады. Единственный способ погасить угрозу цишаньского солнца — напасть.       — Если напасть бестолково, то достаточно одного поражения, чтобы погубить всю кампанию, — возразила она, и в этом она тоже не заблуждалась.       Но при том количестве бойцов, которое было на обеих сторонах, в какой-то момент им придется подбросить монетку и положиться на удачу. Им нужно было убедиться, что они находятся в наилучшем положении, прежде чем это произойдет. Он не хотел снова оказаться в том же хаосе, в каком они оказались полтора года назад, когда Вэнь вознамерились подмять под себя все остальные ордена. Тогда бы он первым пал, оскалившись и рыча, как собака.       В середине недели Яньли пригласила его на чай.       — Бабушка очень высокого мнения о вас, — сказала она с видом признания, быстро спрятав рот за рукавом и сделав глоток.       — Я… был бы польщен ее признанием, — ответил Минцзюэ, пытаясь скрыть свою первую реакцию: «Хуйня это, она так не думает».       — Вы мне не верите, — в уголках ее глаз появились веселые морщинки. — Мэйшань Юй не спускались с гор уже несколько десятилетий. Бабушка не стала бы этого делать, если бы не считала, что у вас хорошие шансы. Впрочем… ну… — она замолчала на мгновение. — Даже горянки скорбят о своих дочерях.       Это звучало как какая-то семейная присказка, значение которой он не совсем понял. Но смысл был достаточно ясен: клан Цишань Вэнь убил Юй Цзыюань, третью госпожу Юй. Юй-цзунчжу увидела возможность отомстить за свою дочь. По этой же причине к кампании Выстрел в Солнце присоединились многие их союзники.       — Мы отплатим им тем же, — пообещал Минцзюэ, и нежная Цзян Яньли, у которой дом сгорел дотла, кивнула с яростным огоньком в глазах. Через несколько дней она снова пригласила его на чай. Однако на этот раз там был Лань Ванцзи.       — Надеюсь, вы не возражаете, — сказала она, улыбаясь. — Мы с Лань-эр-гунцзы работали над некоторыми записями моего брата. Вернее, он работал, а я пыталась расшифровать каракули А-Сяня.       Значит, это была деловая встреча, несмотря на предлог.       — Я уверен, что Ханьгуан-цзюню рады за любым столом, — хрипло сказал Минцзюэ, с неприкрытым любопытством разглядывая их обоих. — Но я полагал, что ты ещё в Илине. — Я вернулся вчера вечером.       — Есть ли новости из Илина? — спросил Минцзюэ, стараясь не чувствовать себя настороженным. Их не могло быть. Если бы и были, то он бы услышал их быстрее, чем через полдня во время чаепития.       — Нет.       — Ему нужна была помощь с почерком А-Сяня, — с легким весельем пояснила Цзян Яньли. — И я думаю, что вам бы хотелось на это посмотреть.       Она посмотрела на Лань Ванцзи, который молча достал из рукава мешочек цянькунь и вытащил оттуда странной формы деревянную… шкатулку? Крышки у неё не было, а углы срезаны, так что горизонтальных сторон было восемь — нет, глаза его обманывали: их было девять. По окружности она была размером с его ладонь и высотой в два пальца. Верхняя поверхность была покрыта темными чернилами. Лань Ванцзи что-то сделал с устройством, и оно распалось на тонкие слои дисков, вращающихся вокруг шарнира по три штуки, как по спирали. Увидев, как три верхних диска расходятся веером, Минцзюэ сразу же узнал центральный элемент.       — Разработка Вэй Ина, — сказал Лань Ванцзи.       Цзян Яньли, как выяснилось, дала Лань Ванцзи разрешение войти в запечатанную комнату Вэй Усяня и порыться в его записях, что было ее правом как старшего члена Цзян в отсутствие Цзян Ваньиня. И Лань Ванцзи, очевидно, взял с собой в Илин довольно много этих записей.       «Не совсем отпуск», — подумал Минцзюэ, осматривая находку. В некоторых местах дерево было отшлифовано, чернильные линии удалены.       — Он пытался встроить защитную печать непосредственно в массив. Это вывело устройство из строя, — четко произнес Лань Ванцзи. — Я удалил её.       — Хм, — сказал Минцзюэ. — Значит, действительно работает лучше, когда она меньше, как он и сказал?       — Мне удалось определить духовную энергию на расстоянии до пяти ли, — сказала Цзян Яньли. — Но я не смогла определить расстояние самостоятельно… Лань-эр-гунцзы сказал, что это вопрос контроля ци.       — Мгм. Больше ци, помещённой в печать, увеличивает дальность действия. Это требует практики.       Значит, он и впрямь справился. Пять ли от заклинательницы уровня Цзян Яньли — она вообще не пользовалась мечом. Минцзюэ поместил прибор на стол и положил на него руку.       — Просто влить ци?       Цзян Яньли покачала головой.       — Вам нужно будет ещё и порезать ладонь.       Минцзюэ выплеснул небольшое количество ци в руку, затем протянул руку через плечо и провел ладонью по краю Бася, после чего положил руку на массив.       Он был среди тех, кто опробовал первые разработки Вэй Усяня. В тот раз в его сознании словно внезапно зажглись сотни свечей — духовные метки всех окружающих, лишь немного приглушенные расстоянием, чем сильнее, тем ярче. Гражданские быстро исчезали. Вэй Усянь нагло врал, когда представлял первую версию, утверждая, что использовал трюк с энергией обиды, чтобы скрыть свою метку — чего Вэнь, конечно, не могли сделать, — но они также подтверждали, что запечатывания духовной силы было достаточно, чтобы, так сказать, скрыться из виду. Конечно, вероятность того, что кто-то из заклинателей решит так поступить, была довольно мала. Если кто-то и решит, то окажется в крайне невыгодном положении.       Эта версия была не такой быстрой. Чувствовалось больше сопротивления, словно он пытался пропихнуть свою ци через гораздо меньший канал. Это замедлило процесс вытягивания настолько, что он понял, что Лань Ванцзи имел в виду, говоря о том, как использовать ци для определения расстояния — если он узнает, сколько именно ци позволило ему пройти расстояние, он сможет расширить свое восприятие по необходимости. Пока же он закрыл глаза и стал смотреть все дальше и дальше, подсчитывая количество меток, которые он мог видеть в своем сознании. Два, двенадцать, двенадцать дюжин, пятьсот, тысяча, двадцать пять сотен, и единственная причина, по которой он мог определить такое количество, заключалась в долгой практике оценки численности войск… еще тысячи, должно быть… двенадцать тысяч?.. Что… Он не вкладывал в это столько ци, она не могла продвинуться так далеко, не так ли? Или…       — Это не только заклинатели, — сказал Минцзюэ, борясь с головокружением. В отличие от зрения, оно действовало во всех направлениях, но все равно было ощущение, что он что-то «видит», что сильно дезориентировало. Минцзюэ хмыкнул и отдёрнул руку.       — Да, — согласился Лань Ванцзи.       Великолепно. На мгновение Минцзюэ охватило чувство неожиданной гордости, быстро сменившееся тоской. Вера в Вэй Усяня превзошла все ожидания.       — Он не зря подумал о защитной печати. Придется придумать что-то другое.       Лань Ванцзи положил мешочек цянькунь на стол. Минцзюэ осмотрел вшитые в него защитные элементы и достал платок, чтобы вытереть кровь с ладони — порез уже затягивался.       — Кровь к дереву не прилипает, — сказала Цзян Яньли, и действительно, когда Минцзюэ вытер устройство, пятна не осталось. Жутковато. Но…       — Умно, — сказал Минцзюэ. Он постучал по мешку. — Это хорошо, но это не поможет, если кого-то поймают с таким в руках. Или если нас предадут.       Эта мрачная мысль не давала покоя. Хотя после того случая с пером феникса шпионам было чертовски трудно пробиться через все другие массивы Вэй Усяня.       — Это риск, на который нам придется пойти. Только если вы не думаете, что сможете устранить проблему?       — Вряд ли.       — Всё равно попробуй. Ты можешь воспроизвести это?       — Мгм.       — Тогда сделай пока ограниченное количество незащищённых. Попроси Хуайсана помочь тебе — у него есть способности к работе с массивами, и он сделает всё тихо.       Он решительно кивнул и закрутил спираль, передавая ее обратно. Такая странная конструкция, как будто она разбита на слои. Ум Вэй Усяня работал странным образом.       — Моя благодарность вам обоим.       — Работа принадлежала Вэй Ину.       — И она так бы и лежала в его комнате, если бы вы ее не подобрали. До тех пор, пока он бы не вернулся за ней. — Минцзюэ покачал головой. В его голове мелькнула мысль спросить — неужели в Илине ничего не изменилось? Но он отмахнулся от нее, отбросив сентиментальность. — Если есть ещё какие— нибудь его записи, которые вы могли бы помочь расшифровать, Цзян-гунян…       — Записки Вэй Ина часто бывают опасны.       — Я думаю, что у Цзян-гунян достаточно здравого смысла, чтобы не испытывать действительно дурацкие идеи, — сухо сказал Минцзюэ.       Ванцзи посмотрел на него почти с вызовом, но его сбил тихий смех Цзян Яньли. Как и во всем, в этом она тоже была скромна, пряча рот за рукавом, но глаза ее так и плясали.       — Лань-эр-гунцзы, не беспокойтесь обо мне слишком сильно. А-Сянь всё время придумывал новые идеи, пока жил на Пристани Лотоса. Я привыкла угадывать те, что могут иметь неожиданные последствия. Он может возразить, что так никогда не будет, но старшая сестра всегда знает лучше.       Обсуждение детских шалостей как-то незаметно продлилось до конца ши. Конечно, Лань Ванцзи говорил мало — неловкий, молчаливо напряженный наблюдатель, но Минцзюэ показалось, что, возможно, к концу встречи его обычное гранитное выражение лица немного смягчилось. Неужели? Он был ровесником Вэй Усяня и привык к присутствию любимого старшего брата. По крайней мере, с Цзян Яньли он вроде бы ладил.       Хм…       Минцзюэ не особенно удивился, когда, оставив Цзян Яньли, Лань Ванцзи последовал за ним в его покои.       — Очищение, — только и сказал он, когда Минцзюэ поднял бровь.       Вряд ли эта минувшая неделя нуждалась в Очищении — хотя его терпение, конечно, подверглось испытаниям много раз. Минцзюэ молча досидел до конца исполнения. Когда все закончилось, он спросил:       — Ты вернёшься в Илин?       Лань Ванцзи кивнул и больше ничего не сказал. Казалось, что это было бы лишним.

***

      Прошла ещё неделя. Сичэнь и Цзян Ваньинь вернулись из Облачных Глубин вместе с другими Лань, которые находились там на зимних каникулах. Цзян Ваньинь вернулся с еще худшим характером, чем был раньше, хотя Минцзюэ сомневался, что виной тому был его опыт с искажением ци. Он не столько сердился на всех, сколько просто был вечно хмурым. Это не имело никакого отношения к тому, кто или что оказывалось перед ним в тот или иной момент.       — Это и горе, и вина, — сказал Сичэнь поздно вечером. Было уже далеко за пределами обычного времени отхода ко сну, но Сичэнь утверждал, что спал слишком долго, и не мог смириться с мыслью о том, чтобы уйти спать, поэтому Минцзюэ пригласил его на игру в вэйци. Сейчас они играли уже третий раунд.       — Минцзюэ-сюн… Мне очень жаль.       Минцзюэ уклонился от его взгляда. Он жалел, что не может избежать этого разговора.       — Твой брат не думает, что он умер.       — Ванцзи всегда питает какие-то надежды, — сказал Сичэнь. — Он сын нашего отца.       — Лань-дайфу была настроена оптимистично.       — Лань-дайфу туда не входила.       Следующие несколько ходов они сделали в молчании.       — Прости меня, — пробормотал Сичэнь.       — В этой ситуации ты ни в чём не виноват, — пробормотал Минцзюэ. — Ты сделал больше, чем мог я.       Возможно, у Минцзюэ не было времени до конца продумать, на что он может отважиться, если будущее окажется благосклонным (похоже, это было невыполнимое желание), но он обдумал, как он оказался в такой ситуации. Анализ был необходимым злом во всех длительных проектах. Не стоит зацикливаться на неудачах, но если не думать о них вообще, это будет означать, что те же самые ошибки могут быть совершены снова.       Из всего, что привело его к такому положению дел с Вэй Усянем, он, конечно, совершил немало ошибок, но Минцзюэ прекрасно понимал, на какие из них бесполезно ругаться. Знание того, что Минцзюэ, возможно, делал ему хуже, позволяя принимать на себя энергию обиды, которая по праву принадлежала костям Минцзюэ, грызло его каждый раз, когда он думал об этом, но он никак не мог этого знать. Тот факт, что Минцзюэ нравилось причинять ему боль некоторыми необычными способами — это было что-то, что нужно было знать о себе, но на самом деле это вовсе не было ошибкой. Он не сделал ничего такого, чего бы Вэй Усянь не хотел и о чем бы не просил. Если это и было странно, то… не более странно, чем один из его прежних партнеров, которому до одури понравился тот прием с перьями.       Ему нравилось причинять боль Вэй Усяню так, как этого хотел и Вэй Усянь. Ему совсем не нравилась мысль о том, что он мог случайно причинить ему боль сверх того, или нанести ему реальный ущерб. Он не был Цзинь Гуаншанем.       То, что они так долго ссорились и не виделись, то, что Минцзюэ никогда не прилагал более чем полусерьезных усилий, чтобы найти Вэй Усяню другого партнера, хотя знал, насколько парное совершенствование может быть для него полезным — в холодно— безличном смысле Минцзюэ нес за это определенную ответственность, как генерал, возглавляющий кампанию «Выстрел в Солнце», который был обязан управлять активами Альянса. Точно так же он был виноват и как лидер, не распознавший реальную опасность испуганных противников Старейшины Илина. Но в личном плане Минцзюэ мог быть слепым идиотом, а Вэй Усянь был взрослым человеком, способным делать собственный выбор, и он не был учеником Минцзюэ.       То, что в тот вечер он решил, что Вэй Усянь ведет себя как параноик, тоже не было его виной. Вэй Усянь вел себя странно. Он страдал паранойей. Даже если сейчас казалось, что он сделал недостаточно, намерения Минцзюэ были разумными: он пошел к Сичэню, который был главой ордена Лань Ванцзи и поэтому мог получить от него подтверждение событий, связанных с предыдущим нападением; а когда Минцзюэ покинул Вэй Усяня, он заменил защиту, которую сломал, чтобы попасть внутрь. Он не оставил Вэй Усяня беззащитным в его собственной комнате.       Но он ушёл.       Он сломал Вэй Усяня, вытащил его из собственной головы — по просьбе самого Вэй Усяня, но тем не менее он сделал это — и он знал, сколь бестолковым может быть Вэй Усянь после такого. Альянс Выстрела в Солнце уже однажды буквально поплатился кровью. Минцзюэ был отозван не по долгу службы, а лишь по собственной воле. Он не оставил записки. Вэй Усянь спал, но Минцзюэ не стал задерживаться, чтобы убедиться, что так оно и останется.       — Я думал, ты расстроишься из-за того, что я отправил Ванцзи в Илин, — сказал Минцзюэ, положив еще один камень. Это была тщетная битва. Первые два поединка он сегодня выиграл, но эта партия уже продвинулась достаточно далеко, что он мог сказать — Сичэнь довольно легко его перехитрил ещё в самом начале.       Сичэнь покачал головой и положил следующий камень, методично продолжая перебирать возможности Минцзюэ.       — Побыть там ещё какое-то время… Я не могу отказать ему в этом. Но он не может оставаться там вечно.       Нет, на это не было ни малейшего шанса.       Вопрос о том, что делать, если что, с молодым руководителем ордена Цзян, оставался по-прежнему животрепещущим и вызывал у Минцзюэ зуд. Формально он знал, что правильным ответом будет «ничего». Цзян Ваньинь повел себя скверно — гораздо хуже, чем Минцзюэ мог ожидать от главы ордена, каким бы молодым он ни был. Он оставил своего тяжело раненного первого ученика на больничной койке, предоставив все необходимые решения другим. Минцзюэ вмешался в ситуацию — на самом деле перегнул палку, — чтобы принять некоторые из этих решений…       Если бы Минцзюэ не сделал этого, то Цзян Ваньинь, возможно, вовремя вернулся бы к Вэй Усяню. Или нет.       Но это было из разряда «что, если», о котором бесполезно размышлять. Минцзюэ принял наилучшее решение из всех возможных с учетом имевшейся у него на тот момент информации. Он сожалел о результате, но сожалеть о том, что он хотя бы попытался, было бы глупо.       Цзян Ваньинь убежал, сломавшись под тяжестью жертвы шисюна. Но затем он взял себя в руки и продолжил путь.       На людях Цзян Ваньинь постоянно хмурился и держался строго официально. Это не скрывало его вины — в этой войне Минцзюэ потерял слишком много учеников, чтобы не распознать ее, как и горя, спасибо тебе, Сичэнь. Когда однажды днем Минцзюэ догнал в коридоре Цзян Ваньиня, беседующего с Хуайсаном, его резко посетила та же ужасная мысль, только в обратном направлении: а что, если бы это был Хуайсан? Если бы Хуайсан вырезал свое золотое ядро, отдал его Минцзюэ и ничего ему не сказал… Хуайсан почти не пользовался своим золотым ядром, но мысль о том, что его могут лишить и этого… Минцзюэ быстро оборвал эту мысль, успев увидеть, как Цзян Ваньинь убегает.       Фактически он сделал не больше, чем просто шел прочь в бодром темпе, но от него так и разило перегаром.       — Ах, мне не следовало ничего говорить, — пробормотал Хуайсан, когда Минцзюэ подошел к нему. Он раскрыл веер, чтобы прикрыть рот, и его слова были достаточно тихими, чтобы никто не услышал их, стоя на большом расстоянии. Хотя они находились посреди общественного коридора… Хуайсан, конечно, не стал бы обсуждать что-то слишком деликатное.       — Разве у тебя нет дел поважнее, чем приставать к главам орденов в коридорах? — ворчливо спросил Минцзюэ.       Хуайсан укоризненно посмотрел на него, его глаза стали шире, чем у оленёнка.       — Я просто искал тебя. Цзэу-цзюнь хотел поговорить с тобой.       Такой широко раскрытый взгляд… Сколько было времени? Минцзюэ сузил глаза.       — А разве одно из этих «лучших занятий» не тренировка с саблей? У тебя послеобеденное занятие.       — Верно, но мне просто нужно сходить за своей саблей, я оставил ее в своей комнате, пока-пока, — бодро сказал Хуайсан, уходя от полусерьезной хватки Минцзюэ. Безнадежен. Совершенно безнадежен.       Однако оказалось, что Сичэнь действительно хотел поговорить с ним.       — Я получил кое-какие сведения от друга, — сказал он, когда комната была защищена настолько сильно, насколько это было возможно. Он передал лист бумаги. Цифры, места, даты… все это было написано почерком Сичэня. Он вернулся к этой мысли, когда некоторые из этих цифр приобрели огромные значения.       — Твой шпион явился сюда? — спросил Минцзюэ, глядя на него.       — Нет. Это было зашифрованное письмо.       Это исключало возможность допроса.       — Ты доверяешь ему?       Эта информация… это была важная информация. Она была обширной, разнообразной, в ней открыто говорилось о планах на будущее.       Только тот, кто был глубоко при дворе Вэнь Жоханя, мог знать все это.       — Я доверю свою жизнь, — ответил Сичэнь.       Пиздец. Минцзюэ вздохнул.       — А жизнь своего брата?       Сичэнь кивнул.       Двойной пиздец.       — У нас не хватит численности, если он приведет сюда даже половину, — сказал Минцзюэ, мысленно рассматривая карты и все пробелы в них. Одно дело — те войска, о которых они знали, те, что были вдоль фронта, и те, которых, как они ожидали, Вэнь Жохань сможет набрать — это одно. Но вот где он смог найти и обучить такое количество людей?       Многие из более поздних записей в списке были отмечены точками, а под ними была приписка: Промытые мозги. Какой-то артефакт? Превращает бесполезных людей в берсеркеров. Глупые, сильные. Избегайте плена!       — Ты доверяешь суждениям этого человека? — спросил Минцзюэ, потому что это был не менее важный вопрос. Он доверял многим людям, защищая свою жизнь в бою. Гораздо меньшему числу людей он доверял правильный сбор и оценку информации такого рода.       — Да.       — Так, — Минцзюэ положил бумагу, вместо того, чтобы скомкать её. — Хорошо, — он поднялся на ноги и зашагал, сцепив руки за спиной. Это была комната Сичэня, поэтому он не мог опрокинуть стол или пробить пол Бася. — Мне нужно переосмыслить ход кампании. Проклятье. Они уже наметили маршруты, выбрали цели, спланировали поставки и марш-броски…       Что всё это значило против огромных сил, которые Вэнь Жохань каким-то образом собрал за зиму? Разве что они были недостаточно обучены — но ведь многие войска Альянса были новичками, так что ничего не поделаешь. Минцзюэ знал, как ведется война; он вел ее гораздо дольше, чем существовал Альянс Выстрела в Солнце, задолго до того, как остальные ордена признали, в чем цель Вэнь Жоханя. Он знал свои силы, знал, какие силы он может встретить и ожидать поражения на поле боя… и он знал, что Вэнь Жохань может быть самодовольным тираном, высокомерным и параноидальным настолько, чтобы держать огромные армии в глубине земель Цишань Вэнь, но он не был идиотом. Он был гораздо хитрее своих сыновей. Он не стал бы портить подготовку собственных войск настолько, чтобы просто завалить их трупами.       — Минцзюэ-сюн, — сказал Сичэнь, и Минцзюэ, взглянув на него, понял, что он испуган. Конечно, он испугался. Сичэнь не был дураком. Достаточно посмотреть на эти данные и соотнести их силы…       — Мы не отступим, — прорычал Минцзюэ. — Он может собрать в десять раз больше, и я не отступлю. Мы поклялись сбить солнце, и мы это сделаем, Сичэнь, я могу тебе это обещать. Это, — он бросил взгляд на страницу, — ничего не меняет. Он всегда превосходил нас числом.       — Не настолько.       — И что? Какая разница? Мы здесь боремся за выживание. Он никогда не оставит это без внимания. — Минцзюэ сдавленно рассмеялся. — В этом отношении ничего не изменилось.       Так и было. В конце прошлого лета, прошлой осенью… Они побеждали. Они побеждали.       Теперь они понимали, что теряют.       — Я знаю, что у нас нет выбора, — сказал Сичэнь и глубоко вздохнул. — Но мы должны сделать…— Он бессильно поднял руки, затем снова опустил их. — Что-то.       Минцзюэ недолго, до абсурда сильно пожелал, чтобы Вэй Усянь был в этой комнате. Сама мысль не была абсурдной — Вэй Усянь привел на поле боя значительные силы, хотя даже он сам был бы потрясен их количеством. Но желание… ах, возможно, это было немного абсурдно. Или нет. Цифры не могли надолго обескуражить Вэй Усяня. Его суждение вильнуло бы под каким-то новым странным углом, и он придумал бы какую-нибудь смехотворную идею, чтобы изменить ситуацию на поле боя, обратить силу противника против него самого. А потом он посмотрел бы на Минцзюэ и улыбнулся той самой возбуждённой и яркой ухмылкой: «Смотри, что я могу сделать», и, возможно, это была бы ложь, возможно, идея развалилась бы ещё во время обсуждения, но…       Подождите.       — Где твои карты, — сказал Минцзюэ, возвращаясь к столу и подбирая лист бумаги. — Мне нужно взглянуть на них…