Лучшее применение флейте во время войны

      На следующее утро у Вэй Усяня снова возникли трудности с ходьбой, несмотря на то, сколько времени и забот Минцзюэ уделил прошлой ночью.       — Ты убил мои ноги, — печально сказал он, глядя вниз на обнажённую часть своего тела. Он приподнялся на локтях. К этому моменту Минцзюэ бодрствовал уже целый час и уже принял ванну, оделся и набрал свежей воды для купания. Ноги Вэй Усяня настолько затекли — или он утверждал, что они затекли, — что он сделал одну попытку встать с кровати, а потом заявил, что на сегодня все.       — Ты некромант, — сказал ему Минцзюэ, сжалившись над ним настолько, что поднял его и бросил в горячую ванну. — Я уверен, ты придумаешь, как их воскресить.       — Ах, ха-ха, верно, — сказал Вэй Усянь быстрым фальцетом и погрузил всю голову в ванну. Минцзюэ нахмурился, глядя, как его волосы расползаются по воде, словно тонкие речные водоросли.       — Ты в порядке? — спросил он, когда Вэй Усянь вынырнул, чтобы глотнуть воздуха, и Вэй Усянь подпрыгнул.       — Ах! — пробормотал он, вытирая воду с глаз одной рукой и протягивая другую, затем на мгновение запаниковал, когда его рука сомкнулась в воздухе. Но так же быстро выражение его лица превратилось в подобие театральной маски. — Минцзюэ-гэгэ, ты устроил мне засаду!       — Я не двигался.       — Что сделало её очень эффективной.       — Усянь, — сказал Минцзюэ. Передумал. — А-Сянь. Если секс наносит тебе вред, это, — как заставить его выслушать? — на самом деле не то, что мне бы понравилось.       — Ты не делаешь мне больно, — запротестовал Вэй Усянь, затем покраснел. Что-то в Минцзюэ подсказывало, что тот факт, что он мог покраснеть после того, как Минцзюэ вогнал кулак ему в задницу, был одновременно восхитительным и смехотворным. — Я имею в виду — делаешь, но только так, как мне это нравится. Все остальное это, ах…       Всё остальное включало в себя то, что он ходил меньше чем через два месяца после того, как его позвоночник был перерезан пополам. Минцзюэ устроился, скрестив ноги, на полу рядом с ванной, опустившись с его лицом на один уровень.       — Я однажды спросил тебя, больно ли это, когда ты лечишь себя энергией обиды.       — Я… не помню этого.       — Ты тогда тоже так сказал.       Вэй Усянь опустил сложенные руки в воду и поднес их к лицу, смывая — пряча — любое выражение, которое у него было. Когда он опустил их, у него был не потерянный вид, а серьёзный вид.       — Всё не так уж плохо. Через некоторое время боль становится легко игнорировать.       Что означало, что это не только причиняло боль, но и продолжало причинять, и это также было не то же самое, что просто исцелять себя. Минцзюэ нужно было заставить Лань Сяоли взглянуть на него. Кан Чжаохуэй был слишком молод и неопытен; Вэй Усянь мог обмануть его и наверняка это делал, и это при условии, что Вэй Усянь не будет просто избегать его всю оставшуюся вечность.       — Секс — гораздо более приятная причина, чтобы терпеть ломоту и боль, — искренне сказал Вэй Усянь, слегка улыбнувшись. — И это делает всё остальное… менее важным. Но я постараюсь не ныть так сильно, если это тебя тревожит, гэгэ.       — Я бы предпочёл знать, — сказал Минцзюэ, удерживая его взгляд и пытаясь передать всю глубину своей искренности. Вэй Усянь покраснел и опустил глаза — возможно, это сработало. — Если тебе что-то причиняет боль, и это не является частью задумки, то значит, что нам нужно больше терпения.       — Агрх, — сказал Вэй Усянь, и Минцзюэ усмехнулся и сказал ему отдать мочалку, чтобы он мог вымыть ему спину.       Ему действительно удалось выбраться и дойти — без видимых трудностей — самостоятельно, чтобы попрощаться с Цзян Ваньинем, который сегодня летел обратно в главный лагерь вместе с остальными своими людьми. Вэй Усянь поклонился своему шиди с безупречной формальностью, и если считалось неуважением, что в его руке была Чэньцин, а не меч, что ж, Минцзюэ знал, что свирепый взгляд Цзян Ваньиня не имел к этому никакого отношения — или, по крайней мере, не в этом случае — потому что он оказался достаточно близко, чтобы услышать тихое бормотание Цзян Ваньиня: «Не делай глупостей, пока меня не будет».       — Передай от меня привет шицзе, — сказал Вэй Усянь, вручая Цзян Ваньиню маленькую, невзрачную деревянную коробочку. Глаза Цзян Ваньиня расширились при виде неё, а затем он засунул её в рукав. — Дай ей знать, что я увижусь с ней, как только смогу.       — Если ты этого не сделаешь, я переломаю тебе ноги, — пригрозил Цзян Ваньинь, взяв под контроль выражение своего лица, а затем он подошёл, чтобы отвесить более глубокий поклон Юй-цзунчжу и Минцзюэ. Выражение его лица, когда он повернулся к своей бабушке, было совершенно спокойным, но взгляд, который он бросил на Минцзюэ, не мог быть более ясным: «Это твоя ответственность — убедиться, что он не наделает глупостей»       Они уже обсуждали это накануне, когда Цзян Ваньинь не то чтобы попросил Не взять на себя охрану Вэй Усяня, но достаточно легко согласился, чтобы Минцзюэ не сомневался, что у него были те же мысли о том, как много Вэй Усяню может сойти с рук, если он будет старшим учеником Цзян, имеющим власть над собственной охраной. Помня о комментариях Вэй Усяня прошлой ночью, Минцзюэ тщательно отобрал учеников, которых планировал назначить на это задание. К сожалению, большинство Не в лагере были старше Вэй Усяня — молодежь, достаточно взрослая, чтобы сражаться, была первой, кого отослали, как только Лань Ванцзи принес весть о том, что Вэнь проглотили наживку. В итоге он одолжил пару младших учеников Юй, близнецов, которые утверждали, что им семнадцать лет, но выглядели достаточно молодо, чтобы Минцзюэ не поверил им, если бы Юй Сюэ не подтвердил это.       — Это саботаж, — зашипел на него Вэй Усянь, и они снова повздорили по поводу мер безопасности. С тех пор как Цзян Ваньинь уехал, спор действительно велся о мерах безопасности, а не превратился во что-то другое. Благодаря тому, что Вэй Усянь едва не был убит шесть недель назад, Минцзюэ легко одержал победу. Вэй Усянь ушёл надувшись, но он ушел с близнецами на хвосте, а его пара старших охранников Не терпеливо следовала позади.       День Минцзюэ был потрачен на планирование. Ему нужно было отправляться завтра, чтобы прилететь в лагерь Цзян и начать координировать действия со всеми остальными силами, которые разделились и оторвались от его подразделений, воссоединить их и повести собранные силы на север, чтобы подкрепить Сичэня и Цзинь Цзысюаня. Заклинателям, которые были у него здесь, в Чунъяне, он дал несколько дополнительных дней на отдых, так как они могли встретиться по дороге. К своему ужасу, он часто отвлекался, словно влюбленный мальчишка: если это его последняя перед разлукой ночь с Вэй Усянем, то они должны провести ее с пользой; если же ему нужно больше времени, чтобы прийти в себя после предыдущей ночи, то Минцзюэ следует попробовать другие приемы…       Вместо этого за час или два до ужина Вэй Усянь с грохотом распахнул дверь в комнату для планирования. Минцзюэ поднял голову, как и остальные, кто был с ним — он, Цзунхуэй, Не Шунъюань и несколько лейтенантов. Двое Не, приставленные охранять Вэй Усяня, выглядели одновременно измученными и глубоко раздражёнными. Вэй Усянь, с другой стороны, выглядел взволнованным.       — Не-цзунчжу, — сказал он и небрежно поклонился. — Этот вопрос требует от вас минутки уединения.       Минцзюэ взглянул на Цзунхуэя и увидел искрящееся веселье, которое его заместитель не потрудился полностью скрыть. Хорошо. По крайней мере, он не прервал совещание руководителей кланов.       — Уверяю, это имеет отношение к делу, — сказал Вэй Усянь. Бася слегка шевельнулась в глубине его сознания. Минцзюэ нахмурился.       — Приостановите для меня беседу, — сказал Минцзюэ и вышел вместе с Вэй Усянем. Ученики Юй ждали чуть поодаль, и их глаза были очень, очень широко раскрыты. Один выглядел так, словно только что плакал.       — Усянь, — тихо сказал Минцзюэ. — Ты напугал своих телохранителей?       Вэй Усянь не ответил, быстрым шагом прошел по коридору ровно столько, чтобы найти пустую комнату — в Чунъяне это было несложно — и распахнул дверь, чтобы войти внутрь. К тому времени, как Минцзюэ последовал за ним, он достал пачку талисманов, которые небрежным движением бросил в воздух. Дверь захлопнулась за Минцзюэ так быстро, что едва не зацепила его ногу, а один из талисманов врезался в нее и застрял, из него повалил черный дым, заставив Бася ворчать. Остальные четыре талисмана отлетели к стенам и прижались к ним.       Вэй Усянь обернулся, подняв одну руку, как будто хотел схватиться за волосы, но вместо этого сжал ее в кулак в воздухе. Он слегка дрожал.       — Когда ты собирался сказать мне, что это место начинено взрывчаткой?       Неужели Вэй Усянь и об этом забыл? Минцзюэ почувствовал холод.       — Я говорил тебе вчера не пробовать ничего, что может взорваться. И Цзян Ваньинь сказал…       Вэй Усянь отшатнулся, как будто его в чём-то обвинили.       — Да, вот почему я поставил семислойную печать, чтобы сдержать любой возможный взрыв! — огрызнулся он. Затем, очевидно, прочитав замешательство Минцзюэ, он добавил, — перекрывающиеся высокоэнергетические массивы, которые не сбалансированы должным образом, мешают друг другу! Я истощил вашу стабилизирующую печать! Я потратил последний час на то, чтобы собрать все обратно — если бы кто-нибудь уронил свечу, все взлетело бы на воздух!       Теперь у холода был другой источник. Минцзюэ понятия не имел, как работают печати Юй, но он мог сложить два и два вместе.       Но это не было серьёзной угрозой, так как Вэй Усянь успел всё исправить.       — Ты ведь восстановил всё?       — Конечно, иначе я бы с тобой не разговаривал, — нетерпеливо сказал Вэй Усянь, и Минцзюэ расслабился. На войне привыкаешь к постоянной опасности. — Ты мог бы просто сказать мне, что вы задумали…       Явного лицемерия этого заявления было почти достаточно, чтобы заставить Минцзюэ закатить глаза, и ему не удалось полностью контролировать выражение своего лица. Вэй Усянь прервался, требовательно спросив: «Что?»       Он не мог быть настолько тупым. Хотя нет, мог.       — Ты — и говоришь такое, — отметил Минцзюэ.       Недоверие промелькнуло на лице Вэй Усяня. Затем гнев. Потом вообще пустота, за исключением того, что теперь Бася звучала всё громче, как предупреждающий сигнал. Вэй Усянь опустил руку.       — Это должно было стать каким-то уроком?       Его собственный темперамент заразился раздражением Бася и вспыхнул.       — Я не играю в глупые азартные игры с жизнями моих людей, Вэй Усянь. Ты должен воспринять это как урок. И тебе рассказали об этом месте — я стоял прямо там, когда тебе сказал об этом Цзян Ваньинь.       — Он ничего не говорил, — категорично сказал Вэй Усянь. — Я знаю, что моя память дерьмовая, Не-цзунчжу, но мне удается запоминать важные вещи.       Минцзюэ с этим не мог согласиться и не только в данном конкретном случае.       — Он сказал тебе относиться к этому месту с тем же уважением, которое требуется к крепости Мэйшань Юй.       — У них есть подобная конструкция в крепости в Мэйшань?!       — Так я предполагаю из слов Цзян Ваньиня. Как ты мог этого не знать? Ты там тренировался.       — Да, в качестве одолжения… О, чёрт, я же тогда… — Вэй Усянь, казалось, пришел в ужас от этой мысли, возможно, вспомнив какую-то юношескую глупость. — Они мне не сказали. Конечно, они не сказали… Зачем бы им сообщать мне такое…       Стоп, что?       — Потому что Юй-цзунчжу не дура?       Вэй Усянь тут же закатил глаза, выглядя таким возмущенным, как будто Минцзюэ утверждал обратное.       — Мне было двенадцать.       — Я слышал о куче вещей, которые ты взорвал, когда тебе было двенадцать.       У Цзян Яньли было много историй. Если это было еще одной вещью, о которой он забыл…       Но вместо этого он усмехнулся.       — Пара взрывов не уничтожила бы крепость, вот в чём дело. Я не думаю, что они ожидали, что двенадцатилетний ребёнок будет работать с высокоэнергетическими массивами!       Это… было справедливо. Чтобы научиться такой продвинутой работе с массивами, требуются годы фундаментального изучения — если Вэй Усянь действительно чего-то добился в работе с ними в двенадцать лет, он был не только вундеркиндом, но и исключительно удачливым. Во многих отношениях. Тем не менее хотя…       — И тебе никогда не говорили позже? Ты главный ученик Юньмэн Цзян.       — И что? Что это значит для Юй-цзунчжу? Для нее я просто сын слуги ее зятя. Цзян Чэн — её семья, а я нет.       Минцзюэ был вынужден признать, что это тоже было справедливо. Такие сведения были не тем, чем можно было поделиться с посторонними, даже с членами союзного Ордена, если только не возникало крайней необходимости. Вэй Усянь не был внуком Юй-цзунчжу; он был подопечным Цзян Фэнмяня и ценным первым учеником Юньмэна, но его никогда не усыновляли. Конечно, если бы Фэнмянь так поступил, слухи о происхождении Вэй Усяня были бы практически подтверждены, но… Минцзюэ отогнал эту мысль и заставил себя избавиться и от собственного раздражения.       — Тогда это было недоразумение и оплошность.       — Я уверен, что это было бы большим утешением для наших призраков после того, как я подорвал нас всех, — огрызнулся Вэй Усянь, вновь придя в ярость. — Это не Мэйшань, другие средства обороны ни за что не устояли бы против этой армии! Это был твой грандиозный план с самого начала? Заманить армию Вэнь сюда, а потом погибнуть вместе с ними в грандиозном аду?       В его глазах был какой-то уязвлённый страх, который заставил Минцзюэ захотеть заключить его в объятия. Возможно, всё дело было именно в этом.       — Конечно, нет. У нас были запасные выходы. Чунъян был задуман как привлекательная цель для атаки, а затем удержания — когда они празднуют свою победу, Юй-цзунчжу подожгла бы крепость.       Это был рискованный план, и он обошелся бы дорого. На самом деле они могли бы все погибнуть вместе с Вэнь — не намеренно, а просто из-за того, что их пленили до того, как они смогли оторваться. Чунъян был привлекательной приманкой, несмотря на то, что он был сильно укреплён, но если бы Вэнь не остановились, чтобы захватить его, если бы они продолжали преследовать их, то, возможно, не смогли бы поймать их здесь. Это был риск.       Но на войне все сопряжено с риском, особенно когда ты в меньшинстве.       — По крайней мере, вы не все суицидники, — пробормотал Вэй Усянь, его плечи немного опустились от облегчения. То, что он не одобрял рискованный план, заставило Минцзюэ фыркнуть и сузить глаза. — Как, чёрт возьми, ты просто отмахиваешься от этого?       Минцзюэ пожал плечами.       — К этому привыкаешь.       Конечно, да, это была очень досадная оплошность, но на войне информация всегда была на вес золота. Иногда Минцзюэ думал, что война — это просто долгая прогулка по шаткому мосту; время от времени оглядываешься назад и видишь, где подломились опорные стойки. Этот недочет, в частности, не имел последствий, поскольку это была единственная крепость, которую Альянс передал Юй; и в будущем было бы достаточно легко предотвратить подобную оплошность в отношении Вэй Усяня, если бы Минцзюэ постарался не забыть рассказать об этом Цзян Ваньиню. Очевидно, им нужно было использовать более понятную речь — вчера они были перед учениками, которым не нужно было знать, но вообще-то решение проблемы состояло в том, чтобы велеть им выйти за пределы комнаты, а не порождать недоразумения.       — Тем не менее, я не просто так сказал о возможности чему-то научиться, — сухо добавил Минцзюэ. — Я уверяю тебя, что мне ничуть не легче узнать, что информация была утаена намеренно.       Лицо Вэй Усяня дернулось, выражение появилось и исчезло так быстро, что Минцзюэ не смог его истолковать, прежде чем его лицо превратилось во что-то, что было почти, но не совсем пустой маской.       — Как скажешь, — сказал он, и в словах не было горечи — в них вообще не было никакой интонации, — но тот факт, что он поднял руки, чтобы официально поклониться, подчеркивал его отношение.       Минцзюэ вздохнул и схватил его за запястье.       — Не делай этого.       — А я не должен?       Он не хотел встречаться взглядом с Минцзюэ. Ах, чёрт.       — Вчера ты рассказал нам о Печати. Все, у кого могла бы быть причина знать о твоем ядре, теперь в курсе. Есть ли ещё что-то, что ты должен мне сказать, а-Сянь?       — Звучит глупо, когда ты так говоришь, — сказал Вэй Усянь, опустив плечи. — Ни один из этих секретов не служил ведь никакой цели, не так ли?       Ну, нет, потому что его причины хранить эти секреты — по крайней мере, от людей, которым нужно было знать, — были глупыми. Или, скорее, они вообще не были причинами. Все это были выдуманные оправдания. Настоящая причина заключалась в том, что он был напуган.       Но он пытался все сделать правильно.       — Помогло бы, если бы я выебал это из тебя? — немного криво спросил Минцзюэ.       Смех, который он получил в ответ, был больше похож на икоту.       — Это так хорошо сработало в прошлый раз.       Минцзюэ опустил руку вниз, чтобы переплести их пальцы вместе.       — На этот раз я бы не отпустил тебя после.       — Я… ты должен быть на встрече. Я прервал её.       — Это может подождать, — Минцзюэ подошел вплотную, оттесняя его назад. — Что ты хочешь мне сказать, шиди?       Вэй Усянь покачал головой, а затем его спина ударилась о стену, и он замер. Минцзюэ взял его за подбородок одной рукой и приподнял его, наклоняя голову, чтобы прижать их губы друг к другу в поцелуе, который быстро стал более жарким, пожирающим. Затем он изменил хватку, угрожающе надавив большим и указательным пальцами на точки пульса по обе стороны шеи Вэй Усяня.       — Скажи мне, в чем дело, — сказал Минцзюэ, всем своим телом прижимая Вэй Усяня к стене: стискивая рукой его горло, прислоняя рот к уху так, что слова могли быть просто успокаивающим бормотанием. — Я позабочусь об этом.       — Я, — руки Вэй Усяня вцепились ему в плечи. Его голос звучал… рассеянно. — Я больше не… краснеющий девственник, я не…       — Это так, — согласился Минцзюэ, сильнее надавливая левой ногой, которая была зажата между ногами Вэй Усяня. Он приподнял бедро достаточно, чтобы потереться о член Вэй Усяня через одежду, и почувствовал, как тот содрогнулся по всей длине своего тела. — У тебя есть опыт. Большой. Ты можешь выдержать все на свете. Но ты хочешь отдать это мне, не так ли?       — Я… нм-м-м… да, — выдохнул Вэй Усянь, когда Минцзюэ чуть сильнее надавил рукой на его горло — недостаточно, чтобы полностью перекрыть ему доступ воздуха, просто ему стало немного труднее дышать. Ему стало бы немного труднее думать, когда у него начнет кружиться голова.       — Давай, шиди, скажи мне, что ты скрываешь, — пробормотал Минцзюэ, наклоняя голову ниже, чтобы прикусить верх его шеи, царапая зубами точку пульса. Голова Вэй Усяня с грохотом ударилась о стену, и Минцзюэ надавил немного сильнее, достаточно сильно, чтобы перед его глазами вскоре заплясали пятна, и именно в этот момент руки Вэй Усяня резко перешли от хватания за плечи к выворачиванию его запястий с силой, подпитываемой негодованием.       Температура в комнате упала так резко, что дыхание Вэй Усяня стало выходить облачками пара, а сам он зарычал. Минцзюэ отпрянул и увидел, что его глаза приобрели светящийся алый оттенок, а в комнате появился ещё один источник алого цвета, витавший на краю зрения Минцзюэ, прямо за ним…       Минцзюэ отступил на два быстрых шага, заставляя себя обдумать предостерегающий крик Бася, заставляя себя убрать руки с ее рукояти и вместо этого поднять их в жесте мира. Вэй Усянь привалился к стене, тяжело дыша. На мгновение Минцзюэ был убежден, что Вэй Усянь вообще его не видит — а затем Вэй Усянь быстро моргнул, несколько раз, и осунулся, блеск в его глазах угас.       — Это… ты… Я не знаю, почему я это сделал, — выпалил он, его голос был слишком высоким, чтобы быть нормальным. — Прости, я не… я действительно не хотел этого делать.       Вибрирующая тревога Бася сменилась тихим бормотанием, и Минцзюэ бросил быстрый взгляд через плечо. Эта вспышка алого — призрак, или сгусток энергии, или и то, и другое, Минцзюэ не знал — исчезла. В комнате было уже не морозно, хотя и слишком холодно, но иней медленно отступал. Хорошо. Спокойно.       — Ты взял все под контроль, — сказал он, и Вэй Усянь отчаянно замотал головой, его глаза метались повсюду по комнате, кроме Минцзюэ.       — Усянь, — сказал Минцзюэ, демонстрируя всю присущую ему спокойную властность, которой он должен был научиться, чтобы руководить орденом, граничащим с Цишань Вэнь. Это было чертовски тяжело; «спокойствие» никогда не давалось ему естественно, и большей частью проявлялось как «суровость».       — А-Сянь. Ну же, посмотри на меня.       Потребовалась минута, чтобы уговорить его сделать это, а затем Минцзюэ осторожно подошел ближе, достаточно, чтобы положить руку ему на плечо. Он не отшатнулся.       — Давай, сядь, — сказал Минцзюэ, потому что он был немного обеспокоен тем, как быстро дышал Вэй Усянь, и, честно говоря, все казалось проще, если бы они не стояли. Было труднее затевать драку, когда пришлось бы подскакивать. Не то чтобы Вэй Усяню для этого нужно было стоять — Минцзюэ было очень неприятно осознавать, насколько быстро один из его призраков может разрывать плоть, и если это был один из них, то он появился из ниоткуда. Он даже не свистнул.       Но, может быть, сидячее положение помогло бы… морально или что-то в этом роде. Минцзюэ тянул его вниз, пока они оба не оказались сидящими на полу спиной к стене, в самой недостойной позе из возможных, а затем Вэй Усянь повернулся и уткнулся лицом в плечо Минцзюэ.       — Мне нравится, когда ты душишь меня! — сказал он, приглушенный тканью одежды Минцзюэ.       Минцзюэ тоже нравилось, но это…       — Дыши, — посоветовал Минцзюэ, проводя рукой вверх и вниз по его спине. — Ты почувствуешь себя лучше.       — Я чувствую себя лучше, когда у меня кружится голова от того, что я давлюсь твоим членом, — сказал Вэй Усянь тоном, который был почти жалобным, что обнадеживало. Он сделал глубокий вдох, а затем еще один, более ровный, и потер лицо. — Дерьмо, — сказал он почти самому себе. — Я… я собирался сказать тебе… дело было даже не в этом, это не было…       Минцзюэ обхватил его рукой и слегка сжал, и он замолчал, затем заставил себя снова дышать, глубоко и ровно. Не было никакой заминки, хотя Минцзюэ чувствовал, что все остальное его тело всё ещё слегка дрожит. Но с другой стороны, Вэй Усянь был опытным флейтистом и, кроме того, ученик Цзян — он обладал исключительным контролем дыхания, когда не был слишком отвлечён.       — Итак, ты же говорил мне не экспериментировать с половиной Печати, — торопливо сказал он.       Аргх.       — После того, как ты описал, как ты можешь потерять контроль над этим и убить всех, если только сначала в тебя не вселится орда древних призраков, да, — мягко сказал Минцзюэ.       — Нет, нет, — сказал Вэй Усянь, наклоняясь к нему и махая рукой. — Это с полной Печатью. Наличие только одной половинки на самом деле ничего не даёт — или, ну, я думаю, вы можете почувствовать энергию в ней, когда берете её в руки, но она никак не может выйти наружу. Это металлолом.       — Металлолом, — сказал Минцзюэ. — Ты только что впал в панику из-за этого.       — Нет, это было не… это было не то, это было… не важно, — сказал Вэй Усянь напряженным голосом. — Не связано. Это вообще не имеет значения.       Хорошо. Минцзюэ скептически посмотрел на его макушку.       — Печать важна, — продолжал Вэй Усянь с непреклонной решимостью. — Я думаю, что я могу создать новую вторую половину не из обычного металла, а, гм, из чего-то другого. Сделать так, чтобы заставить соединения работать без увеличения мощности.       — И тогда у тебя будет два неконтролируемых убийственных оружия вместо одного.       — Они не будут неконтролируемыми. Половина Печати содержит в себе не половину мощности, а гораздо меньше. Большая часть энергии на самом деле поступает от места соединения половинок, чего таким образом не произойдёт — этого было бы достаточно, чтобы стать реальным источником питания. Что-то более похожее на то, что я намеревался построить в первую очередь.       — А что насчет того момента, что она пытается овладеть тобой? — сказал Минцзюэ, изо всех сил стараясь сохранить сарказм в умеренном диапазоне.       — На самом деле это не так… Я не имел в виду, что она вселяется в меня, не в этом смысле. У неё нет собственного разума, даже в целом виде. Это просто… она настолько сильно резонирует, что вся энергия обиды… становится трудно думать, контролировать свои мысли. Но это не похоже на то, что Печать берет надо мной контроль. Просто сойти с ума намного легче, чем противостоять.       Он сделал паузу, затем признался:       — Мертвые могли бы вселиться, если бы я потерял над собой контроль. Но таким образом, с половиной Печати — выделялось бы намного меньше энергии. Это не грозило бы мне перегрузкой, как сейчас.       — А-Сянь. — Минцзюэ вздохнул. — Если мощность намного меньше, то зачем тогда она вообще нужна?       Он мог бы прекрасно собирать армии трупов и без этого. Минцзюэ пытался понять ход его мыслей… Если она создавала намного меньше энергии, чем оригинал, то зачем её вообще изготавливать?       — Ах. Хорошо. Ты помнишь, я сказал, что Вэнь Жохань что-то применил к людям в своей армии, что сделало их более восприимчивыми к энергии обиды?       — Да, — осторожно ответил Минцзюэ.       — Их души словно нараспашку. И они очень злы. Как будто он разозлил их всех и одновременно снял всю их защиту. Если бы одна из тех армий на севере была здесь завтра, я мог бы поднять… э—э-э, гм, не всех из них. Скажем, девять из десяти? Вчера я потратил кучу трупов на матрицы, и, честно говоря, по крайней мере столько же ещё было бы полезно…       Девять из десяти. Минцзюэ замер. Девять из десяти — даже если бы он просто говорил о тех, кого убил сам, а не о тех, кто попал в ловушки Юй, а затем учитывал эти потери…       — Это в десять раз больше, чем ты когда-либо поднимал раньше.       Более чем в десять раз больше. Если, конечно, не считать использования Печати, но даже тогда… В тот первый раз на поле боя было не так много погибших, а в этот — намного больше.       — Да, я знаю. Я бы хотел знать, как он сделал их такими! Они были сильными, они так взбешены. Но я не смог бы поддерживать их в тонусе и под контролем слишком долго, я бы истощил себя. Мне нужно что-то еще, из чего можно было бы черпать. Половины Печати было бы достаточно, если бы у меня был способ извлечь энергию из одной из половинок.       Дерьмо.       Минцзюэ представил это. Так много трупов… Так много солдат—нежити!.. Он не мог просто отбросить такую возможность. Поступать так было… Неприемлемо. Это могло бы переломить ход войны. Это могло привести их к вратам Безночного — возможно, не так быстро, как если бы Вэй Усяню удалось снова успешно использовать полную Печать, но близко к этому. Они были бы в состоянии сокрушить все силы Вэнь Жоханя. Но…       — А-Сянь, — Минцзюэ колебался, пытаясь придумать, как это выразить. — Раньше ты говорил, что Печать требует особых условий применения.       — Я знаю.       — И тогда ты солгал. Если ты потеряешь контроль над таким количеством трупов…       Ну, если бы он находился прямо в сердце Цишань, это было бы не так уж плохо, но… Вообще-то нет, ведь в какой-то момент им придется идти завоевать то самое сердце Цишань, а такое количество лютых мертвецов… Нет, это было бы плохо.       — Я солгал, но я также сделал это для того, чтобы меня не просили сделать это снова. Ещё большей ложью, — Минцзюэ мог бы огрызнуться на него, если бы его голос не был таким нехарактерно тихим. — Не-гэгэ… даже если я не всегда был честен с тобой относительно пределов моего контроля, я всегда осознавал их сам.       Черт возьми. В конце концов, либо Минцзюэ доверял ему в том, что он знает, что делает, либо нет. Он лгал и недоговаривал достаточно часто, чтобы Минцзюэ не мог доверять ему в вопросах совершенствования… даже в глубине души; даже на рациональном уровне: он мог стараться быть более честным, но это не означало, что у него не было привычек лжеца… но… чёрт возьми.       «Он мог бы просто снова солгать и вообще не упоминать о Печати», — подумал Минцзюэ. Если бы он действительно этого хотел. У Минцзюэ не было никакого способа узнать — путь, по которому он шел, радикально отличался от всего, что кто-либо делал раньше. Он был единственным человеком, который хоть что-то знал о том, что он делал. Именно это и позволило ему лгать.       Минцзюэ посмотрел на него сверху вниз и обнаружил, что он снова смотрит вверх с болезненно серьезным выражением лица.       Минцзюэ вздохнул.       — Что тебе нужно для этого?       Вэй Усянь моргнул. Затем на его лице появилась слабая улыбка.       — Ах… ничего такого, чего у меня уже нет, на самом деле. Хотя я думаю, что перееду в лес. Я подумал, что было бы лучше провести расследование в крепости, на более контролируемой территории, но… не настолько.       Высокоэнергетические массивы, верно. Минцзюэ поморщился при этой мысли.       — Будь осторожен. И перестань пытаться напугать свою охрану.       — Они раздражают, — пожаловался Вэй Усянь, но это было почти с его обычным уровнем жизнерадостности.       — Тогда я приставлю к тебе Лань Ванцзи. Что, на самом деле, было идеально.       — А, — сказал Вэй Усянь с неуверенной улыбкой. — Я, он и гора трупов? Ему это не понравится.       — Не так сильно, как он возненавидел бы другой вариант.       Это означало, что Лань Ванцзи не мог находиться там, присматривая за Вэй Усянем.       — Ах, я не знаю… — Вэй Усянь посмотрел вниз, втянув подбородок, а затем перенёс свой вес, отстраняясь, пока не сел прямо, перестав опираться на Минцзюэ. — Не-гэгэ, насколько ты уверен в этом? Я имею в виду… может быть, Цзэу-цзюнь ошибается.       — Это не так.       — Но Лань Чжань такой… Ах, ты знаешь. Я просто… я не смог бы вынести, если бы поймал его в ловушку его собственной праведности.       — Ты думаешь, я чувствую себя в ловушке?       — Нет, конечно, нет. Но ты… э—э, я имею в виду, ты… — Вэй Усянь беспомощно указал на него рукой от макушки до пят, как будто это должно было что-то объяснить. Минцзюэ поднял бровь и наблюдал, как он мысленно корчится, пытаясь подобрать определение.       — Ты… очень опытный!       Он покраснел, и это было достаточно мило, чтобы Минцзюэ наклонился и поцеловал его в щеку.       — Меньше, чем ты можешь подумать, — быстро сказал Минцзюэ, отстраняясь как раз вовремя, чтобы увидеть, как его румянец становится ещё гуще. — Я поговорю с ним.       Вэй Усянь всё ещё выглядел немного неуверенно, но он закрыл глаза и сделал вдох, затем снова открыл их.       — Если ты так думаешь, — сказал он, но его улыбка выглядела фальшивой.       — Я верю, — твёрдо сказал Минцзюэ. — Сколько времени займёт изготовление этой новой половинки Печати?       Вэй Усянь пожал плечами.       — Пара дней? Именно столько времени мне понадобилось, чтобы выковать Печать. Проектирование заняло больше времени, но эта часть в основном выполнена. Неделя или, самое большее, две. Я думаю, что синхронизировать её будет немного сложнее, хотя это намного проще, чем пытаться уничтожить её совсем… Легче следовать шаблонам, чем нарушать их, — неопределенно сказал он. — Так что…       — Я могу дать тебе неделю. Не две.       Минцзюэ нужно было выступать, чтобы усилить фронт Сичэня как можно раньше. Хотя, если бы они могли получить такую армию взамен… Смог бы он отвести силы Цзинь и Лань на север? Это того стоило бы. Отступить на восток, а затем вернуть себе все утраченные позиции…       — Тогда неделю.       — Хорошо, — сказал Минцзюэ. А потом ему пришлось сделать паузу, чтобы сделать свой собственный укрепляющий вдох. — А-Сянь… есть ли что-нибудь ещё, что ты хотел бы мне сказать?       Выражение лица Вэй Усяня мгновенно изменилось, и он отвёл взгляд.       — Нет.       Минцзюэ протянул руку и положил ему на колено.       —Я просто… я, это, — сказал он, качая головой, и прижал ладонь к глазу, как будто у него болела голова. — Это не имеет значения. Это не… это ничего такого, что могло бы повлиять на кампанию, это ни для кого не имеет значения. Я обещаю.       Очевидно, это имело для него значение, что бы это ни было.       — Ты важен, — сказал Минцзюэ.       Вэй Усянь отбросил руку от лица и кроваво оскалился.       — Конечно, я важен. Я Старейшина Илина.       — Ты тоже важен как личность, а-Сянь, — сказал Минцзюэ, поймав его руку и потянув ее вверх, чтобы запечатлеть поцелуй на кончиках его пальцев. Откуда взялась эта внезапная уязвимость? Из того, что он оставил недосказанным, очевидно, из-за того, что заставило его взбеситься, когда Минцзюэ пытался его придушить, но что это было, что он даже не пытался оправдаться за то, что не говорил? Что может сравниться с глубоко личным переживанием потери золотого ядра?       Это был не первый раз, когда у Минцзюэ возникало желание встряхнуть его, пока все его секреты не вывалятся наружу, но это был первый раз, когда он подумал, что Вэй Усянь может расколоться от этого. Если бы это не имело значения для войны…       Конечно, это имело значение для войны. Ещё какое значение, если бы он сломался.       — Не надо, — пробормотал Вэй Усянь, но руку не убрал, и на его щеках появился намек на румянец, поэтому Минцзюэ сделал это снова, и румянец стал ещё гуще. — Не-гэгэ, — пожаловался Вэй Усянь, и это было лучше.       — Когда ты сможешь сказать мне, я выслушаю тебя, — пообещал Минцзюэ.       — Не-гэгэ, — снова беспомощно сказал Вэй Усянь, и выражение его лица было ранимым, но очень теплым.