Лучшее применение флейте во время войны

      Он выглядел достаточно здоровым, когда они расстались, но, несмотря на это, Вэй Усянь не появился у двери Минцзюэ в ту ночь. Его местоположение было достаточно очевидным: после захода солнца в крепость начала доноситься музыка флейты, разносимая ночным ветром. Она была едва слышна, если её не перекрывали другие звуки, но перепутать эти жуткие тона было невозможно. Это нервировало людей: на улице люди шли быстро или намеренно болтали ни о чем, чтобы заглушить шум.              Минцзюэ стоял на стене и слушал в течение нескольких минут, с тревогой размышляя над его задумкой.       — Не делай глупостей, — сказал он в конце концов ночному небу, а затем вернулся вниз и принялся за работу, а несколько часов спустя лег спать.              Музыка флейты всё ещё звучала, когда он проснулся сразу после рассвета, хотя она прекратилась к тому времени, когда солнце полностью поднялось за горизонтом. Но когда Минцзюэ уже собирался уходить, Вэй Усянь появился вновь. Его глаза были налиты кровью, что отнюдь не украшало новый цвет его глаз, хотя Минцзюэ, к своему ужасу, обнаружил, что уже почти привык к этому. Все его сопровождающие выглядели значительно хуже, несмотря на то, что у всех у них были золотые ядра.              — Что, чёрт возьми, ты сделал с детьми? — пробормотал ему Минцзюэ.              — Эм, юношами, — глубокомысленно сказал Вэй Усянь, не обращая внимания на то, что он был всего на год или два старше близнецов Юй, даже если они выглядели на пять лет младше. Не говоря уже о паре охранников Не, которые следили за ним, оба из которых были старше его на десять лет, были сильными заклинателями и выглядели так, словно их переехал табун лошадей.              Вероятно, это было хорошо, что у него было достаточно энергии, чтобы втоптать их всех в землю, несмотря на отсутствие у него золотого ядра… Может быть, это и хорошо.              Они были на публике. Минцзюэ не мог оттащить его и зацеловать до бесчувствия перед уходом. Если бы он хотел это сделать, то время было бы прошлой ночью или этим утром, а не прямо в тот момент, когда он собирался обменяться официальными поклонами с Юй-цзунчжу.              Вместо этого он подозвал охранников Не — это снова были Не Цзюньци и Е Чжун.              — Почему вы не поменялись? — сурово спросил он, когда к ним подбежали их помощники, Не Цююэ и Е Бао.              — Они были в лесу, цзунчжу, — сказал Не Цююэ, кланяясь. — Мы не смогли их найти.              Минцзюэ посмотрел на Вэй Усяня, который цокнул языком.              — Это просто лабиринтный массив.              Хорошо. Просто лабиринтный массив в сочетании с какой-то демонической хуйнёй, которой там занимался Вэй Усянь.       — Они здесь для твоей защиты. Прояви хоть какое-то уважение к своим людям.              — Моим людям… — Вэй Усянь оборвал эту мысль, на его лице отразилось удивление. — Я самое опасное существо в этом лесу.              — Да, в том числе для себя и для них. Прямо сейчас они привязаны к тебе, что делает их твоей ответственностью в той же степени, в какой это делает тебя их, — сказал Минцзюэ, наблюдая, как Вэй Усянь воспринимает это как удар. Стоя позади Вэй Усяня, он заметил выражение немого ужаса на лицах Не Цзюньци и Е Чжуна. Они не хотели быть ответственностью Старейшины Илина. Какого черта Вэй Усянь делал всю ночь, чтобы запугать опытных заклинателей Не?              — Айя, хорошо, хорошо, — сказал Вэй Усянь, театрально вздыхая, хотя его капитуляция, возможно, была больше связана с появлением Юй-цзунчжу, которая, казалось, не была сильно впечатлена состоянием своих адепток. С другой стороны, большая часть этого неудовольствия, казалось, была направлена на самих учениц; как будто она предпочла полностью игнорировать Вэй Усяня.              Однако, эти две девушки всё ещё следовали за Вэй Усянем с горестным выражением на лицах, так что ей не было на него совсем уж плевать.              Минцзюэ официально поблагодарил её как за поддержку, так и за гостеприимство, а затем привлек Бася к себе, поднявшись в небо.                                          Решение усилить Лань и Цзинь означало, что, когда прибыл Минцзюэ, в бывшем первичном лагере Цзян фактически не осталось половины его обычных обитателей, и большинство из тех, кто остался, были вспомогательным персоналом. Сам Цзян Ваньинь отправился прямиком в новый лагерь, догоняя свои марширующие войска. Но во всех сообщениях, которые разослал Минцзюэ, содержался приказ встретиться здесь, вместо того, чтобы пытаться пересечься с движущимися отрядами, поэтому он прибыл в этот лагерь, чтобы перегруппировать силы, медленно возвращающиеся из их разрозненного похода внутрь страны. Теперь они должны были взять на себя роль оплота и обороны на юге, в то время как объединенные войска Цзян двинулись на северо-восток.              Видя, как они просачиваются внутрь, Минцзюэ почувствовал, как в его костях поселилась холодная уверенность: во второй раз им не удалось бы провернуть этот трюк. Не то чтобы у них получилось и в первый раз, спасибо Вэй Усяню — хотя сплетни, как всегда, разносились быстрее, чем можно себе представить, и весь лагерь уже знал, что Чифэн-цзунь заманил целую армию Вэнь в лес Чунъян, чтобы Старейшина Илина уничтожил её.              Наверняка ходили и другие, гораздо более дикие слухи, но поскольку Хуайсана здесь не было, чтобы развлечь его пересказом, Минцзюэ придерживался того, что наиболее соответствовало настроению лагеря.              Сообщения из Илина, наконец, поступили, хотя их дважды перенаправляли. Даже неопределенность, требуемая для незащищенных сообщений, не скрыла простоты обновления: в месте, за которым наблюдали отправители, не произошло никаких изменений. Минцзюэ нахмурился и позвал Цзунхуэя в свою палатку.       — Могли ли они не заметить чего-то? Вэй Усянь ведь выбрался из Погребальных курганов, так что, должно быть, что-то изменилось.              Цзунхуэй решительно покачал головой.       — Если бы они оставались в городе — возможно, но если бы они подошли поближе к самой горе — это невозможно не заметить.              Хм. Инерция, как упоминал Вэй Усянь. Возможно, эффект от падения якорей не успел проявиться. Или, возможно, он просто нашел другой метод. Очевидно, он выбрался, и если это испытание сказалось на нём… он справлялся. Минцзюэ нужно было перестать желать возвращения в Чунъян; там ему нечего было делать, а здесь у него было слишком много дел. Он решительно выбросил этот вопрос из головы.              — Расскажи мне, что ты узнал о здешнем командовании.              Это была проблема, которую они оба заметили почти сразу же, как приземлились. Недостатком ухода Цзян Ваньиня с войсками, направляющимися на север, было то, что это оставило структуру руководства лагеря опасно хрупкой, учитывая всех вновь прибывших. Большинство старших учеников Цзян Ваньиня, к сожалению, просто не были достаточно авторитетны. Цзян Ваньинь обладал достаточной силой, чтобы иметь возможность командовать главами вассальных кланов, которые были старше его, но он явно не думал о том, как сильно его ученики будут страдать в его отсутствие. Если честно, то и Минцзюэ упустил тот же момент.              Это означало, что существа, подобные Яо-цзунчжу, были склонны преувеличивать своё мнение на каждом совете, провоцируя споры и заставляя все занимать в три раза больше времени, чем следовало бы. Цзян Яньли осталась и твёрдо контролировала управление самим лагерем, но она не была военачальницей, и в настоящее время здесь не было Юй Минся, чтобы поддержать её, поскольку та тоже уехала на север. Поэтому войска здесь могли бы неплохо отбить атаку на сам лагерь, если бы у нападавших не было численного преимущества, но они определенно не собирались никуда слаженно двигаться, если только Минцзюэ не задержится сам или не назначит кого-нибудь достаточно сильного, чтобы стоять во главе строя — но, если он не будет осторожен в своих действиях, Цзян Ваньинь в конце концов сорвется на нем за слишком большое вмешательство в дела Цзян.              — Пожалуйста, не заставляйте это делать меня, — печально сказал Цзунхуэй после того, как они перебрали свои варианты и решили, что ни один из нынешних учеников Цзян не подойдет, независимо от того, чья у них была поддержка.              Минцзюэ хмыкнул. Это не мог быть Цзунхуэй — хотя ему и пришлось оставить его здесь на короткое время, пока они собирали свои разрозненные силы обратно воедино. Но простого старшего ученика, даже из великого клана, было недостаточно, чтобы запугать глав кланов; а Цзунхуэй, тихий, компетентный и не склонный к драмам, не обладал той репутацией, которую, скажем, приобрёл Ханьгуан-цзюнь, и это не считая того факта, что Лань Ванцзи был также наследником своего брата.              — Юй-цзунчжу, — сказал он вместо этого. — Ей нет смысла оставаться в Чунъяне, раз поблизости не будет боевых действий.       Никому не было смысла оставаться там, если только они не хотели перепрофилировать его обратно в тренировочный лагерь, а управлять им было бы пустой тратой талантов Юй-цзунчжу. Минцзюэ мог не соглашаться с ней по многим аспектам войны, и она, конечно, не стала бы продвигаться вперед с такой скоростью, как он или Цзян Ваньинь, но она была вполне способна удержать южный фронт против всего, что Вэнь могли бросить на нее, и у нее были как возраст, так и огромное влияние, чтобы иметь возможность запугивать любого другого главу в этом лагере, заставляя его делать то, что она хотела, без того сопротивления, которое испытывали молодые ученики Цзян Ваньиня. Кроме того, если бы это была его собственная бабушка, то Цзян Ваньинь не смог бы пожаловаться на вмешательство Минцзюэ.              Поэтому Минцзюэ свалил этот беспорядок в кучу второстепенных забот — Юй-цзунчжу потребуется немного больше времени, чтобы закончить в Чунъяне, — и в течение следующих нескольких дней сосредоточился вместо этого на обеспечении того, чтобы возвращающиеся сейчас войска были пополнены и отдохнули, и произвел отбор, чтобы начать второй марш на север чтобы пересечься с Цзян Ваньинем. Это заставило его по-новому оценить Цзян Яньли, которая тесно сотрудничала с ним во всех областях поставок. Он знал, что она была компетентной управляющей, но раньше не ценил, насколько хорошо она умела заставить подчиненных делать то, что было необходимо. Она использовала необычный подход. Она никогда не повышала голос и оставалась такой же сдержанной, отдавая приказы, обтянутые шелком, но те, кто подчинялся ей, явно предпочли бы быть выпоротыми, чем выдержать один из уничтожающе разочарованных взглядов, которые она бросала, когда кто-то пренебрегал одним из поручений.              Она не попробовала направить один из них в его сторону, насчет чего он почувствовал безотчетное облегчение, хотя был уверен, что смог бы выдержать суровый взгляд. За эти годы он сталкивался с гораздо худшими ситуациями. Тем не менее он чувствовал себя обязанным принести ей извинения за чаем.              — Я знаю, что вы, должно быть, хотите его увидеть, — может быть, ему всё равно стоило притащить сюда Вэй Усяня. Это заняло бы почти весь день, а Вэй Усянь терпеть не мог летать, когда другие могли бы увидеть, а может быть, просто ненавидел полеты, но, конечно, это принесло бы ему не меньшую пользу…              — Я знаю, что работа, которую он выполняет, важна, — возразила Цзян Яньли. — Он будет поддерживать А-Чэна, не так ли? Так что… Важно, чтобы его не прерывали. — Тем не менее, она выглядела грустной. — Возможно, через несколько дней я могла бы ненадолго съездить туда.              Минцзюэ подавил дрожь. Нежная любимая шицзе Вэй Усяня в наполненном смертью лесу Чунъяна? Если бы это произошло, вскоре после этого было бы ещё больше смертей, потому что Вэй Усянь поубивал бы всех, кто позволил этому случиться.       — Я не думаю, что это было бы мудро.              — Ах. Он бы волновался, если бы я очутилась там, — сказала она, попав в самую точку. — Неужели то, что он делает, так опасно?              Если и существовала какая-то опасность, то она исходила от самого Вэй Усяня.              — Дело не в этом. Просто…              — Вещи, которые он не хочет, чтобы я видела, — устало сказала она.              — Когда я уходил, ему было намного лучше. Я бы не оставил его там, если бы это было не так.              Хотя Минцзюэ всё ещё намеревался натравить на него Лань Сяоли.              Её пристальный взгляд искал взгляд Минцзюэ.              — Могу ли я положиться на вас, чтобы вы позаботились о нем в этих вопросах?              Он знал, о чём она на самом деле спрашивала.              — В меру моих способностей и обязанностей, — он не мог пойти на компромисс ради этого, независимо от того, что он лично чувствовал. — Он знает это. У нас обоих есть клятвы, которые мы должны сдержать. Но… вы можете рассчитывать на то, что я все же сделаю попытку и позабочусь о том, что не смогу сделать сам.              — Ах, — её голос звучал печально. — Я не предполагала возлагать на вас дополнительные обязательства, Чифэн-цзунь.              — Это не так, — сказал Минцзюэ, чувствуя, себя косноязычным. Дразнить Цзян Ваньиня было намного проще! — Я… это вовсе не из чувства долга. Мы… это тоже обсуждали.              Он был вознаграждён медленной, дразнящей улыбкой.              — О. В таком случае… Я очень рада, Чифэн-цзунь. За вас двоих.              Казалось преждевременным упоминать, что их отношения могут включать себя больше людей, чем двое.              Был вечер третьего дня, когда появился Лань Ванцзи. Минцзюэ, честно говоря, ожидал его раньше — его отправили на разведку и на дежурство по передаче сообщений, чтобы призвать различные рассеянные отряды, но к настоящему времени все прочие разведчики вернулись по два раза. Его звание было достаточно высоким, чтобы, когда он доложил о возвращении, его отправили прямо к Минцзюэ для разбора полетов.              Хотя, возможно, это также имело отношение к пленникам, которых он привел с собой.              Это был беспристрастный отчет. Ханьгуан-цзюнь, самый быстрый летчик в Альянсе Выстрела в Солнце— по крайней мере, на юге — ушёл дальше всех и потратил так много времени на выслеживание небольших подразделений, которые отделились дальше, чем следовало, и затерялись в хаосе. Клан Лун, сообщил он, изначально отказались поверить его сообщению; сын главы клана забрал половину их отряда — хотя это составляло всего девять человек, Лун не был особенно многочисленным даже по стандартам второстепенных кланов— и был слишком занят сжиганием деревень, чтобы прислушаться к приказу вернуться Лань Ванцзи наткнулся на них, когда они были в разгаре казни нескольких мирных жителей Цишань.              Лань Ванцзи приказал им подчиниться приказу о возвращении. Лун-гунцзы решил продолжить казни. В этот момент Лань Ванцзи убил Лун-гунцзы и шестерых его подчиненных, пока оставшиеся трое не сдались, и Лань Ванцзи прибыл с ними.              — Ханьгуан-цзюнь, — устало сказал Минцзюэ, — не потрудишься ли ты объясниться?              — Они не подчинились прямому приказу не убивать мирных жителей. Они не подчинились второму прямому приказу вернуться в южный лагерь. Они действовали как бандиты, ставя под угрозу продвижение на север, — мягко сказал Лань Ванцзи, уставившись на стену палатки.              И всё это не было причиной, по которой Лань Ванцзи имел право убить наследника Лун, но… он не был не прав в этих доводах. Он даже не был неправ, убив их. Взять их всех в плен было бы лучше, но это был бой десять против одного, и, хотя Лань Ванцзи вышел победителем, это были не те шансы, с которыми можно было бороться, сдерживая себя.              Минцзюэ просто хотел, чтобы это не заставляло его так переживать из-за того, что он послал Лань Ванцзи присматривать за Вэй Усянем. Чёрт возьми, эта пара должна была быть просто невозможной, не так ли?              Он вздохнул.              — Хорошо, я поддерживаю это. Цзунхуэй, проследи, чтобы слух распространился должным образом. Мы не потерпим, чтобы люди убегали, чтобы стать бандитами ради собственной выгоды. Но оставшиеся ученики Лун действовали по приказу наследника своего ордена.              Что не было гарантией оправдательного приговора, если бы дело дошло до суда.              — Я полагаю, что Лун-цзунчжу ещё не отчитался?              — Нет, цзунчжу.              — Прими меры, чтобы было проведено официальное расследование, когда он это сделает. Если он это сделает. Возможно, Лун-цзунчжу решил заняться бандитизмом и сам,— эх, если бы это было так, они бы рано или поздно проскочили мимо него во время наступления.              — Продолжай свой отчет, Ханьгуан-цзюнь.              Лань Ванцзи сделал паузу достаточно долгую, чтобы моргнуть. Для него это было какой-то серьезной неожиданностью… Что ж, к концу вечера он будет удивлен гораздо больше, подумал Минцзюэ, и легкое веселье, которое он извлек из этого, поддержало его хорошее настроение, даже несмотря на угрозу головной боли.              Остальная часть отчета Лань Ванцзи была не столь захватывающей: он просто перечислял тех, с кем он повстречался до того, как столкнулся с кланом Лун. Большинство из них получили его сообщение и прекрасно продолжали действовать самостоятельно. Он также вывел две команды из опасности, куда они попали, прежде чем оставить их продолжать оставшийся путь самостоятельно. Он сообщил о нахождении нескольких пропавших членов.              В конце его доклада Минцзюэ сказал: «Я ожидал, что ты сначала доложишь в Чунъян». Разведчики, которые ушли позже, всё теперь, конечно, возвращались в южный лагерь, но Лань Ванцзи ушел с самой первой группой, ещё до того, как пришло письмо Сичэня, и ожидал, что вернётся в то же место.              На самом деле, он должен был вернуться несколько дней назад. Любой обычный разведчик был бы на грани срыва.              — Я так и сделал, — сказал Лань Ванцзи тем же бесстрастным тоном, которым он заявлял, что убил шестеро их заклинателей за бандитизм.              Хм. Минцзюэ посмотрел на Цзунхуэя.              — Может быть, нужны ещё какие-нибудь подробности?              Цзунхуэй просмотрел свои записи.              — Нет, я думаю, что мне этого хватит, цзунчжу.              Он изобразил скорее приветствие, чем поклон, и ушёл. Минцзюэ чувствовал, как он смеется над ним всю дорогу из палатки, засранец.              Когда створка за ним опустила, снова оставив их наедине, Минцзюэ откинулся на спинку стула.              — Ты говорил с Усянем?              — Он был занят.              Хм. Означало ли это, что Вэй Усянь был настолько увлечен тем, что он делал с Печатью, что его действительно нельзя было беспокоить, или кто-то из них струсил? Что ж, Минцзюэ сказал Вэй Усяню, что поговорит с Лань Ванцзи. Минцзюэ поднялся со стула, как для того, чтобы встать и размять ноги, так и для чего-либо другого, и подошел к чайнику, наполнил его и прикрепил сбоку согревающий талисман. Затем он перенес его к меньшему боковому столику, который был расположен на высоте, позволяющей сидеть, в отличие от стола для стратегического планирования, занимавшего большую часть палатки.              — Подойди и сядь.              Судя по медленным движениям, Лань Ванцзи не хотел этого делать, но, учитывая, что он только что закончил рассказывать Минцзюэ о том, как казнил шестеро человек за неподчинение приказу, у него не было никаких оснований для такого поведения, и, очевидно, он это понимал. Или, возможно, он в принципе был послушным. Минцзюэ все еще недостаточно хорошо знал его.              Минцзюэ с сожалением подумал, что ему придется учиться.              — Есть вещи, о которых тебе следует рассказать, — сказал Минцзюэ, расставляя чашки. — Знаешь ли ты, что серьезная травма может повлиять на память?              Лань Ванцзи ждал.              — Усянь не помнит, что ты сказал ему, когда он был ранен. На самом деле, он ничего не помнит из того, что был ранен. С его точки зрения, его ударили мечом в спину, а затем он очнулся в Погребальных курганах.              Вот она, эта малейшая складочка вокруг глаз. Зная, что искать, и прилагая усилия, чтобы увидеть, Минцзюэ мог интерпретировать это: боль.              — Он помнит ваши отношения такими же, как были прошлым летом и осенью. И это делает его довольно несчастным, поскольку он считает, что единственная причина, по которой ты его не ненавидишь, заключается в том, что ты слишком праведен, и поэтому жалеешь его.              — Я не жалею его, — сказал Лань Ванцзи достаточно быстро, чтобы почти перебить.              — Я говорил ему об этом, но он сомневается в моих словах. Ты не очень хорошо справился с сообщением о своих намерениях.              — Я желаю ему только крепкого здоровья.              Ах. Это вновь была боль, но другого рода.              Минцзюэ уже узнавал больше.              — Это забавно, — сказал он вслух. — Потому что он хотел бы, чтобы ты хотел большего, чем это. Он огорчен твоим явным пренебрежением к нему не только потому, что хотел бы быть твоим другом — он и сам влюбился в тебя.              Неподвижность, с которой сидел Лань Ванцзи, приобрела новую остроту.              — Так уж получилось, что ты не единственный, кто влюблен в него или в кого он влюблен. Другой — это я сам.              Неподвижность превратилась в свирепый взгляд.              — Лань Ванцзи, — терпеливо сказал Минцзюэ. — Я не вижу причин, по которым мы трое не можем быть счастливы вместе.              Пристальный взгляд превратился в замешательство. А затем — в шок, в видимом расширении его глаз, таком, что даже человек с улицы, который не имел представления о влюбленности Лань Ванцзи и не изучал каждую черту его лица, смог бы истолковать как изумление.              Весьма изящные черты. Минцзюэ намеренно обратил на это внимание.              — Ваши родители, — сказал Лань Ванцзи, впервые проявив нерешительность.              — Да, — согласился Минцзюэ. — Мой отец одинаково любил моих матерей, а они его. Они также любили друг друга так же сильно, но… я бы согласился на то, чтобы быть друзьями. Ты стремишься поступать правильно, как и предполагает твоя репутация.              Временами к разочарованию Минцзюэ, но… иногда идеализм сам по себе был добродетелью.              — Ты хорош в бою. Ты приятен внешне.              Он сделал паузу, давая Лань Ванцзи обдумать это, пряча улыбку от того, что он, казалось, не мог решить, следует ли ему обижаться. Ах, гордость молодого человека, получившего комплимент от своего соперника.              — И ты любишь Вэй Усяня, ради него отправился в Погребальные курганы. Не думай, что я собираюсь это забыть.              — Вэй Ин, — сказал Лань Ванцзи, его глаза горели сильным огнем. — Что он думает?              — Он не хочет заманивать тебя в ловушку. Но если бы ты слышал его, когда я сказал ему, что ты любишь его, ты бы не сомневался в нем.              — Я в нем не сомневаюсь.              — Хорошо. Тогда ты бы не счел себя пойманным в ловушку, заключив такое соглашение?              Теперь настала очередь Лань Ванцзи изучать Минцзюэ. Силы взгляда Ханьгуан-цзюня было достаточно, чтобы заставить дрогнуть многих людей, но Минцзюэ не был одним из них. Более того, сейчас было так же важно, чтобы он обратил на это внимание, как и в любое другое время прежде. Если бы Лань Ванцзи не сделал этого или не смог этого сделать… Если даже мысль об этом противоречила его натуре…              Что-то маленькое и печальное мелькнуло в сердце Минцзюэ: он не мог продолжать заниматься парным совершенствованием с Вэй Усянем. Не так, как раньше. Но сейчас Вэй Усянь нуждался в этом больше, чем когда-либо.              — Если Вэй Ин согласен, то и я тоже, — сказал Лань Ванцзи.              — Хорошо, — сказал Минцзюэ, улыбаясь с таким облегчением, которого он не ожидал. И он мог сказать Вэй Усяню именно это: Лань Ванцзи принял это решение по собственной воле, по своим собственным причинам, и праведность, благородство или самопожертвование не имели к этому никакого отношения. На мгновение он получил в ответ самую слабую из улыбок — слабую, но… настоящую. Лань Ванцзи был тихим, приглушенным, но он не был глыбой льда.              Затем улыбка сползла с лица Минцзюэ, и он сказал:              — В таком случае, есть и другие вещи, которые тебе тоже следует знать.              Кожа вокруг глаз Лань Ванцзи медленно сморщилась еще больше от огорчения, когда он слушал следующую часть объяснения: истинно ощутимые потери, которые принес ему путь совершенствования Вэй Усяня, который не был туманным измерением влияния на его темперамент, но ночи, проведенные без сна из-за кричащих мертвецов. Его помешательство после возвращения из Курганов во второй раз. Эффективность парного совершенствования, от которого кончики ушей Лань Ванцзи покраснели, что на самом деле было довольно мило. И затем — то, что Лань Ванцзи уже знал: цена пути совершенствования Не, и тот факт, что Вэй Усянь вытягивал в себя энергию обиды из Минцзюэ. Чего он не знал — чего никто не знал наверняка: побочных эффектов этого.              — Я не знаю наверняка, причиняет ли это ему боль, — сказал Минцзюэ. — Но я не могу так рисковать.              Лань Ванцзи кивнул.              — Я буду ассистировать.              Ассистировать — это звучало как медицинский термин. А также как обязательство. И страдание в его глазах…              — Ты не можешь сделать это из жалости, — предупредил его Минцзюэ. — Он не принял бы жалости ни от кого, но особенно ни от кого из нас.              — Сострадание — это не жалость, — сказал Лань Ванцзи довольно резким тоном.              — И ты определенно не можешь сделать это из чувства долга.              — Это не было бы обязательством — да, в его глазах вспыхнул огонь.              — Хорошо, — одобрительно сказал Минцзюэ, и это, казалось, снова застало его врасплох. Кончики его ушей теперь были довольно ярко-розовыми.              — Скоро я отправлюсь на север, чтобы догнать Цзян Ваньиня. Усянь встретит нас по пути. Он сейчас занят…              И это потребовало ещё одного объяснения: о Печати и её перековке. Минцзюэ внимательно наблюдал за ним, но, казалось, не был сильно удивлён признанием Вэй Усяня в том, что он лгал, потому что не хотел использовать Печать.              Ничего не оставалось, как спросить напрямик.              — Ты знал?              — Я знал, что он что-то скрывает, — тихо сказал Лань Ванцзи. — И что он все время беспокоился о Печати.              Он уделял достаточно внимания, чтобы знать, где Вэй Усянь хранил её в своей одежде и как вытащить мешочек с ней из защищенного рукава. Минцзюэ хмыкнул, обдумывая это. Это было не то, что ему удалось заметить, хотя, конечно, Лань Ванцзи провёл гораздо больше времени на поле боя с Вэй Усянем, чем Минцзюэ. На мгновение вспыхнула зависть — и он погасил её. Это было глупое чувство. Они должны были быть союзниками.              — Останься здесь на ночь, — сказал Минцзюэ и в ответ на вызванный им взгляд абсолютного нетерпения добавил:       — Учитывая, что ты провернул с кланом Лун, я не могу позволить тебе немедленно отбыть. Останься, будь на виду, уезжай завтра — я дам тебе письмо, чтобы ты отнес ему.              И то, что он останется сегодня вечером, означало бы, что у Минцзюэ будет время написать это письмо.              Губы Лань Ванцзи были тонкими.              — Завтра рано утром.              — Завтра так поздно, как разрешит Цзунхуэй, — возразил Минцзюэ. — Тебе нужно дать ему подробные показания. Останься. Отдохни. Поешь. Я вверяю Усяня тебе. Это означает, что тебе тоже нужно позаботиться о себе.              — Мгм, — сказал Лань Ванцзи, что на самом деле не было «да», но и не было «нет». Этого было бы достаточно.                                          За годы, проведённые в качестве главы ордена, Минцзюэ написал бесчисленное множество писем. Конечно, его люди написали для него много писем, где он просто подписывался, но было и немало такого, с чем ему приходилось справляться самому.              Он никогда раньше не писал любовных писем. Сидя перед столом с кистью в руке, ему пришло в голову, что это было нечто такое, о чём он не имел никакого понятия. Мало того: это было не просто любовное письмо от него, это также должно было быть любовное письмо сразу от них двоих.              Ему было интересно, как выглядело бы любовное письмо от Вэй Усяня. Нарочито витиеватое с язвительно-дразнящим юмором? Бессвязное? Он мог использовать весьма элегантные обороты речи, когда хотел, несмотря на то, что обычно обращался в таком небрежном тоне, что это звучало на грани хамства. Письмо Лань Ванцзи было легко представить — легче, чем вообразить, что он вообще что-то такое напишет. Но если бы он взялся за это дело: лаконичные, элегантные фразы и поэзия. Это было бы такое письмо, которое могли бы изучать на занятиях… А может, и нет. Глубина преданности, которую он до сих пор проявлял по отношению к Вэй Усяню… Возможно, это было бы чем-то неподходящим для детских глаз.              Минцзюэ мог только надеяться на это. Тот вид секса, к которому он привык с Вэй Усянем, был намного более бурным, чем, вероятно, привыкло большинство людей. Если бы это было не то, что нравилось Лань Ванцзи — что ж, им пришлось бы с этим разобраться.              В конце концов он отказался от попыток превратить письма в произведение искусства и просто перешел к делу. Вэй Усянь знал, кто он такой и чего от него ожидать, и, честно говоря, когда дело касалось чувств Вэй Усяня и Лань Ванцзи друг к другу, самым важным было оставить как можно меньше места для недопонимания. Гуй их знает, они уже провели большую часть года, не понимая друг друга — или, может быть, даже дольше, подумал Минцзюэ, вспоминая некоторые описания выходок Вэй Усяня в Облачных Глубинах, рассказанные Хуайсаном.              «Я разговаривал с Лань Ванцзи… Он не лучше выражает свои мысли, чем ты его понимаешь, но совершенно ясно, что он глубоко любит тебя… да, я убедился в этом еще до того, как заговорил о парном совершенствовании. Ты можешь перестать беспокоиться о том, что он почувствует себя в ловушке. Тот факт, что вы оба убедили себя, что не нравитесь друг другу — нелеп…              …война не дает определенности, но я бы волновался меньше, если бы вы двое были вместе. В течение шести недель я отказывался думать, что ты мертв. Теперь, когда ты всего в нескольких шагах от меня, мне следовало бы беспокоиться меньше, но я не могу. Я хочу укутать тебя и каждую ночь держать в безопасности в моей спальне. Я хочу делать с тобой и другие вещи в нашей постели каждую ночь…»              Минцзюэ уставился на эту строчку. Затем он пожал плечами и оставил её как есть. Похоже, не ему выступать против «бессвязности» в любовном письме.              К середине утра следующего дня Цзунхуэй был удовлетворен тем, что все формальности расследования, для которого Лань Ванцзи был немедленно необходим, были выполнены, и Минцзюэ проводил его, передав сложенное письмо.              — Скажи ему, что я сказал, что ты можешь прочитать это, если хочешь, — сказал Минцзюэ, изучая выражение его лица. Морщинка напряжения? Хм, он нервничал. — Позаботься о нём. Позаботься и о себе тоже.              Лань Ванцзи поклонился, Минцзюэ поклонился в ответ — в какой-то момент им придется преодолеть этот уровень формальностей, иначе они ничего не добьются, но у них все только начиналось. Затем Лань Ванцзи встал на Бичэнь и взлетел, быстро растворившись в небе.