Лучшее применение флейте во время войны

      На следующее утро Лань Ванцзи встал как обычно рано. По крайней мере, так предположил Минцзюэ. Когда Минцзюэ проснулся, Лань Ванцзи сидел, скрестив ноги, и медитировал. Они вместе спокойно позавтракали — Вэй Усянь всё ещё был совершенно мёртв для мира, — а затем Лань Ванцзи задержался, явно не желая уходить, но и не зная, как оправдать своё пребывание.       — Либо возвращайся в постель, либо нет, — наконец сказал Минцзюэ, раздражённый этим зависанием. Ему нужно было разобраться с бумажной работой, а затем провести учения.       Неохотно Лань Ванцзи признал: «У меня есть обязанности» и, окинув их обоих последним долгим взглядом, направился в сторону лагеря ордена Лань. Что это были за обязанности, Минцзюэ понятия не имел, но, по-видимому, Сичэнь поручил ему некоторые из них после своего вчерашнего возвращения… Возможно, просто для того, чтобы почаще видеться с братом, если уж на то пошло. Что ж, немного времени в родном ордене ему бы не повредило. Они на войне, и вся нормальность была выброшена в окно, но по сравнению со странным полумертвым пространством, которое они с Вэй Усянем делили последние несколько недель, осадный лагерь казался удивительно оживленным. Им обоим нужно немного передохнуть.       «Вряд ли Вэй Усянь когда-либо мог сбежать от мёртвых», — подумал Минцзюэ. Он оставил охранника у своей палатки с приказом сопроводить Вэй Усяня обратно в лагерь Цзян или куда ещё он хотел пойти и отправился на учения. К тому времени, как он вернулся в полдень, Вэй Усянь уже ушёл («Доставлен в целости и сохранности», — отрывисто сказал Цзунхуэй), а затем они оба склонили головы над картой Безночного, пока не пришло время дневных учений, и Цзунхуэй ушёл руководить ими.       Во второй половине дня Минцзюэ вызвал Хуайсана, который появился раздражённым и уклончивым — теоретически, он должен быть на тренировке, но Минцзюэ даже не ожидал, что он туда пойдёт.       — Я отправляю тебя обратно в Нечистую Юдоль, — сказал ему Минцзюэ.       — Что, из-за вулкана? — удивлённо спросил Хуайсан. — Да-гэ! Как будто пребывание в Нечистой Юдоли помогло бы, умоляю тебя.       — Если что-то случится…       — Если что-то случится, мы все будем мертвы, — очень серьёзно сказал Хуайсан. Он захлопнул веер и спрятал его за спину. — Я выяснял этот момент с Вэй-сюном утром. Он так же беспокоится о Цзян Яньли, как ты обо мне. Но на самом деле бежать некуда. Тебе просто нужно быть достаточно быстрым, чтобы застать Вэнь Жоханя врасплох.       Минцзюэ захотелось закрыть глаза.       — Хуайсан…       — Мне нет смысла уходить и я предпочту остаться, — сказал Хуайсан и плюхнулся за стол Минцзюэ, вытащив целую стопку бумаг, в которых Минцзюэ узнал заметки о защитных массивах и обо всём остальном, что дала им Вэнь Цин. — И ты не можешь настаивать, что я должен быть на тренировке. Если здесь что-нибудь случится, я убегу вместе со всеми гражданскими, ты заставил меня пообещать это!       Это было смехотворное беспокойство по сравнению с другим. И с этим никто ничего не мог поделать. Минцзюэ ощутил вкус поражения.       — Не прикрывай мои бумаги, — сказал ему Минцзюэ и снова занял своё место по другую сторону стола.       Хуайсан разговаривал сам с собой вслух во время работы, что было чертой, которую Минцзюэ всегда втайне находил милой. Это было своего рода успокаивающее фоновое бормотание — хотя в данном случае это было в основном ворчание. Он часто вытаскивал справочные материалы из своих мешочков-цянькунь, пока на его стороне стола не оказалось с половину книжного шкафа.       — Тут такая архаика, — пожаловался он наконец. — Это больше похоже на попытку интерпретировать искусство, чем разбивать массив на части.       — Ты любишь интерпретировать искусство.       — В искусстве есть красота. Тьфу, — он захлопнул последнюю книгу и тяжело опустился туда, где сидел. — Тебе следует устроить праздник.       Минцзюэ приподнял бровь, глядя на него.       — Рановато праздновать падение Безночного, если мы не можем одолеть их оборону, тебе не кажется?       Хуайсан махнул рукой.       — Есть много других побед, которые стоит отпраздновать, но так и не отметили! Кроме того, разве это не разозлило бы Вэнь Жоханя — враги сидят и пируют на его пороге? Может быть, он вышел бы в ярости и избавил бы нас от всех этих неприятностей.       Он задумчиво посмотрел на свои записи, с отвращением сморщив нос.       Это, конечно, мысль. И не то чтобы это могло что-то спровоцировать. К сожалению, Минцзюэ не думал, что это чем-то поможет.       — Цзинь Гуаншань приедет на следующей неделе. Тогда пирам не будет конца.       — И он получит признание войск за то, что устроил их, — отметил Хуайсан. — Да ладно, да-гэ, ты же знаешь, что это плохая идея — отдавать ему все лавры. Тебе нужно организовать хотя бы один праздник, прежде чем он доберется сюда.       — Если он хочет похвалы за кутежи и пиршества вместо того, чтобы делать дело…       Аргх. Проблема в том, что в словах Хуайсана был смысл.       — Ты просто не любишь пиршества, — сказал Хуайсан, указывая кистью на Минцзюэ.       — Они мне очень нравятся, — запротестовал Минцзюэ. Это так. Когда это был пир в Нечистой Юдоли, с его людьми, и они должным образом праздновали удачно проведенную ночную охоту или успешную стычку с Вэнь. Когда это не было гребаной политикой. Когда они все не находились под серьёзной угрозой смерти. Хотя, говоря таким образом, вся ситуация с вулканом не так уж сильно отличалась от того, где они были в это время в прошлом году.       — Кроме того, это могло бы помочь со многими другими проблемами…       Минцзюэ нахмурился, глядя на него.       — Например?       — Ах, я не должен был говорить «проблемы». Всякое… Пока это не проблемы, — Хуайсан теребил зубами кончик кисточки для чернил, что было ужасной привычкой, от которой, как думал Минцзюэ, он избавился, когда ему было десять.       — Прекрати мямлить и говори прямо.       — М-м-м. Тут возникли… слухи, которые в последнее время изменить труднее, чем обычно.       — Неважно, сколько сплетен ты слушаешь, ты не можешь контролировать их все, А-Сан.       — Я не могу подавить всех их, — поправил Хуайсан. — На самом деле, трудно подавить что-либо из них. Но перенаправление, отклонение, отвлечение — это обычно срабатывает. Только кто-то продолжает болтать.       — Да что там за слухи? — спросил Минцзюэ, уже уставший от болтовни.       — Ты проводил много времени в лагере Вэй-сюна. Итак, большинство разумных людей предположили бы, что это потому, что вы отвечаете за общую кампанию, а у него есть армия, которой нужно командовать, так что, конечно, вы будете там часто бывать. Но другие люди говорили, что ты был там для… других вещей.       — Ни для кого не секрет, что я с ним сплю.       — …Некоторые из этих слухов гласят, что вы спите не только друг с другом.       — О.       Это было… немного неловко. Неужели Хуайсан не понял? Возможно, Минцзюэ следовало подумать об этом до того, как он начал заниматься сексом с другим другом Хуайсана. Хотя Хуайсан никогда не был очень уж близок с Лань Ванцзи — Лань Ванцзи был просто слишком замкнут для этого.       — Нет смысла пытаться отрицать то, что является правдой, — немного неуклюже сказал Минцзюэ. Хуайсан откусил кончик кисточки.       — Что!.. — сказал он, задыхаясь и кашляя, выплевывая деревянные осколки себе на ладонь.       — Я думал, ты поймёшь. Ты был тем, кто сказал, что Лань Ванцзи выглядел удрученным, когда я утащил Усяня в тот раз. Но у меня нет проблем с тем, чтобы делиться.       — Что?! — взвизгнул Хуайсан. — Это… Хорошо, ладно, но… Лань-сюн? Правда?! Но он порвал мой сборник весенних картинок! — закричал он.       — Ты, несомненно, заслужил это, — сухо сказал ему Минцзюэ. Неужели он так неохотно верил? Уже должно было быть более чем достаточно сплетен, чтобы их связь стала очевидной… не так ли? Прошлой ночью они вместе пробрались в палатку Минцзюэ. Даже если Вэй Усянь обошел охрану Цзян, рано утром из палатки Минцзюэ ушёл Лань Ванцзи. Очевидно, Минцзюэ недооценивал скрытность Лань Ванцзи, раз Хуайсан не слышал об этом.       — Но это… это… о, черт, на самом деле, теперь всё складывается, — простонал Хуайсан. — Не могу поверить, что я настолько слеп, что пропустил это! Я собираюсь убить Шунъюаня, клянусь.       Минцзюэ не приказывал Не Шунъюаню держать рот на замке, но, очевидно, он не подтвердил слухи Хуайсану… Действительно ли на первый взгляд они казалось настолько притянутыми за уши, что даже Хуайсан не поверил им, хотя его источником были всего лишь случайные сплетни? Минцзюэ подумал о репутации Лань Ванцзи. Эх, может быть, так оно и было.       Хуайсан, казалось, размышлял вслух.       — Тем не менее это хорошо. Я могу использовать это. Ах, Ванцзи-сюн, возможно, будет не очень доволен! Но ему просто придется с этим смириться. — Он кивнул сам себе. — Но ты все равно должен устроить праздник. Тогда все смогут видеть, что ты главный, и посмотреть на Вэй-сюна, когда он занимается чем-то другим, кроме возни с трупами. Если бы он мог появиться на публике и вести себя нормально хотя бы один вечер, это действительно помогло бы…       Минцзюэ подумал о том, как теперь глаза Вэй Усяня постоянно светились красным.       — Возможно, в данный момент это потребует от него слишком многого.       — Это для его же блага. И твоего.       — А когда кто-то возмутится, что он ходит без меча? Это неизбежно случится.       Хуайсан поморщился при этих словах.       — Если он не планирует быть отшельником до конца своей жизни, ему придётся придумать способ справиться с этим, — он печально вздохнул и пробормотал: — Раньше с ним было весело.       — Я не думаю, что теперь застолья соответствуют его представлениям о веселье. — Если вообще когда-то были. Межклановые пиршества в основном включали в себя долгие посиделки и обсуждение политики, которая не очень интересовала Вэй Усяня. Там была не совсем непринужденная атмосфера. Хуайсану они нравились, но он был неисправимым сплетником.       — Раньше ему нравились люди! Теперь он… ну, ты ему нравишься. — Хуайсан надулся. — Я скучаю по веселью со своим другом. Он бросил меня ради тебя.       — Я не пытаюсь затащить его на душные вечеринки, — сухо сказал Минцзюэ. — Не похоже на то, что тебе было очень весело на праздниках, когда ты был в Облачных Глубинах.       Да никому не было весело на праздниках Лань. Даже Лань не веселились на праздниках Лань.       — Ты сказал, что этим утром обсуждал с ним массивы вулканов, я знаю, что он находит это забавным.       — Тьфу, работа! Это не мое представление о веселье, да-гэ.       — Тогда иди и напейся с ним.       — Хорошо, я так и сделаю! — сказал Хуайсан, раздражённо поднимаясь на ноги. Он сгреб свои бумаги в беспорядочную стопку. — И не смей жаловаться завтра! — добавил он, указывая веером на Минцзюэ в упреждающем обвинении, прежде чем развернуться на каблуках и выбежать вон.       Это…       — Я должен был это предвидеть, — заметил Минцзюэ пустому месту, где он только что был. Черт, и теперь ему действительно пришлось планировать пиршество, потому что Хуайсан был прав насчёт того, что нужно должным образом отпраздновать их победы, прежде чем сюда приедет Цзинь Гуаншань.       Он заставит Хуайсана сделать это завтра.       Он действительно был в долгу перед Хуайсаном за то, что тот случайно позволил ему думать, что Вэй Усянь был убит Хэ Тинфэном. И он также был в долгу перед Вэй Усянем за то, что тот не предпринял никаких усилий, чтобы помочь ему завести дополнительные дружеские отношения месяцы назад, что, оглядываясь назад, было необходимостью. Поэтому он решил, что ему, вероятно, не следует срывать их пьянку, и смирился с тем, что проведет ночь в одиночестве, если только Лань Ванцзи не разозлят их пьяные выходки, которые, несомненно, случатся, и он придёт к Минцзюэ в одиночку на этот раз. Учитывая, что центром их отношений всё ещё был Вэй Усянь, Минцзюэ не слишком высоко оценивал шансы на это.       Он пожалел о своей сдержанности к середине утра следующего дня, когда Цзунхуэй прервал его, пока он проводил учения, продолжал жалеть о ней до тех пор, пока телохранители Хуайсана не затащили его в шатер Минцзюэ.       — Что ты вообще там делал? — крикнул Минцзюэ. — Тебе не следует приближаться к этому городу!       — Я просто хотел посмотреть… Мы были далеко, это было совершенно безопасно!       — Если бы это было совершенно безопасно, я бы не приставил к тебе охрану. Это не Нечистая Юдоль, не Облачные Глубины, и, чёрт возьми, уже слишком поздно для ребячества! К тебе приставлена охрана не просто так!       — Ох, как будто Вэй-сюн или Лань-сюн позволили бы, чтобы со мной что-то случилось. И Вэй-сюн… Я полагаю, что он также избавился от своей охраны…       Если уж Хуайсану удалось избавиться от незаметной охраны Не, то утята Цзян Ваньиня никак не смогли бы уследить за Вэй Усянем. Чёрт возьми, Минцзюэ должен был настоять на том, чтобы одолжить Цзян Ваньиню нескольких своих людей…       Правда, это не принесло бы никакой пользы, если бы Вэй Усянь твердо решил бы ускользнуть от них. И по какой-то причине Лань Ванцзи согласился пойти с ним вместо того, чтобы стать голосом разума.       — Это Старейшина Илина и Ханьгуан-цзюнь! Они перемололи бы в фарш любого, кто подошел бы поближе, не говоря уже о тех, кто пытался причинить мне вред!       — Ага? Если всё было так безопасно, тогда какого хрена ты взял с собой саблю? Ты никогда не носишь её с собой!       — Тогда ты должен быть счастлив, что я хоть раз взял её с собой! Всю мою жизнь ты хотел, чтобы я делал это: «Тренируйся больше, Хуайсан, борись, Хуайсан, почему ты так чертовски жалок, Хуайсан», а теперь ты собираешься кричать на меня за то, что я сделал так, как ты всегда хотел?!       — Я собираюсь наорать на тебя за то, что ты пренебрёг своей охраной в гребаной зоне боевых действий! — взревел Минцзюэ. — Я не могу потерять тебя, разве ты не понимаешь этого?!       — Ты грёбаный лицемер! — закричал на него в ответ Хуайсан. — Отлично. Приставь ко мне пятьдесят охранников, посмотрим, есть ли мне дело, кому какое дело, когда Вэй-сюн или Вэнь Жохань могли бы съесть их всех на обед!       — Так и будет! И тебе лучше, блядь, не убегать от них снова!       — Отлично! — крикнул Хуайсан и выбежал вон.       Его охранники, наблюдавшие за их перепалкой со всё более впечатлёнными лицами, тут же разделились, двое из них сразу же последовали за ним, а двое других посмотрели на Минцзюэ в поисках указаний. Минцзюэ отмахнулся от них и обнаружил, что шатался, пока не наткнулся на свой стул, а затем тяжело сел.       — Цзунчжу, — обеспокоенно сказал Цзунхуэй, но Минцзюэ отмахнулся и от него, ему нужно было немного отдышаться. Паника, подкатившая к горлу в тот момент, когда Цзунхуэй сообщил, что охрана Хуайсана упустила его — глупо, но паника вернулась в тот момент, когда Хуайсана, наконец, втащили внутрь, хотя уже тогда он мог убедиться, что Хуайсан цел и невредим, и теперь ей потребовалось несколько долгих минут, чтобы утихнуть.       Чертовски жалок…       Неужели Хуайсан действительно считал, что он так о нём думал?       — Что, чёрт возьми, они вообще делали? — прохрипел Минцзюэ, когда снова смог думать. Он моргнул и промокнул уголки глаз, но крови не было — конечно, он был в порядке, если бы у него пошла кровь из глаз, Цзунхуэй вызвал бы врачей. Теперь в палатке были только он и Цзунхуэй. С ним всё было в порядке. Его голова не собиралась взрываться. Ему действительно нужно было, чтобы Лань Ванцзи в ближайшее время снова сыграл для него «Очищение». Чёрт, он вообще-то собирался убить Лань Ванцзи. Из всех людей, которые, по его мнению, обладали здравым смыслом…       По словам охраны Хуайсана, они провели тихую ночь на краю лагеря Цзян, присматривая за палаткой Вэй Усяня. К ним присоединились в этом деле их соратники из Цзян, которые были моложе, но не менее преданы делу. Поскольку Хуайсан отправился туда с большим количеством вина и намерением напиться до беспамятства, они были готовы провести довольно много времени, ожидая, пока их молодой господин выйдет, а затем либо проводить его до палатки, либо вернуть обратно, если он окажется слишком пьяным, чтобы передвигаться самостоятельно. Поскольку талисманы уединения были уже повсюду, когда Хуайсан вообще не вышел, они решили, что он и Вэй Усянь просто напились до беспамятства, и Хуайсан явится утром с убийственным похмельем. Они сменились на рассвете, и вторая смена тоже не была обеспокоена.       Только когда раздалось множество криков, настолько громких, что Не Пэнфэй отправился выяснять в чём дело, они поняли, что Старейшина Илина устроил переполох на другой стороне лагеря, а Хуайсан был с ним — определённо не в палатке, где они их ожидали увидеть.       — Я думаю, вам придется подождать, пока Цзян-цзунчжу не закончит орать на Вэй-гунцзы, прежде чем вы сможете расспросить его, — сказал Цзунхуэй не без сочувствия, предлагая ему чашку воды.       Он надеялся, что Цзян Ваньинь исполосует его на ремни. К сожалению, это означало, что отвечать на его вопросы будет некогда. Он не купился на оправдание Хуайсана. «Просто хотел посмотреть», ха, он не носил свою саблю уже много лет, если Минцзюэ не пилил его, и даже тогда он…       А-Сан…       Минцзюэ осушил чашку с водой.       — Что там было насчёт Цзинь?       В его сознании мешанина слов: охрана Хуайсана потеряла его след, похоже, он отсутствовал всю ночь, но с ним все в порядке, цзунчжу, они снова нашли его, произошла стычка между Цзинь и…       — Там была какая-то драка, — сказал Цзунхуэй. — Похоже, что Цзян-гунян и Цзинь-гунцзы разговаривали, возможно, прогуливались вместе. Хуайсан, Вэй-гунцзы и Лань-эр-гунцзы столкнулись с ними, когда возвращались оттуда, куда они улизнули, и Вэй-гунцзы обиделся на что-то из-за Цзинь-гунцзы. Возможно, просто из-за его нахождения там, — мрачно предположил он. — Но они были прямо на границе лагерей Цзинь и Цзян, и крики привлекли много внимания. У них было несколько зрителей; Цзинь Цзысюнь был одним из них, и совершенно ясно, что он сказал что-то оскорбительное, возможно, нанёс несколько оскорблений. Случайные свидетели даже сказали, что Цзян-гунян потребовала извинений, что совсем на нее не похоже, так что, должно быть, все было довольно плохо. А потом Вэй-гунцзы напал на Цзинь Цзысюня.       Чёрт, только этого им не хватало.       — Как он убил его?       — Нет, нет, он просто ударил, — успокоил его Цзунхуэй. — Не Пэнфэй сказал, что Цзян-гунян и Лань-эр-гунцзы вдвоем удерживали Вэй-гунцзы, когда он добрался туда — похоже он просто сломал нос, ничего хуже.       Это было… приемлемо. На самом деле, это было странно обнадёживающе. Небеса знали, что Минцзюэ не раз испытывал искушение заставить Цзинь Цзысюня замолчать с применением силы. То, что Вэй Усянь ударил его — это была нормальная реакция горячего молодого человека, а не некроманта, теряющего контроль над собой. Хотя, если мельница слухов захочет перемолоть его в порошок, то всё равно получится именно так… Это не было каким-то душевным смятением или срывом с его стороны, который привел его к мысли, что скрыться с Хуайсаном — хорошая идея. Он просто вёл себя как обычно, недальновидно, по-идиотски. А Лань Ванцзи — да кто его знает, что там с Лань Ванцзи. Чёрт, Минцзюэ был так зол на них, что было трудно мыслить здраво. Однако, он должен был заставить себя успокоиться. Они были на пороге грёбаного Безночного. Ему нельзя было сходить с ума, пока он не насадил голову Вэнь Жоханя на пику.       А потом… Блять. Блять, зачем они это сделали? Это было похоже на удар ножом… не в спину. Чертов Вэй Усянь, подумал Минцзюэ с новой вспышкой гнева, окончательно разрушил это сравнение. Нож в бок, на который он не обратил ни малейшего внимания… Он резко встал и подозвал Бася к себе.       — Цзунчжу? — встревоженно спросил Цзунхуэй.       — Я собираюсь пойти поговорить с Сичэнем, — прорычал Минцзюэ. — Если кто-нибудь из этих недоумков появится здесь, пошлите гонца.       Люди держались подальше от него, когда он ворвался в лагерь Лань, а затем прошёл через него, направляясь к палатке Сичэня в самом центре. Там он нашел своего друга в разгар встречи с несколькими учениками Лань. Лань Ванцзи среди них не было.       — Минцзюэ-сюн? — спросил Сичэнь, поднимая глаза, когда он влетел в палатку вслед за учеником, который нервно объявил о его прибытии. Очевидно, он двигался достаточно быстро, чтобы слухи не опередили его.       — Давай на мечах, — сердито сказал Минцзюэ.       Сичэнь обменялся взглядом со своими учениками, а затем решительно отстранил их, поднявшись, чтобы подойти и изучить его.       — Минцзюэ-сюн…       — Пожалуйста.       Сичэнь выдохнул, что было не совсем вздохом, затем повёл плечами.       — Хорошо бы отдохнуть от инвентаризации, — сказал он с долей одобрения и, взяв Шоюэ со стойки у двери, повёл Минцзюэ к выходу и направился к площадкам, которые Лань расчистили для своих тренировок, затем мимо них к краю лагеря и чуть дальше.       — Сначала до трёх касаний? — спросил Сичэнь, освобождая Шоюэ и держа ножны в свободной руке. Минцзюэ хмыкнул в знак согласия, снял Бася со своего плеча и сделал выпад.       Бой с Лань был похож на бой по учебнику: они ценили совершенство формы. Сичэнь являлся воплощением их стиля, каждое его движение было выполнено с точностью до мелочей, и при этом он умел быть невероятно хитрым в своих приемах. Минцзюэ превосходил его в силе, но на самом деле это не большое преимущество: Сичэнь чуть-чуть быстрее, и Минцзюэ должен быть более осторожным. В ближнем бою, в который превращались многие сражения в последнее время, когда он часто сталкивался с двумя или более противниками одновременно, ему требовалась грубая сила, широкие замахи, чтобы одним ударом проломить оборону и отбросить в сторону того, кто нападет на него следующим, но делать это в поединке с Сичэнем означало лишь то, что Сичэнь ускользнет в сторону или под него, и Минцзюэ окажется с лезвием Шоюэ у горла. Это заставило его сосредоточиться на борьбе, не позволяя жажде крови Бася ослепить его. Сичэнь нанёс первый удар, Минцзюэ — второй.       — Должен ли я спросить, что случилось? — спросил Сичэнь, возвращаясь в боевую стойку.       Его настроение снова испортилось.       — Твой брат, — сказал Минцзюэ.       Брови Сичэня слегка сошлись, и он приступил к стремительной серии ударов.       — О?       — Помог моему брату ускользнуть от охраны прошлой ночью и отправиться неизвестно куда!       — А, — сказал Сичэнь, и, к его удивлению, Минцзюэ удалось дотронуться до его запястья. — Надеюсь, Хуайсан вернулся целым и невредимым? — спросил Сичэнь, сделав паузу.       — Был бы я здесь, если бы он был не здоров? — возмутился Минцзюэ. Затем: — Что, совсем не беспокоишься о своём родном брате?       Сичэнь вывернул запястье и продолжил атаку.       — Ты стал вторым, кто прервал меня за утро. Ванцзи пришёл ко мне и потребовал наказания.       Это удивило гораздо меньше, чем сам повод для наказания.       — Он сказал почему?       — Нарушение комендантского часа и употребление алкоголя.       На этот раз удар нанёс Сичэнь.       Лань Ванцзи… пил?       — Ни то, ни другое не является наказуемым за пределами Облачных Глубин, — сказал Сичэнь, — но я поручил ему делать стойку на руках. Казалось, он чувствовал в этом потребность, и это, по крайней мере, может послужить тренировкой. Как будто я приказал бы выпороть его за пьянство, — он покачал головой, но выражение его лица всё ещё было обеспокоенным.       Младшие ученики могли получить удар розгами; наказания для старших были более суровыми, по крайней мере, по видимости, во всех орденах. Удары хлыстом не были редкостью, хотя лишь изредка использовался такой магический инструмент, как дисциплинарный кнут. На практике старшим, как правило, сходило с рук гораздо больше, хотя бы потому что они прекрасно знали, в каких случаях нарушения могут быть оправданы. Употребление алкоголя за пределами Облачных Глубин — только Лань Ванцзи был бы одновременно глуп и достаточно прилежен, чтобы подвергнуть себя наказанию за это. Однако не было никаких правил насчет «нельзя уводить друга от его телохранителей», так что признаваться было не в чем… Возможно, Лань Ванцзи все же обладал некоторой степенью проницательности.       Ни Лань Ванцзи, ни Вэй Усянь не считались бы взрослыми еще год или больше в мирное время, какими бы выдающимися ни были их способности, но оба были командирами на этой войне. У них не было времени быть беззаботными юнцами.       У Вэй Усяня были шрамы от хлыста, хотя он был слишком молод для них. Теперь, конечно, никто и никогда больше не стал бы его пороть. Минцзюэ сомневался, что Цзян Ваньинь позволил бы такому случиться в любом случае, но даже если бы он это сделал, и Вэй Усянь согласился подчиниться этому, было бы абсолютной глупостью избивать кого-то, кто мог вызвать призрака силой мысли — и вполне мог бы это сделать, если бы он был запаниковал или испытал достаточную боль.       Минцзюэ не мог сожалеть о невозможности такого наказания, даже несмотря на то, что был так зол, как сейчас. Даже обычный хлыст мог убить кого-то без золотого ядра. Вэй Усянь мог выжить в адских условиях и собрать себя из кусков, но, чёрт возьми, ему всё ещё было больно; он не исцелялся. Независимо от того, сколько раз Минцзюэ доставляло удовольствие заставлять его плакать, мысль о том, чтобы ранить его намеренно, оставив шрамы на его теле, заставляла Минцзюэ чувствовать только холод и неловкость. И какой вообще в этом был бы смысл? Вэй Усяня пороли в юности и все еще оставался идиотом. Очевидно, что порка его ничему не научит. И это сломало бы что-то между ними, чему Минцзюэ не мог дать имя. Даже сейчас, когда его кровь кипела — может быть, особенно сейчас — это было не то, чего он хотел.       Чего он хотел, так это чтобы этого дурацкого утра не случилось, чёрт возьми.       Погружённый в сложные мысли, Минцзюэ промахнулся, на мгновение уклонившись от одного из ударов Сичэня, и почувствовал лёгкое давление Шоюэ на свой бок. Он скорчил гримасу и опустил острие Бася, уступая.       — На самом деле это был не совсем правильный удар, — сказал Сичэнь. — В бою он соскользнул бы с одежды.       — Три касания, это была честная победа, — сказал Минцзюэ. Он вдохнул и выдохнул, сосредотачиваясь. Даже бой всего в три касания с Сичэнем был тренировкой от начала до конца. — То есть ты хочешь сказать, что мне стоит наказать Хуайсана стойкой на руках, раз он напоил твоего брата?       Сичэнь покачал головой.       — Но, возможно, мне следовало дать Ванцзи больше двух ши стойки на руках, — признался он. — Я бы никогда не подумал, что он подвергнет Хуайсана опасности, но… если он был пьян… — Он выглядел слегка озадаченным. — А что они делали?       — Были идиотами, — кисло сказал Минцзюэ, и ему пришлось сдержать рычание. — Они могут шататься по лагерю пьяные в стельку, если хотят, мне всё равно. Но покинуть лагерь… Ускользнуть от охраны…       Однажды он позволил Хуайсану отправиться в Цишань без защиты. Он никогда не сделает этого снова.       — Я поговорю с Ванцзи насчёт наказания, — сказал Сичэнь.       На мгновение Минцзюэ поддался искушению. Его нрав всё ещё впивался в него когтями, раздирая кожу. Если Лань Ванцзи и Вэй Усянь пересекли эту границу, то пускай они будут для него не более чем учениками других кланов, какая разница как их накажут… Но поединок с Сичэнем немного снял напряжение, выплеснул часть ярости. Да, он был зол. Но это было не… это был не просто гнев из-за опасности, которой они подвергли Хуайсана. Это было предательство.       Только вот это было не так, потому что иначе Хуайсан был бы так же виновен в предательстве, а это просто неправда. Хуайсан был его младшим братом, и если он раздражался из-за ограничений, наложенных на него Минцзюэ… Чёрт, Минцзюэ нужно было поговорить с ним, убедить его, что он на самом деле не думал о нём, как о жалком или бесполезном.       Но что бы Хуайсан ни сделал, Вэй Усянь и Лань Ванцзи сделали всего лишь то же самое. Итак, значит, это было… что? Безрассудные действия недоумков, которые напились, чтобы попытаться снять стресс от жизни в зоне боевых действий, от недель, проведенных среди угнетающих ходячих мертвецов, от осознания того, что на их плечи возлагается несправедливое количество ожиданий по поводу окончания этой войны? Он бы не узнал, не выслушав их, а однажды он выслушал даже Мэн Яо.       — Нет, — сказал Минцзюэ, слово медленно вытягивалось из него. — Это не то, за чем я пришёл сюда.       — Он, скорее всего, все равно поговорит со мной об этом, — сказал Сичэнь, что было правдой. После некоторых откровений Минцзюэ стало известно, что Лань Ванцзи, вероятно, говорил с Сичэнем больше, чем с любым другим человеком. Хотя, учитывая, как они с Вэй Усянем были близки в течение последних нескольких недель… («И теперь они вытворили это», — сказала гораздо более жестокая часть его, та, которая совсем не хотела быть разумной).       — Просто не надо, — сказал Минцзюэ, покачав головой и отбросив эту мысль. — Это не входило в мои намерения, — это правда. — Мне просто… нужно было прокричаться о глупых младших братьях.       Ему пришла в голову другая мысль, и он фыркнул.       Сичэнь вопросительно поднял бровь.       — Как ты думаешь, с кем Цзян Ваньинь ходит выпустить пар в поединке? — спросил Минцзюэ.       — А, — криво усмехнулся Сичэнь. — Возможно, ты мог бы предложить ему.       Затем выражение его лица стало немного более серьезным. Скорее затвердевшим.       — Минцзюэ-сюн… Ты упомянул своего брата и моего. Но я чувствую, что есть третье имя, которое ты не произносишь.       Разве? Минцзюэ попытался вспомнить. Что ж, возможно, он не сказал этого вслух. Смысл посещения Сичэня заключался в том, чтобы пожаловаться именно на их братьев.       — Да, Вэй Усянь тоже был там, — сказал он, сам становясь всё более мрачным.       — Весьма активно принимая участие, я полагаю.       И, вероятно, он был причиной опьянения Лань Ванцзи — Минцзюэ не мог представить, чтобы Лань Ванцзи нарушил это правило ради Хуайсана. Минцзюэ не был уверен, что Лань Ванцзи поддался бы и ему, если бы Минцзюэ был из тех самонадеянных молодых идиотов, которые надоедали, провоцируя кого-нибудь из Лань выпить.       Сичэнь испустил сдавленный вздох.       — Он уже причинил Ванцзи столько боли, — пробормотал он. — Я знаю, что он сильно страдал и борется до сих пор — и я знаю, что Ванцзи заботится о нём, — но иногда очень легко понять точку зрения шуфу.       Абсурдно, но желание защитить пробежало мурашками по всей коже Минцзюэ. Защитить Вэй Усяня, Старейшину Илина, который прошлой ночью ушёл и скрылся с Хуайсаном и, по всей вероятности, споил Ханьгуан-цзюня. Минцзюэ разрывался между желанием посмеяться и снова разозлиться. Черт возьми.       — До пятого касания? — хрипло сказал он, поднимая Бася, и Сичэнь кивнул, поднимая Шоюэ в знак приветствия.       После пяти касаний последовали ещё три, потом семь, пока оба не выдохлись настолько, что Сичэнь не сумел правильно оттянуть Шоюэ, а Минцзюэ не смог избежать скользящего удара, от которого у него побаливало запястье.       — Ты позволишь мне сыграть для тебя? — спросил Сичэнь, уступая бой — в конце концов, он нарушил правила. Абсолютный контроль был частью смысла этих поединков.       — Вот так? — спросил Минцзюэ, с сомнением глядя сверху вниз, затем на Сичэня. Сичэнь редко краснел от напряжения, но Минцзюэ все равно видел на нём признаки усталости. Он, должно быть, потел сейчас так же сильно, как и Минцзюэ.       Но драка всегда заставляла его кровь бурлить, даже если напряжение само по себе удовлетворяло часть его ярости. В затылке у него всегда урчал голос Бася, его неизменной партнёрши.       — Ох, хорошо, — уступил он.       Исполнение «Очищение» Сичэня, подумал Минцзюэ, слушая его, было столь же эффективным, как и версия Лань Ванцзи; но оно было… будто более мягким.       Некоторое время спустя он вернулся в свою палатку и обнаружил, что его ждёт деликатно сформулированная просьба встретиться с Цзян Яньли. Минцзюэ нахмурился, обдумывая последствия их встречи. Ни официальной просьбы о встрече между кланами — такая просьба должна была исходить от Цзян Ваньиня — ни неофициального визита Вэй Усяня… Он предпочёл бы последнее первому, но ожидал ни того, ни другого. Цзян Яньли была менее склонна к драматизму, чем любой из её братьев, и если Цзян хотели узнать, насколько он серьезно разозлился, то она была лучшим выбором. И, вероятно, с ней было бы гораздо меньше головной боли.       — Перенесите сегодняшние дневные встречи на завтрашнее утро, — сказал он Цзунхуэю. Главы второстепенных кланов, которыми он пренебрег, были бы раздражены, но встречи всё равно были только для того, чтобы они могли поскулить. — Мне понадобится кто-нибудь, чтобы прикрыть меня.       Он нацарапал ответ с указанием времени, которое дало бы ему время помыться и переодеться, а также не отнимало бы слишком много времени у неё самой.       Цзунхуэй кивнул. По какой-то причине он казался довольным.       — Я прикажу это Не Цзюньци, он хорошо поработал сегодня утром.       Цзян Яньли пришла со своим собственным эскортом, двумя ученицами Цзян — одна из которых выглядела скромной, как любая застенчивая служанка, а другая, которая выглядела совсем иначе, шла с напускной уверенностью. Все они вежливо поклонились друг другу, и застенчивая ученица осталась в палатке, смешавшись с младшими учениками Минцзюэ, которые накрывали и разливали чай. Минцзюэ сильно подозревал, что она носила ножи в обоих рукавах.       — Я в долгу перед Чифэн-цзунем за то, что он согласился поговорить со мной, особенно так скоро, — сказала Цзян Яньли, поднимая свою чашку с чаем и держа её в ладонях. Она вежливо наклонила голову. — Я знаю, что вы очень занятой человек. В настоящее время они находились на одной из стадий ожидания, характерных для войны. Чаепитие было лучше, чем пялиться на бесконечные отчёты о поставках или, что еще хуже, размышлять о тех трех идиотах.       — Всегда большая честь уделить время такому достойному человеку, как Цзян-гунян, — сказал Минцзюэ, отвечая на ее формальность своей.       — Вы очень любезны, — сказала Цзян Яньли. — Я хотела бы, чтобы мы могли выпить чаю при лучших обстоятельствах. Не-цзунчжу, от своего имени я хотела бы извиниться за действия моего младшего брата.       Она использовала семейное слово, как всегда делала, говоря как о Цзян Ваньине, так и о Вэй Усяне. Но поскольку никто не сказал ему, что Цзян Ваньинь задумал нечто крайне оскорбительное, было ясно, кого она имела в виду.       — Вэй Усянь не ваша ответственность. Если Цзян Ваньинь хотел извиниться от имени своего ордена за действия своего первого ученика, это одно, но…       — Разве это не так? Я его старшая сестра. И… я лучше других понимаю, как это ужасно, когда пропадает младший брат.       Это было предложение со скрытой в нем колючкой, крючком, предназначенным для того, чтобы с корнем вырвать его гнев и повергнуть в стыд. Цзунхуэй сообщил Минцзюэ, что Хуайсана нашли целым и невредимым, в тот же момент, когда он сказал ему, что Хуайсан пропал. Цзян Яньли ждала три месяца, а затем ей пришлось снова ждать в полной неизвестности.       Но глаза Цзян Яньли были доброжелательными и обеспокоенными, и она продолжила:       — Неважно, сколько времени длится пропажа, это чувство, — она сжала губы, подыскивая слова, — будто земля уходит из-под ног… Я всё ещё ощущаю его. А-Сянь поступил безответственно, и хотя я знаю, что он не хотел причинить вам боль, я также знаю, что он должен был это сделать.       — Я ценю ваши извинения, — медленно произнёс Минцзюэ, растягивая слова. — И ваши слова очень добры. Но Цзян-гунян… У него не было намерения причинить вред. Поэтому дело не в извинениях или прощении — вопрос в том, понимает ли он и сделал бы это снова. Вы знаете о… как я… о моём отношении к вашему брату. Но не могу отрицать, что временами он проявляет крайнюю недальновидность, и это расстраивает, независимо от того, что я ещё… думаю.       — А-Сянь всегда был тем, кто очень сильно живет настоящим моментом, — сказала Цзян Яньли. — Это может быть как достоинством, так и недостатком.       Минцзюэ это не казалось большой добродетелью. Если бы только он больше думал о том, что делал.       — От имени ордена Не я рад принять такие любезные извинения от Цзян, — сказал Минцзюэ. — Я не считаю, что между нами есть какие-либо причины для разногласий. Что бы ни было между Вэй Усянем и мной — это то, что мы должны обсудить лично.       — Конечно, — сказала Цзян Яньли, отвесив аккуратный поклон, на который он ответил.       Они оба потягивали чай. Выражение лица Цзян Яньли мало что выдавало, но если бы ему пришлось строить догадки, он подумал, что, возможно, она выглядит грустной. Он прочистил горло.       — Я уверен, что для вас это тоже было трудное утро.       — Заботиться о младших братьях — это долг и благословение, — сказала Цзян Яньли, настолько деликатно и искренне, что… не почудился ли ему крошечный признак сарказма? Возможно.       — Было бы чересчур интересоваться отношениями между двумя другими кланами. Тем не менее, ради Альянса, если есть что-то, что Не может сделать, чтобы способствовать гармоничным отношениям Цзинь и Цзян…       Теперь казалось прискорбным, что они поставили эти два лагеря бок о бок. Однако переместить один из них — это означало бы также смещать все второстепенные кланы. Минцзюэ не думал, что Цзинь Цзысюнь, получивший пощечину, того стоил, но если это было необходимо…       — Юньмэн Цзян, конечно, по-прежнему привержен Альянсу, — сказала Цзян Яньли. — Я уверена, что Цзинь также поддерживают нас.       Отказ, скрытый за банальностью. Минцзюэ просто придётся приглядывать за этим. Так близко к Безночному… Нет, Цзинь Гуаншань сейчас ни за что бы не воткнул нож в спину. Хотя Цзинь Цзысюнь мог бы попытаться.       — В этом никогда не было сомнений, — сказал Минцзюэ. — Тем не менее, пожалуйста, передайте мои наилучшие пожелания Цзян-цзунчжу.       Они снова обменялись поклонами и перевели разговор на более легкие темы, а затем на практические: Цзян Яньли всё ещё занималась логистикой для ордена Цзян, и, пока она была здесь, они могли бы также поговорить об этом. Когда она наконец откланялась, они расстались с вежливыми словами и поклонами. Цзян Яньли оставляла после себя спокойствие, и Минцзюэ не мог отрицать, что ее визит оказал такое же влияние и на него. Но когда остыл клинок его ярости, осталась неуверенность, и в целом он предпочел бы сосредоточиться на гневе.       О чём, чёрт возьми, они думали?