Лучшее применение флейте во время войны

      Утром постель Минцзюэ всё ещё холодная, Вэй Усянь всё ещё на грани смерти и у них всё ещё нет хороших идей, как заставить Вэнь Жоханя снять осадные щиты.              — Мы могли бы попросить Цзинь Гуаншаня поделиться идеями, — сказал Сичэнь.              Минцзюэ пристально посмотрел на него.              — Насколько ты ценишь жизнь своего шпиона?       — Я не предлагал говорить ему, кто это. Выкуривание Вэнь Жоханя… Цзинь Гуаншань не стал бы саботировать нас из-за этого.              Это достаточно правдиво. Цзинь Гуаншань мог быть коварным ублюдком, но он был преданным коварным ублюдком — очень преданным коварным ублюдком, если отчеты разведчиков о свите, которую он привёл с собой, были правдивы. Для него предавать их всех Вэнь Жоханю в данный момент не имело бы никакого смысла. Если только он не думал, что, возможно, сможет затянуть войну, не рискуя её проиграть, ради какой-то собственной выгоды… но какая возможная выгода для него в этом? Он совсем не воин…              Аргх. Пытаясь играть с Цзинь Гуаншанем в угадайку, Минцзюэ повсюду видел уязвимости.              — Он очень хорош в том, чтобы обманывать людей, — криво усмехнулся Сичэнь.              С этим Минцзюэ пришлось согласиться. Однако:              — Если мы действительно ничего не сможем придумать, то, может быть, обратимся к нему. Время ещё есть.              Конечно, даже если они ничего не придумают, у Вэй Усяня появится какая-нибудь странная идея. Или, возможно, он найдёт что-то, что сделает всё это бессмысленным, какой-нибудь способ снять осаду, не полагаясь на уловки и ложные указания. Если бы только…              Если бы только нашлось что-то, что стоило бы всего этого…              Сичэнь явно угадал направление его мыслей и, казалось, разрывался между сочувствием и скептицизмом.              — Ты действительно думаешь, что идеи Вэй-гунцзы были бы намного безопаснее?              Нет, но Вэй Усянь не стал бы затевать какой-то хитроумный план ради политической выгоды; единственным человеком, которым он рискнул бы, был бы он сам. В таком случае… На этот раз Минцзюэ убедится, что он будет стоять рядом с ним, гуй побери. Или там будет Лань Ванцзи.                     Целители держали Цзян Ваньиня до полудня, и как только они закончили соединять шею его шисюна, он повалился на землю и его унесли другие засуетившиеся целители; даже с помощниками, передававшими ему энергию, он почти довел себя до повреждения золотого ядра.              От Вэнь Жоханя последовала только одна атака, вернее, одна видимая атака.              — Цзян-цзунчжу сказал, что почувствовал три попытки проклятия Вэй Усяня, — сообщила вечером Лань Сяоли. — Все они, казалось, соскользнули — мы не знаем, было ли это из-за того, что Цзян-цзунчжу вливал в него достаточно ци, или из-за странного состояния его души.              Проклясть любого достаточно сильного заклинателя на расстоянии было невозможно. Но человек со слабым золотым ядром или вообще без него, конечно, был уязвим. Еще во время их первоначальных споров по поводу мер безопасности, после того как Вэй Усянь во второй раз вернулся из Курганов, он заверил Минцзюэ, что это не проблема. Одной только Печати было достаточно, чтобы отразить большинство нападений, и она давала ему возможность поддерживать личную защиту, достаточно сильную, чтобы отмахнуться от всего остального. Вэнь Жохань, возможно, нашёл способ обойти это, или, быть может, именно Печать заставила проклятия соскользнуть. Минцзюэ понятия не имел.              — Для дополнительной защиты от проклятий нужны духовные барьеры, — устало произнес Минцзюэ. Поднять их они не могли.              Лань Сяоли кивнула.              — Пока что мы меняем состав целителей, чтобы через него циркулировало большое количество духовной энергии, вдруг это поможет. В любом случае, это полезно для заживления шеи, — когда Минцзюэ нахмурился, она объяснила: — Кровеносные сосуды полностью восстановлены, но он также повредил мышцы и сухожилия. Они были менее приоритетными, но их всё ещё нужно залечить.              — А его душа? — спросил Сичэнь. Он взглянул на Минцзюэ. — Я знаю, что Ванцзи хотел помочь.              Она поджала губы.              — Да, он хотел. Горел желанием настолько, что вчера я велела ему уйти.              — После снятия критических печатей мы смогли провести дополнительную диагностику, и Ханьгуан-цзюнь играл для него. Похоже, его душа действительно раскололась.              Души хоть и были прочными сущностями, но их можно было сломать. Самым надежным способом разрушить душу было самоубийство. Разбитая душа не могла перейти в загробный мир и переродиться; вместо этого каждый её фрагмент обречён блуждать, пока не растворится в небытие. Если бы Вэй Усяню всё же удалось покончить с собой с помощью этой техники — ожидала ли бы его такая судьба? Было ли уже слишком поздно?              Той ночью постель Минцзюэ вновь была холодной и пустой. С болью в сердце и усталостью он подумал о том, чтобы встать и пойти в лагерь Лань и посмотреть, сможет ли он пробраться в палатку Лань Ванцзи — просто чтобы быть рядом с кем-то ещё, кто чувствовал то же самое. Но потом он понял, что, если Лань Ванцзи снова не выгнали, он, несомненно, остался бы с Вэй Усянем на горе, играя до кровавых мозолей. Минцзюэ был главой клана, и у него было довольно много дел, о которых нужно было позаботиться завтра. Его присутствие ничего не дало бы, разве что лишило бы его ночного сна.              …С другой стороны, у него было золотое ядро, и сейчас ему не до сна. Минцзюэ сбросил покрывало, переоделся, позвал нескольких учеников в качестве сопровождения и ушёл.              Маленький лагерь очень активный, так как все здесь на службе: палаток для ночлега здесь не ставили, разве что для лекарей, и все были готовы к новому возможному нападению. Минцзюэ не считал вероятным, что у Вэнь Жоханя осталось достаточно заклинателей, чтобы предпринять какую-то серьёзную атаку после вчерашнего, но исключать такую возможность было нельзя, особенно если он задумал сделать что-то подлое под покровом ночи. Поэтому повсюду было расклеено великое множество световых талисманов, и сам Минцзюэ расположил воздушных разведчиков так, чтобы они лучше всего улавливали признаки каких-либо летчиков — они не могли осветить всю кальдеру, но могли создать световое пятно, на котором выделялись бы тени.              В первый же день вокруг Вэй Усяня был возведен шатер. Минцзюэ направился прямо к нему, пройдя через ряд массивов распознавания. Внутри было так же хорошо освещено, как и снаружи, и было тепло от нагревательных талисманов; для пола даже принесли деревянную платформу, и на ней лежало множество покрывал. Три заклинателя сидели рядом с Вэй Усянем, Цзян, Не и Лань: один целитель передавал ему духовную энергию, другой целитель поддерживал то, что Минцзюэ распознал как заклинание быстрого исцеления, и третий заклинатель передавал энергию второму целителю.              С точки зрения командующего войсками, заклинания быстрого исцеления обычно не стоили потраченного на них времени. Они могли за несколько дней вылечить то, на что у обычного человека ушли бы недели, но только в том случае, если бы они продолжали действовать все это время. Когда дело доходило до раненых заклинателей, существовали другие, более эффективные методы лечения, при которых целители могли в значительной степени полагаться на собственную ци пациента; когда дело касалось лечения обычных раненых, как правило, время целителя просто не стоило того. Они могли бы потратить дни, изнуряя себя, на полное исцеление одного человека, а тем временем двадцать других людей, которым они могли бы помочь, остались бы без лечения.              Вэй Усянь, размышлял Минцзюэ, просто всегда был особым случаем.              Пятым обитателем палатки был Лань Ванцзи, он сидел в стороне, положив свой гуцинь на колени. Минцзюэ подошел и сел рядом с ним, в стороне. Он не узнал, что играл Лань Ванцзи — ему всегда было трудно распознавать песни в целом, если только он не был особенно знаком с мелодией. Как и в этот раз. Она была медленной и тихой, но он чувствовал, как от этого дрожит воздух, словно призрачная рука касается его рукава.              — Что ты играешь? — спросил он, понизив голос.              — Вариант Зова, — так же тихо сказал Лань Ванцзи. Минцзюэ нахмурился. Насколько он знал, Зов предназначался для вызова призраков, более мягкой и дружелюбной версии Призыва. Если это помешает тому, что пытался сделать Вэй Усянь… — Я исполняю мелодию не в полную силу, — объяснил Лань Ванцзи. — Это всего лишь маяк.              — Нет никакого риска призвать что-то ещё?              — Мелодия подсвечивает сущности. Если что-то ещё отзовётся, я увижу, — взгляд Лань Ванцзи стальной, защищающий. Он извлёк ещё одну тихую ноту.              Минцзюэ остался рядом с ним, не в силах внести свой вклад, слушая медленные ноты, пока не впал в полумедитативное состояние. Перед его мысленным взором каждая перехваченная струна была светлячком, мягко порхающим вокруг, а затем взлетающим вверх, в мир: светом, указывающим путь домой.                     Он очнулся от медитации определенно во время подъема Лань. Лань Ванцзи рядом с ним всё ещё играл. Минцзюэ был бы обеспокоен, если бы не чувствовал, как сильно Лань Ванцзи старался не делать песню слишком мощной. И его пальцы не кровоточили. Минцзюэ предоставил целителям решать, следует ли ему остановиться.              Вэнь Цин вошла, пока он медитировал, и заняла место более молодого целителя, который обрабатывал шею Вэй Усяня. Она подняла взгляд только один раз, когда он поднимался, быстро оценив ситуацию, прежде чем снова сосредоточиться на своем пациенте.              Минцзюэ на мгновение положил руку на плечо Лань Ванцзи, а затем ушел.              — Это невозможно сделать, — сказал Цзян Ваньинь. По мере того, как он слушал объяснения Сичэна и Минцзюэ, его выражение лица становилось всё более радостным, а потом сменилось горьким разочарованием. — Это так не работает.              — Нам не нужно перевозить армию. Нужен всего один человек, чтобы сделать это, — сказал Минцзюэ.              Цзян Ваньинь резко поднял голову.              — И почему я не удивлен, что ты уже знаешь, — возмутился он. — Когда он начал рассказывать тебе секреты Цзян?              — Во время секса, — невозмутимо ответил Минцзюэ. — В тот момент это было необходимо.              Цзян Ваньинь скорчил ему гримасу отвращения. Сичэнь озадаченно переводил взгляд с одного на другого, хотя его бровь приподнялась: у него, несомненно, была лучшее понимание, чем у Цзян Ваньиня, о том, почему это могло иметь отношение к делу.              — Угх! Не хочу об этом слышать, — отрезал Цзян Ваньинь. Он покачал головой. — На самом деле это даже не секрет, мы просто не говорим людям, потому что всякие недоумки будут пытаться утопиться. Талисмана, который позволяет дышать под водой, не существует, — объяснил он Сичэню. — Ученики Цзян многие годы тренируются в различных техниках, которые позволяют нам дольше задерживать дыхание. Семь ли… — он задумался, затем пожал плечами. — Я могу это сделать. Больше никто. Уголки его рта опустились. — Но что, чёрт возьми, я должен делать один?              Учитывая расправу на Пристани Лотоса Минцзюэ пришлось задаться вопросом, сколько людей, кроме Цзян Ваньиня и Вэй Усяня, вообще прошли соответствующее обучение. Он сомневался, что Цзян Ваньинь пытался обучить ей своих новобранцев — им и так было чему поучиться, а для войны против других людей это было совсем не то, что нужно.              — Мы дадим тебе наше зеркало, чтобы ты взял его с собой, — сказал Минцзюэ, и брови Цзян Ваньиня взлетели вверх, к нему вернулась надежда.              Сичэнь нахмурился.              — В одиночку… Минцзюэ-сюн, я не понимал, к чему ты клонил, когда предлагал это раньше, но всё равно, это слишком рискованно, — возразил он. — Мы не знаем, нет ли там подводных ворот или решёток.       — Защита должна быть в точке притока, — сказал Цзян Ваньинь, теперь выглядевший очень сосредоточенным. — Они бы не хотели, чтобы обломки унесло слишком далеко вниз.       — Но это не значит, что их там не будет. Если ты проплывёшь семь ли, а там будут…       — Значит, я возьму взрывные талисманы.       — Ты будешь под водой.       — Я возьму тканевые, — сказал Цзян Ваньинь с выражением почтительного терпения. — У вас есть пара зеркал, которыми можно воспользоваться?       — Пока нет, — ответил Минцзюэ. — Но я сильно подозреваю, что у Цзинь есть или они могут заполучить его в свои руки. Согласно внутренним записям Не, у Цзинь был комплект, который они использовали для охраны одной из своих сокровищниц Будут ли они готовы использовать его по-новому или нет… но это вполне может стать их пропуском в Безночный, — Минцзюэ был почти уверен, что Цзинь Гуаншань ухватится за возможность внести ключевой вклад в то, что могло бы привести к победе в войне, особенно если это была миссия, которая вообще не предполагала риска собственной шеей. — Цзинь Гуаншань должен прибыть сегодня.              Цзян Ваньинь кивнул.              — Ха, — сказал он почти вполголоса, снова обводя глазами линию. — Значит, все так просто… Мы могли бы взять Безночный завтра.              Он не выглядел особенно довольным этим. Минцзюэ мог прочесть направление его мысли: значит, глупая выходка Вэй Усяня была напрасной.              — Нет, — сказал Минцзюэ. Он постучал по более подробной карте. — Мы знаем, что защита здесь ослаблена, но она все еще существует. Есть жетон, который можно использовать для прохода, но наш шпион еще не смог достать нам копию.              И, конечно, если у шпиона был такой жетон, ему нужна была возможность передать его, что означало, что Альянс должен был заставить Вэнь Жоханя снова снять защиту. Шпион не мог просто воспользоваться жетоном, чтобы выйти и отправить его оттуда, если только он не умел задерживать дыхание лучше, чем Цзян. Шпион также не смог бы послать за ним бумажную птицу, поскольку хрупкая конструкция немедленно растворилась бы в воде. Даже талисман перемещения не помог бы: вероятность того, что он попадет туда, куда нужно, была пятьдесят на пятьдесят, а не «не туда, откуда начал», и никак нельзя было уточнить, вверх или вниз. Попытка сделать это здесь почти наверняка закончится тем, что тело человека застряло бы в твердом камне.              Лучшим решением была бы встреча со шпионом на месте, но шпион не предложил этого, а с полностью поднятыми охранными системами города у них не было возможности предложить это шпиону. Они должны были работать с тем, что у них есть.              — Понятно, — разочарованно сказал Цзян Ваньинь. — Что ж, когда придёт время, Цзян будет в состоянии сыграть нашу роль.              Как-то совсем тоскливо думать о том, что только он один из его клана будет играть эту роль.              Когда Сичэнь откланялся, Минцзюэ попросил Цзян Ваньиня задержаться еще ненадолго. Сочувственный взгляд, который бросил на него Сичэнь, сказал, что Сичэнь подумал, что он хочет поговорить с Цзян Ваньинем о Вэй Усяне. Это было достаточно правдиво, хотя и не в том смысле, которого, вероятно, ожидал Сичэнь.              — Не-цзунчжу, что-то ещё? — Цзян Ваньинь спросил вежливо, но с явной настороженностью.              Не было никакого смысла ходить вокруг да около.              — В лагере ходят слухи о золотом ядре Вэй Усяня. Я не знаю, слышал ли ты об этом.              Судя по тому, как он замер, не слышал. Минцзюэ вкратце пересказал то, что Хуайсан рассказал ему две ночи назад, опустив критику иерархии Цзян. Это потребовало бы… некоторой деликатности. Если бы Минцзюэ вообще захотел вмешаться.              Он обнаружил, что хотел. Цзян Ваньинь чертовски много сделал в одиночку, и не его вина, что его орден сгорел дотла. Но, тем не менее, многие другие кланы были бы счастливы воспользоваться его положением.              — Пусть господствующие слухи не настолько дики, чтобы утверждать, будто он отдал тебе свое ядро, но кто-то может спросить о нем, — закончил Минцзюэ. — Тебе нужно решить, что ты хочешь сказать.              — Это не их дело, — рефлекторно огрызнулся Цзян Ваньинь, но затем отвел взгляд, и Минцзюэ понял, что он серьезно задумался. Такое опровержение многими было бы воспринято как подтверждение. — Можно подумать, что со всем прочим дерьмом, которое он вытворяет, это не должно иметь значения…              Но значение это имело. Тот, у кого не было золотого ядра, по сути, не был влиятельным заклинателем, и для любого приверженца традиций это означало, что он был чем-то незначительным. Тот факт, что кто-то, у кого не было золотого ядра, все еще обладал такой огромной силой — это напугало бы некоторых людей даже больше, чем обычное поведение Вэй Усяня. Это не был правильный порядок вещей в мире. То, что у Вэй Усяня когда-то было золотое ядро, не имело значения. Если бы считалось, что оно было отнято у него Плавящим ядра, его можно было бы пожалеть, но это была бы жалость к низшему существу. Если бы считалось, что он потерял это из-за своего темного пути, это считалось бы справедливым и дало бы людям больше оснований осуждать его самосовершенствование за его спиной. Если бы стало известно, что он отказался от этого намеренно, люди сочли бы его сумасшедшим. Ещё безумнее чем его считали уже. Минцзюэ и сам всё ещё не уверен, что это не безумие, несмотря на то, что Вэй Усянь поклялся, что не жалел об этом.              И если станет известно, что он отдал его Цзян Ваньиню, то все может пойти совсем не так, как хотелось бы. Глава ордена, который потерял свое ядро, укравший силу своего шисюна, который больше не был способен совершенствоваться самостоятельно… Конечно, все это было чушью собачьей, но это не означало, что это не было опасно.              — Цзинь Гуаншань очень интересовался Вэй Усянем этой зимой, — сказал Минцзюэ. — Тебе следует подумать об этом, потому что он, вероятно, попытается похитить его. Его и Печать, если уж на то пошло.       — Разве это не то, что ты хочешь сделать? — спросил Цзян Ваньинь твердым голосом.              Чего?.. Минцзюэ нахмурился, глядя на него.       — Нет.              По какой-то причине это, казалось, еще больше разозлило Цзян Ваньиня.              — Нет? Тогда для чего ты таскаешься с ним?              Ох, если так рассуждать, то как бы его брат и сестра вообще могли завести свои семьи? Не то чтобы… Минцзюэ всё ещё не был уверен, что это разумно или вообще возможно. Однако, что бы с ним ни случилось, Лань Ванцзи и Вэй Усянь почти наверняка рано или поздно придут к браку, а Лань Ванцзи был наследником Гусу Лань: если эти двое поженятся, то Вэй Усянь будет тем, кто покинет дом. Минцзюэ отбросил все эмоции, которые он мог бы испытывать по поводу этой идеи. Не обращая внимания на голос в подсознании, который пытался высказать свое мнение по поводу женитьбы Хуайсана на ком-то не из Не, он перешел к сарказму:              — Если ты не видишь разницы между этими двумя понятиями, то, уверяю тебя, твой шисюн увидит.              Это было совсем не одно и то же.              — Значит, Цзинь Гуаншань не смог бы украсть Вэй Усяня, — в его взгляде промелькнула жесткая решимость. Ага. Это действительно было для него больным вопросом.              — А если бы Вэй Усянь счел бы нужным защитить тебя или орден? — резко спросил Минцзюэ. — Он отказался от своего золотого ядра ради тебя, чего он вслух не сказал. Ему не нужно было этого говорить.              — Это не… — Цзян Ваньинь хлопнул ладонью по столу, делая паузу. Когда он заговорил снова, он обуздал гнев, который угрожающе светился в его глазах. — Я подумаю над твоим советом, Не-цзунчжу.              Знай он, что будет на пользу его клану, он бы живо призадумался. Цзинь Гуаншань должен был прибыть сегодня.              Прежде чем Минцзюэ успел указать на это, что-то пронзило его сознание — как будто маленький ребенок только что дважды ткнул его в спину. Он моргнул, повернулся и выдернул свою ци из талисмана уединения, который был приклеен к пологу палатки, отправив его, трепеща, на пол. Пара золотых светящихся бабочек порхала по холсту, одна летела к нему, а другая — к Цзян Ваньиню.              «Он проснулся», — сказал голос Лань Ванцзи.              — Отложим обсуждение, — сказал Минцзюэ, и Цзян Ваньинь кивнул, сразу же направляясь к выходу.              Цзян Ваньинь не сумел сдержать своего видимого нетерпения из-за медленной скорости полета Минцзюэ, и Минцзюэ махнул ему рукой, чтобы он летел вперед. Если бы это был Хуайсан… Впрочем, если бы это был Хуайсан, Минцзюэ никогда бы не позволил ему вообще выкинуть такое. Эта мысль неприятно крутилась у него в животе в течение нескольких минут полета, который, по крайней мере, был коротким. Минцзюэ приземлился в проеме и направился прямо в павильон, став свидетелем тревожной сцены: Вэнь Цин стояла на коленях рядом с Вэй Усянем, широко растопырив руку над его лицом, используя эту странную технику, чтобы влить ци в его цицяо. Честно говоря, это было чертовски жутко — казалось, что она пыталась высосать его душу из его лица, если не приглядываться достаточно внимательно, чтобы увидеть истинное направление медленного, извилистого потока. Другой целитель был рядом с ней и подпитывал её ци, чтобы поддержать её в этом. Цзян Ваньинь стоял у входа, сжав руки в кулаки.              Минцзюэ обошел его и приблизился к Лань Ванцзи, который остался сидеть у стены шатра с гуцинем на коленях. Сейчас он не играл. — Что случилось? — спросил Минцзюэ, понизив голос.       — Он проснулся, — сказал Лань Ванцзи. Его голос не выдавал отчаяния, оно сквозило в его позе, сжатой челюсти. — Он нес чушь, запаниковал, учащенно дышал и потерял сознание.       — Он всё время несёт чушь, — огрызнулся Цзян Ваньинь, который последовал за Минцзюэ.       — Бессмысленные звуки, — пояснил Лань Ванцзи. — Неразборчивые слова.              Брови Цзян Ваньиня сошлись на переносице.              — Он одержим? — спросил он. Левой рукой он накрыл Цзыдянь на правой.              Лань Ванцзи бросил на него равнодушный взгляд и ничего не ответил.              — Он сказал, что Цзыдянь под запретом, — напомнил ему Минцзюэ.       — Я этого и не предлагал!       — Уважаемые главы кланов, — сказал целитель, который передавал ци Вэнь Цин, его голос был резким. Лань — значит, не из тех, кому Минцзюэ или Цзян Ваньинь могли без проблем приказывать. Не то чтобы Минцзюэ имел какое-либо намерение ослушаться целителя в этом случае. Он кивнул мужчине, извиняясь.              Целитель, однако, проигнорировал его, вместо этого приподняв брови, когда заметил присутствие Цзян Ваньиня.       — Цзян-цзунчжу, если уж вы здесь…       — Конечно, — с горечью сказал Цзян Ваньинь, но без колебаний подошел и опустился на колени напротив Вэнь Цин.                     Цзинь Гуаншань прибыл в тот же день. Его свита, однако, начала прибывать немного раньше, до такой степени, что стало совершенно очевидно, почему ему потребовалась целая неделя, чтобы добраться из Ланьлина в Цишань. По правде говоря, Минцзюэ, узнав о масштабах этого дела, сразу же убедился, что механизм был запущен задолго до того, как Альянс Выстрела в Солнце взял в осаду Безночный. Должно быть, это началось ещё тогда, когда Сиань капитулировал.              Но увидеть это воочию — «свита» действительно недостаточное слово для описания этого. Гуаншань устроил настоящий парад.              По крайней мере, там было подкрепление: аккуратные шеренги учеников, одетых в золото. По мнению Минцзюэ, они были бы намного полезнее пару месяцев или хотя бы пару недель назад, но они были тепло приняты различными второстепенными кланами, которые очень нервничали из-за потери армии мертвых Вэй Усяня. Неважно, что атаки, предпринятые Вэнь Жоханем, показали, что у него не осталось ни одного культиватора, способного победить их: они успокоились, что им есть за кем спрятаться, и хотели вернуть эту защиту.              Но, помимо этого, были слуги. Ну… не только слуги. Минцзюэ знал, что довольно многие из тех, кто был в свите Цзинь Гуаншаня, вообще не работали на Ланьлин Цзинь. Они были там со своими собственными целями, и в основном эти цели сводились к получению прибыли.              Виноделы и торговцы едой на каждом шагу. Были и пекари, и лапшевники, и продавцы сладостей. Продавали всевозможные спиртные напитки. Были люди с безделушками или услугами: мойщики, лудильщики, портные, сапожники, кузнецы и так далее, и так далее; и, конечно, множество проституток. Не то чтобы у их лагерей раньше не было своих сопровождающих, но это поднимало их на новые головокружительные высоты. Минцзюэ переработал свои планы эвакуации, чтобы учесть Цзинь, но, наблюдая, как они прибывают, он понял, что ему придётся переделывать их вновь. Здесь было слишком много гражданских лиц и заклинателей, чтобы лагерь можно было переместить достаточно быстро, если Вэнь Жохань решит покинуть Безночный и вступить в бой. При условии, конечно, что он не разбудит заодно Старшего брата…              Раз уж Альянс не мог разбить лагерь рядом с союзным городом, Цзинь Гуаншань, казалось, был полон решимости, чтобы вся роскошь города была перенесена в лагерь. И он был рад поделиться. В конце концов, Ланьлин Цзинь платил большую часть жалованья простым солдатам, вскладчину с Не. Большинство купцов, которых он привёл с собой, присягнули Ланьлину. Сколько бы ни было потрачено, он облагал купцов налогом, даже если они покупали и продавали в Цишане.              И все простые солдаты, а также многие заклинатели высших рангов из разных кланов с удовольствием тратили средства на подобную роскошь. Они вели войну с конца зимы; им нужен был перерыв.              Он даже устроил приветственный банкет, от которого Минцзюэ не смог уклониться, и уже к позднему вечеру стало ясно, насколько сильно он сумел очаровать руководителей мелких кланов. Минцзюэ с мрачным пессимизмом оценивал свои возможности по смягчению последствий.              Цзинь Гуаншань был любезен и шутлив, жизнерадостен, охотно поздравлял сына с его вкладом в кампанию, однако был щедр и со всеми остальными, произнося многочисленные тосты.              — После всех трудностей и побед прошедшего года мы все заслужили праздник! — не раз призывал он, что, как с горечью заметил Минцзюэ, прекрасно включало его в число тех, благодаря кому эти победы стали возможны, то есть нас.              По размаху празднования он сильно превзошел банкет Хуайсана, состоявшийся несколько ночей назад, черт бы его побрал — усилия Хуайсана великолепны, и вино лилось не менее свободно, но его не поддерживал целый странствующий цирк, да и дело было накануне битвы. Сейчас все было не так.              Комментарии Цзинь Гуаншаня о Вэй Усяне были завуалированы под симпатию, и он определенно слышал слухи о золотом ядре.              — Конечно, нельзя испытывать ничего, кроме уважения к тому, кто столь многим рисковал ради дела, — сказал он, якобы обращаясь к главе Яо, и его голос разнесся по залам большого павильона. — Однако, воистину тревожно то, что теперь сила, похоже, покинула его! Молодые люди не умеют беречь себя и ждать подходящего момента — они могут действовать слишком опрометчиво. Несомненно, ему нужна сильная направляющая рука.              Выражение лица Цзян Ваньиня было жестким, челюсть сжата.              Минцзюэ же не смог прикусить язык. Не только из-за комментария о Вэй Усяне, но и из-за всего, что мог бы сказать Цзинь Гуаншань:       — Безусловно, ждать и беречь силы слишком долго тоже не следует, — прокомментировал он, позволяя своему голосу звучать громко. — Иначе можно оказаться в числе осаждающих уже после того, как самые страшные битвы войны будут проведены другими.              Было ошибкой говорить это здесь, где всех чествовал и угощал Цзинь Гуаншань. Он знал, что это была ошибка, но, чтоб его!              Цзинь Гуаншань рассмеялся. За этим смехом почти невозможно разглядеть уродливый оскал.              — Конечно, никто и не думал упускать момент! Я горжусь тем, что руководил моим сыном Цзысюанем, когда он вел наши войска в этой войне к тем великим победам в Ланъя и Хубэй. Но так легко погаснуть, приложив слишком много сил в самом начале, — хитрый взгляд его глаз ясно говорил о двойном смысле. Затем, на мгновение, его взгляд скользнул к Бася, и Минцзюэ чуть не сплюнул кровью. Не два значения, а три, и третье, безусловно, было самым оскорбительным и зловещим.              — Мы должны собраться с силами и сделать так, чтобы Альянс Солнечного выстрела не потерпел поражение в последний момент! — воскликнул Цзинь Гуаншань, подняв свой кубок, прежде чем Минцзюэ успел подобрать слова. — За Альянс Выстрела в Солнце и смерть всем псам Вэнь!              — Смерть всем псам Вэнь! — кричали в ответ все эти безмозглые идиоты, готовые отдать свою верность первому, кто подкинет им хоть клочок роскоши. Неужели они так легко забыли, что Цзинь Гуаншань всё это время наслаждался подобной роскошью, сидя в своей золотой башне? Если бы они ковырялись в крови и грязи дольше, чем было необходимо, тогда это можно было бы бросить к его ногам, но теперь, когда он соизволил появиться среди них, все они вместо этого опустились на колени, чтобы поцеловать его сапоги.              Минцзюэ прикусил язык так сильно, что почувствовал вкус крови.              — Да-гэ, — пробормотал Хуайсан рядом с ним, выглядя встревоженным. Сичэнь, поднявший чашку с чаем, но не вскрикнувший, бросил на него обеспокоенный взгляд. Минцзюэ подумал, что лучше бы он посмотрел налево — на представителей семейства Цзян, сидящих рядом с Лань, Цзян Ваньинь выглядел так, словно захлебывался желчью.              Ещё три тоста, сказал себе Минцзюэ, поднял чашу и быстро осушил её, едва почувствовав вкус спиртного. Еще три, и потом он уйдёт. Правда, при этом ему нужно будет обязательно прихватить с собой Цзян Ваньиня: уж очень ему не нравилось, как молодой глава секты держится в этой компании, и если это было снисходительно с его стороны, то так тому и быть.              — Тебе это нравится больше, чем мне, — сказал он Хуайсану, и алкогольного опьянения было достаточно, чтобы его голос не звучал как гравий.       — Да?..       — Так что тебе следует остаться — стервятники не стали бы кружить над ним. И его охрана, в любом случае, тоже останется. Если Хуайсан понадобится уйти, он легко сможет найти предлог.       — Да, конечно, — сказал Хуайсан и повернулся, чтобы поднять тост за кого-то, кто нагло кричал ему из глубины павильона, что-то о самом трепетном молодом мастере, взявшем в руки клинок теперь, когда они находятся у подножия Безночной. Было ли это оскорблением или шуткой, Минцзюэ не мог сказать, поскольку говоривший был гораздо более пьян, чем он сам. Хуайсан смеялся, но Минцзюэ понятия не имел, что это значит.              В итоге он выдержал ещё только два тоста, а затем его неожиданно спасло от разговора сообщение бабочкой, уже второй раз за этот день. Это было почти то же самое сообщение, но в настоящем времени: «Он приходит в себя».              Минцзюэ поднялся одновременно с Цзян Ваньинем. Это привлекло внимание хозяина:              — Цзян Чэн, Чифэн-цзунь! Вы же не уйдёте так скоро?       — Долг войны зовёт, — сказал Минцзюэ, коротко кланяясь. — Пока мы здесь пируем, другие стоят на страже. Возник вопрос, требующий внимания. Пожалуйста, продолжайте без нас. Он повернулся на пятках, не дождавшись никаких возражений, которые могли бы потребовать дополнительной информации.              Во второй раз за этот день он обнаружил, что стремительно летит к срединному проёму Четырёх братьев. На этот раз он летел медленнее, так как уже стемнело, и облачности было достаточно, чтобы сделать эту сторону горы неразличимой. Цзян Ваньинь не стал лететь впереди него: в таких условиях большая скорость полета означала лишь большую силу при столкновении с обрывом. Вместо этого они применили мощные световые талисманы и понеслись по склону горы, пока не поднялись достаточно высоко, чтобы стали видны огни вдоль хребта, и тогда Цзян Ваньинь все-таки вырвался вперед.              Но в итоге это ничего не изменило. Оказалось, что врачи в точности выполнили приказ: как только Вэй Усянь пришел в себя и смог ответить «Да», они положили его на носилки для транспортировки с горы. Цзян Ваньинь, чертыхаясь, отправился за ними, как только получил подтверждение, что они отправились в лагерь Цзян. На долю Минцзюэ выпало организовать снос временного лагеря. В пасмурную ночь делать это было не слишком сподручно, но он не хотел оставлять людей на произвол судьбы.              Он направил всё в нужное русло, а затем передал управление Цзунхуэю. Когда он наконец добрался до лагеря Цзян, — тусклого и приглушенного на фоне мощного гула разросшегося лагеря Цзинь, — то узнал, что Вэй Усянь снова потерял сознание во время полета и очнулся только сейчас, так что Минцзюэ действительно повезло с выбором времени. Он появился в самый разгар того, как Вэнь Цин грозила Вэй Усяню миской супа.              — Пей, — сказала Вэнь Цин гораздо более угрожающим тоном, чем должна была звучать женщина, бережно поддерживающая его руку.              Вэй Усянь, выглядевший соответственно запуганным, начал пить, но тут же выплюнул содержимое обратно.              — Это… тьфу! — воскликнул он скрипучим голосом, в котором отчетливо слышалось отвращение, когда он попытался прижаться к Лань Ванцзи, который помогал ему оставаться в сидячем положении.       — Говяжий бульон, — неумолимо повторила Вэнь Цин. — Да. Если тебе это не нравится, то не пытайся избавить свое тело от крови.       — Вэнь Цин, — заскулил он, но его лицо осталось без эмоций. От этого волосы на затылке Минцзюэ встали дыбом, и он шагнул глубже в палатку, подальше от полога. — Это так… это не… Шицзе, пожалей ты Сянь-сяня, это не твой суп…       — А-Сянь, — ответила Цзян Яньли. Она сидела по другую сторону его кровати. — Конечно, я принесу тебе суп. Но, пожалуйста, выпей немного бульона сейчас. Тебе нужны силы, а я не могу приготовить суп так быстро, иначе он будет невкусным.       — Но он… он такой безвкусный, — в отчаянии сказал Вэй Усянь.       — Вот что значит сжечь все свои вкусовые рецепторы много лет назад, — сказал Цзян Ваньинь. Он скрестил руки на груди. Но даже несмотря на отсутствие сострадания, он выглядел немного подавленным.              Глаза Вэнь Цин сузились.       — Ты бы выпил его, если бы он был приправлен? — потребовала она.       — Я… конечно, — неохотно ответил Вэй Усянь.       — Отлично, — Вэнь Цин отставила тарелку в сторону, и взяла чашку в руки. — Пока выпей воды. Лай Мэй, где-то здесь должен быть перец…              Минцзюэ, который незаметно отошел в сторону во время этой сцены, был единственным человеком, совершенно не удивившимся, когда Лань Ванцзи вытащил из рукава бутылку масла чили.              — Какого… — безучастно спросила Вэнь Цин, принимая её.       — Лань Чжань, ты такой замечательный, — сонно сказал Вэй Усянь, заставив Цзян Ваньиня закатить глаза, а Цзян Яньли улыбнуться.              Вэнь Цин, закатив глаза, откупорила бутылку, налила немного в бульон, размешала, налила вторую, третью порцию, когда Вэй Усянь захныкал, и снова принялась старательно вливать бульон в горло Вэй Усяня, постоянно браня его. Цзян Ваньинь время от времени отпускал колкие замечания, но сам, казалось, был слишком впечатлен характером Вэнь Цин, чтобы перебивать её.              — Мне пришлось использовать технику, чтобы по существу заменить твои кровеносные сосуды. Это не стандартная техника! Если бы здесь был любой другой врач, ты бы умер, ты это понимаешь?       — Ты делала это раньше, — сказал Вэй Усянь. Его голос начал немного затихать.       — Прекрати болтать, идиот! — сказала она, снова поднося край тарелки к его губам. Затем она замолчала, пристально глядя на него. — Ты помнишь это? Ты никогда ничего не помнишь… Нет, не разговаривай, пей!              Он покорно подчинился. Выражение его лица было странно… виноватым? Не то чтобы у него не было поводов для вины.              — О чём вы? — потребовал Цзян Ваньинь и Минцзюэ тоже хотел это знать.       — В Анькане, — сказала она через мгновение. Затем она перевела сердитый взгляд на своего пациента. — Вэй Усянь! И ты решил, что я снова это сделаю?       — Конечно, — сказал он, слегка удивившись.              В Анькане… Тогда, должно быть, Вэй Усянь наткнулся на неё и её группу Вэнь. Когда она сдалась ему. Вэй Усянь не мог быть так серьезно ранен в то время — даже если эта «капитуляция» была чушью собачьей, заживление от подобной травмы заняло бы недели без присутствия Цзян Ваньиня: на это нет времени. Нет, должно быть, ранен был один из Вэнь. И виноватое выражение на лице Вэй Усяня говорило о том, что именно он нанёс рану.              Вэнь Цин смотрела на него так, словно не могла поверить в отсутствие у него инстинкта самосохранения. Минцзюэ тоже.              — Конечно ты это сделала, — сказала Цзян Яньли, наклоняясь вперед и успокаивающе кладя руку на запястье Вэнь Цин.              Конечно, для Вэнь Цин было бы не очень хорошо, если бы Вэй Усянь умер под ее присмотром — или, возможно, учитывая нежный взгляд Цзян Яньли, это было бы не столь важно. Если Цзян действительно приняли Вэнь Цин под защиту, несмотря ни на что, и если многие другие врачи, присутствовавшие на месте происшествия, подтвердили, что ничего нельзя сделать, то как кто-то другой мог судить об обратном? Вэнь Цин могла бы отомстить за того, кого ранил Вэй Усянь, и покончить с ним.              Гуй, она могла бы просто промолчать и, как и все остальные, ошеломленно смотреть на то, как он опускает клинок. Ещё несколько секунд, и, возможно, было бы слишком поздно.              — Конечно, я попыталась, — сказала Вэнь Цин, оскорбленная мыслью, что она могла поступить иначе. Она переместила свою светящуюся руку на шею Вэй Усяня. Он вздохнул, его веки затрепетали и смежились; она схватила миску с бульоном прежде, чем он успел её уронить. — Не было гарантии успеха! Ты забыл то, что я тогда все придумала на месте? С тех пор у меня не было возможности усовершенствовать эту технику.       — Теперь есть, — пробормотал Вэй Усянь, чуть ли не дуясь на неё.       — Нет! — закричала она. — Тебе просто повезло!              Но Вэй Усянь уже снова заснул, обмякнув в заботливых объятиях Лань Ванцзи.              — Так и должно быть? — спросила Цзян Яньли, убирая прядь волос с его лица, когда Лань Ванцзи осторожно уложил его на спину.       — Нет. Усталость я ожидала, но не такую, — губы Вэнь Цин были плотно сжаты. — Вините во всём ритуал.       — Ты уверена, что он не одержим? — спросил Цзян Ваньинь.       — Нет, но я уверена, что вам не следует бить его Цзыдянем.       — Почему все продолжают говорить так, будто ждут от меня этого?!              Минцзюэ вспомнил, как Вэй Усянь позволил призраку говорить своими устами. Честно говоря, он разделял желание Цзян Ваньиня узнать… Но Вэй Усянь всё ещё ранен, а Цзыдянь не нежен.              — А-Чэн, — мягко возразила Цзян Яньли. Она встала, отряхивая рукава. — Мне нужно пойти приготовить острый суп. После этого… А-Чэн… Лань-эр-гунцзы, Не-цзунчжу, если это не слишком настойчиво с моей стороны, я думаю, вам тоже следует отдохнуть. Я знаю, что вы все очень мало отдыхали в последние несколько дней. Сегодня ночью я буду бодрствовать у постели моего брата.              Цзян Ваньинь хорошо выспался прошлой ночью, но учитывая, что он сделал это после того, как провел день и ночь, вливая ци в Вэй Усяня, а затем делал то же самое снова в течение нескольких часов сегодня, он, вероятно, больше всего нуждался в отдыхе больше всех, кроме Вэнь Цин или самого Вэй Усяня. Лань Ванцзи, вероятно, вообще не спал последние две ночи, и он играл духовную музыку, даже если он вливал лишь незначительное количество ци; ему тоже нужен был сон. На его лице было мрачное выражение, которое не скрывало, что, по крайней мере, часть напряженности в его плечах была вызвана усталостью.              Минцзюэ не надеялся, что ему удастся заснуть, если его каким-то образом заставят вернуться в лагерь Лань.              — Возможно, мы могли бы воспользоваться гостеприимством Цзян на ночь, — предложил Минцзюэ.       — В этом нет необходимости, — сказал Лань Ванцзи. Он явно не имел в виду, что пойдет ночевать в свою палатку.       — Ванцзи?       — Всё ещё существует возможность одержимости. Следует принять меры предосторожности.       — Я уже попросила Юй Хан поставить защиту, — сказала Цзян Яньли. — Однако я уверена, что смогу организовать для вас палатку, которая будет стоять неподалеку. Ее тон был твердым.              Лань Ванцзи выглядел так, словно все равно хотел поспорить, но ему было трудно сделать это против старшей сестры Вэй Усяня. И все же…              — Я достаточно отдохнул, я могу остаться, — сказал Минцзюэ. Единственное, на что он тратил силы в последнее время, — это на прикусывание языка в присутствии Цзинь Гуаншаня.              Это немного сняло напряжение с плеч Лань Ванцзи.              Прошло много времени с тех пор, как Минцзюэ в последний раз бодрствовал у чьей-то постели. В детстве Хуайсан несколько раз болел, но с возрастом он становился капризным и никогда не подставлял себя под удар, поэтому серьезных травм не получал. Когда он вернулся из лагеря идеологической обработки Вэнь… тогда Минцзюэ остался бы с ним, если бы Хуайсан позволил ему. Но Хуайсан замкнулся в себе и не раз говорил, чтобы он уходил, а война разгоралась, и было столько дел…              По иронии судьбы, сейчас, когда война в самом разгаре, у него больше времени, чем тогда. Впрочем, сейчас они вели осадную войну.              Правда, бдение не такое напряжённое, как в те краткие минуты, когда он бродил возле комнат Хуайсана. Вэй Усянь в целом выздоровел, мог связно говорить, когда приходил в себя, и, вероятно, не был одержим. Цзян Яньли тоже осталась, и они с Минцзюэ тихо разговаривали, сначала о логистике, пока Цзян Яньли не взмолилась о смене темы, потом о разных посторонних вещах — о братьях, которые часто переводили их на обсуждение вееров, потом о готовке и еде. Из их предыдущего знакомства Минцзюэ мог бы догадаться, что Цзян Яньли часто готовила для своих братьев, когда жила с ними в одном лагере, но он удивленно поднял брови, когда она проговорилась, что готовила и для Цзинь Цзысюаня.              — О, то есть, я хотела сказать, — пробормотала она, заикаясь. — Это не… Просто я иногда приношу ему суп. После этой зимы, когда мне пришлось участвовать в совещаниях у А-Чэна… У Цзинь-гунцзы были вопросы по управлению запасами, и он иногда спрашивал совета, так что, если я все равно буду с ним разговаривать, я могу принести немного. Я бы не стала — в этом нет ничего неприличного.       — Конечно, — ответил Минцзюэ, хотя… он был её бывшим женихом. И тут возник вопрос: «Ваши братья…»       — Ах, нет, они… это действительно не имеет к ним никакого отношения, — сказала Яньли и покраснела.              Учитывая, что она была сестрой главы клана, это было не совсем правдой, но он мог понять, как ей хотелось, чтобы так оно и было. Конечно, на самом деле это не касалось Минцзюэ. Однако в глубине души он задавался вопросом, давал ли Цзинь Цзысюань ей что-нибудь взамен или просто пользовался ее знаниями и щедростью.              Но она посмотрела на него довольно неуверенно и сказала:       — Пожалуйста, Не-цзунчжу, это не имеет значения.              Нехотя он сказал:       — Возможно, теперь, когда Цзинь Гуаншань здесь, это станет для вас чем-то более важным.              Она поморщилась.              — Ах, да.              Вэй Усянь спас их от неловкого момента, проснувшись вновь. Ему удалось продержаться без сна не больше минуты, ровно столько, чтобы восхититься их присутствием и выпить еще немного бульона, но после того, как он снова заснул, было легко перейти к другим темам. Юньмэн летом, Цинхэ весной — они лениво болтали о фестивалях, которые пропустили в прошлом году, о восстановлении Пристани Лотоса, о стройке в Цинхэ — Нечистая Юдоль не сгорела, но несколько деревень пострадали. Предварительные планы на будущее — такие эфемерные, но… возможные.              Во второй раз, когда Вэй Усянь проснулся, он попытался встать, что получилось не очень хорошо, прежде чем он смущенно пробормотал просьбу о помощи. Цзян Яньли тактично отлучилась на несколько минут, пока Минцзюэ и Кан Чжаохуэй помогали ему перебраться на матун, а затем обратно, после чего он отключился ещё на несколько часов. Но во второй половине инь-ши он снова проснулся, и ему удалось не заснуть. Он даже выпил целую чашку бульона, за что сестра похвалила и поддразнила его.              — Я не должен разочаровывать шицзе, — сказал он, улыбаясь ей.       — Тогда ты не должен больше так пугать шицзе, — сказала она ему, беря его за руку. — А-Сянь… пожалуйста. Обещай мне, что ты больше не сделаешь ничего подобного. Другой рукой она вытерла слезу со своего лица. — Ты так сильно напугал меня.              Его улыбка сменилась тревогой.              — Шицзе, шицзе, пожалуйста, не плачь, пожалуйста, не надо, все не так, я знал, что делал. Это не было… это просто выглядело немного театрально, — его взгляд скосился на Минцзюэ. Его эмоция ясна: «помоги мне!»              Минцзюэ только приподнял бровь. Вэй Усянь более чем ожидал этого. И если слезы Цзян Яньли заставили даже Минцзюэ почувствовать себя неловко — что ж, подумал он, он тоже это заслужил.              — Ты чуть не умер, — твердо сказала она, вытирая очередную слезу. — Если бы Вэнь Цин потребовалось еще несколько секунд, чтобы добраться до тебя, мой младший брат был бы мёртв.       — Но это было не так… Я знал, как быстро они доберутся до меня…       — Да, я заметил, — сказал Минцзюэ, вкладывая в свой голос тяжёлый сарказм. — Забавно, что теми, чье присутствие «нарушило бы ритуал», оказались все, кто мог летать быстрее.       — Ой, — сказал Вэй Усянь, виновато ерзая. — Я имею в виду, это не было ложью, они могли помешать! Если бы они могли. И в любом случае, все было под контролем, я знаю, сколько времени требуется, чтобы кровь… ах, эм…              Минцзюэ скрестил руки на груди. Он не сомневался, что Вэй Усянь точно знал, сколько времени требуется, чтобы умереть любым из множества захватывающих способов. Это была та деталь, которую, к своему смущению, Вэй Усянь сразу же заметил бы и запомнил, даже если бы забыл, кого он убил таким образом пять минут спустя.              — Ты сказал, что с тобой всё будет хорошо, — сказала Цзян Яньли.       — Так и есть!       — Ты перерезал себе горло, а-Сянь, это определенно не хорошо. И… А-Сянь, ты сказал, что делал это раньше.       — Всё было не так, — сказал Вэй Усянь, вцепившись в неё в ответ. Он выглядел совершенно растерянным, не зная, как её успокоить. — Тогда я сделал не так, я ведь уже был не совсем… я имею в виду, кое-что случилось… просто на этот раз мне, эм, было нужно… но я знал, что Вэнь Цин сможет это исправить…       — Она этого не знала, — многозначительно сказал Минцзюэ.       — Но она это сделала! Я не пытался покончить с собой, я бы этого не сделал, обещаю. Я знал, что она спасет меня. Ты бы спас меня, — его испуганный взгляд метался по сторонам, включая Минцзюэ в это заявление.       — А-Сянь, я знаю, что твой путь совершенствования — это ново и рискованно, и я так сильно волнуюсь, — голос Цзян Яньли дрогнул, и ей пришлось перевести дух, прежде чем продолжить. — И я знаю, что это важно для тебя. Но не мог бы ты… Я, я разговаривала с Вэнь Цин, она сказала, что если вам нужно… приблизить себя к смерти, есть более безопасные способы сделать это — те, которые целитель мог бы обратить вспять более безопасно, чем этот.              Его губы приоткрылись в испуганном удивлении.              — Иногда другие люди обладают ценными знаниями, — сухо сказал Минцзюэ. — Чего ты не узнаешь, если не раскроешь, чего ты добиваешься.       — Ах, это не… это не было бы…       — Пожалуйста, а-Сянь, — взмолилась Цзян Яньли. — Если ты не можешь пообещать мне, что не сделаешь этого снова, то хотя бы способ…              Он немного ссутулился, пристыженно потупившись, как будто больше не мог смотреть ей в глаза.              — Это не… это так не работает.       — Тогда как же это работает? — Когда он не ответил, она добавила: — А-Сянь, наблюдать, как ты делаешь это с собой, и не знать почему — это пугает меня больше, чем все, что ты мог бы сказать.       — Чтобы… всё сработало, я… человек, выполняющий технику, — Вэй Усянь замялся, как будто это должно было как-то разъяснить ситуацию, — он, гм, должен умирать. Но… умирание — это еще и состояние ума. Позволить медику дать мне какое-нибудь снадобье, чтобы… Я доверяю Вэнь Цин, она бы не… Это было бы неубедительно.              Минцзюэ захотелось встряхнуть его, а также заключить в объятия и крепко прижать к себе.              — Значит, ты не знал, что мы доберемся туда вовремя.       — Я знал! — запротестовал Вэй Усянь. — Но я недаром поместил вас достаточно далеко — глаза обманули разум.              Цзян Яньли снова вытерла лицо рукавом.              — А-Сянь, Вэнь Цин — очень хороший врач. Если бы ты сказал ей, что тебе нужно, — она на мгновение закрыла глаза, — испугаться, есть… есть лекарства, которые могут успокоить и усыпить тебя. Есть также яды, которые могут заставить тебя бояться.              Вэй Усянь изумленно посмотрел на нее. Вполне вероятно, подумал Минцзюэ, что он так долго пытался защитить сестру от уродливых сторон своей практики, от уродливых сторон всего на свете, что не предполагал, что она может что-то знать о подобном, а если и знала, то не пыталась поддержать его в этом. Из разговора с Цзян Яньли стало ясно, что она знала, как братья пытались защитить её. Но она была высокопоставленной руководительницей в зоне боевых действий, управляла снабжением, логистикой и поддержкой крупного клана и явно не новичок в уходе за больными. Она видела уродства.              — Даже так… Я не думаю, что это сработает, — медленно произнёс Вэй Усянь, но Минцзюэ впервые увидел, что он действительно обдумывает возражение. — Подобная техника не похожа на изготовление талисманов. Я не могу просто начертить линии в нужном порядке и заставить ци течь в нужном направлении, это сложнее. Здесь важно намерение, оно всё меняет. Для этого… требуется определенный уровень насилия. Я должен сам верить, что умираю.       — Но разве не стоило бы попробовать? — воскликнула Цзян Яньли. — А-Сянь, почему твое решение всегда заключается в том, чтобы порезать себя на куски?       — Это не… всё не так, — запротестовал он. — Шицзе, я в порядке. Я знал, что справлюсь с этим. Если бы я сказал, что собираюсь сделать… Вы, возможно, остановили бы меня. Это было слишком важно.       — Правда?       — Да, — сказал он, и в его глазах появился задорный огонек, совершенно не связанный с той мощью, которую он сейчас утратил. — Да, потому что это сработало. Это сработало, — он встретился взглядом с Минцзюэ, — и оно того стоило.