Лучшее применение флейте во время войны

      Рано утром Лань Ванцзи устроил Вэй Усяню продолжительный минет, отстраняясь каждый раз, когда тот оказывался слишком близок к оргазму. К пятому разу Вэй Усянь превратился в хнычущее месиво, ошеломленный и обессиленный.              — Я должен идти на тренировку, — сказал в конце концов Лань Ванцзи, глядя на него с явным сожалением о своей обязанности. Минцзюэ, который пытался разобраться в стопке отчетов и в основном не справлялся, тихо рассмеялся и достал из стопки новый отчет.              У Минцзюэ в это утро тоже было много дел, но сначала он заставил Вэй Усяня позавтракать. Он не совсем проснулся как следует, измученный затяжной усталостью, и сразу после еды снова свернулся калачиком в постели. Привыкнув за несколько дней к тому, что Вэй Усянь живет в его палатке, Минцзюэ накинул на него дополнительное одеяло, затем написал записку и вложил ее ему в руку. Когда он вернулся к обеду, то обнаружил, что Вэй Усянь встал, оделся и расхаживал взад-вперед в передней части палатки.              — Вы! Вы прокляли меня! — обвинил он, указывая на вошедшего Минцзюэ, за которым следовали Цзунхуэй и целая толпа учеников, так что, пожалуй, хорошо, что Вэй Усянь успел одеться. Заметив, что у них есть зрители, он все-таки покраснел.              Формально его проклял Лань Ванцзи, но ведь Минцзюэ был рядом.              — Да, — весело ответил Минцзюэ. — Ты же сам тогда обратил на это внимание.              — Да, но я не знал, что это... — Вэй Усянь с досадой прервал разговор, окинув взглядом учеников, и Минцзюэ махнул им рукой, чтобы они продолжали свой путь, — они положили охапки отчетов, подносы с едой или (в случае двух последних) притащили в спальню полную бадью воды для купания.              Если бы брови Цзунхуэя поднялись еще выше, они бы сползли с его лица.              — Полагаю, это не является предметом беспокойства с точки зрения нашей безопасности, — пробормотал он, обращаясь к Минцзюэ.              — Нет, — сказал Минцзюэ, отпуская своих людей; они поклонились и удалились.              Как только последний из них ушел, Вэй Усянь бросил талисман уединения в потолок палатки и зашипел: «Вы прокляли меня, поэтому я не могу кончить!»              — Нет, это для того, чтобы ты не мог сам кончить, — сказал Минцзюэ, устанавливая Бася в подставку. — Хотя Ванцзи или я могли бы тебе помочь.              — Ну, тогда, значит... — Вэй Усянь запустил руки в волосы, взъерошив их. — Сделай это! Он судорожно потянул за пояс, завязанный на среднем слое одежды.              — Давай поешь, а я подумаю, — сказал Минцзюэ и, подойдя к столу, снял крышку с одной из тарелок. Это было сытное рагу, больше подходящее для холодной погоды, чем для того погожего дня, который был на улице, но Минцзюэ не возражал.              Вэй Усянь, заметно надувшись, сел за стол, но к еде почти не притронулся, пока Минцзюэ не начал выбирать овощи, чтобы положить их в его тарелку, затем нашел бутылку с маслом чили и поставил ее рядом с ним.       — Значит, у тебя было интересное утро? — мягко спросил Минцзюэ.              Вэй Усянь бросил на него неприязненный взгляд.              После этого Минцзюэ отнес его в постель и отдрочил почти до конца, а затем обхватил его руками и удерживал, пока тот матерился. А затем повторил то же самое еще три раза, пока Вэй Усянь не затрясся от усталости и желания и им обоим не захотелось принять ванну. Липкий от смазки, спермы и пота, Минцзюэ обнимал Вэй Усяня, пока тот не заснул, затем встал, с наслаждением потянулся и залез в ванну с горячей водой, которую грели талисманы.              В тот вечер, после ужина втроем, во время которого Вэй Усянь нервничал, Лань Ванцзи снова принес миску с водой и сказал Вэй Усяню: «Заморозь».              — Да ладно тебе, — возмутился Вэй Усянь. — Ты уже знаешь этот талисман, ты видел, как я его сотворил.              — Я хочу, чтобы ты сделал это с собой, — с блеском в глазах сказал Лань Ванцзи, и Вэй Усянь, чьи глаза увеличились, замялся, затем сдался и заморозил воду, быстро начертив каракули.              Они зажали юношу между собой и несколько раз доводили до исступления, чередуя секс с рукоблудием. Когда он приблизился в первый раз, Минцзюэ замедлил ход, затем аккуратно переместил их так, чтобы Вэй Усянь оказался сверху, заставляя Вэй Усяня задыхаться от каждого медленного движения внутри его тела.              Затем Лань Ванцзи протянул Вэй Усяню чашу с немного подтаявшим льдом.              — Что? — непонимающе переспросил Вэй Усянь.              — Сделай это сам.              — Но... я... — беспомощно запротестовал Вэй Усянь, но все же осторожно опустил руку в миску и взял пригоршню льда. — Но я... гэгэ...— он изогнулся, а затем попытался покачать бедрами и насадиться на член Минцзюэ — не совсем намеренно, подумал Минцзюэ, но поддержал его руками, потянув вниз.              — Будь умницей, а-Сянь, — лениво пробормотал Минцзюэ, и это сломило его сопротивление; он поднес лед к собственному члену. Он тут же попытался отдернуть ее снова, но Лань Ванцзи коснулся двумя пальцами тыльной стороны его руки, и этого было достаточно, чтобы заставить его подчиниться, даже когда он сложился вдвое, судорожно сжимаясь и разжимаясь на члене Минцзюэ, почти, но не настолько, чтобы заставить Минцзюэ кончить.              — Хорошо, — просто сказал Лань Ванцзи, и когда он отдернул руку Вэй Усяня, глаза последнего заблестели.              Во второй раз, когда они заставили его сделать это, Вэй Усянь несколько раз ударил Минцзюэ лбом в грудь, но тот все равно подчинился. В третий раз, когда Лань Ванцзи трахал его, он настолько потерял координацию, что разбросал кусочки льда по покрывалу; Лань Ванцзи пришлось помочь ему, обхватив руками Вэй Усяня, а Минцзюэ стряхивал с простыни не успевшие растаять кусочки льда.              В четвертый раз он попытался зарыться лицом в одеяло, бормоча невнятные протесты. В уголках его глаз собрались слезы. Минцзюэ ласково вытер их и спросил: «Ты хочешь, чтобы мы помогли тебе быть хорошим?»              Вэй Усянь застонал, уткнувшись лицом в руку Минцзюэ, но, сделав еще один вдох, едва заметно кивнул. Минцзюэ зачерпнул горсть льда и прижал к его члену, а Лань Ванцзи держал Вэй Усяня, пока он содрогался и оставлял следы укусов на его шее.              В тот раз, когда они снова начали заниматься сексом, он начал беззвучно плакать, вцепившись пальцами в простыни, где Минцзюэ велел ему держать руки, и к тому времени, когда его тело начало напрягаться в ожидании оргазма, он был слишком далеко, чтобы отозваться. Вместо этого они привели себя в порядок, а затем заключили его в объятия, засыпая с ним, все еще твердым между ними.              Ночью Минцзюэ проснулся от того, что Вэй Усянь во сне терся об него, его член был твердым, а движения — неслаженными. Он не проснулся, когда Минцзюэ притянул его к своей груди, а продолжал делать медленные, мельтешащие движения бедрами, пока, наконец, Минцзюэ не развернул его и так прижал к себе, что ему не осталось ничего, о что можно было бы потереться. Не то чтобы он все равно смог бы кончить, но это немного отвлекало.              На следующее утро за завтраком у него были затуманенные глаза.       — Вы просто продолжили сношать меня после того, как я отключился?— пробормотал он в свою тарелку.              — Нет, — ответил Минцзюэ, а затем с любопытством спросил: — А ты бы хотел, чтобы мы это сделали?              Вэй Усянь неуклюже взмахнул палочками и отправил в полет кусочек яйца, что вызвало недовольный взгляд Лань Ванцзи, который перехватил его в воздухе своими палочками, прежде чем тот успел упасть на него, и бросил обратно в посуду Вэй Усяня. Затем, похоже, он уловил вопрос Минцзюэ, и его брови слегка приподнялись.              — Ах, эм, — пробормотал Вэй Усянь, а затем закрыл лицо руками. — Да, конечно, почему бы и нет.       Прозвучало немного пискляво.                                                        Самой важной встречей Минцзюэ в то утро была встреча с главами других великих орденов. На этот раз вообще никаких наследников, только талисманы уединения, сильно гудящие вокруг них.              — Он вспыльчивый, и ему не хватает дисциплины, — сказал Минцзюэ. — Насколько мне известно, он по меньшей мере дважды пытался вызвать Вэй Усяня на дуэль.              — Именно Вэй Усянь опустился до обычной драки во время их последней стычки, — сказал Цзинь Гуаншань. — Если уж Вэй Усянь может держать себя в руках, то и мой племянник сможет.              — У Вэй Усяня есть набор навыков, который невозможно заменить, — прямо сказал Минцзюэ. — У Цзинь Цзысюня их нет.              — Цзинь Цзысюнь — высокопоставленный член моего Ордена и сильный боец, — сказал Цзинь Гуаншань, причем последнее было преувеличением, а вот первое, к сожалению, вполне справедливо. Цзинь Цзысюнь был заместителем Цзинь Цзысюаня на поле боя; он действительно умел руководить небольшими и средними группами бойцов. — Ни один последователь Ланьлин Цзинь не стал бы бесчестно ставить под угрозу эту миссию, и с вашей стороны оскорбительно предполагать, что это так, Не-цзунчжу. Если Вэй Усяню можно доверять, что он не станет сразу же кидаться на человека с оружием, то проблем не будет.              Настоящая проблема с этим заданием, с горечью подумал Минцзюэ, заключалась в том, что все они нуждались друг в друге. Он не мог просто отменить решение Цзинь Гуаншаня — если не считать политических последствий, им нужны были чертовы зеркала от Цзинь, если только они не хотели застрять здесь на три года. Им нужны были Вэй Усянь и Цзян Ваньинь, чтобы иметь возможность проникнуть в город, и им нужна была информация Сичэня, чтобы знать, как... Единственным орденом, которая не внес чего-то существенного, с раздражением признал Минцзюэ, был Цинхэ Не.              Он компенсировал бы это, отрубив голову Вэнь Жоханю.              Однако в итоге он проиграл этот спор: Цзинь Гуаншань не дрогнул, у него были зеркала, а его аргументы были насквозь пропитаны благоразумием. Минцзюэ просто нужно было убедиться, что эти двое держатся как можно дальше друг от друга... Что может оказаться более или менее трудным, в зависимости от того, потрудится ли Вэй Усянь вспомнить, кто такой Цзинь Цзысюнь.              — Тогда мы все договорились о том, кого мы возьмем, — сказал он наконец кисло, прежде чем они снова начали спорить, и Цзинь Гуаншань смог связать свои слова в еще большие узлы. — Мы должны начать тренироваться вместе в процессе подготовки. Цзинь-цзунчжу, как скоро зеркала будут доступны?              Цзинь Гуаншань поднял руку, пожимая плечами.       — Вы должны понимать, что извлечь зеркала с их хранилищ — дело непростое. Они защищены множеством мощных печатей. И, конечно же, демонтаж осуществляется в великой тайне, только самыми доверенными из моих людей. Им может понадобиться несколько недель.              — Это даст нашим людям больше времени, чтобы познакомиться с боевыми стилями друг друга, — сказал Сичэнь.              — При условии, что задержка не будет слишком долгой, — согласился Минцзюэ. Он позволил своему взгляду задержаться на Цзинь Гуаньшане. Если задержка будет слишком долгой... должен существовать какой-то другой метод. Если не было лучшего метода перемещения, то, возможно, какой-нибудь другой набор зеркал. Он поручил Хуайсану заняться поисками. Судя по последнему сообщению, они с Вэй Усянем уже почти закончили работу над переделкой талисмана глушения. Если бы Минцзюэ после этого не поручил ему заняться чем-нибудь другим, у него было бы слишком много времени для сплетен и интриг. Или нытья. Или что бы он там, черт возьми, ни замышлял.              Холодное противостояние между ними все еще продолжалось, несмотря на то, что теперь они были, по крайней мере, доброжелательны на публике. Минцзюэ не понимал ничего, но чувствовал, будто под ребрами у него постоянно наливается синяк.              Но... проблема была не в этом. Минцзюэ заставил себя собраться с мыслями. Если это было всего на несколько недель, то Сичэнь был прав в том, что в этом не было ничего плохого. Тем не менее...              Когда встреча завершилась, Цзян Ваньинь задержался с задумчивым видом. Минцзюэ задавался вопросом, скажет ли он наконец что-нибудь о том, что Вэй Усянь переехал в палатку Минцзюэ. Он еще этого не сделал. Помимо разговора с Цзян Яньли, Цзунхуэй обсудил это с охранниками Вэй Усяня от Цзян — ведь они, по сути, стали частью постоянной охраны палатки Минцзюэ. Это не совсем традиционная схема. Но через мгновение Цзян Ваньинь просто покачал головой и ушел, очевидно, все еще желая оставить это незамеченным.              Минцзюэ намеревался поговорить с Вэй Усянем о том, что думает Цзян Ваньинь, но, переступив через заслонку, отделявшую его личные покои от стратегической комнаты, обнаружил, что Вэй Усянь крепко спит в своей кровати. В конце концов, он все еще оправлялся от того странного пост-ритуального истощения, вдобавок к тому, что Минцзюэ и Лань Ванцзи делали все возможное, чтобы измотать его.              Его окружали бумаги, залитые чернилами. На прикроватном столике сушились чернильница и кисточка.              — Гуй побери, — пробормотал Минцзюэ, потратив несколько минут на то, чтобы раскопать свою кровать и перенести чернила на настоящий стол (за которым можно сидеть и работать!), чтобы Вэй Усянь случайно не пролил их на постель.              Особого толку от этого не было; когда он вернулся снова незадолго до ужина, то обнаружил, что все бумаги перекочевали обратно. Вэй Усянь снова дремал, на этот раз свернувшись калачиком, крепко сжимая в руке тонкую цепочку. Увидев это, Минцзюэ нахмурился. Бася нервничала не больше, чем обычно в присутствии Вэй Усяня, что означало, что она не могла быть связана с энергией обиды, но на каждом звене были начертаны крошечные метки, слишком маленькие, чтобы их можно было разглядеть без дополнительного освещения.              — А-Сянь, проснись, — сказал Минцзюэ, поглаживая его по лицу — метод более мягкий и надежный, чем тряска. Брови Вэй Усяня судорожно сошлись в сонной гримасе, а затем он медленно моргнул, открывая глаза.              — Гэгэ? — пробормотал он и зевнул.              Минцзюэ поднял свободный конец цепочки. Металл казался холодным и острым, что не вязалось с его материальными гранями.       — Что это?              — Что... О... это, — сказал Вэй Усянь, широко раскрыв глаза. Он довольно поспешно сел, выдернув цепочку из руки Минцзюэ и спрятав ее в рукаве. — Это проект. Не нужно беспокоиться об этом, гэгэ!              Минцзюэ бросил на него недоверчивый взгляд и мысленно протянул руку, чтобы проверить список тех, кто входил и выходил из палатки в этот день, по данным печати. Усовершенствованная Лань Ванцзи схема печати включала тихий сигнал тревоги, когда кто-то уходил, а не только когда входил, поэтому он знал, что Вэй Усянь никуда не уходил. Были, конечно, Лань Ванцзи, разные лейтенанты, Хуайсан, Вэнь Цин — кто-то из двух последних. Подозрительная натура Минцзюэ хотела было подумать, что это Вэнь Цин, но та часть его души, которая воспитывала брата с детства, знала, кто это. Мать их, что они задумали на этот раз? Это не имело никакого отношения к улучшениям талисмана.              — Я расскажу тебе об этом, когда все будет готово, — сказал Вэй Усянь, подняв руку, словно давая торжественную клятву. Он испортил торжественность, широко зевнув, а затем сморщился. — Если я смогу бодрствовать достаточно долго. На его лице промелькнуло выражение отвращения.              — Ты мог бы попробовать посидеть за столом, а не в постели, — сказала Минцзюэ. — Это может помочь тебе избежать пятен чернил на простынях.       Не обошлось в этот день и без них.              — Я так и сделал, а потом заснул за столом, — пробормотал Вэй Усянь. — Это отстой.              — Считай это стимулом избегать обескровливания.              Вэй Усянь одарил его кривой улыбкой, но в ней чувствовалась фальшь.       — Ах, а я-то думал, что ты решил быть единственным человеком, который не будет читать мне нотации.              Так вот почему он прятался в палатке Минцзюэ? Минцзюэ покачал головой.       — Не могу сказать, что ты предупреждал меня больше, чем остальных.              — Ты вынужден был смотреть, — улыбка Вэй Усяня погасла. — Я сожалею об этом.              Минцзюэ внимательно посмотрел на него. Там что-то было... скрытый смысл и подтексты.       — Ты действительно думал, что у меня не было ни единого шанса согласиться?              — Я знал что был. Мне нужно было... мне нужно было дать себе возможность подумать, что я все понял неправильно. Что ты не поймешь, или что ты будешь зол или слишком удивлен, и не будешь действовать. — Он перевел дыхание. — Используя Суйбянь... это было гораздо изящнее, делать это именно так. Мне нужно было дополнительное преимущество, чтобы убедиться, что все сработает.              Подвинувшись, чтобы сесть рядом с ним, Минцзюэ притянул его к себе и погладил по голове. Только Вэй Усянь счел бы эту кровавую сцену изящной.       — Я мог бы остановить тебя. Я не сделал этого. Дело сделано. — Он не мог ни отменить это, ни отрицать ценность знаний, которые это принесло им. — Я очень надеюсь, что ты сможешь убедиться, что делать так снова не надо, когда мы закончим войну, но я не буду притворяться, что не предоставил тебе шанс сделать то, что ты задумал.              Вэй Усянь не ответил, все его тело напряглось.              Пора сменить тему.       — В любом случае, ты действительно собираешься жаловаться на «поучения» Ванцзи?              Вэй Усянь застонал и откинулся на спинку кровати.       — Да! Да, ещё как! Наконец-то! Не-гэгэ, из всех жестоких, беспощадных, безжалостных поступков... У меня нет золотого ядра, мое сердце просто не выдержит, если вы будете продолжать. Знаешь ли ты каково это — просто быть напряженным весь день, без облегчения!              Минцзюэ поцеловал его, чтобы дать ему возможность заняться чем-то другим, затем запустил руку в одеяние Вэя Усяня и провел ладонью по его члену, перебирая пальцами яички. Вэй Усянь приподнялся в его объятиях, застонав, когда он снова потянулся и начал возиться с завязками на одежде Минцзюэ, и, как и было обещано, он уже был наполовину тверд.              — Гэгэ, гэгэ, пожалуйста, сжалься...              — Нет, — быстро сказал ему Минцзюэ, отступая назад и поднявшись. — Мне нужно посетить еще один чертов банкет, и для этого нужно принять ванну. Но если ты будешь хорошо себя вести, то сможешь мне помочь.              Он был не очень хорош, но Минцзюэ не возражал против опоздания.              Вернувшись позже, он обнаружил, что Лань Ванцзи мучает Вэй Усяня в постели, растянувшегося и корчащегося, и поспешно сбросил с себя одежду, чтобы присоединиться к ним. Сегодня вечером они с каждым разом затягивались все дольше, трахая его немного нежнее, используя, возможно, переизбыток смазки. Однако Лань Ванцзи уже имел его однажды, так что это длилось не так долго — или, возможно, напряжение начало действовать на Вэй Усяня, потому что к третьему разу он впал в измученную бессвязность. Поверив ему на слово, Минцзюэ все равно трахнул его снова, кончая в него, в то время как его тело совершенно бессознательно дрожало.              Утром Минцзюэ проснулся от того, что Лань Ванцзи сосал член Вэй Усяня, а тот то протестующе скулил, то поощрял его, переходя в крики отчаяния, когда Лань Ванцзи в последнюю секунду отстранялся, а его собственной руки оказалось недостаточно, чтобы довести себя до конца. Затем Лань Ванцзи предложил отсосать Минцзюэ, и Минцзюэ кончил ему в глотку, в то время как Вэй Усянь наблюдал за этим широко раскрытыми, затуманенными и завистливыми глазами.              После того, как у него появилась возможность немного прийти в себя, и Минцзюэ мягко уговорил его позавтракать, он свирепо посмотрел на них обоих. — Есть дюжина различных способов, которыми я мог бы снять это проклятие, — сказал он со смутной угрозой в голосе.              — Мгм, — сказал Лань Ванцзи, который задержался, попивая чай. В его взгляде было тяжелое, самодовольное удовлетворение. — Но ты этого не сделаешь.              Вэй Усянь посмотрел на него. Потом на Минцзюэ. Затем он уставился на потолок палатки.       — Блять, — пробормотал он, и румянец залил его щеки. — Я возвращаюсь в постель.              Минцзюэ смотрел ему вслед, испытывая такое же удовлетворение. Затем он повернулся к Лань Ванцзи.       — Тренировка сегодня утром, — сказал он, и часть его удовлетворения улетучилась перед лицом долга.              Ученики, которых выбрали для участия в их миссии, были, конечно же, одними из самых опытных бойцов в мире самосовершенствования. У всех них были уникальные стили и навыки, которые они использовали в своем фехтовании, и если они потенциально собирались сражаться в ближнем бою друг с другом, то им нужно было знать об этом. За прошедший год войны многие из них в тот или иной момент продемонстрировали свое мастерство, но, конечно, чаще всего все они сражались рядом с соучениками. На этом задании они не могли позволить себе быть незнакомцами друг с другом.              Привычка хранить клановые секреты делала ситуацию немного неловкой, но Минцзюэ был предельно ясен: никто не должен был учить кого-то, как что-то делать. Смысл состоял в том, чтобы узнать, на что способен каждый из них и как держаться подальше друг от друга.              — А Вэй-гунцзы будет тренироваться с нами? — спросил Не Чаоянь. Цзян Ваньинь, находившийся не настолько далеко, чтобы пропустить вопрос, на мгновение нахмурился, прежде чем придать своему лицу нейтральное выражение и отвернуться.              — Будет, — сказал Не Минцзюэ, наблюдая за поединком между Не Чунлинем и двумя Лань. Это был справедливый вопрос, но Вэй Усянь по-прежнему дремал каждые три часа. — Мы должны привыкнуть друг к другу за несколько дней. Они еще не все тренировались вместе. Пытаться собрать вместе сорок человек — людей, которые были достаточно могущественны, чтобы привыкнуть к определенной индивидуальной свободе, — было достаточно неловко, если не делать это все сразу. Сегодня утром и днем их было всего двадцать одновременно.              — Чтобы эффективно работать с ним, нам нужно знать, на что он способен, цзунчжу, — сказал Не Чаоянь, понизив голос настолько, чтобы никто, кроме Не Юйтана, стоявшего рядом, не мог его услышать. — Или не способен.              Они не были неправы, опасаясь слухов, но не в данном случае. Но простой ответ «да» или «нет» на этот основополагающий вопрос на самом деле не скажет им того, что они хотят знать.       — Лучше всего не строить предположений, что может или не может сделать Вэй Усянь, — сказал Минцзюэ. — Он любит удивлять.       Он не смог сдержать горечь, проскользнувшую в его тоне при этих словах.       — Увидьте своими глазами — это сослужит вам лучшую службу. У вас будет такая возможность.              Не Чаоянь склонил голову в неофициальном поклоне, не вполне выражающем согласие.              Вэй Усянь был намного более выносливым, чем можно было бы ожидать от человека, потерявшего золотое ядро, и он мог использовать энергию обиды, чтобы имитировать многие способности обычных заклинателей. Все, кто считает, что понимает, что он может или не может, исходя из отсутствия у него золотого ядра, делают много неверных предположений. Впрочем, если только все не пойдет совсем наперекосяк, он все равно не будет драться чисто физически. Он был бы точкой, вокруг которой все остальные должны были бы сражаться и защищаться, в то время как все его атаки происходили бы на расстоянии.              В целом орден Цзян был представлен в этой группе слабо, но Цзян Ваньинь привел с собой еще трех учеников. Один из них был настоящим Юй и вооружен, казалось бы, нескончаемым запасом кинжалов для метания или боя на близком расстоянии. Два из них были духовными, и в первый раз, когда Минцзюэ участвовал в спарринге с ним, он ошибся, позволив ему проникнуть под его защиту, и обнаружил, что тот чертовски быстр. Два других воспитанника Цзян были вооружены луками, украшенными массивами, серебряная филигрань которых выделялась на фоне дерева.              — Мы вернули несколько из тех, что украли псы Вэнь, в последней битве, — с удовлетворением сказал Цзян Ваньинь, когда Минцзюэ спросил об этом. Да, Минцзюэ действительно припоминал, что слышал об этом. Не все артефакты, принесенные Вэнь в ту битву, были использованы или уничтожены, некоторые из них принадлежали Лань или Цзян. — Они не знали, как правильно ими пользоваться, но мы знаем. Если в поле зрения есть цель, Гао Юй и Гао Цзянь поразят ее.              Они продемонстрировали, что не просто попадают в нее, но, вероятно, проходят насквозь и — когда они наполняют стрелы духовной энергией — заставляют их взорваться.              В целом, первые две тренировки могли бы пройти лучше, но в этом и заключалась цель практики, и Минцзюэ был в целом удовлетворен результатами. По его мнению, это был отличный день, ставший еще лучше благодаря тому, что в конце его присутствовали Вэй Усянь и Лань Ванцзи. Вэй Усянь явно нервничал весь день; его глаза были чересчур яркими, а стопки бумаги, которые Минцзюэ с таким трудом убирал, были исписаны еще более неразборчиво, чем обычно. Он прижался к ним обоим, ища ласки, как кошка, и те услужливо приняли его в постели.              В ту ночь они не стали возиться со льдом. Вместо этого, когда он оказывался слишком близко к разрядке, они просто останавливались, переходя на успокаивающие поглаживания по его бокам, или (что менее успокаивающе) играли с его сосками, проводили руками по бедрам — внутри и снаружи. Он никогда не переставал быть твердым — до того, как они начали, он был наполовину твердым, — но в конце концов он немного успокаивался, и тогда они снова заводили его. После третьего раза он уже корчился в изнеможении и пытался кончить сам, а Минцзюэ удерживал его у себя на груди. Они позволяли ему пытаться, пока он не замер. Его рука опустилась, слезы начали просачиваться сквозь закрытые веки.              — Ты великолепен, — сказал ему Минцзюэ, смахивая поцелуями его слезы.              Утром Минцзюэ предстояли новые встречи, а Лань Ванцзи отправился на тренировку. Вэй Усянь так и лежал в постели, полуприкрыв глаза, и смотрел, как он одевался.       — Съешь что-нибудь, — посоветовал Минцзюэ, ненадолго задержав руку на его волосах.       — Мм, — пробормотал Вэй Усянь. Минцзюэ сделал мысленную пометку обязательно заглянуть к нему во время обеда и напомнил страже, чтобы они прислали ему бабочку, если Вэй Усянь уйдет.              За обедом он казался в основном нормальным, хотя определенно был гораздо более суетливым, чем обычно. Он пустился в довольно пространное описание новой песни, над которой работал, что, очевидно, вызвало любопытство Лань Ванцзи, и тот быстро закончил есть, а затем задержался, несмотря на то, что Минцзюэ знал, что ему следовало заниматься делами своего ордена. За ужином они вновь продолжили беседу, а потом еще полши играли вместе, пока Минцзюэ занимался бумагами, наслаждаясь их обществом, даже если красота музыки была для него непостижима. Когда Минцзюэ наконец разложил отчеты, которые ему нужно было обработать, он отложил в сторону чернила и кисточку и некоторое время наблюдал за ними. Вэй Усянь к тому времени ослабел, он все еще слишком легко уставал.              — Ты не сосредоточен, — неодобрительно сказал Лань Ванцзи. — Ты пропускаешь ноты.              — Лань Чжань! Ты сидишь со мной в постели, и я знаю... знаю, что ты собираешься... как же мне играть на этой чертовой флейте, Лань Чжань...              Минцзюэ улыбнулся самому себе, пошел к ним и завалил обоих.              На следующее утро Вэй Усянь снова спал допоздна — вернее, заснул после того, как Лань Ванцзи разбудил его еще одной парой невнятных минетов.       — В следующий раз пусть сначала позавтракает, — сказал Минцзюэ, и Лань Ванцзи посмотрел на него с досадой.              Когда Минцзюэ вернулся в свою палатку на обед, Вэнь Цин сидела в передней комнате, один охранник Цзян и один охранник Не приглядывали за ней. Когда он вошел, все встали, поклонились, и Вэнь Цин спросила: «Не-цзунчжу, могу ли я поговорить с вами наедине?»              Ох. Охранница Цзян, похоже, хотела было возразить, но, еще раз взглянув на лицо Вэнь Цин — значит, та точно охраняла ее, а не защищала от нее, — вышла на улицу.              Лицо Вэнь Цин было строгим, профессионально невыразительным.       — Не-цзунчжу. Я предполагаю, что вы, вероятно, не хотите говорить со мной об этом.              Он и в самом деле не хотел.       — Проклятие причиняет ему боль?       — Проклятие вполне терпимо, но вы слишком много морочите ему голову. — Она совсем не выглядела смущенной, обсуждая с ним подобные вещи, и Минцзюэ поймал себя на том, что завидует такому уровню отстраненности; ему приходилось прилагать усилия, чтобы не покраснеть перед ней. Единственное, что позволяло ему скрывать это на лице, была абсолютная убежденность в том, что показывать ей смущение было бы неприемлемо. — Я буду вынуждена доложить Цзян-цзунчжу, если так будет продолжаться.              О, ну просто великолепно. Но, если она была здесь и говорила ему это — возможно, это продолжалось слишком долго. Минцзюэ почувствовал, как у него сжалось сердце. Он должен был это сделать... он не мог не уйти этим утром, у него было слишком много дел. В палатке была охрана и, благодаря Лань Ванцзи, новые печати, так что Вэй Усяню было бы сложнее улизнуть и сделать что-нибудь глупое и опасное для себя, но если Вэнь Цин почувствовала необходимость вмешаться, то покинуть палатку все равно было плохой идеей. Если они зашли с ним слишком далеко и не могли остаться, чтобы составить ему компанию, тогда пришло время все прекратить.              Хм. Но теперь он мог бы составить ему компанию на некоторое время. Он попросил Цзунхуэя выделить в своем расписании достаточно времени для неспешного обеда...              — Понял, Вэнь-дайфу, — сказал Минцзюэ, поклонился и ушел.              Когда он вошел в личную секцию палатки, то смог увидеть, что вызвало ее беспокойство. Вэй Усянь сидел за столом, обхватив голову руками, окруженный кусками скомканных обрывков бумаги.              — А-Сянь? — сказал Минцзюэ. Он подошел к столу и опустился рядом с ним на колени.              Вэй Усянь медленно наклонился вбок, пока его голова не уперлась в бедро Минцзюэ; Минцзюэ автоматически опустил одну руку, чтобы обхватить его голову.       — Гэгэ, — пробормотал он. — Гэгэ, пожалуйста.              Минцзюэ погладил его по волосам. Его молчание было достаточным ответом, и Вэй Усянь, вздохнув, прильнул к нему, спрятав лицо в одежде Минцзюэ. Минцзюэ подвинулся, пока не смог поднять его, а затем отнес на кровать и покормил фруктами с рук. Потребовалось некоторое время, чтобы заставить его поесть. Затем Минцзюэ растянул его и поимел, ни разу не прикоснувшись к его члену, просто наслаждившись выражением полубессознательной боли на его лице.              После, когда Вэй Усянь погрузился в легкую дремоту, он отправил сообщение-бабочку Лань Ванцзи, который незамедлительно прибыл.              — Сегодня днем ты должен проводить тренировку для своих постоянных учеников, верно? — спросил Минцзюэ, получив кивок. Он погладил Вэй Усяня по волосам, проверяя, проснулся ли он. Он спал. — Ты можешь отпроситься?              Лань Ванцзи тоже подошел и сел на кровать, положив руку на спину Вэй Усяня и почти не хмурясь.       — Лань Хэнсюй мог бы выйти вместо меня, если бы я попросил.       Он медленно произносил эти слова; идея попросить кого-то другого прикрыть его явно казалась ему немного странной.              Что ж, очень жаль. Это была одна из проблем, которую они сами для себя создали.       — У меня встреча с Цзинь Гуаншанем, я не могу остаться. Но один из нас должен это сделать, — прямо сказал Минцзюэ. — Он слишком не в себе. Ванцзи, сколько еще осталось, пока ты не будешь удовлетворен?              В данный момент Вэй Усянь не работал ни над какими срочными проектами. Им с Хуайсаном не потребовалось много времени, чтобы устранить проблему, которую Вэй Усянь выявил в стабильности талисмана радиального глушения Хуайсана, а затем они придумали несколько его вариантов; хотя они все еще играли с этими вещами, по мнению Минцзюэ, того, что у них было, вполне хватило бы для выполнения задания. Так что на данный момент единственное, что Вэй Усянь действительно должен был делать, — это много дремать, а значит, миссия выполнена. Но даже если кто-то из них пока останется с ним, им нужно, чтобы он рано или поздно смог прийти на тренировку, и, честно говоря, было бы лучше, если бы он мог думать в течение дня.              Кончики ушей Лань Ванцзи порозовели.       — Я полностью удовлетворен, — сказал он, немного запинаясь. Выражение его лица изменилось; если бы на лице Вэй Усяня была такая эмоция, он бы прикусил губу. — Я попрошу Лань Хэнсюя подменить меня на два дня. Есть кое-что, что я хотел бы попробовать сегодня вечером.              — О? — спросил Минцзюэ и, выслушав объяснение, пожал плечами. Это могло бы сработать, если бы помогло Вэй Усяню прочистить мозги. По крайней мере, это было бы весело.              Встреча с Цзинь Гуаншанем, как всегда, была полна долгих бесцельных разговоров. Важным выводом было то, что его знатокам потребуется по меньшей мере еще неделя, чтобы закончить снятие защитных печатей вокруг зеркал.       — Если это не будет сделано должным образом, они разобьются вдребезги, — сказал Цзинь Гуаншань. — Безопасность Цзиньлинь Тай не так-то просто нарушить.              На прошлой неделе также сообщалось, что дело займет еще неделю. Возникал соблазн спросить, не требуется ли Цзинь помощь со стороны. Минцзюэ готов был поспорить, что Хуайсан мог найти способ обойти эту проблему — он с шестнадцати лет взламывал защитные печати на кабинете Минцзюэ и пытался уничтожить его приглашение посетить очередной цикл занятий в Облачных Глубинах, а Вэй Усянь мог обвести вокруг пальца других экспертов по массивам. Но Хуайсан скорее превратил бы себя в черепаху, чем явил свои познания перед главой другого клана, а Вэй Усянь... просто нет. Задержка не была чем-то плохим: они все равно еще не были готовы. Минцзюэ даже не мог сказать, что его это разочаровало, — недостаток не оставлял ему чувства вины, — разве что...              За исключением того, что так оно и было, сказал он себе, так что он все равно мог бы воспользоваться этим.              Однако впоследствии он снова спросил Хуайсана об альтернативах.              — Такие зеркала встречаются редко, — коротко сказал Хуайсан. Он не торговался и не пытался что-то скрыть. Он просто выглядел... по-настоящему уставшим и разозленным. — Я все еще ищу. Возможно, другого набора найти не удастся.              — Хуайсан, — сказал Минцзюэ, а затем осекся. Возможно, больше всего Хуайсан хотел освободиться от ответственности, от войны, от постоянного сопровождения. Минцзюэ не мог дать ему всего этого, но если ему удастся выкроить день, свободный для Лань Ванцзи и Вэй Усяня, чтобы они могли только валять дурака и заниматься сексом, то, конечно, он мог бы, по крайней мере, дать своему младшему брату свободу от своего собственного присутствия, если это было то, чего желал Хуайсан. Он вздохнул.       — Спасибо. Дай мне знать, если что-нибудь придумаешь.              В глазах Хуайсана промелькнуло что-то, что могло быть почти сожалением, но оно исчезло слишком быстро, чтобы хоть что-то вроде надежды успело укорениться в груди Минцзюэ.                                                        Он вернулся в свою палатку в задумчивом, почти меланхоличном настроении. Вэй Усянь спал — он свернулся калачиком точно в центре кровати, укрытый по меньшей мере тремя слоями одеял, — но Лань Ванцзи не спал, наигрывая что-то мягкое и успокаивающее на гуцине. Минцзюэ был уверен, что это не Очищение, но мелодия заставила Бася гудеть в его затылке, смягчая острые углы, которые давили на его разум.              — Что-то случилось, — заметил Лань Ванцзи, изучая его, и не переставая играть.              Минцзюэ стряхнул с плеч Бася и поставил ее на подставку.       — Цзинь Гуаншань, — кисло сказал он, затем отмахнулся. По правде говоря, Цзинь Гуаншань не был особенно невыносимым. Он вздохнул. — И Хуайсан.              — Понятно, — сказал Лань Ванцзи, и тень вины исказила его черты.              — Я даже не знаю, из-за чего, черт возьми, он злится. Как будто ему снова тринадцать!              Лань Ванцзи сжал губы, почти нахмурившись.              — Я знаю, что ты поклялся хранить тайну. — Минцзюэ покачал головой, отмахиваясь от этого.              — Я надеюсь, что не слишком долго, — пробормотал Лань Ванцзи, а затем позволил затихнуть последним аккордам и отложил свой гуцинь в сторону. — Ты почувствуешь себя лучше, если поешь и примешь ванну. Там есть горячая вода.              И точно. Там была целая горячая ванна, которую Лань Ванцзи согревал с помощью талисманов. Он заботливо вымыл и волосы Минцзюэ: распустил косы, расчесал локоны, пальцами помассировал кожу головы. К тому времени, когда Минцзюэ тщательно вымылся и снял напряжение, Вэй Усянь уже проснулся, его глаза были яркими, но уже — или, возможно, это было «еще» — слегка затуманенными.              — Иди сюда, Вэй Ин, — сказал Лань Ванцзи, и Вэй Усянь встал, слегка спотыкаясь, пока Минцзюэ выбирался из ванны. Вэй Усянь опустился перед ним на колени от легчайшего прикосновения пальцев Лань Ванцзи, уставившись на член Минцзюэ и сглотнув. Его собственный член — он был голый — был тверд и ал. — Будь умницей для Не-гэгэ.              — Мне понадобится еще одна ванна, если он будет умницей, — сказал Минцзюэ, но это было добродушной шуткой. Вэй Усянь наклонился вперед, прижавшись лбом к бедру Минцзюэ, и Минцзюэ вцепился ему в волосы. Он посмотрел сквозь ресницы на Минцзюэ, и да, он определенно был уже несколько не в себе. — Он был хорош сегодня днем?              — Да, — пробормотал Вэй Усянь, наклоняясь, чтобы прикоснуться ртом к члену Минцзюэ, поднимая одну руку, чтобы погладить его основание. Лань Ванцзи промычал что-то в знак согласия.              Умелым рукам и рту Вэй Усяня не потребовалось много времени, чтобы полностью возбудить Минцзюэ, независимо от того, насколько сильно ванна расслабила его; и тогда Минцзюэ взял верх. Вэй Усянь опустил руки и просто позволил ему, закрыв глаза, широко раскрыв челюсть и позволив Минцзюэ тянуть его за волосы и трахать в рот, используя его как теплую, влажную дырочку для заполнения. Секс был вялым и затяжным, и, честно говоря, Минцзюэ мог бы продолжать его еще долго. Через некоторое время Лань Ванцзи стянул с кровати одно из одеял и накинул его на плечи Вэй Усяня, чтобы тот не мерз, стоя на полу на коленях, тот издал удовлетворенное хмыканье и едва не заставил Минцзюэ кончить в тот же миг.              — Продолжай стонать, — приказал Минцзюэ, и Вэй Усянь подчинился, насколько мог — когда Минцзюэ входил до конца, его горло было практически заблокировано. Наверное, это было крайне немузыкально, судя по плохо скрываемому веселью Лань Ванцзи, но при каждом извлечении члена по нему пробегали волны, и было просто... невероятно легко кончать в горло Вэй Усяня, когда он стоял на коленях и так послушно принимал его. После, когда он закончил глотать, Минцзюэ подтянул его к себе и поцеловал в припухшие губы, а рукой обхватил его член, нежно поглаживая. Вэй Усянь наклонился вперед со вздохом, но не протестуя, уткнувшись лбом в плечо Минцзюэ.              — Было кое-что, что ты хотел попробовать, — сказал Минцзюэ Лань Ванцзи через минуту, когда Вэй Усянь начала слегка дрожать.              — Да, — сказал довольный Лань Ванцзи, и Минцзюэ подвел Вэй Усяня к кровати, а сам пошел за припасами.              На этот раз замораживающий талисман сотворил Лань Ванцзи. Вэй Усянь, казалось, ничего не заметил, возможно, потому, что Минцзюэ был занят поцелуями с ним, но уши Минцзюэ уловили звук того, как Лань Ванцзи разбивает лед. Он ухмыльнулся в ответ на поцелуй, прикусив нижнюю губу Вэй Усяня, а затем отодвинулся достаточно, чтобы Лань Ванцзи смог прижать холодную руку к члену Вэй Усяня.              Вэй Усянь вздрогнул, поочередно напрягаясь и обмякая, издавая беспомощные звуки в рот Минцзюэ. Минцзюэ взглянул вниз — казалось, ему потребовалось больше времени, чтобы полностью обмякнуть, чем раньше. Что ж, к этому времени он был гораздо более взвинчен. И его тело, вероятно, начинало привыкать к этому. Это дало Минцзюэ больше времени поцеловать его, неторопливо, с силой, пока он, наконец, не отстранился и не оставил Вэй Усяня задыхаться.              — У тебя найдется свободная лента? — спросил он Лань Ванцзи, а Вэй Усянь застонал и откинул голову на подушку.              Лань Ванцзи с серьезным видом поднял руку и ослабил лобную ленту.              Минцзюэ поднял обе брови, потому что вряд ли он имел в виду... но это был Лань Ванцзи, так что, раз он это сделал, то, конечно, кое-что подразумевал. Но, тем не менее...       — Она будет испорчена.              — Можно постирать.              — После определенного момента — не выйдет.              Лань Ванцзи склонил голову набок, слегка пожав плечами.       — Можно заменить. Символика имеет большее значение, чем точный объект. — Его глаза были очень добрыми и стали еще нежнее, когда он посмотрел на Вэй Усяня, который, моргая, смотрел на него снизу вверх.              — Лань Чжань?.. — спросил Вэй Усянь невнятным голосом.              Лань Ванцзи протянул ленту Минцзюэ.              Чувствуя себя так, словно его ударили в сердце, Минцзюэ принял её. Конечно, это был превосходный материал, тончайший шелк, но... Минцзюэ обхватил ее пальцами, и это ощущалось как нечто вроде обещания. Священная лобная лента адепта Лань.... его адепта Лань.              И он собирается использовать ее в качестве секс-игрушки, подумала часть разума Минцзюэ, истерически забавляясь. Но в основном он очень тронут.              — Хорошо, — сказал Минцзюэ. — Тогда смотри, как делать эти обертывания.       Он накинул первую петлю на член Вэй Усяня, а затем продолжил быстро двигаться туда - сюда, под его яйцами, несколько раз назад вокруг его члена, заранее делая петли по мере необходимости, чтобы завязать его полностью, так что член Вэй Усяня оставался привязанным к его мошонке, не в состоянии двигаться дальше, становясь твёрдым вообще. Вэй Усянь иногда бормотал что-то бессвязное под нос, пока Минцзюэ работал, особенно когда он останавливался, чтобы объяснить ту или иную часть связывания. — Я могу просто найти тебе книгу и отдать ее тебе, — сказал Минцзюэ в конце, обдумав все. Он лениво щелкнул по яйцам Вэй Усяня — после стольких дней поддразниваний они должны были болеть, как, вероятно, и его член.              И, скорее всего, его задница. Они подняли его на четвереньки — вернее, на локти, так как он был настолько шатким, что Лань Ванцзи тут же переместил его в другое положение. Лань Ванцзи подставил под него чашу, а Минцзюэ не спеша раскрыл его, обильно смазав. Тем не менее, его вход уже распух и покраснел.       — Ты брал его сегодня днем?              — Мгм.              Минцзюэ фыркнул.       — Сколько раз?              Когда Лань Ванцзи не сразу ответил, Минцзюэ оглянулся и увидел, что он смотрит задумчиво.       — Трудно понять, как отделить их для счета, — сказал он в ответ на поднятые брови Минцзюэ.              — Тогда мне следует спросить, как долго? — поддразнил Минцзюэ, и Лань Ванцзи одарил его одной из своих слабых улыбок.              — Оч'нь долго, — пробормотал Вэй Усянь, уронив голову на руки.              — Я уверен, — сказала Минцзюэ, утешающе похлопывая его по заднице. Затем он подозвал Лань Ванцзи к себе. — Твоя идея, ты можешь это сделать. Главное — терпение и последовательность, не пытайся торопить события. В конце концов, он не достигает оргазма.              Он переместился ближе к голове Вэй Усяня и позволил Лань Ванцзи устроиться на своем месте, сцепив пальцы и задумчиво раскрывая Вэй Усяня. Некоторое время он поиграл с ним, потянув за, несомненно, болевший ободок Вэй Усяня, но затем сосредоточенно взялся за дело. Вэй Усянь застонал от длинных пальцев внутри себя. «Попробуй маленькие круги», посоветовал Минцзюэ, и Лань Ванцзи кивнул.              Вэй Усяню не потребовалось много времени, чтобы издать отчаянные судорожные звуки.       — Ах, ах, ах...              — Дыши глубже, а-Сянь, — сказал Минцзюэ, успокаивающе проводя рукой вверх-вниз по его спине. — Ты знаешь, как это работает.              — Д-да... Я, я просто, — сказал Вэй Усянь и переместился, заложив руки за голову и зарывшись лицом в матрас. — Я действительно... хочу кончить, — сумел выдавить из него Минцзюэ.              — Нет, — мягко сказала Минцзюэ. Он снова подвинулся, пока не смог удержать грудь и голову Вэй Усяня у себя на коленях, что позволило Минцзюэ вытереть слезы с его лица, пока Лань Ванцзи продолжал, и первые капли спермы начали медленно стекать с головки члена Вэй Усяня, падая в чашу.              Это заняло довольно много времени — дольше, чем в прошлый раз, подумал Минцзюэ. Но в прошлый раз Минцзюэ не дразнил его отказом почти неделю. Минцзюэ обнимал его и ласкал, а Лань Ванцзи выжимал из него все, что можно, медленной, ровной струйкой. Некоторое время он позволял Вэй Усяню сосать его пальцы, как будто тот пытался насадиться на член Минцзюэ, пока Минцзюэ не стал наполовину твердым, и он переложил Вэй Усяня к себе на колени, чтобы Вэй Усянь смог, неуклюже, попытаться взять его в рот. Получилось не так хорошо, как в прошлый раз, но теперь он был гораздо более рассеянным, и наблюдение за ним было само по себе наградой. Лань Ванцзи продолжал без перерыва, прижав руку к копчику, чтобы напомнить ему, что нужно сохранять спокойствие, когда он извивается, — продолжал даже после того, как из члена Вэй Усяня перестала капать сперма, еще несколько минут, пока Вэй Усянь уже не мог продолжать попытки сосать и только лежал, положив голову на колени Минцзюэ, тяжело вздыхая.              — Ну вот, — тихо сказал Минцзюэ, поглаживая его по волосам, когда Лань Ванцзи наконец отстранился. — Разве ты не чувствуешь себя легче?              Вэй Усянь издал тихий сдавленный звук.       — Больно...              Он выглядел смущенным, немного потерянным.              — Ты хочешь, чтобы было еще больнее?              Ему потребовалась пара мгновений, чтобы принять решение или, может быть, обдумать вопрос. Затем он отрывисто кивнул.       — Гэгэ...              Минцзюэ перевернул его на спину, а затем снова двинулся вниз по его телу.       — Однажды я задался вопросом, можно ли заставить тебя кончить, просто щелкнув по яйцам, — сказал Минцзюэ, собирая их в руку и отводя от тела Вэй Усяня. — Мы так и не выяснили этого. Ах, но ты все равно не можешь кончить сейчас, не так ли?       Он слегка шлепнул Вэй Усяня по яйцам открытой ладонью, а другой рукой сжал их основание. Вэй Усянь вздрогнул, издав звук, похожий на всхлип.              — Он может кончить, когда захочет, — сказал Лань Ванцзи, снова устраиваясь рядом с ними и осторожно развязывая ленту. Он отложил его в сторону, затем обхватил член Вэя Усяня рукой, смазанной смазкой, и стал медленно, но настойчиво дрочить его. — Столько раз, сколько сможет.              — Ах! — Пожалуйста, пожалуйста, ааааа...              На самом деле, конечно, он не мог этого сделать. Они уже выдоили из него все семя. Его член, который, должно быть, уже совсем запутался, снова медленно твердел, а бедра подрагивали — он пытался сомкнуть колени, чтобы защитить столь мягкую и уязвимую часть своего тела, которую Минцзюэ неустанно шлепал. Каждый легкий шлепок должен был усиливать ощущения, боль проникала в него, пока к агонии на его лице не добавилась эйфория. Но сколько бы Лань Ванцзи ни ласкал его, сколько бы ни бил Минцзюэ, как бы ни твердел его член, он не мог достичь разрядки. Его тело пыталось испытать сухой оргазм, переходя от твердости к мягкости, вынуждая его стонать, а затем они могли снова его возбудить, но высвобождаться было нечему. Его глаза закатились, пока он совсем не перестал отвечать им внятной речью, а он все не кончал и не мог кончить. Он просто растворился в себе, и Минцзюэ не в первый раз поразился тому, что он хотел этого — что он позволил им сделать это, что они получили возможность вот так взять и сломать его. Старейшина Илина, наводящий ужас генерал призрачной армии Чунъяна, и Минцзюэ заставил его здесь, под собой, отказаться от всей своей мощи.              Они положили его между собой и трахнули с обоих концов, нежно, медленно. Лань Ванцзи вдавил в него ци, заполняя пустоту внутри юноши, и ее приливное давление омыло член Минцзюэ, увлекая его за собой, заставив его кончить во второй раз с криком.              Позже, забравшись вместе под одеяло, Минцзюэ сказал: «Если завтра он все еще будет не в себе, мы это прекратим».              Лань Ванцзи промычал что-то в знак неохотного согласия. Он, очевидно, предпочел бы продолжить игру.              Минцзюэ закатил глаза и заснул.