Лучшее применение флейте во время войны

      Глава клана Яо оказался надежным. Минцзюэ не знал, что сказал ему Хуайсан — или одна из его птичек, — но на следующее утро Яо-цзунчжу с напыщенным озабоченным видом встал и начал бубнить о вещах, которые никогда не должны повториться, и о том, что мир заклинателей не выдержит появления еще одного человека, который ставит власть выше всякого уважения, и, соответственно, что делать с Вэй Усянем, который убил своих собственных союзников, когда разрушил Знойный дворец?       Минцзюэ встал, вонзил Бася в землю и потребовал объяснить, о чём, собственно, идёт речь.       — Конечно, это вызывает беспокойство, — сказал Цзинь Гуаншань успокаивающим тоном, который действовал на нервы Минцзюэ сильнее, чем все кривляния Яо. — В военное время даже едва контролирующий себя человек может быть полезен, если его направить в сторону врага, но сейчас у нас наступил мир, и мы должны беречь его. Вэй Усянь был сильным союзником в войне, но его практика совершенствования является еретической и, кто бы сомневался, нестабильной. — Он посмотрел на Цзян Ваньиня, всем своим видом изображая доброго патриарха. — Вы должны видеть, что такие опасения небезосновательны.       Не успел Цзян Ваньинь что-либо ответить, как Оуян-цзунчжу, вечный подпевала, кивнул, поглаживая бороду.       — Можно ли доверить такую власть тому, у кого нет золотого ядра?       Это был вопрос, на который у большинства присутствующих в этом зале был только один ответ: Нет.       Но если Цзинь Гуаншань полагал, что Минцзюэ будет ошарашен, услышав эти слухи в столь неприкрытой форме, то он просчитался. Минцзюэ стиснул зубы, подавил в себе вспышку гнева и проигнорировал это упоминание.       — Вы порочите имя Вэй Усяня, и тех, кто погиб, повторяя эту необоснованную клевету! Кто вообще первым сказал об этом — Вэнь, попавший в плен? Кто-то, кого там вообще не было? Я был там и своими глазами видел, что именно Вэнь Жохань взорвал Знойный дворец, когда пытался убить Вэй Усяня! Если бы Вэнь Жохань направил заклинание в другую сторону, то оно убило бы меня, а Дворец Солнца лишился бы восточного крыла. Вэнь Жохань был самым могущественным смертным заклинателем нашей эпохи, и тех, кто погиб, сражаясь с ним, нужно чтить за это, а не лишать славы, как будто их смерть была просто несчастным случаем. Если бы они не отвлекали его и не помогали, у меня не было бы возможности убить его!       — А… Так это Чифэн-цзунь убил Вэнь Жоханя? — спросил кто-то. Минцзюэ не мог разглядеть, кто именно. Слишком много было других негромких голосов. — Но эти тени… Осадные щиты стали такими темными…       — После того как Вэнь Жохань разрушил свой собственный дворец, Вэй Усянь вызвал духов, чтобы они запутали Вэнь Жоханя и замедлили его действия, — сказал Минцзюэ. — Они были мертвецами Безночного, и у них было столько же причин ненавидеть Вэнь Жоханя, сколько и у всех остальных. Они сковали его собой, а я отрубил ему голову. Когда он умер, они продолжали сражаться, призрак против призрака, пока не были полностью уничтожены и они, и он.       — Скатертью дорога, — сказал кто-то.       — Если Чифэн-цзунь говорит, значит, так оно и было…       — …О, но вы же знаете, что говорят…       — Нет, он никогда не был дураком…       — Но все равно, такая сила, все эти призраки… Мы все помним, что Вэй Ин сделал с помощью Печати, — задумчиво произнес Яо-цзунчжу. — И не раз эта сила служила Альянсу, но он воскрешал и наших мертвецов! Если все Вэнь мертвы, как мы можем быть уверены, что он не продолжит в том же духе?       Глава клана Оуян энергично кивнул.       — Без золотого ядра нельзя верить, что он вернётся на праведный путь.       —…может и отказаться от Печати, она не нужна ему в мирное время…       —…кто знает, что он может сделать, если его попросят отказаться от такой власти…       — …нужен кто-то надежный, кто будет следить за этим…       «Прикуси язык, прикуси язык, прикуси язык, прикуси язык», — приговаривал про себя Минцзюэ.       Напротив Минцзюэ поднялся на ноги Цзян Ваньинь. От усилий он побелел, хотя с такой травмой сидеть ему было вряд ли удобнее, и, возможно, поэтому в его голосе прозвучала суровость:       — Если почтенное собрание беспокоится о Тигровой Печати, то можете успокоиться. Печать была уничтожена.       — Что?       — Когда? Как?       И самое главное:       — Вы уверены?       — Да, я уверен! — огрызнулся Цзян Ваньинь, доставая мешочек-цянькунь. — А если кто-то сомневается в моих словах, то пусть придет и осмотрит оставшиеся фрагменты, пока мы не закончили их очищать! Но советую сделать это поскорее, так как я не стану медлить с решением этого вопроса.       — Ну что ж! — сказал Яо-цзунчжу, выглядя очень успокоенным. Оуян-цзунчжу рядом с ним выглядел потрясенным. — Похоже, тигр обезврежен!       — Добровольно, раз он уничтожил свою Печать…       — Я слышал, он был на волосок от гибели. Должно быть, он сожалел…       — Даже если он отказался от всякой праведности… такой человек всё равно не лишен чести…       Что за кучка бесполезных, легко управляемых болванов, с яростью подумал Минцзюэ и, выдернув Бася из земли, снова уложил ее в ножны, а сам яростно сел на свое место.       — Мудрое решение, Цзян Чэн, — одобрительно заметил Цзинь Гуаншань. — Твой отец гордился бы тобой.       Минцзюэ не понимал, как Цзян Ваньинь смог удержаться от того, чтобы не швырнуть меч в лицо главы Цзинь.       Не так уж много глав приняли предложение Цзян Ваньиня, что было ожидаемо, но тут появился старший ученик Цзинь, утверждавший, что ему приказал Цзинь Гуаншань. Минцзюэ надеялся, что Цзян Ваньинь будет следить за ним очень и очень внимательно. Даже крошечный кусочек Печати в чужих руках мог оказаться очень сильным.       Ещё одним поводом для беспокойства было то, что Цзян Ваньинь никак не мог собрать все фрагменты.       — Вэнь Цин и Лань Сяоли отдали их мне вчера, — мрачно пояснил Цзян Ваньинь. — Большинство из них были извлечены из спины Лань Ванцзи. Я приказал своим ученикам обыскать всю округу, и они нашли еще несколько штук, но пока Вэй Усянь не проснется, мы, скорее всего, не сможем найти остальные.       Минцзюэ поразило то, что ученики Цзян вообще нашли их среди обломков: осколки были крошечными, чуть больше песчинки. Невозможно было определить, что это такое, пока не коснешься — тогда в пальцы словно вонзались крошечные ножи. Он отдернул руки, прежде чем успел сделать что-то такое, что заставило бы Сичэня посмотреть на него с грустью.       Потом они пошли спорить со старшими учениками Лань, исполнявшими Очищение для Вэй Усяня, и Сичэнь тоже, наверное, не удержался бы от грустного взгляда, но, по крайней мере, у него было более веское оправдание, чем «любопытство».       Сичэнь наконец-то проснулся, когда Минцзюэ навестил его во второй половине дня, но его речь не была связной. Это было не похоже на то, как когда Минцзюэ случайно напоил его половиной бокала вина: забавно, но тревожно. По крайней мере, в этот раз он был настроен на то, чтобы остаться на месте, несмотря на то что говорил так, словно каждая фраза нуждался в восклицательных знаках. Лань Сяоли заверила его, что, хотя выздоровление Сичэня замедлилось из-за того, что ему было трудно сосредоточить духовную энергию на исцелении — ему требовались слишком частые напоминания, чтобы сконцентрироваться на этом, — она была уверена, что с этим можно справиться без каких-либо долгосрочных последствий. Сичэнь тоже испытал явное облегчение, увидев, что Минцзюэ жив и невредим.       — Минцзюэ-сюн! Они сказали… Мы победили! Ты здесь! Ты видел Ванцзи?! Я пытался встать! Они заставили меня сесть!       — Ванцзи тоже выздоравливает, — твёрдо сказал Минцзюэ, похлопав его по руке. — Лекари разрешат тебе увидеться с ним, как только ты сможешь ходить, не шатаясь.       Прибытие Лань Цижэня вечером очень помогло ордену Лань восстановить порядок. Минцзюэ и сам не ожидал его приезда, но первым делом он навестил своих племянников, так что Минцзюэ, пожалуй, должен был это предугадать. Трости у него уже не было, но он шел медленно и скованно, так что лекари, наверное, были не в восторге от его состояния. Он тоже хотел осмотреть фрагменты Печати, и Минцзюэ решил пойти с ним, надеясь, что ему удастся обсудить, как поступить с гражданскими, прежде чем Цзинь Гуаншань успеет замутить воду. К сожалению, Лань Цижэнь сдержанно отнесся к уничтожению Печати, но его вывод был верным — он первым выслушал рассказ о битве и понял, или, по крайней мере, первым озвучил его, что Вэй Усянь не был тем, кто ее уничтожил.       — Значит, это случилось во время битвы? — спросил он.       — Я не все видел, — признался Минцзюэ, — но да. Мы думаем, это был тот самый взрыв, которым Вэнь Жохань уничтожил Знойный дворец.       Лань Ванцзи и Вэй Усянь были найдены неподалеку от места взрыва, на спине Лань Ванцзи были разорваны одежды, а в кожу впились осколки Печати — нетрудно было сделать вывод, что Лань Ванцзи, должно быть, отбросил Вэй Усяня с дороги, ведь Вэй Усянь не смог бы двигаться достаточно быстро сам. Если же Вэй Усянь держал Печать наготове и она находилась рядом с ним, как бывало, когда он был глубоко погружен в свои величайшие дела, то, сдвинув его, не обязательно сдвинулась бы Печать.       Минцзюэ и Цзян Ваньинь между собой решили, что, вполне возможно, основная часть разрушений была вызвана взрывом Печати. Больше они это ни с кем не обсуждали. Несомненно, некоторые найдут способ свалить вину на Вэй Усяня, хотя именно Вэнь Жохань взорвал эту штуку.       Это не объясняло всего того, что произошло в конце битвы, когда солнце погасло, а призраки поднялись из самого фундамента. Но Лань Ванцзи, бесчувственно лежавший на коленях у Вэй Усяня, многое объяснял. Вэй Усянь всегда строго следил за своим путем совершенствования и быстро исправлял любое упущение, но, ошеломленный взрывом своего мощного духовного инструмента, когда кто-то, кого он любил, пожертвовал собой, чтобы спасти его… Он мог потерять контроль. Тени ничуть не стеснялись тянуться к Минцзюэ, в конце концов.       Просто они ненавидели Вэнь Жоханя гораздо сильнее.       Если бы события развивались иначе, то в этих мерзких слухах о том, что Вэй Усянь своей непокорностью навредил своим же союзникам, была бы доля правды. Но к тому моменту, когда Вэй Усянь потерял контроль над ситуацией… Если он вообще потерял контроль над ситуацией, ведь он мог просто просто не понять, что кто-то еще жив, все члены его команды, кроме него самого и Лань Ванцзи, были погребены под обломками парадного фасада Знойного дворца. Это было ясно по состоянию тел.       — Хмф, — фыркнул Лань Цижэнь. — По крайней мере, более мудрые планируют очистить остатки Печати.       Он посмотрел на Цзян Ваньиня с завуалированным одобрением.       По крайней мере, кто-то из ордена Цзян получил одобрение Лань Цижэня. Минцзюэ невольно подумал, что, возможно, он не до конца продумал, что Лань Цижэнь может подумать о любом варианте брака между Вэй Усянем и Лань Ванцзи. Когда Сичэнь был здесь единственным, можно было считать, что он обладает достаточным авторитетом — он был главой клана и старшим братом Лань Ванцзи, он знал, как сильно влюблен его младший брат…       Минцзюэ почитал Лань Цижэня как учителя и старейшину, но он не отличался гибкостью. И все же он был дядей Лань Ванцзи, человеком, который вложил в его воспитание гораздо больше, чем родной отец. Лань Ванцзи было бы больно не получить его одобрения.       И даже если бы страхи Минцзюэ оправдались, Лань Ванцзи и Вэй Усянь… Вот что было бы гораздо важнее.       — …если вам нужна помощь, орден Лань с радостью окажет её, — обратился Лань Цижэнь к Цзян Ваньиню.       Цзян Ваньинь поклонился в знак признания предложения.       — Я надеюсь, что когда Вэй Усянь проснется, он сможет справиться с этим делом, — сказал он. — Он уже уничтожал части Печати.       От этих слов брови Лань Цижэнь поднялись. И у Минцзюэ тоже. Он очень надеялся, что Цзян Ваньинь не предложит им пожертвовать еще одной душой, чтобы избавиться от этих частей, если, конечно, есть другой способ. Они больше не находились в состоянии войны, и на этот раз им не нужно было срочно подкреплять войска.       Но он не думал, что об этом стоит упоминать в присутствии Лань Цижэня, поэтому мысленно поставил зарубку на потом.       — Возможно, он еще не безнадежен, — проворчал Лань Цижэнь, отчего у Цзян Ваньиня сжался рот, но возражать он не стал.       — Тебе пора просыпаться, — пробормотал Минцзюэ, задерживаясь у постели Лань Ванцзи глубокой ночью. Он не решался навестить его до глубокой ночи. — Мне нужно, чтобы ты спас меня от твоего дяди. И, возможно, от самого себя.       Он не решился навестить Вэй Усяня в одиночку. Он не имел ни малейшего представления о том, что скажет. Или… Он хотел сказать столь многое, но не знал, имеет ли право сказать хоть что-то.       Лань Цижэнь не был главой ордена, хотя и исполнял обязанности такового на протяжении десятилетий. Однако все известные главы орденов либо обучались у него — те, что помладше, либо обучали у него своих детей — то есть все остальные. Огромное уважение, которым он пользовался, придавало ему значительный авторитет, который еще больше укреплялся его репутацией грозного консерватора. Никто не стал бы спорить, что он имеет право говорить за своего племянника, пока Лань Сичэнь восстанавливался после миссии, которая принесла им победу в войне.       Поэтому встречи стали проходить так, как не проходили раньше. Почему-то именно Мэн Яо чаще всего приходилось представлять собравшимся главам кланов и доверенным лицам статус, демографические данные и карты Цишаня. Охрана Мэн Яо доложила Минцзюэ, что в течение двух последующих дней он предоставил Лань Цижэню множество дополнительных отчетов, что Минцзюэ воспринял с мрачным весельем. Впечатляет клан Лань, разумеется.       Но вот наконец-то наметился прогресс в разделении Цишань. Минцзюэ упорно отстаивал западные — восточные от Безночных гор — богатые рудами шахты; они граничили с его территорией, и когда-то, до нескольких неудачных торговых сделок, входили в состав Цинхэ Не, он легко мог их контролировать. Западный и южный Цишань находились далеко, и они были ему не нужны. Цзинь Гуаншань пытался подарить Цзян Ваньиню южный Цишань, как будто это его владения, но Цзян Ваньинь наотрез отказался: территория была большой и очень оскверненной, а Цзян и так будет тяжело управлять Юньмэном в ближайшие несколько лет. Но он согласился взять и гору Дафань, и ближайшую территорию возле Илина, что превосходило их первоначальную и заставило большинство людей косо смотреть на него.       — У нас есть идеи, как очистить эту территорию от энергии обиды, и будет здорово, если яо не будут постоянно просачиваться в Юньмэн, — пояснил он.       Большая часть богатого восточного региона Цишань достался Ланьлин Цзинь, который, несомненно, получит прибыль, как только оправится от войны, — или даже раньше, в зависимости от того, насколько сильно Цзинь Гуаншань станет эксплуатировать местных жителей. Но с этим ничего нельзя было поделать. Несколько новых орденов были признаны и получили контроль над менее ценными завоеванными землями, каждый выслушал продолжительную лекцию Лань Цижэня об их долге и ответственности как перед своими заклинателями, так и перед землями, находящимися под их опекой.       Сам Безночный, по всеобщему согласию, остался в стороне от этих обсуждений. Никто еще не нашел хранилища сокровищ, а потому никто не хотел рисковать, передавая город кому-то, кто мог бы найти и оставить все содержимое себе. Минцзюэ подозревал, что Лань Цижэнь намеренно удерживает Лань от просьбы о земле, чтобы иметь возможность претендовать на содержимое хранилища, которое, по правде говоря, могло бы помочь ордену Лань сильнее, чем территория, не примыкающая ни к одной из их нынешних границ.             Вопрос о том, что делать с заклинателями, был более щекотливым, чем любой раздел земли, но в итоге его решало гораздо меньшее количество людей. Если Цзинь Гуаншань и хотел, чтобы это собрание было закрытым, то Минцзюэ был слишком измучен, чтобы оспаривать избавление от болтовни мелких кланов.       А, гуй, это означало, что ему точно нужно задать вопрос. В последнюю минуту он пригласил Цзян Ваньиня, не удивившись, что тот не был приглашен с самого начала. Но Цзинь Гуаншань не мог исключить его из числа приглашенных. Это была закрытая встреча Великих орденов, и Юньмэн Цзян оставался таковым.       — Не возлагайте вину несправедливо. Не держите зла. Не наказывайте слабых за действия сильных, — упрямо говорил Лань Цижэнь. — Те, кто не брал в руки оружие против нас, должны жить в мире. Тем же, кто взялся за оружие, нужно позволить его сложить.       — Возможно, понадобится несколько лагерей, — сказал Цзинь Гуаншань. — Не слишком больших — мы не можем позволить им пытаться восстановить то, что у них когда-то было, и не собираться слишком многочисленно. Поменьше, вдали от дороги, и нам придется часто проверять их, чтобы убедиться, что они не бунтуют… Это будет дорогостоящая задача, Лань Цижэнь.       — Быть праведным — задача, требующая усилий, — сказал Лань Цижэнь, сверкнув глазами.       — Как известно ордену Цзинь, орден Цзян уже взял под опеку несколько заключенных, которых мы судили и согласились помиловать, — сказал Цзян Ваньинь. — Они работали против Вэнь Жоханя во время войны.       — Ты уверен, что это не было слишком поспешным суждением? — с отеческой заботой спросил Цзинь Гуаншань. — В их число входят наследники Цишань Вэнь…       Ваньинь не колебался.       — Цишань Вэнь больше нет. Вэнь Цин и Вэнь Нин предоставляли нам помощь и информацию задолго до падения Безночного.       — Тиран мертв, пусть это будет концом, — произнёс Лань Цижэнь. — Убийств было достаточно.       Даже если бы их не было, Цзинь Гуаншань не смог бы ничего добиться в споре с Лань Цижэнем, подумал Минцзюэ. Лань Ванцзи выздоравливал гораздо быстрее, чем Сичэнь, причем после гораздо более серьёзного искажения ци, чем у его брата. Он должен был прийти в себя на несколько недель раньше, чем мог бы, и Лань Сяоли ясно дала понять, что приписывает эту разницу навыкам и опыту Вэнь Цин.       Минцзюэ был в долгу перед ней за её отношение к двум мужчинам, которых он любил, но он учился жить с этим неприятным чувством.       Цзинь Гуаншань издал звук, полный сомнения, но с видимым изяществом уступил.       — Хорошо, пусть в этом вопросе у нас будет согласие. Клан Цзинь готов контролировать несколько лагерей… Если только вы не хотите, чтобы они работали на ваших новых рудниках, Чифэн-цзунь?       — Я не допущу, чтобы на моих шахтах трудились рабы, — холодно ответил Минцзюэ. — Пусть живут и работают на себя — подальше от Не.       Если Цзинь хотели их заполучить, они были рады…       Но… «Не-цзунчжу, вы действительно считаете совпадением то, что не можете найти никого из городских управляющих?»       Гуй. Неужели он действительно хотел поспорить с кучкой Вэнь? Не только мирные жители, попавшие под их власть, но и сами псы Вэнь, заклинатели — у них не было даже такого ничтожного оправдания, как у семьи Вэнь Цин, что они помогали в свержении тирана.       «Не должно ли это быть чем-то большим, чем простое оправдание?»       С недавних пор подавить эту мысль стало труднее.       — Это приемлемо, — жестко сказал Лань Цижэнь. — Оставшиеся Вэнь будут переданы под власть Цзинь. Лань окажет им посильную помощь.       Зачем они были нужны Цзинь Гуаншаню? Какая ему от этого выгода? Контроль над простым народом — да, контроль над землей и ресурсами — все это имело смысл;             Минцзюэ знал, зачем ему нужны выбранные им города, как и Цзинь Гуаншань знал, зачем Минцзюэ нужны эти шахты. Но почему Цзинь Гуаншань хотел взять на себя ответственность за заклинателей? Они не были ресурсами, которые можно было бы использовать, а лишь пополняли бы его казну.       Если только он не собирался как-то использовать их в своих целях. Показная казнь — это одно, но… Дело пахло дурно.       — Договор, — сказал Минцзюэ, подхватив идею на лету. Он пожалел, что у него не было больше времени на обдумывание. Он не ожидал, что Цзинь Гуаншань вот так добровольно согласится на эту гуеву работу. — Подписаный и скрепленый печатями каждого крупного ордена, по копии для каждого из нас — официальное признание окончания войны и ликвидации клана Цишань Вэнь. Я хочу сделать подробную перепись населения. Нам нужно будет внимательно следить за их численностью.       — Отличная идея, — сказал Лань Цижэнь. — Этот трудолюбивый юноша, Мэн Яо, наверняка сумеет собрать для нас точные сведения. Я выделю ему в помощь несколько писцов.       — Чифэн-цзунь так же мудр в мирное время, как и на войне, — улыбнулся Цзинь Гуаншань и поклонился Минцзюэ, обязав его сделать ответный жест. Это раздражало. Что это значит? Неужели он играет на руку Цзинь Гуаншаню? Он терпеть не мог сомневаться в своих силах.       Но сделка была заключена.       Вэй Усянь проснулся днем. После всего того, что он им устроил, заставив думать, что он мертв, потребовалось некоторое время, чтобы убедить его, что он не мертв, но Минцзюэ пропустил эту часть: он все еще был на закрытом совещании, перелистывая карты, пока они выбирали, где именно разместить постоянные лагеря Вэнь. Нельзя было давать им слишком мало земли — тогда они не смогут быть самодостаточными. Слишком много — и за ними будет трудно следить. Слишком близко друг к другу — это было бы так же плохо, как позволить им образовать один большой лагерь, или даже хуже. Если бы он находился на территории, предоставленной новопризнанным орденом, власть Цзинь была бы оспорена. Гора Дафань снова стала предметом споров. Это было утомительно и раздражающе, и у Минцзюэ оставалось слишком много времени, чтобы гадать, что же задумал Цзинь Гуаншань.       Но после этого он увидел Вэй Усяня, вместе с Цзян Ваньинем. А потом… потом Вэй Усянь взглянул на Минцзюэ, и в его лице отразилась такая же радость и облегчение, как и в лице Минцзюэ, и в нем не было ни малейшего признака страха. В груди Минцзюэ что-то оборвалось, и он обхватил Вэй Усяня руками и прижался к нему лицом, чувствуя, как тот прижимается к нему со страшной силой.       — Прекрати так делать, — сказал ему Минцзюэ, когда наконец смог заставить себя отпустить его настолько, чтобы посмотреть ему в глаза.       Глаза у него были серые. Минцзюэ предстояло привыкать к этому заново. Что ж. Смотреть на него было нетрудно, а то, как он смотрел в ответ, было похоже на прощение тысячи необъяснимых грехов.       — Вы не женаты, не нужно так смотреть друг на друга! — крикнул Цзян Ваньинь, пытаясь перебить его, а Вэй Усянь запротестовал:       — Никаких официальных переговоров не было! У него даже нет никого, кто мог бы вести переговоры за него, — сердце Минцзюэ заколотилось.       — После свадьбы такое поведение на людях тоже будет неприемлемо!       — Да ладно, Цзян Чэн…       — Прошу прощения, Цзян-цзунчжу, Цзян-гунян, — смиренно сказал Минцзюэ и отстранился от Вэй Усяня, чтобы поклониться им. — Он был вне себя от радости.       Цзян Ваньинь так сильно брызгал слюной, что его сестре пришлось сказать: «Прекрати».       Вэй Усянь с Цзян выясняли отношения довольно долго… настолько долго, что Минцзюэ с неохотой отстранился, чтобы заняться своими делами в ордене. Одним из них было проследить за тем, чтобы охранники Мэн Яо следили за переписью населения, а также за другими небольшими проектами Мэн Яо… которые он, похоже, создавал с поразительной скоростью; такими темпами он будет управлять половиной провинции Цишань, независимо от того, кто из орденов за это якобы отвечает. Кроме того, от Хуайсана до него дошли последние сплетни о том, что Вэй Усянь чахнет: демонический путь окончательно доконал его, и последним достойным поступком стало уничтожение Тигриной Печати, а заодно и собственных темных сил.       — Вот это поворот, — нахмурился Минцзюэ.       — Не думаю, что это Цзинь, дагэ. Или не они, хотя они, конечно, сплетничают. Это всего лишь сплетни. Но она не противоречит их целям, поэтому они не пытаются ее пресечь.       Минцзюэ нетерпеливо постучал пальцами по колену, потом встал и зашагал взад-вперед, размышляя вслух:       — Без желанной Печати А-Сянь становится менее опасным и менее привлекательным. Но это также ослабляет Цзян.       — Цзян будет восстанавливаться годами. Но после… Цзян-сюн гораздо менее спокойный, чем его отец. А Юньмэн занимается речной торговлей.       Цзян Ваньинь проделал героическую работу по восстановлению своего ордена за столь короткое время, будучи таким молодым; если он продолжит в том же духе, то действительно превратит Цзян в орден, которого стоит опасаться. Они всегда были самым маленьким из Великих орденов, но Юньмэн — богатая территория, а речная торговля процветала. Если Цзинь Гуаншань хотел расширить свое влияние на юге, например, втянуть в долги Цзян и крупных юньмэньских купцов или заключить односторонние торговые сделки, то чем дольше он ждал, тем меньше преимуществ мог получить. Он хотел выбить почву из-под ног Цзян Ваньиня.       И, возможно, он думал, что если на Цзян будет оказано достаточное давление, то Вэй Усяня можно будет убедить выдать некоторые секреты — например, как он создал Печать.       — Впрочем, А-Сянь ничего не потерял, — заметил Минцзюэ. — Рискованный шаг для Цзинь Гуаншаня — полагаться на это.       — Ему нужно лишь создать видимость слабости, если Цзинь ограничатся лишь торговлей и дипломатией, ему нужно, чтобы их воспринимали как слабых. Как Вэй-сюн докажет, что это не так, в конце концов? Если он попытается, то перепугает их всех.       Минцзюэ скорчил гримасу. Вэй Усянь ведь так и сделает. Даже если бы был способ избежать этого. А когда он напугает всех своими силами, будет слишком легко все переиначить, чтобы выставить Цзян Ваньиня неспособным контролировать своего непостоянного, опасного, лишенного ядра ученика.       От Вэнь только что избавились, и нарушать баланс сил еще больше, позволяя Цзян ослабеть, было бы не очень хорошо. Но даже если бы Минцзюэ не знал, как важно не позволить Цзинь накопить слишком много сил, у него были личные причины, чтобы сейчас быть заинтересованным в выздоровлении Юньмэн Цзян. А также по соображениям чести. Не были далеко в долгу у Цзян, и Минцзюэ мог бы начать подтягивать чашу весов, выставляя Цзян Ваньиню выгодные торговые условия. Они были слишком далеки друг от друга, чтобы это сработало, но если Минцзюэ прибегнет к помощи мелких орденов, расположенных между ними… Цинхэ Не тоже не собирался выходить из этой войны в достатке, но нужно было придумать, как сделать так, чтобы Цзинь не могли слишком сильно давить на Цзян.       Он набрасывал идеи, пока Хуайсан не отпросился, утомленный до слез разговорами об экономике. Что ж, завтра Минцзюэ обсудит это с Цзунхуэем и напишет в Нечистую Юдоль, чтобы помогли старейшины и знатоки. Пока он вернулся в крыло Цзян и обнаружил, что за прошедшее время Цзян Ваньинь отлучился, чтобы заняться делами своего ордена. Цзян Яньли, поклонившись, понимающе улыбнулась Минцзюэ и оставила их вдвоем.       — Ты совсем не пострадал? — спросил Вэй Усянь, прильнув к нему, чтобы еще раз обнять.       — Я в порядке.       — Шицзе сказала… Лань Чжань… — Вэй Усянь выглядел усталым. — Пойдём к нему.       Было много вещей, о которых они должны были поговорить. Но… это могло подождать.       Он отвел Вэй Усяня к Лань Ванцзи.       Лекари заходили и выходили из покоев Лань Ванцзи каждые полши или около того, но в это время они могли уединиться. Вэй Усянь погрустнел, увидев, что Лань Ванцзи лежит неподвижно на животе. Он был бы в ужасе от того, что его идеальная поза для сна утрачена, подумал Минцзюэ, и даже не было никого, кто свернулся бы вокруг него в оправдание нарушения.       — О, Лань Чжань, — прошептал Вэй Усянь. Он опустился на колени рядом с кроватью и кончиками пальцев нежно провел по щеке Лань Ванцзи. — Он бросился ко мне. Я даже не сразу понял, что это произошло… Меня словно лошадь швырнула, так быстро он отбросил меня с дороги. Это должен был быть я. Печать была рядом со мной. — Его рот искривился. — Забавно. Если бы Вэнь Жохань не взорвал Печать у меня перед носом, она бы точно меня убила. Я думал, что уже умер. Вместо этого… он взорвал Печать, и… это была плохая идея для него. — Он сглотнул. — Но мы… мы не могли контролировать её после этого. Я думал… Я не мог видеть тебя, и я думал… Лань Чжань…       — Он очнется, — заверил его Минцзюэ, опускаясь на колени рядом. Действительно, раны на спине Лань Ванцзи уже закрылись, а от энергии обиды остались шрамы, но не очень глубокие. Но рот Вэй Усяня недовольно сжался.       — А-Сянь… Он предпочел бы получить любую рану, лишь бы не потерять тебя.       — Я знаю, — тихо сказал Вэй Усянь.       Он пересел на кровать, скрестив ноги, и вытащил из рукава флейту Чэньцин, поднеся её к губам. Минцзюэ слегка нахмурился, но мелодия, которую он играл, не вызвала у Бася возмущения. Если уж на то пошло… он не был уверен, что это было именно так, но она почти убаюкивала. Возможно, это была просто музыка, колыбельная, призванная успокаивать, но он и сам не мог понять, что это такое; а может, в этом было что-то большее, но если это и так, то слишком тонкое, чтобы он мог правильно определить. Минцзюэ погрузился в нее, не сводя глаз с лица Лань Ванцзи, пытаясь понять, помогает ли она, и изредка бросая взгляд на Вэй Усяня. Он не мог понять.       Через некоторое время Вэй Усянь резко остановился и снова спрятал флейту.       — Кто-то идёт.       Минцзюэ наклонил голову.       — Лекарь.       — Эх… — Вэй Усянь скорчил гримасу и неуклюже поднялся с пола. Минцзюэ поймал его за локоть и с беспокойством посмотрел на него. У него не было никаких других признаков усталости, и у Вэнь Цин было достаточно времени, чтобы осмотреть его раньше, но он только что очнулся после недельной комы, и это должно было иметь какие-то побочные эффекты. — Они захотят, чтобы я вернулся в постель…       — Может, тебе стоит…       — Ш-ш-ш, — сказал Вэй Усянь, прижимая Минцзюэ к стене, и начертив в воздухе знак, настолько быстро, что за ним было не уследить.       Вокруг них закружилась осязаемая тишина, не похожая на талисманы невидимости, которые они использовали раньше. Зрение Минцзюэ слегка пошатнулось, и ему пришлось усиленно моргать, пока он не привык к этому, а потом это стало не так уж важно.       Вошел лекарь Лань и направился к постели Лань Ванцзи. Обычно перед тем, как приступить к осмотру, лекари рассеянно здоровались с Минцзюэ, но этот даже не взглянул в их сторону, пока они ждали, затаив дыхание. Целитель пощупал пульс Лань Ванцзи, произнес над ним какое-то диагностическое заклинание и удовлетворенно кивнул, после чего вышел, не заметив их у стены.       — Ты действительно не хочешь попасться лекарям, — забавляясь, сказал Минцзюэ. Быть скрытым таким образом — странное, восхитительное, запретное ощущение.       — Я уже достаточно поспал, — сказал Вэй Усянь. Он вернулся к кровати Лань Ванцзи и словно воспарил над полом. Между его ногами и землей был всего лишь дюйм воздуха. — Ах, Лань Чжань, Лань Чжань! У меня есть идея. Я принесу тебе что-нибудь красивое — с твоей красотой ничто не сравнится.       — Эй, — сказал Минцзюэ.       — Ты страшно красив, — сказал Вэй Усянь, махнув на него рукой, и, наклонившись, нежно чмокнул Лань Ванцзи в щеку. — Я принесу тебе в подарок нечто настолько блестящее и нелепое, что тебе придется проснуться, — заявил он и решительно кивнул, а затем снова подбежал к Минцзюэ и обхватил его за шею. — Гэгэ, да-гэгэ, может, ты поднимешь этого человека на руки и унесёшь? У нас есть чем заняться!       Минцзюэ послушно поднял его на руки, а затем, увидев, как Вэй Усянь жеманно наклонил голову, вынес из комнаты. У него было странное настроение. Но сейчас, в крыле Лань, их никто не видел, и Вэй Усянь мог их спрятать — он их спрятал, и они все еще были спрятаны. Это было эйфорическое чувство — думать, что они могут быть где угодно, совершенно незамеченными…       — Нет, нет, не туда, — запротестовал Вэй Усянь, когда они дошли до перекрестка и Минцзюэ повернул к ответвлению, ведущему к месту, где остановились Цзян. — Тронный зал.       — Трон расплавлен твоими шиди. Мы не сможем на нем трахнуться.       Вэй Усянь уткнулся лицом в плечо Минцзюэ, всё его тело сотрясалось от смеха. Он усмехнулся и смахнул слезу.       — Ах! Такая упущенная возможность. Но все равно пойдём туда.       Минцзюэ покорно согласился, следя за тем, чтобы не пропустить ни одного человека, а также за тем, когда Вэй Усянь решит спуститься и пройтись. Возможно, он и в самом деле не хотел, чтобы его носили на руках на людях. Может быть? Хотя вечер был уже поздний, большинство заклинателей не были Лань; вокруг было еще много людей, и даже если Вэй Усянь своим обаянием заставит их отвернуться, это может подействовать не на всех. Но Вэй Усянь не подавал никаких признаков беспокойства, даже когда они приблизились к переговаривающимся голосам… Было что-то необычное в том, как коридоры растягивались, тени удлинялись, словно они пробирались по тайному ходу, даже когда шли по широкому коридору. Как будто они были единственными людьми в мире, состоящем из украденных мгновений; оживший миф или сказка, нечто, не объяснимое современными знаниями о заклинательстве. У Минцзюэ от этой мысли по спине пробежала дрожь. Не обращая внимания на людей, которые, казалось, не обращали внимания на коридоры рядом с ними, на троицу заклинателей ордена Тан, беседующих в холле, на пару стражников Цзинь, стоящих у двери в тронный зал, как будто кого-то еще могло интересовать всё это испачканное золото…       Даже под открытым небом, при ярком свете огней, все смотрели мимо них, словно они даже не тени, просто пустота.       Минцзюэ задрожал от нереальности происходящего. Чувство волнения бурлило в его легких, теперь ещё сильнее.       — А-Сянь, — пробормотал он, — что это такое?       Вэй Усянь поднялся чуть выше, чуть ближе.       — Маленькая хитрость, — вздохнул он, щекоча ухо Минцзюэ. — Этот город любит свои тайны, а тайны любят тех, кто при смерти.       По комнате прошёлся прохладный ветерок.       — Ты не умираешь.       Вэй Усянь настойчиво замахал одной ногой, и Минцзюэ пришлось опустить его на землю. Он не мог удержать его, если Вэй Усянь не хотел, чтобы его держали, — не мог. Но Вэй Усянь не отпустил его полностью: он сцепил их руки, словно они были детьми.       — Я был совершенно уверен, что умер, — усмехнулся Вэй Усянь, его глаза сияли серебром ярче, чем луна в ночном небе. — Гэгэ, хочешь узнать секрет?       Да, да, он хотел. Глаза Вэй Усяня завораживали. Он почувствовал себя… слегка пьяным.       — А-Сянь…       Вэй Усянь потянул его вперед, туда, где золото оплавилось и стекло на пол. Когда Минцзюэ видел это место раньше, оно было все разрушено, повсюду торчали обгоревшие черные обломки, но в этих странных сумерках поверхность его рябила, и он был прозрачен, будто озеро из стекла. Когда они ступали по ней, от их шагов шла рябь, и эта рябь отскакивала от краев и возвращался в виде случайных фигур... нет, не случайных. Знаки возникали, то тут, то там, по мере прохождения волны. Вэй Усянь скользил по ним в ритме танца, выводя линии, которые поначалу были просто бессмысленны, а затем — совершенно бессмысленны.       Поверхность стала другой, а потом они провалились сквозь неё.       Минцзюэ обхватил Вэй Усяня и перевернул их, автоматически подтягивая свою ци, чтобы замедлить падение, и выгибая своё тело, чтобы смягчить приземление для Вэй Усяня. Прошло полмяо, прежде чем они грохнулись на пол, — достаточно долго, чтобы почувствовать, как под ними расстилается пустота, но не настолько долго, чтобы удар на полной скорости причинил ему боль, хотя ножны Бася неприятно вдавились ему в спину. В том месте, где они приземлились, не было света, а потом он появился — рубиново-красный, буквально рубиново-красный. Тысячи и тысячи рубинов сверкали на него с высоких стен, их тусклый кроваво-красный свет освещал… полки.       Полки, украшенные золотыми и платиновыми плетениями. Полки с мечами, выкованными из стали с голубым блеском небесного металла. Короны, скипетры, музыкальные инструменты, браслеты, гребни, заколки, кольца, веера, курильницы для благовоний, фимиам, фигурки, чаши, кубки, нити бус и множество других предметов — все они испещрены гудящими от энергии защитными печатями.       Это хранилище сокровищ Цишань Вэнь.