Крючок

Холодный мартовский ветер задувает за воротник, и Антон ёжится, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Ночные дежурства он не любит — его стали допускать на них раньше всего, и он быстро понял, что нет ничего героического или романтичного в том, чтобы прозябать всю ночь на стене, перебрасываясь с напарником зевками. — Пшеничное, наверное, больше всего люблю, — зевает Макс. — Только не тёмное, оно горчит. Они уже часа два, чтобы не уснуть, развлекают друг друга то киданием ореховых скорлупок в ведро на меткость, то вялотекущим разговором про пиво, но пока что единственный эффект, который Антон чувствует — это то, что он хочет и пива, и спать. — В Бревиче хорошее варят, — отзывается Антон. — Тёмное тоже, но к нам редко привозят. Я когда был… чего это там? Заяц заинтересованно вскидывает брови, но не настолько заинтересованно, чтобы подняться со своего места и посмотреть туда, куда указывает Шастун. — Чего? — Ну вон там мигает, между деревьями, — кивает Антон. — Не видишь? — Ну мигает и мигает, — равнодушно пожимает плечами Максим. Антон подходит к краю стены и выглядывает между зубцов, пытаясь разглядеть маленький красный огонёк, вспыхивающий и потухающий там, где должен начинаться лес. — А вдруг магия? — тянет Шастун недоверчиво. Заяц мотает головой, даже не вставая со своего места: — Я тебе гарантирую, это просто подростки сбежали ночью в лес потрахаться. Сколько раз такое было, только зря пост покидаешь, чтобы на чьи-то голые жопы смотреть. Антон всматривается в мигания огонька, и в них действительно можно уловить какой-то ритм, но это не однообразный ритм фрикций, как если бы свет фонаря заслоняли сплетающиеся занимающиеся любовью тела, а какая-то более сложная последовательность, кажется, повторяющаяся и похожая на… Шифр! Нужно о своём открытии сказать Зайцу, но Антон вместо этого заворожённо рассматривает светящуюся точку, которая уверенным ритмом отбивает знакомые слова. Это не просто шифр, это шифр Охотников. Красные фонари, служащие в тёмном лесу для координации и опознания, могут также передавать простые сигналы там, где слова не дотянутся через расстояния. И один из таких фонарей разговаривает с Антоном: «Сюда. Один. Важно. Родовспоможение» Родовспоможение? Кто-то рожает в лесу и зовет на помощь шифром Охотников? Почему тогда «один»? Это значит «приходи один» или «я один»? — Э-эм… — тянет Антон, наблюдая за этой сюрреалистичной картиной. — Макс, а ты не в курсе, из наших кто-то есть в лесу? На задании, может. — Не, все спят, — мотает головой Заяц. — И никого не похищали, никого не ищут? Максим приподнимается на месте, чтобы кинуть взгляд в сторону сигнальной башни и убедиться, что её огни не горят. — Не, наших там нет. Точно, — зевает он, откидываясь на стуле обратно. — А чего? Антон всего долю секунды борется с желанием рассказать Максу про странный шифр, прежде чем на него опускается ясное понимание: ему незачем это знать. Не потому, что он явно не хочет покидать пост, не потому, что он может оказаться прав насчёт шалостей подростков, просто… что-то тянет Антона к этому огоньку вопреки всем правилам и протоколам, и он понимает, что должен найти его сам, какой бы идиотской эта идея ни казалась. А если что-то пойдёт не так — сегодня он на дежурстве, с ним кортик и ракетница, и он на этот раз не станет медлить — выстрелит, как только что-то пойдёт не по плану (как будто у него есть план). — Пойду всё-таки проверю, — вздыхает Шастун, отходя от края стены. — Разомнись, конечно, раз повод есть, — кивает Заяц. Он, кажется, подумал, что Антон себе на пустом месте создал повод покинуть пост — оно и к лучшему. — Смотри не засни тут пока, — кидает ему Антон, направляясь к лестнице. Чтобы выйти за стену, приходится совершить несколько манёвров, чтобы дойти до ворот, где такие же зевающие стражники несут своё дежурство. Они кивают Антону вслед, не спрашивая причину, по которой он направляется в лес посреди ночи. По-хорошему можно и их предупредить, чтобы, случись с ним что, не один Макс был в курсе. Но Антон почему-то уверен, что сейчас ему это не нужно. Он только лениво отдаёт им честь, сворачивая под мост на тропинку, которая выведет его к опушке. Луна не полная, но достаточно круглая, чтобы освещать дорогу. Трава под ногами шуршит, сверчки голосят… но это всё равно не похоже на обычную вечернюю прогулку. Сердце колотится в каком-то странном предвкушении — это не страх даже, а приятное волнение, как будто перед первым свиданием или важным экзаменом. Огонёк то пропадает из виду, то становится виден по мере того, как Антон взбирается на холмы и спускается с них. Там, где заканчиваются дома и начинается лес, запахи еды и навоза сменяются запахами хвои и мха, и вездесущей сырости. Антон ныряет под сень деревьев, и луна перестаёт помогать ориентироваться, еле пробиваясь через лапы елей и хитросплетения веток. Свой фонарь он оставил в штабе, поэтому приходится, воровато оглядевшись по сторонам, зажечь между пальцами маленький белёсый огонёк, чтобы хотя бы различать дорогу перед собой. А красный свет всё ближе. Он уже не транслирует код постоянно, словно устал мигать, и долгие промежутки времени просто горит, прежде чем начать снова звать кого-то на помощь с родами. Ноги начинают промокать, и Антон жалеет, что болотные сапоги остались в штабе вместе с фонарём — кто знал, что дежурство превратится в спонтанную вылазку в лес? Вскоре красный огонёк становится больше и можно различить его положение — где-то в паре метров над землёй. Антон ускоряется, спотыкаясь о коряги, стараясь как можно скорее приблизиться к источнику света. Не слышно ни голосов, ни криков, ни шорохов — предположение, что кто-то действительно рожает в лесу ночью с красным фонарём, становится всё дальше от реальности. Наконец сам фонарь появляется в поле зрения, а рядом с ним — тёмный силуэт, расположившийся на ветке старого дуба. Антон замедляется, всматриваясь, вслушиваясь, но слышит лишь своё сбивчивое дыхание. Он подходит совсем близко и задирает голову, подслеповато щурясь, и только теперь осознаёт, что на ветке дерева перед ним сидит… Арсений. — Твою мать, — вздыхает Антон разочарованно. — Я думал, я всё объяснил, и мы разошлись. — У тебя мой кошелёк, — каким-то подозрительно весёлым голосом напоминает Арсений. — Не добавляй кражу ко взлому с проникновением, верни по-хорошему. Он удобно устроился на внушительной толщины ветке, привалившись спиной к стволу дерева. Фонарь, который стоит рядом с ним, действительно красный, но теперь Антон видит, что это не знаковый фонарь Охотников, а обычная лампа с перемазанными красной краской стёклами. — У меня он не с собой, — коротко ворчит Шастун. — И что, ты выучил шифр Ордена, просто чтобы свой кошелёк с тремя леями назад получить? — Знай врага своего, — подмигивает Арсений. — Нет, не ради кошелька. Я давно на него наткнулся как-то… — А что за «родовспоможение»? — интересуется Антон, задрав голову. — Чего? — Арсений внезапно теряет весь свой наглый шарм и выглядит искренне озадаченным. — Ну ты сигналил: сюда, один, важно, родовспоможение. — Да? — Арсений растерянно чешет нос. — Я думал, это этот, «информатор». — Не, там вверх, вверх, длинный и два коротких. Я подумал, тут рожает кто-то! — возмущается Антон. Арсений окидывает его взглядом и скептично ухмыляется: — Ты разочарован, что ли, что никто не рожает? Что бы ты сделал-то? Прибежал, без воды, без полотенец, без доктора. — Ну нужно было тогда список сразу передавать, что нужно, — морщится Шастун. — Сидит тут, машет своей зыркалкой. Чего ты хотел? Чтобы я кошелёк тебе принёс? — Ну да, — кивает Арсений. — И нужно было для этого меня ночью вот так вот в лес выдёргивать подозрительными сигналами?! — Ты бы предпочёл, чтобы я в гарнизон заявился? — А что такого? — Чтобы все ваши амулеты разом на меня трещать начали? — фыркает Арсений. — Нет уж, спасибо. Будь добр, принеси сейчас. — Сюда, что ли? — удивляется Антон. — Ну а куда? Антон упирает руки в бёдра и поджимает губы. Идея снова пилить через лес в штаб, а потом обратно ему не кажется такой уж привлекательной. Он и в первый раз еле сюда пробрался, все ноги промочил и пару шишек набил низко висящими ветками. Повторять этот путь ещё несколько раз он желанием не горит. — Пойдём хотя бы со мной до гарнизона, и я там тебе отдам. — Никак нет-с, — мотает головой Арсений. — Я не намерен сегодня проходить через ворота и попадаться кому-либо на глаза. Комендантский час, забыл? — Ну за домом каким-нибудь спрячешься, перед воротами. Или в лесу, но не так глубоко. Мне остопиздело сюда пилить ещё в первый раз. Арсений поворачивает голову набок, словно пёс, с интересом разглядывая Антона: — Но если я буду ждать тебя ближе, принесёшь? — Хорошо, — скрипит зубами Антон. В конце концов, какая альтернатива? Торчать всю ночь на стене вместе с Максом и перечислять все сорта пива, которые они не могут выпить? — Отлично, — сладко улыбается Арсений. — Тогда будь лапочкой и захвати ещё заодно список нелюдей из архива, ладно? Антон чувствует, как кровь мгновенно приливает к лицу. — Чего?! — шипит он. — Я на такое не соглашался! Арсений хмурится, вздыхает и мягко хлопает ладонью по ветке перед собой, словно приглашая Антона присесть рядом. — Только не нужно об этом орать на весь лес. Иди сюда, спокойно поговорим. Но Антон мотает головой, не двигаясь с места: — Я уже всё сказал. — Иди сюда, — с нажимом повторяет Арсений. — Если ты не хочешь, чтобы я донёс страже, что ты вломился в мой дом. О, а вот и угрозы. Долго себя ждать не заставили. Антон недовольно рычит, направляясь к дереву. Старый ствол не пестрит низкими ветками, поэтому полагаться ему приходится только на свои длинные конечности, которые могут дотянуться до сучьев повыше. — Как ты сюда залез? — ворчит он, шаря рукой по шершавой коре. — Перекинулся в кота и запрыгнул, — усмехается Арсений. — Чего? — Антон от возмущения замирает на полпути. — А как лампу тогда поднял, ты, что ли… А-а. Ты опять издеваешься. Понятно. Он с трудом находит опору и взгромождается на ту же ветку, где уже элегантно расположился Арсений, всем своим видом контрастируя неуклюжему Охотнику. В красном свете фонаря вблизи Арсений выглядит зловеще и вместе с тем интригующе. Он наклоняется вперёд, переходя на заговорщический шёпот, словно их ночью в лесу может кто-то подслушивать. — Я не прошу ни о чём сложном. Ты сейчас сам поймёшь, что списки проще захватить, чем оставить их на месте. В карауле сегодня ты и твой сонный товарищ. Он считает, что ты проверяешь подозрительный объект. Вернёшься к нему в конце и скажешь, что застукал парочку на полянке в недвусмысленном положении — ноль вопросов к твоему отсутствию. На входе дежурит ваш лекарь, лысый который, он пропустит тебя без вопросов. Ну или, по крайней мере, не спалит другим, что ты покинул пост. Ваш архивариус вчера слёг с ангиной, и архив сейчас открыт круглые сутки на случай, если кто-то придёт днём, а его нет. Тебе буквально нужно забрать кошель, сделать один лишний поворот, прихватить списки и вернуться ко мне. Антон понимает, что всё это время его рот непроизвольно открывался всё шире. — Ах ты сука, — тянет он восхищённо. — Ты всё это спланировал? Арсений улыбается, и сама улыбка у него вроде как скромная, но в глазах горит такое самодовольство, что тянет съездить локтем по его красивому ебалу. — Ну согласись, удобно? — он приподнимает брови. — Я всё подстр… организовал так, что тебе нужно совершить ну буквально одно маленькое действие, а взамен ты получишь доступ ко всем моим догадкам, открытиям, теориям… Мы же это не просто так делаем, Антон. Мы же хотим найти девушек. Я тебе клянусь, это всё, чтобы найти их. Хочется ответить ему что-то резкое, но на Шастуна не вовремя накатывают воспоминания. О том, как Вика перед самым своим исчезновением пела на городской площади задушевную песню про ребёнка, оставшегося без отца. О том, как Ира смеялась, целуя в нос свою смешную собаку. О том, как Маша пересказывала ему сплетни о каждой швее в городе. Он не знал их всех и не знал их близко, но их исчезновения оставили дыру в каменном сердце Иессариона, и эта дыра только продолжала расти. Что он скажет себе в конце? Сможет ли он сказать, что сделал всё, что мог, если даже не попытается поверить этому взбалмошному человеку (не человеку? да и чёрт с ним)? — Ладно, — хрипло шепчет Антон и сам себе не верит. — Ладно. Хорошо. Арсений наклоняется ближе, лицо у него довольное, а в глазах пляшут отблески красного огня. — Вот и отлично, — шепчет он удовлетворённо. — Вот и прекрасно. Есть в его голосе сейчас что-то почти сексуальное, и Антон догадывается, что его собеседник, должно быть, из тех людей, кто любит держать всё под контролем. Сейчас всё идёт ровно так, как он рассчитал — и Арсений купается в этом ощущении власти. Он спрыгивает с ветки с такой нечеловеческой грацией, что Антону на секунду кажется, что он пропустил момент, где Арсений на секунду перекинулся в кошку и обратно. Зачем они вообще залезали на это дерево? Просто чтобы поиздеваться над Шастуном? Получилось отменно, он все ладони себе ободрал, пока залезал. Антон подхватывает фонарь, передавая его Арсению, а затем неловко обхватывает ветку руками и ногами, пытаясь свеситься с неё достаточно, чтобы прыгать было не страшно. Так грациозно, как у сообщника, у него не получится, конечно, но хотя бы не упасть лицом вниз уже будет победой. Скользкая нога в мокром ботинке предательски летит вниз, отказываясь держаться, и Антон уже мысленно готовится услышать хруст собственных костей, но внезапно его полёт тормозят чужие ладони, перехватывающие его за бока и уверенно опускающие на землю. Это прикосновение ощущается каким-то неловким, неправильным. Словно Антон составил для себя в голове список допустимых прикосновений к Арсению и в них попадают только ладонь-щека, кулак-живот и нога-мошонка (для крайних случаев). Ни дружеских похлопываний по плечу, ни пожимания рук, ни страховки от падения в этом списке не было, и теперь в голове у Антона какой-то сумбур, потому что он не знает, как на это всё реагировать. Долго думать не приходится, потому что на деле это странное взаимодействие длится всего пару секунд, а затем Арсений отпускает его и подхватывает стоящий на земле фонарь. — Мне ещё кое-что нужно уладить. Буду ждать тебя за мельницей, ближе к лесу, — инструктирует он. — Не тяни, время идёт. Антон растерянно кивает, а уже через секунду наблюдает, как красный огонёк удаляется, мелькая среди деревьев. Он переставляет ноги, с трудом заставляя себя вспоминать дорогу, и почти боится, что потерялся без ориентира, но огни Иессариона начинают пробиваться сквозь стволы деревьев впереди, и Антон выдыхает с облегчением. Стражники у ворот всё также равнодушны к его появлению — вероятно, считают, что он ходил миловаться с любовницей и это не их дело. Тем лучше. На входе в казармы и правда тоскует Позов, и его глаза при виде Антона заметно округляются. — Ты чего не на стене? — уточняет он, выпуская папиросу изо рта. — Там пиздец скучно, — вздыхает Антон, замедляясь, но не останавливаясь. — Мы с Максом засыпаем. Решил спуститься книжку взять, буду ему вслух читать. Позов щурится недоверчиво: — Я бы наоборот от этого только лучше уснул. Ты смотри только, Стас узнает — пизды даст. На посту не положено. — А кто ему скажет? — подмигивает Антон. — Ты же меня не заложишь? — Не заложу, — со вздохом подтверждает Позов и качает головой, глядя, как Антон исчезает в дверях. В казарме все спят, и Антону приходится замедлиться, чтобы не шуметь и не привлекать к себе лишнего внимания, когда он выуживает из тумбочки кошель Арсения. Тот предательски звенит монетами внутри, но недостаточно громко, чтобы кого-то разбудить, и Антон выскальзывает в коридор на цыпочках. Можно было потратить время на то, чтобы переобуться и взять фонарь, но эти манипуляции рискуют породить больше копошения, чем Антон может сейчас себе позволить. Нервно оглядываясь, он скользит вниз по коридору, пока не утыкается в невысокую куцую дверь, надпись на которой гордо гласит «Архив ордена Охотников на ведьм». Осторожно толкает дверь, и та поддаётся — действительно не заперта. Откуда Арсений об этом знал, интересно? Проник сюда в виде мышки? Почему сам тогда не украл нужные документы? Или у него уже есть подельник внутри Ордена? Зачем тогда ему вербовать Антона? Архив из себя представляет небольшое помещение, заставленное книжными полками с учебниками, бестиариями и памфлетами о важности искоренения магии. Небольшой шкаф в углу отведён под жизнеописания членов Ордена — бывших и ныне живущих. Но вот где списки жителей города, учтённых как нелюди? Антон оглядывается, пытаясь представить, как вообще эти списки должны выглядеть. Как свиток? Стопка разрозненных листов? Папка с бумагами? Амбарная книга? В любое другое время он спросил бы у архивариуса, где их найти, но сейчас такой возможности у него нет, поэтому приходится думать логически. Держать такую деликатную информацию на виду он бы не стал, так что многочисленные открытые полки отпадают сразу. Собственный шкаф? Полка? Ящик? Интересно, сколько этих записей, Арсений же не думает, что Антон ему половину архива вынесет? Шастун опускается на корточки, методично проверяя дверцы и выдвижные ящики в основаниях полок. Судя по атакующим его клубам пыли, кроме него сюда никто не заглядывал уже давно. Позволяет надеяться, что списков не хватятся… Хотя бы, что их не хватятся сразу. У небольшого шкафа в углу дверцы заперты на ключ, и Антон бы с радостью его пропустил, но это кажется слишком из ряда вон выходящим, так что, не найдя списки нигде более, он возвращается к этому стеллажу и разглядывает замочную скважину. Можно, конечно, попытаться её открыть чем-то, взломать замок, но не хотелось бы оставлять следы, которые в дальнейшем явно укажут на то, что документы пропали в результате кражи, а не халатности. Антон даже неосмотрительно издаёт недовольный рык и сразу же спохватывается, что его могут услышать. С двойной осторожностью он приподнимает половик, заглядывает под подоконник, пока его мозг стрелой не пронзает ужасающая мысль: тайник с ключом может быть в книге. В любой книге. Шастун с ужасом отступает к двери, окидывая архив оценивающим взглядом. Это не огромная библиотека, книг здесь не то чтобы очень много, но при этом и не одна сотня. Если он будет перетряхивать их все, даже такой беспроблемный напарник как Макс начнёт подозревать неладное и может поднять тревогу. Антон разочарованно бьёт затылком об дверь — нужно же было так встрять! — и внезапно чувствует, как с дверного косяка ему на голову что-то падает. Сердце замирает — наверняка паук или сколопендра, а может даже крыса, их недавно снова видели в подвалах. Шастун с ужасом тянется к волосам, ожидая почувствовать под пальцами шевеление, но чувствует только комок пыли вокруг чего-то холодного и твёрдого. Ах ты ж старый хрыч, положил ключ на косяк и думал, никто не найдёт! Пританцовывая от радости, Антон вытряхивает пыль из кудрей и возвращается к шкафу, убеждаясь, что ключ подходит к скважине. За скрипучими дверцами обнаруживается груда полусгнивших от сырости свитков, пара башмаков с отвалившимися каблуками и внушительных размеров потёртая книга с разбухшими страницами. Вытащив её на свет, Антон понимает, что рассказов о монстрах и заклинаниях здесь не найти — на разлинованных страницах помещены ряды имён, годов, адресов. Какие-то из них выцвели, какие-то остаются яркими, цвета чернил разнятся, как и почерк — аккуратный и каллиграфический в начале, он к концу книги превращается в еле распознаваемые каракули. Но тем не менее это оно! Антон ведёт пальцем по строчкам: дриада, оборотень, фея, банши… Пытается среди имён найти Арсения, но список только в начале следует алфавитному порядку, затем превращаясь в неудобоваримый массив букв. Времени сидеть тут и читать сейчас нет — он и так провозился довольно долго. Поэтому Антон осторожно притворяет скрипучие дверцы шкафа, запирает их, а ключ возвращает на дверной косяк, словно он там и лежал всё это время. Увесистый том спрятать под одеждой не получится — приходится взять его под мышку. Главное — выглядеть уверенно, и ни у кого вопросов не возникнет. Но вопросы всё же возникают. Позов, увидев Антона выходящим на улицу, округляет глаза: — Ого, ничего себе книженция. — Да так… Лёгкое чтение, — улыбается Антон в ответ. — Хуясе лёгкое, — фыркает Дима, глядя на то, как Шастуна весом тома прибивает к земле. Антон в ответ предпочитает только неловко хихикнуть, чтобы не рисковать зацепиться языками. В любой другой момент он с Позом с радостью бы потрещал, но только не сейчас, сейчас он стремительно улепётывает из гарнизона, пытаясь не казаться подозрительным. Стражники у городских ворот проявляют потрясающий уровень незаинтересованности и снова дежурно кивают ему вслед. Остаётся только надеяться, что это всё не манёвр, чтобы усыпить его бдительность — Шастуну действительно не нужно, чтобы его ночные перемещения кто-то запоминал. Одно хорошо — на этот раз не нужно пилить через тёмный лес, достаточно пройти основной ряд домов и свернуть на тропинку, ведущую к мельнице. Несмотря на позднюю ночь, Млаштина не кажется глубоко спящей — откуда-то доносятся приглушённые звуки ссоры, лай собак, чей-то смех. Теперь понятно, почему Арсений настаивал на встрече в безлюдном полесье — здесь и правда как будто полно потенциальных свидетелей. Оказавшись у мельницы, Антон растерянно оглядывается, пытаясь найти Арсения. Неужели кинул? Или не успел ещё вернуться после своих мутных ночных делишек? Но тут у кромки леса он замечает фигуру — седой сгорбленный старик, нервно смотря по сторонам, машет рукой, подзывая Антона к себе. Арсений послал подельника? Или… А. Антон подходит ближе, и его догадка подтверждается — на испещрённом морщинами лице выбиваются неуместно молодые голубые глаза. — Нашёл? — с плохо скрываемым энтузиазмом интересуется старик, и Антон протягивает ему книгу. Стоило бы, наверное, поломаться подольше, потребовать информацию о пропавших девушках вперёд, задать вопросы о том, откуда у Арсения столько информации… Но прогулка с этим увесистым кодексом под мышкой так утомила Антона, что он без лишних вопросов отпускает книгу, наблюдая, как загораются глаза Арсения. — Приятно иметь с вами дело! — подмигивает ему тот и, прежде, чем Антон успевает что-то ответить, разворачивается и скрывается между темнеющих стволов, держа книгу в крепких объятиях. Ни дальнейших инструкций, ни гарантий Антон не получает — у него остаются только мокрые ноги и пыль архива в волосах. Вздохнув, он разворачивается и понуро бредёт назад, на свой пост, где скажет Максиму, что тот был прав, это действительно были трахающиеся подростки, и Антон потратил полночи, просто чтобы посмотреть на чью-то тощую задницу в муравейнике. Ощущает он себя как раз примерно так же. §§§ А потом Арсений пропадает. О нём получается не думать день, ну два, но после трёх Антон понимает, что чувствует неладное. Он отдал хер пойми кому важные документы, как дурак, не получив никаких гарантий взамен, никаких договорённостей. Какой его следующий шаг? А вот хуй знает. Почему это происходит, почему он уже второй раз нарушает протокол из-за этого скользкого типа и сам не понимает, как это происходит? Ну ладно, в этот раз было вовлечено немного шантажа, самая капелька. Но всё равно как будто получилось максимально непредусмотрительно. Антон думает об этом и грызёт себя — когда чистит сапоги, когда отрабатывает удары на манекене, когда таскает мешки с крупой из телеги в подвал, когда в банный день до блеска натирает лысину Поза мочалкой. Натирает и смотрит в неё как в зеркало, а в ответ на него смотрит неудачник, которого, кажется, скоро раскроют и обвинят в пособничестве колдунам, и сожгут на костре. Вот мама расстроится. И Ира. Ира, наверное, тоже. — Чего смурной такой, влюбился, что ли? — ворчит Позов, отнимая у него мочалку. Антон лишь перебирает в ладонях вечно выскальзывающее мыло и тоскливо смотрит через комнату на хохочущих Шевелева с Зайцем, которые лупят друг друга банными щётками. — Вроде, когда люди влюбляются, они счастливы наоборот, — бухтит Антон, безынициативно намыливая своё тщедушное тело. — Смотря в кого. Смотря где, — философски замечает Дима. — Если бы я в кого-то, кроме жены, влюбился, я бы пиздец нервный ходил. — Да всё у вас, женатиков, к любви сводится и к браку, — отмахивается Антон. — Других проблем, что ли, нет? Позов закатывает глаза: — Я иду по порядку, начиная с самых вероятных. Ясен хуй, у тебя, может, болит что-то или с мамой поругался, или носки любимые прохудились. Но я ж не буду всё подряд перечислять, я ж рассчитываю, что ты мне сам расскажешь. — Про дело думаю, — решает отделаться полуправдой Антон. — Про пропавших девушек. Позов прищуривается и рассматривает Шастуна так внимательно, что перестаёт тереть грудь мочалкой на пару мгновений: — Что, только на девятой пробрало? — Да не в количестве дело, — вздыхает Антон. — Просто это же реально может быть, ну, кто угодно. Они ничем не связаны. А вдруг следующей будет Ира? Катя? А мы сидим тут яйца чешем. — А ты их мой лучше, чтоб не чесались, — рычит сквозь стиснутые зубы Позов и кидает в него мочалку. Он так делает, когда его что-то задевает, но аргументов нет. Понятно, что ремарка про жену его задела, но что он ей может противопоставить, если действительно никто не в безопасности? А может быть, даже в большей опасности, чем были раньше, если учесть, что Антон какого-то хера передал важные документы в руки потенциального врага. Он бы паниковал совсем сильно, если бы никаких ниточек связи с Арсением не осталось, но у него всё-таки был адрес дома и был ещё этот, Сергей, или как там этого флегматичного кузнеца звали. В крайнем случае можно попытаться надавить на него. Но крайний случай — это какой? Как понять, что он настал? Может, Антон решит, что крайний случай уже наступил, когда ещё будет рано делать выводы? Или, наоборот, будет тянуть, чтобы до последнего не принимать поспешных решений, и сам не заметит, как медленно сварится, как та лягушка из притчи? Антону сложно не думать о том, как неизбежно близок конец, даже когда голова должна быть забита совсем другим: тренировками, чисткой оружия, уборкой в казарме, в конце концов. Когда Стас отправляет его на другой конец города забрать заказанные у кузнеца кортики для новичков, Шастун надеется, что прогулка поможет ему освежить голову, но сам не замечает, как ноги, сойдя с маршрута, выносят его к дому Макара. Тот копошится во дворе и, увидев у изгороди Антона, даже не здоровается, а сразу суёт ему в руки мешок дубовой коры и велит идти загружать её в барабан. — Может, я по делу пришёл, — ворчит Шастун, тем не менее послушно пересекая двор с мешком. — Так и я тут, вроде, не хуи пинаю, — фыркает Макар. — Если хочешь попиздеть — давай попиздим, но шкуры сами собой дубиться не станут. — Ну технически, они как раз сами собой и дубя… — начинает было Антон, но замолкает, поймав свирепый взгляд Макара. — Шучу, шучу. Тот подносит следующий мешок и вытирает лоб тыльной стороной ладони. И только сейчас подаёт Антону руку, чтобы поздороваться: — Чего там у тебя, опять встрял? — Чего сразу встрял? — ворчит Антон обиженно. — Что я, просто так не могу зайти, что ли? Илья ставит руки на пояс и смотрит на него раздражённо, как будто ответ напрашивается сам собой: — Да мочь-то можешь, но всё равно не заходишь, сука. Только когда что-то случилось, приходишь. Или отпраздновать — но сейчас ты не выглядишь как человек, который пришёл что-то праздновать. Антон хмурится. С тех пор, как он решил податься в Охотники, их дружба с Макаром и правда как будто отошла на второй план. Не то чтобы он такой выбор карьеры не одобрял, просто относился к Ордену всегда со скептицизмом, ещё до того, как Орден забрал у него Шастуна, но тем более — после. — Да ничего не случилось, я просто немного… о, привет, Алён. Просто немного запутался. Там… деликатная проблема. Неизвестно откуда появившаяся сестра Макара с полным воды ведром в руках кивает Антону. Даже странно смотрится то, как хрупкая светленькая девушка с лёгкостью подкидывает ведро, опрокидывая его в кадку, но так в семье Макаровых было, сколько Антон себя помнит: ожидаемо сильный огромный Илья и неожиданно сильная маленькая Алёна. — Чего там у тебя? — вздыхает Макар, раздербанивая очередной мешок. — Если твоя деликатная проблема заключается в том, что не стоит что-то, что должно стоять, могу тебя с одним мужиком познакомить, он такие отвары делает… не зелья! Отвары просто, лечебные. — Да не с этим у меня проблема! — выпаливает Антон, косясь на равнодушную Алёну и чувствуя, как краснеют щёки. — Там на работе я… Немного не по протоколу начал действовать, и оно теперь как снежный ком навалилось. Всё-таки приятно иметь друга вне Ордена, которому можно честно признаться, что накосячил, не боясь дальнейших разборок и причитаний, как если бы он маме рассказал. Макар не выглядит удивлённым: — Чего натворил? — Да там, — мнётся Шастун, — начал самовольно расследовать кое-что. Мне попался один странный тип, прям мутный такой, и чё-то мне кажется, он меня за нос водит, но я не могу просто пойти сдать его, потому что у меня доказательств нет, и потому что тогда он сдаст меня. — Он тебя на деньги кинул? — уточняет Илья таким тоном, какой в детстве обычно значил, что он пойдёт драться с обидчиками Антона. — Да он меня не кинул пока, но ощущение, что в любой момент может. Он странный такой — вот реально никогда таких людей не встречал, веришь? Какой-то… блядь, не знаю даже, как описать. Но суть в том, что мне нужно бы его задержать, а я ему вместо этого зачем-то помогаю и только больше себя подставляю. О деталях, таких как кража архивных документов и то, что загадочный тип вовсе не человек, Антон предпочитает умолчать, как будто не хочет, чтобы Макар совсем в него веру потерял. — Я вот что думаю, — вздыхает Илья, опуская мешок с дубовой корой около барабана для дубления. — Если уж ты выбрал какую-то тактику, то ты её и придерживайся. Начал врать — ври до конца, а то от обеих сторон пизды получишь. Ну это вот так, если честно. Алёна закатывает глаза: — Не слушай этого дурака! Она подходит ближе и кладёт руку Антону на плечо. И несмотря на то что она еле дотягивается, Шастуну кажется, будто его этой рукой сверху прибивают к земле. — Послушай, — голос Алёны звучит тихо, но уверенно. — Если ты вырыл яму и она не в том месте, продолжать рыть глубже тебе уже не поможет. Антон кивает, как будто понимает всю глубину этой мудрости, но не понимает при этом, что ему с этим всем делать. Макаровы оба в чём-то по-своему правы, но на каждый из их советов у Антона что-то внутри отзывается неприятной тянущей болью. Он не хочет продолжать нарушать правила и врать командиру — кажется, что это неизменно прилетит ему бумерангом. Но вместе с тем мысль о том, чтобы сдать Арсения и во всём признаться, его тоже не радует. Несмотря на то что этот чудик пропал уже несколько дней как, Антон до сих пор почему-то лелеет надежду, что он не обманет и всё-таки поможет расследованию. Не потому, что этот Арсений ему нравится, а потому, что не хочется признавать себя дураком, доверившимся первому встречному. Антон бурчит в ответ благодарность за советы, которые ему ничем не помогли, и оставляет Макаровых дубить свои шкуры, воспользовавшись тем, что он вообще-то на рабочем задании и не может помогать им весь день. Адрес на бумажке написан кривым почерком Стаса и гласит, что нужно пройти чуть дальше рыночной площади, а затем свернуть за угол там, где… Точняк! Там, где находилась лавка того Сергея! Судя по адресу, это вход с другой стороны, наверное, через кузню, но похоже, что других вариантов нет. Антон идёт, осторожно сверяя адреса на домах с запиской, пока не останавливается у невзрачного каменного домика с массивной трубой, зажатого между соседними строениями. Ответом на стук в дверь служит тишина — видимо, кузнец работает и за стуком молота не слышит гостя, поэтому приходится повторить ещё несколько раз. Наконец за дверью слышатся шаги, она открывается, и на пороге показывается заспанное лицо того самого мужичка с пучком, у которого Антон выманил адрес Арсения. Судя по пытающемуся сфокусироваться взгляду, кажется, он долго шёл не потому, что ковал, а потому, что прилёг подремать. — Добрый день, — выпаливает Антон, гадая, признал ли его кузнец. — Я из Ордена, меня капитан Шеминов послал забрать четыре клинка, которые мы заказывали. Пару секунд Сергей смотрит словно сквозь него, а затем кивает и снова исчезает внутри. Дверь, впрочем, не закрывает, и Антон, пользуясь возможностью, заглядывает внутрь. Он ожидает увидеть суровую берлогу одинокого мужика, но вместо этого видит уютный маленький домик, который вполне мог бы принадлежать какой-нибудь бабуле. — Иди сюда, — бурчит кузнец, и Антон послушно проходит в дом, останавливаясь у стола, на котором Сергей выкладывает четыре новеньких блестящих кортика. — Проверять буишь? — зевает он, обводя заказ рукой. Антон послушно наклоняется над столом и разглядывает клинки. Он не то чтобы мастер по оружию, но и откровенный брак притащить назад не хочется. Проверяет баланс, трогает пальцем лезвия и удовлетворённо кивает, протягивая мастеру заранее заготовленный мешочек с монетами. Глядя как Сергей суетится, заворачивая клинки в пергамент, Антон чувствует, что всё-таки должен что-то сказать по поводу произошедшего: — Я, наверное, должен извиниться. Кузнец поднимает на него вопросительный взгляд. — Арсений говорил, что был недоволен раскрытием своего адреса. Ругался, наверное. Сергей фыркает в ответ, и на его лице появляется выражение почти что умиления. — Да чё уж там, Арс постоянно ругается. Это внезапное «Арс» Антона как будто парализует. Есть в нём что-то и тёплое, и фамильярное, и одновременно мощное, решительное. Арс! Там, где от «Арсения» веет чем-то снобским и отчуждённым, «Арс» — это как будто что-то совсем другое: властное, остроумное, меткое. Интересно, насколько они близки, что кузнецу позволено его так называть? Не похоже, что Арсений просто его постоянный клиент, вполне вероятно, они друзья. Или даже больше — сообщники. Эта внезапная догадка заставляет Антона напрячься и внимательнее присмотреться к собеседнику. Может, это он только на первый взгляд такой безобидный и милый, а на самом деле девушек похищает на пару со своим дружком? — Какой он вообще? Этот Арсений? — внезапно позволяет себе спросить Антон. А что, хуже-то не будет. Сергей замирает с бечёвкой в зубах, и смотрит по сторонам, словно спрашивая у невидимой публики, не ослышался ли он. Этот долговязый реально только что извинился за то, что вытянул из него информацию про Арсения, а затем попробовал снова вытянуть из него информацию про Арсения? — Арсений — прекрасный человек, — заученно чеканит кузнец. — Добрый, отзывчивый, законопослушный гражданин, который не использует магию и ничем не интересен Ордену. Ну да, это до этого Антон ещё мог притвориться случайным прохожим — сейчас он стоит перед собеседником в мундире и явно выглядит более угрожающе. Да и если они с Арсением друзья, тот явно уже пересказал подробности внезапного визита, а значит, Сергей прекрасно знает, что Арсений Ордену ой как интересен. По крайней мере, одному отдельно взятому члену Ордена. Саркастично улыбаясь, Антон принимает из рук настолько же саркастично улыбающегося кузнеца свёрток с кортиками и покидает его дом, смирившись с тем, что расспрашивать друзей Арсения о нём бесполезно. За всеми самыми сочными подробностями лучше обращаться к врагам, но вот в чем подвох: кажется, его враг — это Орден, а Орден ни черта о нём не знает. Засунув свёрток под мышку, Антон шагает по мощёной улице, стараясь, как всегда, не смотреть на висельников на главной площади и размышляя о том, как будет объяснять Стасу, куда он запропастился. Кажется, нужно быть осторожнее со своей ложью, а то можно увлечься и так завраться, что сам себя не выкопаешь. Как там говорила Алёна? Рыть глубже уже не поможет? У самого штаба погружённый в свои мысли Антон чуть не выпускает из рук свёрток, когда кто-то внезапно трогает его за локоть. Он оборачивается и сталкивается взглядом с молодым парнишкой, почти ребёнком, в зелёной курточке и с сумкой через плечо. — Вам письмо, — широко улыбается гонец, протягивая ему конверт. Антон тянется за конвертом, но замирает, уставившись на мальчишку. На его круглом детском лице выделяются неуместно взрослые голубые глаза, до ужаса знакомые. — Чё ты выёбываешься, — шипит Антон, складывая руки на груди. — Это ты выёбываешься, — поджимает губы Арсений. — Бери письмо, говорю. Антон со вздохом протягивает свободную руку, берёт конверт и наблюдает, как паренёк, отвесив дежурный поклон, разворачивается и растворяется в толпе, покачивая пером на шапочке. На конверте нет адреса, да и письма в нём не оказывается. Придерживая свёрток с клинками ногой, Антон разворачивает лист, из которого сложен конверт, чтобы обнаружить на нём лишь одну наскоро нацарапанную строчку: «Воскресенье. Полдень. Прачечная Марты».