Крючок

Шастуну ночной рынок не в новинку, но привкус у этого воспоминания ностальгический — давным-давно его брал с собой сюда отец, когда ещё был жив. Но Антон тогда был таким маленьким, что запомнил скорее смутный набор ощущений, чем конкретные факты. Ночной рынок казался чем-то таинственным и сказочным, неподвластным дневным законам и правилам. Он был яркий и пряный, и манящий, и вместе с тем опасный — поэтому папа всегда говорил, что нельзя отпускать его руку. Маленький Антон не знал, что случится, если он отпустит, но всё равно не отпускал — держал крепко-крепко. Сейчас он впервые на ночной рынок идёт сам и пустая рука неприятно зудит, словно требует вложить себя в ладонь кого-то большого и доброго, кого-то, кто защитит. Нет, Антон, ты вырос, теперь ты — тот, кто защитит. Ёжась от задувающего за воротник холодного вечернего ветра, Шастун сворачивает в переулок за старым госпиталем и спускается по кривым ступенькам, ведущим к той части города, где он обычно не появляется по своей воле — только, когда патрулирует. Это не то чтобы неблагополучный район, но репутация у него так себе: матери не разрешают детям тут играть, а состоятельные граждане держатся за кошель, проходя по этим улицам. Насколько эта репутация связана с тем, что популяция нелюдей в этой части города больше, чем в остальных, Антон думать не хочет. Он сворачивает у подозрительного вида аптеки, которая выглядит так, словно здесь явно продают что-то, что заинтересовало бы Орден. Но сейчас Антон не на службе, поэтому его интересует лишь одно: где, чёрт побери, та площадь с пересохшим колодцем, которая всегда была домом ночному рынку? Может, рынок вообще переехал, за столько лет-то? Он там последний раз был ребёнком, многое могло измениться. Шастун нарезает круги по мрачным немытым кварталам, бормоча себе под нос проклятия, пока где-то вдали не начинает слышаться гул голосов, смех и музыка. Он направляется на звук и почти уже выныривает на рыночную площадь, как сам себя останавливает — нужно ли ему шататься по ночному рынку вот так вот открыто, светя физиономией направо и налево? Во-первых, местные могут помнить его по патрулям (минус большого роста — сложно быть незапоминающимся) и напрячься, решив, что он что-то вынюхивает (и будут правы). Во-вторых, могут возникнуть вопросы и к нему — что Охотник делает в таком злачном месте ночью? И в-третьих, он уже чуть не засветился перед Арсением сегодня в театре, не хватало ещё, чтобы этот жук решил, что за ним следят. Поэтому Антон сдаёт назад и ныряет в проулок за покосившимся домиком. Здание выглядит неважно и даже почти заброшенно, но обладает неоспоримым достоинством — опоясывающим второй этаж балконом. Остаётся только надеяться, что хозяева спят или не дома, или никаких хозяев у дома вовсе нет — потому что Антон собирается этим достоинством воспользоваться. Никаких удобных приставных лестниц рядом нет, поэтому Шастуну приходится сначала, кряхтя, забраться на стоящее рядом дерево, а уже с него по ветке перебраться на балкон, рискуя не удержаться и шлёпнуться на землю, переломав все кости. И почему вместе с Арсением в его жизнь врывается необходимость лазать по деревьям? Антон без происшествий добирается до балкона и перелезает через его ограду. Сень листвы и темнота вокруг если не скрывают его, то хотя бы позволяют не бросаться в глаза. Он осторожно огибает дом, и та самая площадь с пересохшим колодцем вырастает перед глазами — такая же яркая и волшебная, какой и казалась в детстве. Только, может, не такая большая. Антон осторожно опускается на пол балкона, просовывая свои неуклюже длинные ноги между балясинами перил. Не сказать, что он полностью незаметен, но ночной рынок полон таких странных личностей, что спокойно сидящий на балконе молодой человек не должен привлечь ничьё внимание. Он упирается лбом в перила и разглядывает площадь, представляя, что ему снова пять лет. Ночной рынок отказывается перенимать мрачную торопливость своего дневного собрата. Здесь торговцы наглее, запахи ярче, смех громче. Музыка несётся между прилавков наравне с яркими запахами специй. Уличные танцоры соревнуются за внимание с зазывалами прилавков с уличной же едой. Торговцы раскладывают свои диковинки, пытаясь привлечь покупателей каждый на свой лад. Здесь яркие расшитые одежды, зеркала, кристаллы, причудливая посуда, пищащие в клетках зверьки — всё сливается в один сказочный мир, который не хочется покидать. Антону везёт с углом обзора, прилавок Арсения ему виден как на ладони. Тот осторожно расставляет на стойке склянки, бутыльки и банки, которые Шастун уже видел у него дома. Связки сушёных трав бьют его по голове, когда он поднимает голову. Приправы, как же. От всего этого, не только от Арсения, от всего этого места прёт колдовством, но никого за руку не поймать. Что-что, господин Охотник? Это просто зеркала, чтобы смотреться, не для магических ритуалов. А это просто животные для детишек, не фамильяры ведьм. А в банке душистая водица, чтобы ноги не воняли, и никак не магическое зелье. Да-да. Арсений кажется довольно приветливым и довольным — он с радостью общается с покупателями, перешучивается с соседями по прилавку и вгрызается в мититеи на шпажке, которые покупает у какого-то огромного бородатого мужика с тележкой. Живот Шастуна завистливо бурчит, так что приходится самому себе напомнить — он здесь по делу, а не для того, чтобы есть колбаски и слушать музыку. Внезапно в толпе показывается знакомое лицо и Антон с удивлением узнаёт Макара. Тот останавливается у прилавка Арсения и перебрасывается с ним парой фраз так, словно они давно знакомы. Вот у кого нужно будет выспросить всё про этого Попова! Кто бы мог подумать, что у них вообще есть общие знакомые. Макаров тем временем продолжает Арсению что-то говорить, и несмотря на то, что звук до Антона не долетает, по мимике и жестам заметно, что Илья чем-то не доволен. Он стучит ладонью по прилавку и наклоняется вперёд угрожающе, а реакцию Арсения за пучками травы совсем не видно, но Шастун себя ловит на том, что ему становится тревожно. Стоит ли ему вмешаться, пока у них до драки не дошло? А как он вмешается, если сам не знает о предмете спора? И кого от кого защищать будет? Вроде как это Макар, его друг детства, против какого-то мутного типа, потенциально замешанного в преступной деятельности, но вместе с тем это вроде как Макар выступает в роли агрессора? Не хочется почему-то, чтобы что-то случилось с кем угодно из них, поэтому Антон ёрзает на месте, борясь с желанием вскочить и понестись разбираться. А что он сделает? Оттолкнёт их друг от друга? Потребует объяснить, что произошло? А как объяснит, что он тут оказался в этот момент? Пока Шастун мнётся в своей нерешительности, ситуация внезапно разрешается сама собой: Илья опускает кулак на прилавок, а затем… разражается таким громким смехом, что, кажется, даже до Антона долетает. Арсений, чья голова наконец-то выныривает из-за сушёных веников, смеётся вместе с ним, хлопая Макара по плечу, словно они и не ссорились, а это всё была… игра? Шутка? Пересказ истории, произошедшей с Макаровым? Шастун растерянно наблюдает, как Макар, получив от Арсения какой-то бутылёк, отдаёт деньги и жмёт продавцу руку, а затем отходит от прилавка. Выходит, они знакомы и Илья у Арсения, вероятно, регулярно что-то покупает? Так это всё-таки не зелья? Или… Антон вглядывается в каждого нового покупателя, пытаясь различить в них какие-то ведьминские черты, но к Арсению подходят люди самой разной наружности и ничего подозрительного не делают. Одна девушка выглядит смутно знакомой, кажется, это та, как её, Оксана? Окс? С которой Арсений разговаривал у прачечной. Её бы тоже нужно запомнить, но и она не выглядит подозрительно — ест себе плацинду, смеётся, не колдует, человеческие жертвоприношения не устраивает. Даже если каждый, кто подошёл сегодня к прилавку Арсения — нечеловек, поводов арестовать кого-то прямо сейчас у Антона всё равно нет. Какой-то невысокий белобрысый мужичок, похожий на мышь, вырастает у прилавка не пойми откуда и начинает Арсения тянуть за руки к себе. Антон сначала напрягается, но затем вспоминает фокус с Макаром и принимает решение больше за Арсения не волноваться. В конце концов, Попов сам говорил, что кому угодно может голову откусить, если захочет? Вот пусть сам самообороной и занимается. Но не похоже, что Арсений собирается кому-то что-то откусывать, он мотает головой и смеётся, а затем всё же позволяет вытащить себя из-за прилавка. Только сейчас Шастун понимает, что его, кажется, тянут… танцевать? Белобрысый делает круг вокруг Арсения, и Антону приходится тереть глаза, чтобы убедиться, что он видит всё верно — на месте высокого статного мужчины оказывается хрупкая девушка, кажется, та самая, которую Антон видел тогда скрывающейся в Соборном саду. Нет, он знает, что Арсений перевёртыш, это не новость, но перекидываться вот так, открыто, на глазах у десятков людей? Нужно быть либо очень глупым, либо… знать наверняка, что всем плевать? Кажется, Арсения это совсем не волнует — он танцует, сливаясь с толпой таких же довольных жизнью людей (нелюдей?), встряхивает волосами и к белобрысому льнёт чуть больше, чем предусмотрено танцем. Вряд ли это хореография заставляет Арсения прижиматься спиной к его груди и пальцами обводить контур лица, и ногой скользить по его ноге. Это всё ощущается как-то чудовищно неправильно, и Антон себя ловит на том, что его лицо само собой принимает возмущённое выражение. Он не может оторвать глаз, но также не может понять, какие чувства в нём вызывает этот танец. Почему он злится? Потому что Арсений обманывает людей своим обликом? Но белобрысый же знает, что танцует с мужчиной, и, кажется, не смущается ни капли. Потому что Арсений танцует с кем-то другим? Да господи, пусть себе танцует, кто ему запретит. Тем более между этими двумя явно что-то есть, это совершенно не Антона дело, что они оба (вроде как) мужчины. И это совершенно не Антона дело, как они друг друга трогают и как смотрят, и что друг другу шепчут на ухо в танце. Потому что ему… нравится смотреть, как танцует Арсений? Нет, ну а кому не понравится, он же не в уродину какую-то превратился, а в красивую стройную девушку, вон, половина рынка на него пялится. Танцует он действительно так, что сложно взгляд отвести: пластично и ярко, и страстно. Когда песня заканчивается, Арсений зарабатывает аплодисменты от нескольких зевак, наслаждавшихся его представлением, одаривает зрителей воздушным поцелуем и спешит обратно к прилавку. Кто-то из следивших за его танцем следует за ним и спрашивает что-то про банки на стойке, и Арсений охотно отвечает, но, проводив несостоявшегося клиента, перекидывается обратно в мужчину. То ли ему так комфортнее, то ли клиенты лучше знают это лицо. Антон с тоской скользит по толпе голодным взглядом и думает о том, что он бы тоже сейчас хотел жевать плацинду (или любое другое лакомство) и танцевать, а застрял вместо этого в этой бессмысленной засаде, собирая информацию про какого-то непонятного мужика. В какой-то момент ему придётся себе признаться, что интерес к Арсению рамками расследования не ограничивается. Нет, само собой, нужно понять, как он связан с похищениями, но Антон же на этом не останавливается? Ему словно хочется этого человека (нечеловека?) разгадать, понять, раскусить. Чем больше загадочности нагоняет вокруг себя Арсений, тем больше хочется быть тем, кто увидит его настоящего. Шастун вот загадочным быть не умеет, он как открытая книга, которую может прочитать любой встречный. Никаких тебе секретов и интриг, да и не создан он для этого. Вон, одна только необходимость держать в тайне от начальства его личное расследование уже сводит его с ума и мешает спать. Приходится лежать по ночам и крутить в голове по кругу одно и то же: похищения, нелюди, Арсений. Жертвы, Орден, Арсений. Арсений, Арсений, Арсений. Из омута собственных мыслей Антона вырывает очередной покупатель у лавки Арсения, но на этот раз он наконец-то выглядит подозрительно. Это высокий мужчина в плаще — почти такой же высокий, как сам торговец. Не то чтобы плащи это подозрительно, Антона скорее напрягает реакция Арсения — он отшатывается от незнакомца, словно опешив. Шастун этого типа пытается разглядеть, но капюшон плаща мешает. Кажется, если ему и стоило бы вмешаться, то сейчас — потому что Арсений визитёру точно не рад. Завязывается перепалка, но слов Антон услышать не может, остаётся только предполагать, что Попов типу в плаще отказывается что-то продавать. Длится это недолго — подозрительный товарищ быстро покидает прилавок, драматично взмахнув плащом и на прощание показав Арсению средний палец. Ну и кто это был? А главное, в чём была суть спора? Арсений отказался кого-то обслуживать из принципа или тут кроется какая-то более сложная причина? Когда Арсений остаётся за прилавком один, он опускается на корточки и трёт лоб, явно встревоженный этим визитом. Он проводит так пару минут, а затем всё же поднимается на ноги и выуживает из-под прилавка какую-то табличку, видимо, о перерыве, и кладёт её поверх своих загадочных банок. После этого он перекидывается парой слов с соседним торговцем посудой и действительно покидает свою точку, мгновенно сливаясь с толпой. Антон задумчиво трёт нос. Видимо, тип в плаще потребовал от Арсения каких-то срочных действий? Или ему нужно было кому-то рассказать о произошедшем? Уследить за ним не представляется возможным, потому что Антон его теряет в первую же секунду. Остаётся только сидеть в этой скучной засаде, искать глазами Макара, белобрысого или ту девчонку из прачечной и ждать, пока Арсений разберётся со своими резко возникшими делами. Ожидание скрашивает внезапный компаньон — откуда-то с крыши соседнего дома на балкон спрыгивает чёрный кот, осторожно обнюхивает Антона и садится рядом, словно тоже наблюдает за рынком. Повинуясь желанию, которому невозможно сопротивляться, Шастун протягивает руку и мягко гладит кота по голове. Тот не убегает. — А чего ты тут? — вздыхает Антон. — Был бы там, мог бы урвать кусок колбаски, а у меня и нет ничего. Я б и сам поел. Мичи аж сюда пахнут. Кот отвечает коротким мявом и устраивается поудобнее, подоткнув тёплый бок под Антоново бедро и смешно поджав лапки. Его спинка как будто сама просится под руку, и Антон послушно гладит животное, чувствуя, как от его мурчания отпускает сжавшая сердце тревога. — Во что я влез, а? — интересуется Антон, но кот не даёт ответа в силу бытия котом. Антона это не особо расстраивает, он всё равно молчаливых слушателей предпочитает болтливым. — Вот куда этот жук свалил, а? — чешет кота между ушей. — Одни проблемы от него, знаешь. И чувствую, дальше только хуже будет. Кот щурится и мурлыкает, выражая минимальную заинтересованность в поддержании диалога. — Причём, знаешь, — продолжает Антон. — Я же действительно должен был его сдать уже десять раз. А почему не сдал? Не знаешь? И я не знаю. Только… только начало всё, ну, нормально становиться. Работа есть, невеста есть, у мамы хорошо всё — нахуя я полез в это дело? Один, в смысле. Передал бы всё, что знаю, Стасу, и всё по протоколу, а так — неровен час, сам на виселице окажусь, если меня в пособники этого убийцы запишут. Похитителя. Надо говорить «похитителя». Мы же не знаем наверняка, что они мертвы, да? Но всё же и так понятно, киса. Кот открывает свои голубые глаза и выразительно зевает, показывая, что монолог Антона ему наскучил. Но Антон этот намёк игнорирует, только руку с кота убирает на колено, а взгляд переводит вперёд, вглядываясь в прилавок Арсения: — И ладно бы, знаешь, мне в напарники достался какой-нибудь приятный милый человек. Так нет же, какой-то, блин, козёл, который только сильнее всё путает. Недоговаривает постоянно, воду мутит, и эти его пошлые шуточки… Думает, что он самый смешной, самый красивый, поклонницы с букетами за ним бегают. А на самом деле, знаешь что? У него ноги воняют. Вот. Справа раздаётся еле слышный шорох, и периферическое зрение улавливает тень сбоку, но Антон старается не вздрагивать, когда поворачивает голову и видит на полу рядом с собой Арсения. — Давно догадался? — усмехается тот. — Почти сразу, — врёт Антон, чтобы не ударить в грязь лицом, и добавляет. — Я тебя теперь во всех вещах подозреваю. Позавчера наорал на чайник. — О, как мило, — смеётся Арсений с, кажется, искренним умилением в голосе. — Думаешь обо мне? Запал на меня, что ли? Нет? А чего тогда шпионишь за мной весь день? Антон отворачивается, пытаясь скрыть стремительно краснеющее лицо: — Ничего я не… это самое… — Ты думал, я тебя в театре не заметил? — фыркает Арсений. — Ещё и зазнобу свою притащил? Это чтобы я приревновал? Красивая девушка, признаю. — Да больно надо, — как-то чересчур подчёркнуто отмахивается Антон, пряча нервный смех. Арсений пожимает плечами и наклоняется ниже, почти к самому его уху: — Надо не надо, а я видел, с каким лицом ты смотрел, как я с Зоханом танцую, — он резко выпрямляется, словно пружина, и хлопает Шастуна по плечу, меняя голос с низкого шёпота на совершенно обычный. — Разочарую тебя, Антон, ты не в моём вкусе. У нас с тобой строго профессиональные отношения. — Да что ты несёшь? — шипит Антон. — Я без пяти минут женатый человек, ты тем более не в моём вку… Но Арсений не даёт ему закончить — внезапно впивается в руку и кивает на прилавок. Антон послушно поворачивает голову, и его глаза расширяются — к прилавку крадётся тот самый тип в капюшоне. Вот, значит, как! Арсений ушёл не чтобы кого-то предупредить, он забросил удочку, и рыбка послушно попалась! Шастун наблюдает за тем, как незнакомец, воровато оглядываясь, огибает прилавок, присаживается на корточки и начинает копаться в баночках, а пальцы Арсения тем временем сжимаются на руке Антона. — Это кто? — уточняет последний осторожным шёпотом. — Старый знакомый, — цедит Арсений сквозь зубы. — Он может быть связан с похищениями? — продолжает допытываться Антон и видит, как на секунду хмурятся брови Арсения. — Нет, нет. Я надеюсь, что нет, — отмахивается он. — Но он определённо связан с попытками спиздить мой товар, и я его хочу поймать за руку. Сосед по прилавку говорит что-то типу в плаще, и тот вздрагивает, кидаясь наутёк, как пойманная ночью на кухне крыса. В этот момент и Арсений подрывается с места, поднимаясь на ноги, но руку Антона всё ещё не выпускает. — Быстрее, — коротко бросает он и дёргает Антона к дереву, по которому тот и смог забраться. Кажется, они теряют достаточно много времени на спуск, но Арсения это не заботит. Он всё так же уверенно перехватывает Антона за предплечье и тянет за собой. Тот старается поспевать, благо длина ног и упорные тренировки на выносливость позволяют. Они несутся по рыночной площади, распихивая охающих зевак, и спина человека в плаще мелькает где-то впереди еле заметно. Арсений не теряет надежды и не сбавляет темп — он продолжает бежать и продолжает держать так крепко, что, кажется, останутся синяки, поэтому Антон пытается руку вывернуть, но получается только выскользнуть из ладони Арсения настолько, чтобы вместо предплечья он перехватил ладонь. Рыночная площадь остаётся позади. Улицы спящего Иессариона мелькают по сторонам, а шаги отдаются в ушах гулким эхом. Антон не знает, куда они бегут и за кем, и зачем. Он просто бежит, потому что чувствует, что так надо. Знает, что так надо. Его рука больше не пустая, её греет ладонь Арсения, уверенная и тёплая, и ощущение такое странное… как будто так всё и должно быть? Быстрее бы, наверное, было, если бы они бежали по отдельности, но они почему-то бегут вместе, и это позволяет незнакомцу в плаще оторваться от погони. Когда они выбегают к реке и судорожно оглядываются, его не видно нигде, и Арсений разочарованно бьёт себя по колену, останавливаясь, чтобы отдышаться. Антон мотает головой, тоже пытаясь восстановить дыхание: — Блин, ты… ты мог бы…один котом быстрее его догнать… если бы меня не тащил. Арсений поднимает голову, и во взгляде его читается искреннее непонимание: — И бросить тебя там одного в опасности? — Это с чего это я там был бы в опасности? — не понимает Антон. Арсений выпрямляется и ерошит волосы, снова оглядывается, словно надеясь ещё разглядеть незнакомца прячущимся в темноте ночных улиц. А потом вздыхает: — Антон. Тебя со мной видели уже и те, кому надо, и особенно те, кому не надо. Считай, что ты всегда в опасности. Обратный путь они проделывают в тишине. Бредут в паре метров друг от друга, словно компенсируя внезапную близость резкой попыткой отдалиться. Антон всё не может выбросить из головы слова про опасность. Получается, не только он подставляется, работая с нечеловеком, Арсений тоже рискует впасть в немилость у своих, водясь с Охотником? Почему тогда продолжает? Он у Антона выведал всю информацию, которая ему была нужна, мог бы и кинуть его, и книгу не возвращать, но вернул же. Шастун поднимает взгляд, осторожно разглядывая идущего рядом с собой человека (не человека). А почему, собственно, он так упорно себя поправляет каждый раз? Даже если Арсений при нём за сегодня уже дважды перекинулся, в том числе в кота, делает ли это его менее человечным? Кажется, у него все те же мысли и все те же тревоги, и страхи, простые человеческие страхи. Они возвращаются к прилавку Арсения, и Антон неловко отводит взгляд, чтобы не читать ценники на случай, если увидит там что-то, что заставит его Арсения арестовать. Лучше не видеть вообще, чтобы себя не ставить в такое шаткое положение. Они вроде как, если не друзья, то, по крайней мере, на одной стороне? Но Арсений, кажется, находит это забавным, потому что, когда взгляд Антона, облетев каждый окружающий прилавок, наконец-то приземляется на его лицо, он улыбается. — Раз уж ты тут… поможешь мне нераспроданный товар в тележку загрузить? Или у тебя дела? Антон нервно опускает глаза только для того, чтобы выдохнуть с облегчением — на ценниках и правда значатся мазь от ушибов и сыворотка для потенции, никаких волшебных зелий. — Только если ты купишь мне плацинду, — улыбается он. — Пиздец как хочу плацинду.