Крючок

Когда Антон возвращается в штаб, небо уже начинает алеть от рассветных лучей. Дежурящий у входа Стас при виде него сначала сводит брови, а потом расплывается в улыбке и подмигивает: — Я смотрю, хорошо прошло. — А? — переспрашивает Антон растерянно. — Ну годовщина твоя, — поясняет Шеминов. — Раз до утра затянулась. Шастун только неловко улыбается в ответ, проскальзывая внутрь. Возможно, стоило Стаса поправить и уточнить, что он не был с Ирой, чтобы по городу не поползли всякие слухи, которые смогут навредить её репутации… Но что он скажет? Признается, что на самом деле всю ночь шатался по ночному рынку в злачном квартале? Что помогал Арсению грузить банки с мазью от ушибов в тачку, а тот взамен кормил Антона уличной едой? Что они сидели вдвоём на ступеньках у реки и Арсений ему рассказывал, что в городе на самом деле гораздо больше анар и им сочувствующих, чем подозревает Орден? Ну уж нет. Поэтому Антон ничего не говорит, доходит до своей кровати, торопливо раздевается и ныряет под одеяло в надежде урвать хотя бы пару часов сна до подъёма. Надеется он, конечно, зря: переполненный впечатлениями мозг, оказавшись в тишине, начинает на бешеной скорости прокручивать события сегодняшнего дня. Теперь, когда на весах его мнения чаши с названиями «Арсению доверять нельзя» и «Арсений норм мужик» уравниваются, к мыслям о похищениях и заговорах добавляется новый пласт терзаний. Кто этот загадочный старый знакомый в плаще? Правда ли он не имеет отношения к похищениям? Должен ли Антон защищать Арсения от него или его от Арсения? Откуда у него вообще мысль, что Арсений нуждается в его защите? И почему этот человек занимает так много места в его голове в последнее время, больше, чем кто-либо другой. Антон натягивает одеяло на голову, надеясь, что спасительная темнота и размеренное сопение Димы на койке рядом унесут его в мир снов, но сон не идёт. С тяжёлой головой и колючими горячими глазами он лежит так до самого подъёма, а затем вяло поднимается и одевается вместе со всеми. Голова чугунная, и в такой день Антон рад бы вписаться в очередной патруль, бездумно пошататься по улицам, но, как назло, сегодня для него находится задание. Уставший просиживать штаны в лазарете Дима напрашивается вместе с ним, и они вдвоём выдвигаются проверять сообщения о том, что какую-то девчонку из Млаштины подозревают в колдовстве. — Выглядишь как говно, — не скупится на комплименты Позов, когда утренние солнечные лучи падают на полное боли лицо Антона, подчёркивая круги под глазами. — Спасибо, Поз, — зевает Антон, вышагивая по мостовой в сторону ворот. — Я вот не буду опускаться до твоего уровня и скажу, что ты выглядишь хорошо. — Конечно, — фыркает лекарь. — Я ж спал в тёплой кровати всю ночь, а не шароёбился хрен знает где. — Моё увольнение, где хочу, там и шаро… шароёбл… шароебусь… шароёблюсь, — эти запинки сбивают с Шастуна решительность отвечать уверенно и беспристрастно. — Да я ж не это, — отмахивается Позов. — Не чтобы обидеть, а потому что волнуюсь. Ты в последнее время стал какой-то… ну… сам не свой. — А чей? — огрызается Антон, чувствуя, как снизу душащей волной поднимается раздражение. — Да ну хуй знает, — пожимает плечами Дима. — Просто пропадаешь где-то днём, не спишь ночами, дёрганый какой-то. Я не приебаться ради, я просто волнуюсь. Ну и если тебе нужно с кем-то поговорить, ты же знаешь, что можешь ко мне прийти? Иессарион остаётся позади, когда они проходят Западные ворота. Тёплые весенние лучи гладят их по лицам, подсвечивая раннюю седину в Диминой бороде и играя в салки между ресницами Антона. Он может прийти к Позову? Нет, когда-то так и было. Они были лучшими друзьями, и мнение Димы было для Антона приоритетным во всём. Старший товарищ, понимающий и опытный, о таком можно только мечтать. Но со временем пути людей расходятся, и их пути разошлись. Не буквально — они всё ещё работают вместе в Ордене, но в плане ценностей и интересов. Дима оброс семьёй, превратился в первую очередь в отца и мужа, а лишь затем друга, и количество общих тем сократилось. Если бы Антон сейчас начал делиться переживаниями о грядущей свадьбе, Димка бы железно его понял и поддержал, и ценных советов бы напихал полные карманы. Но тот ли он человек, которому стоит рассказывать о приключениях на ночном рынке, краже документов и том, что Антон теперь, оказывается, водится с нелюдьми? Хочется верить, что между верностью Ордену и верностью Антону Позов выберет второе, но можно ли быть в этом уверенным? — Порядок, Поз, — мотает головой Шастун. — Просто не высыпаюсь. Надо, что ли, ромашку перед сном попить. Булыжник под ногами сменяется грязью, а высокие каменные дома — покосившимися деревянными избушками. Окидывая взглядом пейзаж вокруг, Антон внезапно осознаёт, что эти места ему знакомы — именно тут неподалёку расположена та прачечная, от которой начинался их пикник вчера. Вчера? А кажется, столько всего произошло за день, что как будто неделя прошла. Дом, в который они стучатся, выглядит маленьким и потёртым, но аккуратным, словно хозяева упорно пытаются отвоевать его у времени. Горшки с цветами уставляют двор, а пышный плющ уверенно карабкается по стенам. Можно было бы сказать, что здесь очень уютно… Если бы не подозрения в колдовстве. Дима поднимается по покосившимся каменным ступенькам и стучится в дверь — достаточно вежливо для репутации Охотников. Когда дверь открывается, на пороге оказывается самого что ни на есть обычного вида молодой человек, никак не вяжущийся у Антона с образом горбатой ведьмы с крючковатым носом. Позов подглядывает в выданную Стасом записку: — Суркова Оксана здесь проживает? Молодой человек растерянно скользит взглядом по мундирам Охотников, затем оглядывается через плечо и неуверенно зовёт: — Окс? Антон заранее знает, кто появится в дверях после этого, но всё равно почему-то удивляется, когда видит знакомое лицо. Теперь, когда он смотрит на Оксану вблизи, он может отметить, что у неё милые пухлые губы и огромные по-детски невинные глаза, которые сейчас смотрят на незваных гостей со смесью надежды и страха. — Чем… могу помочь? — растерянно проговаривает девушка, делая мужу знак уйти внутрь. — Проверка, — пожимает плечами Дима. — Поступил сигнал, что вы здесь незаконной деятельностью занимаетесь. Колдовской, если быть точнее. Видно, как мгновенно хозяйка напрягается. Её пальцы сжимаются на дверной ручке. Она кидает быстрый полный мольбы взгляд на Антона, но ничего не говорит и только молча делает шаг назад, пропуская Охотников в дом. Антон тоже ничего не говорит — а что он скажет? Он её толком не знает, видел два раза всего, но, судя по обоим, она подруга Арсения? И что? Это аргумент в пользу её невиновности или вины? Внутри домик такой же уютный. Несмотря на то что весна только началась, в доме оглушительно пахнет травами, а сушёные цветы гирляндами развешаны под потолком. Хозяева дома не очень высокие, а вот Шастун неловко задевает цветы головой, когда переступает по комнате. — Работаете? — дежурно интересуется Позов. Он не выглядит заправским дознавателем, скорее стражником, выполняющим рутинную работу. Напускает на себя несколько скучающий вид — хотя Антон знает, что Димка засиделся в своём лазарете и даже поход на такую рутинную проверку с новичком у Стаса выпрашивал неделями. — Прачка, — робко отвечает Оксана. — Муж столяр. Позов приподнимает брови: — Да? А я бы подумал, травница. Столько у вас тут всего, — он машет рукой, указывая на сушёные цветы. — А, так это для саше, — находится Оксана. — Мешочки с цветами делаю, чтобы бельё пахло хорошо. И от моли… помогает… Её уверенность угасает на глазах по мере того, как двое охотников обходят её дом, разглядывая каждый уголок. — Вот, а говорят, вы магией занимаетесь. Оксана нервно мотает головой, кажется, что в её огромных глазах физически плещется ужас: — Ничего такого! Она панически оглядывается на мужа, но тот замер в углу, боясь пошевелиться, и ничем ей помочь не может. — Ну тогда ничего страшного, если мы тут походим, посмотрим? — улыбается Дима. Антон Позова знает с детства и именно поэтому он уверен, что Димка ничего такого не имеет в виду этой своей улыбкой, он не угрожает и не издевается, просто пытается быть вежливым, пока вина подозреваемой не доказана. Но при всём этом, со стороны это выглядит жутко — ворвались в дом два бугая с оружием, которые могут тебя утащить на виселицу просто по доносу завистливой соседки, ходят, трогают твои вещи, а ты только стой и смиренно молчи. Антону не по себе. На тренировках и лекциях ведьмы обязательно описывались как крадущие младенцев коварные старухи, по которым их поганое нутро было видно за версту. Но никак не как напуганные молодые девушки, которые стирают простыни и сушат ромашки. Тут хорошо и уютно, и никакой тёмной энергетики Антон здесь не чувствует. Амулеты в штабе, конечно, смогут сказать точнее, но пока не кажется, что под этой увешанной цветами крышей творятся тёмные дела. Это обычный дом, здесь кадки с отмокающей посудой и незаконченная вышивка на столе, и лоскутное одеяло на печи, и зеркало с загадочными символами под кроватью… Стоп. Что? Зеркало… с загадочными символами? Под кроватью?! Антон быстро оглядывается, чтобы понять, смотрит ли Дима в его сторону, но Позов увлечён разглядыванием гобелена на стене. Антон сам не понимает, как это происходит, но его нога как будто сама по себе носком это несчастное зеркало заталкивает глубже, подальше от людских взглядов. Позов этого так и не замечает — просит открыть платяной шкаф, разглядывает соленья на полках в кухне и даже в погреб заглядывает. — Всё чисто, — резюмирует Дима, осмотрев свою половину дома. — Никаких подозрительных вещей не обнаружено. — У меня тоже, — кивает Антон, надеясь, что какая-нибудь внезапная дрожь в голосе его не выдаст. Поз кивает: — Тогда… извините за беспокойство? Его рука тянется к двери, а Антон всё так и замер у кровати и боится двинуться. — Дим, ты иди покури пока, а я… это… на минутку задержусь. Саше возьму для Иры, она такое любит. Позов пожимает плечами и покидает дом, совершенно не собираясь спорить и задавать вопросы. В окно видно, как он достаёт портсигар и действительно принимается разжигать папиросу, стоя на пороге. Шастун чувствует, как в ладонь ложится колючий мешочек саше, и возникшая рядом Оксана благодарно улыбается: — Тут ирис и базилик. Аромат для возлюбленных. Какой, к чёрту, ирис! Какой, нахуй, базилик! Внутри Антона кипит тирада о том, что он Оксану всё ещё подозревает и будет держать в своём личном списке, что она всё ещё на крючке и в её интересах вести себя тише воды, ниже травы, если она хочет подольше на главной площади танцевать, а не висеть. И лучше бы ей помогать следствию, и сотрудничать с Шастуном… И когда он уже набирает воздуха в лёгкие, чтобы это сказать, Оксана внезапно улыбается обезоруживающе: — А Арс был прав на твой счёт. У Антона все мысли из головы вылетают, и он стоит, нелепо хлопая глазами, глядя на девушку через гирлянды сушёных цветов. — На мой… счёт? Она кивает: — Говорил, что ты нормальный для харийн. Шастун уже совсем перестаёт что-либо понимать и только переспрашивает как глупое эхо в очень пустой комнате: — Ха… рийн? Слово кажется смутно знакомым, словно он слышал его уже где-то, но не может вспомнить, где и что оно означало. Глаза Оксаны округляются: — Что, он так тебя не называл ни разу? У… Должно быть, ты ему и правда нравишься. — Это какое-то плохое слово? — И да, и нет, — пожимает плечами Оксана. — Это значит «не анар, чужак». Мы отказываемся себя определять через непринадлежность к вам, и вас определяем через непринадлежность к нам. Арс, он… не самый радикальный из всех, кого я знаю, но он редко отказывает себе в возможности швырнуть харийн в лицо это слово как оскорбление. С тобой… М-м, либо, как я и сказала, ты ему нравишься, либо он хочет максимально втереться к тебе в доверие. — Скорее, второе, — торопливо отсекает ненужные варианты Шастун и нервно выглядывает в окно, где между кадками с фиалками маячит лысина Позова. — Слушай, я не про это хотел поговорить. Вчера на ночном рынке — помнишь? — парниша в плаще украл что-то из лавки Арсения. Видела его раньше? Оксана прищуривается, явно на секунду раздумывая, говорить или нет. Кидает взгляд на мужа, но тот только плечами пожимает, мол, сама решай. — Гудок? А чего тебе от него надо? Антон душит первый инстинкт — соврать, что расследует дело о краже мази для потенции. И признаётся: — Просто хочу узнать о нём побольше, чтобы убедиться, что он не связан… ну ты знаешь… — С убийствами, ага, — кивает Оксана, и Антон морщится, настолько непривычно ему такое болезненное правдорубство. — Только ты до него не доберёшься, он же шут при королевском дворе, у него всё схвачено. Антон пару секунд растерянно моргает. Королевский шут? И не может заплатить за какое-то травяное снадобье? Неужели королевская свита так обнищала? Нет, он, конечно, не граф и не герцог, но работа во дворце считается престижной… — Как, ещё раз? — растерянно тянет Антон, уже протягивая руку к двери. — Гудок? — Гудков, — вздыхает Оксана. — Александр Гудков. §§§ Обратный путь до штаба проходит вяло. Дима увлечён поеданием купленной у уличного торговца вертуты, а Антон погружён в ворох новых для себя мыслей. Он пытается обдумать, как добраться до этого Александра Гудкова, чтобы выяснить, что их связывает с Арсением, но мозг словно отказывается думать об этой проблеме и вместо этого кто-то внутри Антона бьёт в набат: что?! только что?! произошло?! Какой чёрт дёрнул его выгородить эту Оксану? Он от этого не то, что ничего не выиграл, только потерял потенциальную премию за поимку ведьмы. У него не было ни единого повода ей помогать, и всё же он это сделал, пошёл против всего, во что верит, чтобы… что? Не расстроить Арсения новостями о том, что он задержал его подругу? Он незнакомую женщину, вероятно, не человека, возможно, практикующую колдовство, действительно сейчас выгородил перед Орденом только чтобы… не разочаровывать Арсения? Да что за бред. Как Арсений пробрался во все сферы его жизни? Засел в голове и гнездо там свил из Антоновых извилин, как будто там ему и место. Но нет, это же не так! Шастуну на этого Арсения плевать и на его мнение, и на то, что его там разочарует! Шастуну на Арсения так сильно плевать, что он не перестаёт думать о том, как ему на Арсения плевать до самого штаба. И во время тренировок не перестаёт, и когда натачивает кортик, тоже только и думает о том, насколько ему плевать. Ему очень сильно на Арсения плевать весь день и вечером, когда Стас просит сбегать за бинтами для лазарета в госпиталь, ему плевать особенно. Огромный свёрток марли, который предстоит полночи разрезать на отдельные полоски, Антон несёт бережно, как младенца, потому что работой своей очень дорожит и задание хочет выполнить хорошо. Немного мешает только то, что ноги почему-то сворачивают не в ту сторону у Соборного сада, и Антон сам не замечает, как оказывается у двора Макара, которого в маршруте изначально не было. Ну что ж. Макар обнаруживается во дворе — рубит дрова, несмотря на мерзкий моросящий дождь на улице. Антон перехватывает моток марли под мышкой поудобнее и уверенно направляется к хозяину дома, пересекая двор несколькими широкими шагами. Илья кидает на него быстрый взгляд, но дрова рубить не перестаёт, пока Шастун не подходит почти вплотную и не выпаливает: — Откуда ты знаешь Арсения Попова? Макар замирает с занесённым топором, а затем опускает его и опирается на колоду. — И тебе здравствуй, — усмехается он, вытирая пот и капли дождя со лба предплечьем. — Я знаю, что вы знакомы, — упорствует Антон. — Можешь мне не врать. Макар хмурится: — Что за хуйня, Тох? О чём врать? Это тот мужик, про которого я тебе говорил, который травками и мазями всякими торгует. — Для потенции, — припоминает Шастун. — Ну, — кивает Илья. — В том числе. Антон хочет упереть руки в бёдра, но марля мешает, поэтому приходится довольствоваться выразительностью одной свободной руки. — А у тебя проблемы с потенцией, что ли? Макар хмурится и вбивает топор в колоду, видимо, предчувствуя, что разговор не собирается заканчиваться. — Да хоть бы и да, что в этом зазорного? Что за внезапные доёбы из ниоткуда, я не понимаю? Мазь для спины я у него беру иногда, если это так важно. Антон прищуривается, пытаясь разглядеть на лице Макара хоть какие-то намёки на то, что он врёт или говорит правду, но Илья непоколебим, как всегда. — Что-то вы как-то очень дружелюбно общались вчера на ночном рынке для просто продавца и покупателя, — продолжает давить Антон. — Я нихуя не понимаю, — признаётся Макар. — А тебе не поебать, как я с кем общаюсь? — Ну вот в этом конкретном случае — не поебать. Потому что он подозреваемый по делу о похищениях. Вот сейчас на лице Ильи написано искреннее удивление. Он хмурит брови и трёт лоб, а в голосе звучит непонимание: — Кто, Арс?! Да ну вот опять этот «Арс»! Да почему он для всех «Арс» и, кажется, только для Антона — «Арсений»? Ощущение такое, что все в городе его знают и любят, один Шастун ходит и подозревает его в чём-то, как дурак. Макаров примерно это и говорит: — Слушай, если честно, я не думаю, что это он. Арс норм мужик, он наоборот суетился, опрашивал всех, пытался как-то что-то про пропавших узнать, чтобы помочь их найти. — Или чтобы запутать следствие? — уже из вредности продолжает гнуть свою линию Антон. Макар тяжело вздыхает: — Слышь, ты, следствие. Попустись со своей паранойей малёк, а? Пока ты за Арсом бегаешь, куда более мутные типочки остаются без внимания. Я тебе говорю, он норм мужик. Со своими нюансами, но не маньяк с топором какой-нибудь. — Да? А ты знаешь, что он… — Шастун наклоняется вперёд и понижает голос до драматичного шёпота, — не человек? Он перевёртыш, может в кого угодно превращаться, но не зарегистрирован у нас. Макар не выглядит впечатлённым этой новостью: — Ну и чего? Пусть зарегистрируется и штраф в пользу казны заплатит, или какие там у вас правила. Тох. Ты слушаешь меня? Тох, ты ж меня знаешь, мне на вашу эту внутреннюю кухню насрать вообще. Мало ли кто там чего с кем, это не моё дело. Ты ко мне пришёл зачем? Чтобы я тебе охарактеризовал подозреваемого? Вот я характеризую: нормальный мужик, шутит смешно, мазь от спины у него рабочая, что ещё сказать? Или ты типа для себя интересуешься? Тогда всё то же самое и благословляю, уж точно лучше, чем тот… — Какое, блядь, «благословляю»?! — шипит Антон, за считанные секунды доходя до точки кипения. Макар пожимает плечами: — Ну я не знаю, мож, он тебе нравится или чё. Это ж не я его на ночном рынке высматривал. — Я сидел в засаде и следил за подозреваемым, — цедит Антон, нервно убирая со лба промокшую чёлку. Почему он вообще оправдывается? Есть у Ильи эта волшебная способность в любой ситуации вести себя так, будто он всегда прав, и если он тебя подвёл, это ещё ты перед ним извиняться должен. То ли у него аура такая угрожающая, то ли что, но Антон угрозы не чувствует, он просто чувствует постоянное желание Илью впечатлить, заслужить его уважение. Чёрт знает, как он это делает. Вот сейчас Макар смотрит на Антона так, будто у него явно есть что сказать, но он этого не говорит, и даже в этом выборе сквозит какая-то непререкаемая мощь. — Знаешь что, — вздыхает, наконец, Антон. — Всё, забудь. Он мотает головой, стряхивая дождь с волос, и раздражённо шагает к калитке, оборачиваясь только когда Илья зовёт его: — Шаст. Антон терпеливо останавливается. Снова выдёргивая топор из колоды, Макар кричит: — Я тебе говорю, это точно не он. §§§ Позов на размокший клубок марли смотрит с нескрываемым отвращением — кажется, Антон её доставил в таком состоянии, что придётся её стирать, а лучше даже кипятить, прежде чем накладывать на чьи-то раны. Благо, активных боёв сейчас нет, всё больше патрули да проверки по типу той, что им сегодня досталась. Промокшие сапоги Антон выставляет сушиться у камина, а сам, поджав ноги на лавке в общем зале, пытается дочитать начатый, но брошенный на середине приключенческий роман. Получается плохо, и после десятка страниц Шастун сдаётся — смотрит немигающим взглядом в огонь и думает о том, как вообще можно подобраться к королевскому шуту. Что-то во всей этой ситуации не бьётся — то, как все эти люди из разных районов и сословий друг друга знают, в то время как пропавшие девушки не знакомы; эта странная кража; новые фигуры в расследовании при полном отсутствии новой информации. Антон чувствует, что застрял. Его глупая попытка игры в детектива обернулась тем, что он сейчас утаивает важную информацию от тех, кто действительно мог бы что-то с ней сделать. По-хорошему, прямо сейчас нужно встать и рассказать сидящему в углу Стасу всё, что Антону удалось узнать, но чёртов, мать его, Арсений, заронил зерно сомнения, что так будет лучше. Шастун парализован в своём выборе, и всё, что он может делать — это продолжать копать вырытую не в том месте яму ещё глубже. И такая возможность представляется ему на следующий же день, когда Шеминов объявляет маршруты патрулей на сегодня. Услышав слова «Дворцовый квартал», Антон подскакивает на месте: — Можно, я? Стас поднимает на него несколько недоумённый взгляд от списка, затем окидывает собравшихся внимательным взглядом, ожидая возражений или других желающих, но все молчат. — Да, эээ… конечно, — командир делает пометку в списке, и вот уже Антон вышагивает по мощёным улицам дворцового квартала в сопровождении скучающего Гауса. Дома здесь заметно выше и крепче, чем в остальных районах, сады пестреют экзотическими цветами, наличники на окнах поражают мастерством резьбы. Оно и неудивительно — знать любит красоваться перед соседями, тем более что в дворцовом районе могут себе позволить жильё только представители элиты. Здесь красиво, чисто, тихо… и скучно. — Да тут никогда ничего не случается, — зевает Артём. — Слишком много стражи. Они и правда кивают уже третьей паре стражников, хотя прошли не так много. Присутствие Ордена в дворцовом квартале — это скорее дань традициям, чем необходимость. На случай, если начнутся беспорядки, есть обычная стража, а если какая-нибудь ведьма вздумает напасть на короля, в его окружении предусмотрены персональные борцы с колдунами. — А ты будешь… ну… сильно против, если я тебя оставлю и пойду немного попатрулирую в трактир? — осторожно интересуется Артём. — Ну или можем вместе пойти. Антон еле скрывает улыбку: — Нет, иди, конечно, вдруг там магией кто-то занимается. — Ага, зачаровывает бочки на бесконечное пиво, — подхватывает Гаус. — Хотя вряд ли я был бы против в таком случае… Шастун на эту ремарку картинно хмурится, потому что ему положено, а Артём только подмигивает в ответ и танцующей походкой скрывается в ближайшем переулке. Это всё не по правилам, конечно. Им не положено разделяться без веской причины и пить на рабочем месте, и шутить о том, что какие-то формы магии приемлемы. Но ожидания и реальность живут по разным правилам, поэтому Антон отправляется дальше один, наслаждаясь видами. Здесь суеты гораздо меньше, чем у рыночной площади или в предместьях — суетятся только слуги, доставщики и гувернантки, с утра пораньше приступающие к работе. Господа ещё нежатся в своих кроватях с балдахинами, пока мир крутится вокруг них, а им для этого не нужно и пальцем пошевелить. Прогулочным шагом Антон выходит к королевскому дворцу — это огромное здание из светлого камня с каскадами лестниц и резными колоннами. Хочется подойти рассмотреть это произведение искусства поближе, но не выйдет — путь преграждают огромные ворота, которые венчает грозный золотой орёл, символ Иессариона и короля Влада I. Рассматривая пышное убранство дворца через чугунную решётку, Антон, наверное, впервые задумывается о том, как сильно контрастирует жилище короля с большинством домов города. Нет, оно и понятно, на его плечах забота о всём Иессарионе, это должность, которая заслуживает достойной компенсации… Но что-то внутри словно гладит Антона против шерсти, когда он вспоминает покосившиеся домики Млаштины, глядя на парадный лоск дворца. Шастун мотает головой, пытаясь вытряхнуть из неё бесполезные мысли о социальном неравенстве. Да-да, богатые богатеют, бедные беднеют, но так было всегда, и король здесь не виноват. Зато, вон, не воюют ни с кем. Причина, по которой Антон напросился в патрулирование именно сюда, проста — он хочет понять, где вообще живёт придворный шут и как к нему можно подобраться. Это тебе не актёр театра — купил билет и смотри сколько хочешь. Тут разве что на королевский приём попасть можно, но Антона на такие мероприятия не пригласят никогда. Поэтому приходится медленно и по возможности неподозрительно обходить периметр дворца в надежде обнаружить выход к домику для слуг. Единственное место, где к стенам дворца можно подобраться достаточно близко, чтобы хоть что-то рассмотреть, это королевский сад, щедро открытый для посещения знатью в дни, когда сам король им не пользуется. Антон к знати не относится, но мундир охотника позволяет ему пройти в сад беспрепятственно. Здесь действительно приятно — в отличие от заросшего и неопрятного Соборного сада, каждый кустик подстрижен, фонтаны вычищены, а скамейки покрашены. Жаль только, что Антон сюда не любоваться садом пришёл, а искать проход на территорию дворца. Но единственные ворота, которые он видит, тщательно охраняются. Шастун вздыхает, проходя мимо стражников в форме королевской гвардии, и тоскливо окидывает взглядом стену с фигурными шипами. Кажется, его план провалился, не успев прийти в действие. Остаётся только грустно смотреть на дворцовые окна и думать о том, где ещё можно поймать Гудкова. Уже почти развернувшись, чтобы направиться к выходу, Антон замечает на стене смутно знакомого кота. Он без труда лавирует между узорных шипов, а затем перепрыгивает на соседнее дерево и осторожно спускается с ветки на ветку. Шастун замирает, оборачивается в поисках охранников, но рядом с ними никого нет, и тогда он переводит взгляд обратно на кота — чёрного с голубыми глазами и пересекающей морду свежей царапиной, из которой сочатся мелкие капельки крови. Есть, конечно, вероятность, что это случайный голубоглазый чёрный кот, но Антон с каждым днём в такие совпадения верит всё меньше и меньше. Поэтому он на всякий случай ставит руки на пояс и ворчит неодобрительно: — Какого лешего?! Ты за мной следишь теперь? Животное равнодушно скрывается за стволом, а из-за дерева уже выходит высокая мужская фигура. — Много чести, — фыркает Арсений. На его лице самодовольная кошачья улыбка — то ли не до конца перекинулся, то ли она ему присуща и в человеческой форме. Кровоточащая царапина тоже на месте, она выглядит не очень глубокой, но довольно свежей. — Кто это тебя? — интересуется Антон, кивая на порез. Глаза Арсения на мгновение сужаются, словно он размышляет, можно ли говорить Антону правду, но затем он отмахивается: — Веткой хлестнуло. — Да ну, конечно, всё у тебя случайно: случайно здесь оказался, случайно поранился, — шипит Антон, хмурясь. Арсений пожимает плечами: — Я не говорил, что здесь случайно оказался. Я говорил, что не следил за тобой. Если мы с тобой интересуемся одними и теми же людьми, логично, что мы будем оказываться в одних и тех же местах, нет? Логично-то логично, но Антон уже настроился ворчать, поэтому не сдаётся: — Или одними и теми же нелюдьми, скорее. Куда ни пойду, везде кто-то из ваших. — А, да, кстати. Арсений делает шаг ближе и отряхивает ладони, а затем протягивает руки вперёд и обхватывает лицо Антона. Тот на секунду успевает испугаться, что его сейчас вырубят ударом лоб в лоб, но происходит прямо противоположное: Арсений слегка приподнимается на носках и уверенно прижимается своим ртом к Антонову. Коротко, спокойно, не разжимая губ — в этом поцелуе будто бы нет ничего такого, так целует любимых племянников растрогавшийся после пары рюмок дядя из соседней деревни. Но Антона всё равно прошибает волной мурашек, и дыхание сбивается, и сердце колотится так, что, кажется, должно быть на другом конце сада слышно. Это что? Это зачем? И почему это ощущается так прав… То есть, что этот козёл себе позволяет?! Арсений отстраняется так же быстро — отпускает кудрявую голову и делает шаг назад, с довольным лицом оценивая нанесённый ущерб: — Это тебе Оксана просила передать. За то, что ты её спас. А то она замужняя женщина, сама не может. — И ты не мог это хотя бы в её облике сделать? — бормочет Антон, чувствуя, как горячеют наливающиеся краской кончики ушей. Арсений усмехается: — А тебе такое нравится? Я постараюсь запомнить. Шастун мотает головой и губы рукавом вытирает раздражённо: — Не надо ничего запоминать! И целовать меня больше не надо, в любой форме! Что это за балаган, вообще?! Я ничего уже не понимаю, и ты только больше запутываешь своими выходка… Арсений нервно оглядывается на стену и виновато разводит руками, прежде чем перебить: — Слушай, я бы с радостью пооправдывался перед тобой за свои выходки, но я сейчас вроде как тороплюсь, поэтому давай перенесём этот разговор на попозже, хорошо? С можжевеловым чайком посидим, потрещим… потом. Он неловко хлопает Шастуна по плечу и торопливо протискивается на мощёную дорожку сада. Но Антон не собирается стоять на месте. Растерявшись на пару секунд, он тем не менее следует за Арсением, возмущённо бормоча: — На какое такое «попозже»? Мне с каждым разом кажется, что ты от меня скрываешь всё больше и больше по-настоящему важной информации. Арсений оглядывается, и довольным компанией он не выглядит: — Да я бы тебе с радостью всё рассказал, просто, ну… не сейчас. — А когда? — не успокаивается Антон, сверля спину Арсения требовательным взглядом. Но ответа не получает — вместо этого Попов раздражённо качает головой и, быстро убедившись, что никто из охранников на них не смотрит, перекидывается в галку. Антон даже не успевает понять, как это происходит — он только успевает моргнуть, а перед ним уже пропадает спина Арсения, а с места, где он шёл, неприметная чёрная птичка взмывает вверх. Вот и поговорили. Любоваться фонтанами и топиариями настроения нет, поэтому Антон раздражённо покидает сад, возвращаясь к работе. Не сказать, чтобы из него сейчас был хороший патрульный — даже если кто-то начнёт колдовать у него перед носом, он, наверное, этого не заметит, потому что будет слишком занят попыткой рассортировать и систематизировать сумбурные мысли, роящиеся в голове. Это что такое сейчас было? Хочется соврать, что Антон возмущён самой встречей с Арсением там, где он этой встречи не искал, но мысли раз за разом скатываются в одну точку, в которой перед глазами стоит этот нелепый поцелуй. Зачем было так делать? Чтобы сбить с толку? Испугать? Может, это какая-то хитрая схема с отравлением? Антон на автомате облизывает губы, что было бы не очень мудро, если бы он действительно верил, что его пытались отравить — но губы не горчат, разве что отдают каким-то сладковатым травянистым вкусом, остаток от утреннего гречишного чая. Хлопает себя по карманам, чтобы убедиться, что из них ничего не пропало — всё на месте, на диверсию с целью кражи не похоже. Тогда зачем? Зачем Арсений его поцеловал? Искренне, просто чтобы выразить радость, что Антон помог его подруге? А он со всеми так делает, или это какое-то особое предложение для Шастуна? Перед глазами стоит Арсений, с улыбкой танцующий на ночном рынке — судя по тому, как он жался к тому своему знакомому, мужчины входят в его круг интересов. Оно и понятно, было бы странно, если бы он был заточен только под что-то одно, учитывая, что он сам-то не что-то одно, а много вещей сразу. Интересно, когда он превращается в кота, ему нравятся, ну… другие коты? Антон машет головой, словно пытаясь вытряхнуть из неё эту чушь. Вот как будто этого он и добивался! Заполнить собой всё пространство внутри черепной коробки Шастуна, захватить и угнать каждую мысль, парализовать любую умственную деятельность воспоминаниями о своих прикосновениях и о том, как губы… Нет. Всё, не надо. Ты только хуже делаешь. Чем больше об этом думаешь, тем больше кажется, что это что-то значит, а это не значит ничего. Ровным счётом ничего. Так целует Позов, когда вы долго не виделись и он требует расцеловать все щёки. Так целует мама, когда благодарит за подарок на мэрцишор. Так целует тётушка в благодарность за то, что ты принёс ей лук с рынка. Наверное, правда, не в губы… но это не важно. Важно то, что это никакой не романтический поцелуй, а просто жест благодарности. И не имеет никакого значения, что от этого жеста мурашки по спине побежали, и колени подкосились, и дыхание спёрло. Это всё просто реакция на неожиданное поведение, тело всегда так реагирует, не обязательно, чтобы это было что-то романти… Да и даже если так. Даже если так — если Арсений это сделал потому, что Антон ему нравится, что такого? Что теперь, бить в набат и бежать от него дальше, чем глаза видят? Всё, потому что он… (скажи это) (скажи это) (скажи это) …не человек? Антон останавливается посреди аккуратной, уставленной хорошенькими, словно пряничными, домиками улицы резко, как будто его окатывают из ведра эмоциями. Только какими — различить сложно, они все в этом ведре смешались, он может только различить, что он на что-то злится и чего-то боится, и чем-то смущён. И ещё — что ему что-то нравится. Но этот клубок он даже разворачивать не собирается. Антон толкает дверь таверны с такой силой, словно это она виновата во всех его бедах и неразберихе внутри его головы. Трактирщик смотрит на нового гостя с печальным осуждением, и Шастун мгновенно сдувается, ловит дверь и аккуратно её за собой закрывает. Гаус, сидящий за стойкой, оборачивается и с тоской окидывает взглядом Антона, словно это мать пришла забирать своего ребёнка с детской площадки, где ему хорошо и весело. — Что, забрать меня пришёл? — со вздохом интересуется Артём, но Шастун мотает головой и опускается на стул рядом. — Почему сразу забрать — присоединиться, — пожимает плечами Шастун и поворачивается к трактирщику. — Бревикское пшени… а хотя нет, цуйка есть? Неси. Артём на него смотрит напряжённо: — Это что у тебя такое успело за последний час случиться, что резко настало время крепкого алкоголя? Антон хмурится: — Просто голову нужно прочистить. Нужно отдать Артёму должное, он никогда не лезет в душу, чаще всего, как и сейчас, просто хлопает по плечу понимающе и сидит рядом. Этого достаточно, говорить Антону сейчас всё равно не хочется. У него в голове все мысли такие, которые не хочется оформлять в слова и озвучивать, чтобы они не стали реальными, тяжёлыми, весомыми. Поэтому он молчит и вертит в пальцах быстро опустевшую стопку, тяжёлым взглядом вперившись в пивной бочонок. Артём рядом что-то говорит, и Антон понимает, что настолько погружён в свои мысли, что не услышал даже. — А? — растерянно моргает он. — Пойду отолью, говорю. Не теряй. Гаус поднимается с места и, сделав несколько шагов, скрывается за деревянной дверью уборной, которая сама по себе своим размещением внутри трактира указывает на то, что они в элитном квартале, а не в каких-то трущобах, где нужник во дворе. Подоспевает новая стопка цуйки, но Антон не успевает её опустошить, огорошенный тем, что к нему направляется высокая фигура в плаще, поднявшаяся из-за стола в углу. Антон готов покля… ну ладно, он не готов поклясться, что минуту назад там никого не было, потому что он и правда не особо смотрел по сторонам, слишком погружённый в плановый сеанс жалости к себе. Незнакомец позволяет капюшону элегантно упасть на плечи, и Антон с удивлением узнаёт в нём того самого типа с рынка, за которым они гнались с Арсением. Можно было бы испугаться, что он собирается напасть, но на лице у него написано совершенно обезоруживающее дружелюбие. — Ну что, гора пришла к Магомеду, — подмигивает Гудков, поудобнее устраиваясь на соседнем стуле. — Рассказывай, чего хотел. От такой прямолинейности Антон едва не проносит стопку мимо рта, но вовремя останавливает руку. — Я? — Ну не я же! — веселится новый знакомый. — Ты же про меня выспрашивал и под окнами шарился, не? Не ты? Ну я тогда пойду. — С-стой! — подрывается Антон. — Что ты украл у Арсения? — Че-его?! — ощеривается Гудков. — Да больно мне надо у этого хамла что-то красть! Пусть травки свои… сам знаешь куда запихнёт, ничего мне от него не надо. А ты с ним, ну… дружишь? Ну вот, опять. Почему всех так интересует вопрос их взаимоотношений? Может, Шастун и сам хотел бы знать, как это всё обозвать? — Мы работаем с ним вместе кое над чем, — бурчит Антон, не желая углубляться в подробности. — И как, думаешь, можно ему доверять? — спрашивает Гудков с такой лёгкостью и непосредственностью, словно ждёт отзыв на новый веник или утюг: можно ему доверять? угли не высыпаются, когда гладишь? — Да я не… — начинает было Антон, но, кажется, его собеседника ответ на самом деле мало интересует. Гудков наклоняется ещё ближе и сообщает таинственным шёпотом: — Арсений не то, чем кажется. Шастун бросает быстрый взгляд на дверь уборной и, убедившись, что Артём пока из неё не выходит, шипит в ответ: — Да вы заебали, тому не доверяй, этому не доверяй. Тебе я с какого хуя должен верить? Я тебя первый раз, считай, вижу! Игривое выражение пропадает с лица Гудкова, его глаза сужаются, а взгляд пару секунд бегает по лицу Антона оценивающе. — Хорошо, — наконец выдаёт он, выпрямляясь. — Хочешь знать, что я тебе не враг? Узнай для начала, как твой отец умер. — Моего отца, — стиснув зубы, рычит Антон, — убили чудовища. — Ну тогда это должно быть задокументировано в архивах Ордена, да? — подмигивает ему Гудков, а после, не дожидаясь ответа, поднимается со своего места и стремительно исчезает в дверях таверны. Следующие несколько минут, пока Гаус не возвращается к стойке, Антон остаётся наедине со своими мыслями и стопкой цуйки. А потом только вдвоём, наедине со своими мыслями.