дженга

Кабинет. Изящный, обставленный старой дорогой мебелью из темного дерева; на стенах несколько картин, изображающих охоту, в застекленном шкафчике — несколько бутылок дорогого виски и бурбона, чтобы угощать важных гостей. Во всей обстановке сквозят власть и старые деньги: под стать хозяину кабинета. В кабинете с десяток людей, расположившихся друг напротив друга, как по обе стороны от баррикады. Первый, самый главный: Чон Санхёк, для всех в этой комнате — просто «босс». Элегантный мужчина с сединой на висках, держащий себя так уверенно, как могут только люди при большой власти. Вдовец. Один из трех главных действующих лиц оружейного синдиката Южной Кореи. Наг — человек-змея. Второй: Мин Юнги, правая (и, наверное, левая в придачу) рука босса, по образованию хирург-травматолог, по призванию — великолепный советник, хладнокровный и с бритвенно-острым мышлением. На одну четверть банши, на остальные — человек. Третий: Чон Чонгук, сын босса. Двадцать лет, такой же наг, как и отец — из всех присутствующих, кажется, ему больше всех не хочется находиться в этой комнате. Сидя по правую руку от отца, он обращает внимание только на свой телефон: желтые глаза накрепко приклеены к экрану. Четвертый: Ким Джинмо, один из подчиненных Чон Санхёка. Смешанной крови: человеческой и многих других существ, такой коктейль, который не позволяет никаким признакам и способностям проявиться. Такое — не редкость среди тех, кто не следит за чистотой своей крови. Об остальных действующих лицах даже упоминать не стоит — так, охранники, телохранители, мелкие сошки, следящие за безопасностью своих боссов. Вся эта ситуация напоминает Чонгуку сцену из «Крестного отца»: отцу не хватает только кошки, которую он будет вальяжно поглаживать. На самом деле, в детстве он просил отца завести кошку, но тот только сказал: «Кошки и змеи не дружат, ты же сам знаешь». На альтернативный вариант с щенком последовал ответ «еще лучше». Ему правда не хочется тут находиться: он бы с гораздо большим удовольствием остался в комнате, но папа настоял, чтобы он поприсутствовал на встрече. Типа: смотри и внимай. Когда Чонгук сказал, что никакой роли на этих встречах он все равно не играет и ничего дельного предложить не может, отец пригрозил лишить его наследства. И вот мы тут: кабинет, полный головорезов, Юнги постоянно неодобрительно косится на его телефон, намекая на то, что так он проявляет неуважение. Уважение, неуважение, какая разница — Тэхён не отвечает на его сообщения со вчерашнего вечера… Хён Хён, у тебя все в порядке? Позвони, как освободишься Ты спишь? Можно позвонить? Ты не хочешь со мной говорить? Может, я обидел тебя чем-то? Извини заранее, просто дай знать, что с тобой все хорошо Отправлено, не прочитано. На Тэхёна не похоже: нет, конечно, по долгу работы он частенько отлучался не на одну ночь, а на пару дней или недель, но он всегда, всегда сообщал Чонгуку, когда вернется, и писал перед сном, чтобы пожелать спокойной ночи. И он совершенно точно никогда не игнорировал его сообщения. — Джинмо-ши, я повторяю в последний раз: деньги будут только после того, как я получу опись от своих людей. Прояви немного терпения, я сообщу тебе, как все будет готово. — Как жаль, — отвечает Джинмо. — Кажется, это занимает слишком много времени. Чонгук поднимает взгляд от экрана, чтобы бросить на него неприязненный взгляд. Такой скользкий тип, Чонгуку он никогда не нравился. — Терпение, — повторяет отец тем же спокойным, твердым тоном. — Ты сам знаешь, насколько мы сейчас перегружены. — Терпение? Босс, я работаю на вас восемь лет, а вы все еще сомневаетесь в том, все ли я доставил? При всем уважении… И бла-бла-бла… Чонгук снова опускает взгляд на телефон, нажимая на кнопку вызова перед номером Тэхёна — уже в шестой раз за прошедшие полдня. Ему даже не нужно подносить телефон к уху, чтобы услышать «абонент недоступен или находится вне зоны действия сети». Черт! Как только Джинмо и его прихвостни отсюда уберутся, надо срочно поговорить об этом с отцом… — Это все, за чем ты пришел? — интересуется отец, и Чонгук слышит в его голосе нотки раздражения. — На самом деле, босс, у меня плохие новости… А вдруг с ним что-то случилось? Работа информатором была не из безопасных, тем более, Тэхён не раз возвращался из своих поездок не совсем целым и невредимым. Может, на всякий случай обзвонить больницы? — Говори. — Боюсь, с вашим информатором случилась беда. Чонгук застывает. — Что? — переспрашивает отец. — Что случилось? Где он? — Ким Тэхён мертв, босс. Ким Тэхён мертв. Мертв? — Ты был свидетелем? — спрашивает отец тихо. — Может, свидетелем, — отзывается Джинмо, опустив глаза вниз с притворным сожалением. — Может, организатором… Воцаряется тишина. Чонгук успевает заметить полный сожаления взгляд, который кинул на него Юнги. Ким Тэхён мертв. Телефон вываливается из ослабевших рук Чонгука, и одновременно с глухим стуком, с которым он падает на полированный паркетный пол, отец резко поднимается с кресла и шипит: тихо, по-змеиному: — Ты пришел в мой дом, чтобы сообщить, что убил моего информатора? Ты либо отчаян, либо безнадежно глуп. Тэхён не отвечает ему не потому что его телефон разрядился, не потому что он обиделся или спит — он мертв. Ким Джинмо убил его. Он встает, острые ядовитые клыки против воли с щелчком выдвигаются, рот наполняется горечью. — Ты лжешь. — М? — Джинмо вскидывает брови и смотрит себе под ноги. — Да поглядите же. У меня туфли от крови не отмываются, дорогие, между прочим. Он чувствует руку Юнги, крепко держащую его за плечо, замечает краем глаза то, как головорезы Джинмо поудобнее перехватили оружие, видит то, как отец предупредительно выставляет руку, но его разум занят только одной мыслью. Той, которая никогда раньше его не посещала: о том, чтобы всадить свои ядовитые гадючьи клыки в его шею и держать, пока он не перестанет дергаться… — Мне жаль, что так случилось, Чонгук-ши, — бросает Джинмо холодно. — Но вот так происходит, когда людей кидают на деньги. Они расстраиваются. — Ты, сукин сын… — Чонгук, — бормочет отец тихо. — Я, твою мать, тебя выпотрошу… Юнги хватает его за плечо еще сильнее, когда он пытается сбросить с себя его руки, и отец оборачивается к нему, рявкая: — Чонгук, успокойся! — Он прикрывает глаза, побледневший и как будто постаревший на несколько лет. — Минхёк, вызови сюда ребят. Пусть никто не выходит из этой комнаты, пока мы не вернемся, ясно? — Да, босс, — бормочет один из телохранителей, и отец крепко хватает Чонгука за запястье, волоча его прочь из кабинета. — Пусти меня, — рычит Чонгук, когда Юнги, выйдя вслед за ними, тихо затворяет дверь. — Отец, так нельзя! — Нельзя давать волю эмоциям, Чонгук, — объясняет отец тихо. — Я понимаю, что ты чувствуешь, но ты ничего не исправишь, если его убьешь. — Мне плевать! Отец, он… он… ты правда хочешь спустить ему с рук то, что он сделал? Чтобы потом каждый из твоих подчиненных мог творить все, что ему вздумается? — Послушай, — говорит Юнги мягко. — Смерть от твоего яда будет быстрой и почти безболезненной. Мы сделаем так, что он трижды пожалеет о том, что сделал. Мы уничтожим все, что он когда-либо ценил и любил, и это будет гораздо лучшим предупреждением для других, что с нами шутки плохи. Чонгук перестает вырываться. Ярость вымылась, оставляя после себя только горе и медленное осознание того, что произошло. Только вчерашним днем они с Тэхёном виделись и обнимались на прощанье, а теперь Джинмо указывает на его кровь на своих ботинках. — Он был и мне дорог, Чонгук, — шепчет отец. — И я сделаю все, чтобы он пожалел о том, что сделал. По крайней мере… — Он глубоко вздыхает и отводит взгляд куда-то вбок. — По крайней мере, я надеюсь, что он не слишком страдал перед смертью.