дженга

Чонгук определенно пересмотрел свой взгляд на то, какой казалась ему работа отца. Нет, он никогда не думал, что это просто — конечно, поддерживать ладное функционирование всего левого крыла даже отдаленно не казалось простой работой. Сложным было… разговаривать. Просить номера. Оправдывать то, что какой-то пацан из левого крыла должен поговорить с поставщиками правого. Ругаться и угрожать. Отец, наверное, разрулил бы это на раз-два: с его авторитетом сложно было тягаться. В любой другой ситуации Чонгук бы с радостью попросил его помощи, но сейчас ему слишком хотелось доказать, что и он на что-то способен. — Когда вы планируете прибытие? — А можно узнать, с кем я сейчас говорю? Чонгук глубоко вздыхает. Он избавился от привычки грызть ногти несколько лет назад, но такими темпами, когда время наступает на пятки, он определенно сорвется. — Чон Чонгук. Сын Чон Санхёка. — Чон Санхёка… А можно узнать, почему вы у меня это спрашиваете? — Потому что у меня есть информация о том, что прибытие могут сорвать. — Хм-м… сдается мне, если бы так и было, то меня бы об этом предупредили. Чонгук прикрывает глаза и медленно выдыхает через нос. Этот вальяжный ленивый голос с другой стороны метафорического провода выводит его из себя: эй, он тут, вообще-то, катастрофу предотвратить пытается! — Кто предупредил бы? — спрашивает он спокойно. — Чхве Джину? Боюсь, он занят. Он мертв. Короткая пауза. — Что? — Прошлым вечером он попал в автокатастрофу со всей своей семьей. Предполагают, что это дело рук наемников, но ничего точно пока не известно. Еще одна порция молчания; Чонгук нервно поглядывает на часы. — Тогда с чего мне вам доверять? — Я сказал вам свое имя! Боже мой, единственное, что мне нужно — это время и место, и побыстрее, иначе последствия вам не понравятся. — Вы мне угрожаете? — Я не видел вас лично. Как встретимся, может и поугрожаю. — Чонгук крепко стискивает переносицу пальцами. — Пожалуйста. Это важно. — Порт Инчон. Прибываем в половину шестого. Черт. Через час. — Вы не можете развернуться? Прибыть, допустим, в Дэсанский порт? — Нет, нам нужно пройти через конвейерный терминал, без этого никак. — А прибыть чуть раньше? Чонгук снова смотрит на часы: он только-только отъехал из терминала аэропорта, но если нарушить пару-тройку установленных скоростных режимов и срезать путь, то в порту он должен быть минут через сорок… — Как вы себе это представляете? Это баржа, а не машина. На газ нажать не получится. — Вы уж попытайтесь. Возможно, ему и впрямь стоило дать отцу разобраться с этим самостоятельно, потому что он не имеет ни единого понятия о том, что делает. Видите ли, Чонгука растили как наследника бизнеса, а выросло одно разочарование. По отцовским ожиданиям, Чонгук должен был учиться всем премудростям бизнеса, а потом жениться на какой-нибудь чистокровке, чтобы продолжать род, и в конце концов встать во главе левого крыла. У Чонгука должна быть деловая хватка. Чонгук должен смотреть на вещи трезво и хладнокровно. В итоге в восемнадцать лет Чонгук заявил, что все это ему к черту не нужно, и что лучше он поступит в колледж и станет кем-то хотя бы чуточку полезным для общества, а не «вся эта преступная херня». С тех пор его желание не изменилось, а отец наконец от него отстал. Не уважил его желание — скорее, в нем разочаровался. Чонгук точно знал, что в случае чего власть перейдет Юнги, а не ему, что было, в общем-то, справедливо. Нет, он не собирался переубеждать отца в том, что такая жизнь не для него — ему просто хотелось, чтобы хотя бы раз отец им гордился. Темные очки, хотя на улице совершенно не солнечно и уже начинает смеркаться. На голову — капюшон черной толстовки. Чонгук бы на всякий случай (мало ли, что может случиться) взял с собой и оружие, но прихваченная им специально для несостоявшегося похищения пушка осталась в коттедже. Подогнать к терминалу грузовики, встретиться с людьми из таможенного контроля, встретить баржу, принять накладные… — Так это с тобой я говорил по телефону? — спрашивает какой-то внушительных размеров мужчина, помогая выгружать контейнеры. — Ну что, все еще хочется мне угрожать? Чонгук скалится, демонстративно выпуская острые змеиные клыки, и тот отшатывается, побледнев. — Делай свое дело и заткнись. Дела идут гладко и без эксцессов: Чонгук уже начинает думать, что что-то уже успело повлиять на ход событий и он зря носился по всему городу в поте лица. Это, конечно, только к лучшему, но все же… Когда со стоянки отъезжает последний грузовик, Чонгук словно погружается в одно из видений, которое показала ему Юнджин. Красно-синие проблесковые маячки, шесть, семь, нет, даже больше полицейских машин, ворвавшихся на пирс и окруживших его так стремительно, что он не успел и шагу назад ступить. На часах ровно половина шестого. Черт. Кажется, кто-то и впрямь дал им наводку. — Руки вверх и не двигаться! С другой стороны — за что они смогут его задержать? Груз уехал, на руках — накладные на микроволновки… Чонгук послушно вскидывает руки, стараясь унять внутреннюю дрожь при виде направленных на него шести, семи, нет, даже больше пистолетов. Бежать некуда — сзади причал и почти разгруженная баржа, шаг вперед, и его непременно продырявят. Рот уже полон ядовитой горечи от непроизвольно выскочивших клыков, но что сделают клыки и яд против пуль? Все в порядке. Главное, чтобы они не успели перехватить поставку, иначе дело дрянь. — Что за груз ты принял? — кричит один из копов, едва не тыкая ему в лицо дулом пушки. — Ну же, что было в контейнере? — Микроволновки. Вам показать документы? Коп выругивается, бросая через плечо: — За грузовиками. Быстро! Дело дрянь. — А ты… снимай очки и ложись на землю. Дело совершенно точно дрянь. Его желтые глаза — самый явный индикатор того, кем он является, и Чэвон это доказала, на раз-два определив его личность. Желтые глаза — значит, чистокровный. Раз чистокровный — значит, важная шишка. А что будет делать важная шишка на пирсе, принимая якобы микроволновки? Они с вероятностью в сто процентов выйдут на отца, а оттуда и… Господи. Кажется, именно Чонгук будет виноват в том, что случится. — Ты не слышал, что я сказал? Живо! Чонгук, колеблясь, уже поднимает руку к глазам, как слышит тихий всплеск. Ледяные мокрые пальцы смыкаются на его лодыжке и рывком стаскивают его с пирса прямо в воду. Прежде чем удариться о водную гладь, Чонгук слышит удивленное: «какого хрена?». Ледяная вода смыкается над его головой, а вокруг него — объятья знакомых надежных рук. — Задержи дыхание, — говорит Тэхён ему на ухо, его голос глухой и низкий из-за слоя разделяющей их воды. С несколько секунд ничего не происходит, пока они камнем идут на дно; Чонгук изо всех сил цепляется за складки его одежды, чувствуя его медленное сердцебиение своей грудью, и жмурится. Все хорошо. Если он рядом с Тэхёном, то все хорошо. Тэхён покрепче перехватывает его поперек груди и с силой отталкивается ногами от одной из подпорок причала, с ошеломляющей скоростью унося их прочь от пирса. Они проплывают под баржей, под какой-то моторной лодкой с работающим двигателем, дальше, дальше, дальше, взрезая воду со скоростью слишком большой, чтобы Чонгук смог сориентироваться, как далеко они отплыли. И через мучительные две минуты, показавшиеся часами, когда Чонгук уже думает, что его легкие вот-вот взорвутся, Тэхён выталкивает его на берег. Чонгук падает на крутой каменистый бережок, судорожно вдыхая холодный воздух. Глаза нестерпимо жжет от грязной соленой воды, но, может быть, дело в набежавших слезах. Тэхён сворачивается рядом с ним, изнеможенный и судорожно откашливающий воду из легких. Живой. Боже, Чонгук чувствует себя самым счастливым человеком на свете. Они порывисто обнимаются — все сплошь мокрая тяжелая одежда и счастье. Да, дело определенно в попавшей в глаза воде. — Теперь ты понимаешь, зачем я учил тебя задерживать дыхание? — шепчет Тэхён хрипло, и Чонгук слабо смеется. — Надеюсь, мне это больше никогда не понадобится. Боже, хён, а я думал, что ты… что тебя… Чертова соленая вода. Тэхён ласково гладит его по волосам, а Чонгук никак не может перестать дрожать. — Все хорошо. Теперь все хорошо. Пойдем домой? Мне кажется, все нас заждались.

***

В это самое время, в самолете рейса Инчон-Лос-Анджелес, только начинающем набирать скорость на взлетно-посадочной полосе, Ким Чэвон смотрит на часы. — Уже время, — шепчет она, подергав за рукав напряженно уставившуюся в окно Юнджин. — Ты можешь посмотреть, все ли прошло нормально? Юнджин качает головой. — Чонгука тут нет. Для видения о нем мне нужно коснуться либо его, либо чего-то, что с ним связано… Чэвон жалеет о том, что не сохранила срезанную кабельную стяжку: надо было оставить на память об этих безумных событиях. — Ты можешь коснуться меня, — предлагает она. — Я с ним точно связана. Не знаю, что бы со мной было, если бы не вся эта фигня с похищением. Юнджин устало усмехается — обе не спали всю ночь, надеясь отоспаться в самолете, — и с явным сомнением на лице касается ее ладони. Салон бизнес-класса растворяется, показывая им берег реки, сизо-серый от сгущающихся сумерек, и двоих юношей, обнимающихся так крепко, что и не разделить, где кончается один, и начинается другой. Получилось.