Враг моего врага - мой друг

- Исхэ, очнись! Открой глаза, скорее же, просыпайся! Ну, вставай! Дрёма или сон, беспамятство, неважно, что это, но оно крепко держит, не желая отпускать так просто из цепких лап. Кажется, без сновидений, но может оказаться, что всё вокруг всего лишь плод чьего-то воображения. Может быть, кто-то стоит над Землёй и держит её на ниточках, как куклу. И никаких китов, никаких черепах, даже богам не место здесь, только кукольник, которого самого кто-то ведёт за нитку. А того ещё кто-то, и ещё, и круг не замыкается. - Исхэ! О богемный мир, не бросать же её здесь! Она открыла глаза, и пустыня своим горячим солнцем ворвалась в пространство разума. Сначала всё казалось чужим, непонятным, только вокруг сновали люди. Когда она присмотрелась к ним, стало понятно, что это бедуины и, возможно, европейцы или американцы. Последние всегда стремились занять первенство, чтобы главенствовать во многих аспекта, и археология не была исключением. Археология! Так вот зачем здесь она, Исхэ! Можно было бы крикнуть «Эврика!», но это маленькое открытие не имеет никакого значения в кругах целого мира, только внутри одного маленького организма. Она откинула в сторону выцветшую жёлтую ткань и села, стараясь вспомнить, как она здесь оказалась. - Исхэ, ты очнулась? Слышишь меня? Нельзя медлить, скорее собирайся. Абдул, помоги ей собраться, давай, поживее! - Кто вы? И где яуты? - О великие боги, амнезия. Я Ахмед. И кто такие яуты? Ладно, Седрик тебя посмотрит позже, когда сделаем новую остановку, а пока собирайся, скорее. Мужчина поспешно вышел из просторной палатки, и Абдул, видимо, это он, принёс длинную песчаного цвета тунику. Он положил её рядом и наклонился, посмотрев Исхэ в глаза. Произнеся что-то на арабском языке, всплеснул руками и принёс кувшин с водой. - Послушайте, вчера, я это помню точно, здесь всё выглядело иначе. – Исхэ схватила Абдула за руку и стала его убеждать. – Я не сошла с ума, так как вчера здесь сидели Ормар и Ахмед. Нет, не этот, другой, и ещё яуты, да, они тоже были, правда, не помню, в палатке или нет… Ахмед обратился к пустоте, произнося фразы довольно импульсивно; понять интонацию тоже становилось непростой задачей, так как арабский менталитет подразумевал вспыльчивость, порывистость: даже переживания и радость выливались в окружающий мир бурными изречениями. Однажды Ормар предположил, что мир – это всего лишь мозаика, калейдоскоп в руках времени, и в любой момент картинка может измениться. Так неужели она, Исхэ, попала в калейдоскоп? Вчера мир пребывал в своём самом обычном мире, а сегодня чья-то воля раскидала частички мозаики по поверхности времени. Слишком просто и слишком сложно. Исхэ надела тунику поверх льняных оранжевых брюк и молочной футболки. Выйдя из палатки, она прикрыла ладонью глаза, сощурив их, и осмотрелась по сторонам. Верблюды, люди, кажется, здесь и рабы, или это только воображение. Стараясь поспеть за одним арабом, она ухватила его за рукав и спросила: - Вы не видели Ормара? *** Саша резко открыла глаза и глубоко вдохнула, хрипло, тяжело, будто задыхаясь. Повернувшись со спины на бок, пришлось привстать на локтях, чтобы отдышаться. Что-то невообразимое творилось в мыслях, словно нестройный оркестр трубил и поднимал такой гвалт, что голова не просто раскалывалась, она раскалилась и готова была расплавиться жгучей магмой. Эйнар. Слово, имя, что-то знакомое крутилось на языке, застряв костью в пересохшем горле. Закашлявшись, она наконец смогла оглядеться по сторонам. Или место оказалось неузнаваемым, или что-то всё же произошло, мир мог и правда распасться на отдельные элементы мозаики, но всё вокруг казалось чужим. Всплывали обрывки каких-то фраз, из сна или из реальности, и что сейчас вокруг, сложно сфокусироваться. Тысячи голосов перебивают друг друга, каждый что-то кричит, отзываясь звоном в ушах. Дверь отсека открылась, и внутрь вошёл Нигнур’ктар. Он внимательно следил за уманкой, а она недоверчиво смотрела на него. Приподнявшись и сев, прижалась к стене: зрение ещё было мутным и невнятным, но образ вошедшего просматривался довольно сносно. Вдруг ещё один голос, на этот раз уже её собственный, спросил: «Как меня зовут?» «Исхэ», - отозвалось многоголосое эхо. - Где Ормар? – Саша продолжала прислушиваться к голосам. Показалось, будто и свой собственный голос разделился на целую мозаику голосов. «Ты плавала в Дхи’ки-де*. Твой сон длился слишком долго для сознания умана, я пробовал удерживать твоё состояние, так как вывести из него не получилось». Если бы только они были на Атолле, такие вопросы отпали бы сами собой: выведения из криосна не составляет трудности. - И сколько я там… плавала? – Дрожащий голос выдавал волнение. Ладони вспотели: неприятный липкий пот, когда хочется скорее вытереть руки, но они снова становятся влажными. «Г’хак**, - помедлив, Нигнур’ктар подобрал слово на умановском языке, чтобы передать смысл правильно: - Неделя». Нет, нет, нет! Сознание отказывалось в это верить! Слишком долгий срок, за который могло произойти что угодно: от переворота во Вселенной до гибели Айзека. Что если он её искал? Вдруг он пытался всё это время с ней связаться, а сигнал или не проходил, или его давно перехватили Хищники? Саша взялась за голову, скрючившись, словно ей больно. Простонав, она покачнулась, после чего закрыла ладонями лицо. Сон ворвался в этот мир, или же наоборот, возможно даже, что весь мир вокруг и правда всего лишь чья-то прихоть. Как ребёнок склонен менять куклам имена и историю их жизни, так и кто-то, кто умело дёргал за ниточки, вдруг решил, что всё должно быть иначе. - Меня зовут Исхэ. «Но я не Исхэ, это имя принадлежит не мне», - продолжила мысленно Саша. «Уманы звали тебя иначе. Возможно, у тебя есть другое имя, которое ты носила до заражения». Дейтхен’гар-Таренд коротко, чтобы не нагружать уманку, пояснил, что яуты могут менять свои имена в течение жизни: это зависит от статуса, от заслуг, даже изгнанники могли взять иное имя, отражающее их суть. Саша покачала головой: глупо было бы сегодня зваться Марией Кюри, а завтра вдруг стать Острым Когтем. И ещё один вопрос не давал покоя: а её ли воспоминания целой вереницей роятся в голове? Вдруг и здесь нельзя довериться себе, в противном случае это может привести к беде. Подняв глаза на яута, стала внимательно его рассматривать. - А кто ты такой? Нигнур’ктар молча поманил уманку за собой, и она, всё ещё озираясь по сторонам, пошла за ним. В мыслях неустанно звенело, что Айзек должен найти, Айзек мог погибнуть или выжить, но кто такой этот Айзек – вспоминалось очень и очень смутно. Каждое слово, сказанное про себя, отдавало какой-то глубокой горечью, засевшей клином в сердце. Так бывает, когда душу скрутит в спазме, выть хочется от тяжести, и ничего так сильно не желаешь, как забыть то, что тревожит, что гложет, разрывает изнутри. Тогда кажется, что, забудь ты это что-то, и сразу станет легко, жизнь будет насыщенной и беспроблемной. И если забытье наступает, то совсем ненадолго: память возвращает нам наши долги перед ней. И сейчас Саша пыталась вспомнить, пробовала имена на языке, на вкус, будто они были объёмными. Происходящее напоминало обратный эффект: попытка вспомнить то, что гложет, приносит, возможно, не самые положительные эмоции, но от невозможности завести память становилось не легче, чем от попыток забыть. Всё кажется чужим, весь мир вывернут наизнанку и смотрит на нас из самых тёмных закоулков нашей души. В одном из отсеков сидел Моргард. Он оглянулся на вошедших, внимательно вглядываясь в глаза самки, ловя каждое её движение, улавливая запах и оценивая каждый параметр. Напряжена, чувствуется испуг, но не перед ним. И, судя по всему, старается быть расслабленной, непринуждённой, что даётся трудно: яута не провести. Она бросила на него беглый взгляд, после чего обошла отсек вдоль стен, дотрагиваясь до них руками. Нет, ничто не трогало её душу, как в старых фильмах чуда не происходило: внезапно воспоминания не всплыли на поверхность океана сознания. Человек без памяти уязвим как новорождённый, потому что всё приходится постигать снова. Каждый шаг – маленькое открытие. - Таэнгар-Лоанг***, - произнесла Саша, сначала тихо, про себя, а затем повернулась к Моргарду. - Таэнгар-Лоанг. «Помнишь его?» - Голос Нигнур’ктара раздался ещё одним эхом, присоединившись к начавшему постепенно стихать гвалту. Но имя точно так же, как и другие, вертелось на языке. Горькое и терпкое, но не дающее ни одного ключа к разгадке забвения. - Нет, кажется, нет. – Имя, оно само всплыло в подсознании, но ни о чём не сказало, не поведало о себе. Не вызывало ощущений, как, например, трава непреодолимо связана с летом, а вода с морем. А может быть, вдруг колокольчиком отозвалась мысль, этим яуты из сна? Она искала Ормара, но нашла их. – Пустыня! Мы же должны туда вернуться. Зачем мы оттуда ушли? Мы должны непременно, сейчас же туда вернуться, вы понимаете? Всё потеряно, - простонала Саша. Яуты переглянулись: во взгляде Моргарда читалось глубокое непонимание происходящего. Что за пустыня, о чём говорит она? Он вдруг рыкнул на Нигнур’ктара, что вся затея с Ишимурой изначально была ошибкой. Самка вернулась оттуда в крайне тяжёлом состоянии, она потеряла детёныша – случился выкидыш, и пришлось немало повозиться, чтобы остановить твеетечение. Не ускользнуло от внимания Хищников и то, что один бок покрывали синяки, свежие, болезненные: их могли вызвать либо падение, либо удар, например, если произошла стычка врукопашную с некроморфом. В рюкзаке уманки нашлась капсула с собранным биоматериалом, оставшимся от детёныша. И его поместили в заморозку, ведь не просто так его собрали. Исхэ. Вновь голос откуда-то из глубины подсознания воззвал, именно так, наверное, люди представляли во все времена что-то необъяснимое, оно звало, манило, приоткрывая дверь в бездну. - Таэнгар-Лоанг? – Дейтхен’гар-Таренд повернулся к Моргарду и чуть склонил голову вбок, словно бы выражая заинтересованность. Моргард наблюдал за самкой, но, отвлечённый яутом, повернулся к нему и в ответ кивнул. Молчаливость сродни заговору, этот факт можно оспорить, если не одно но: никто, насколько помнил Нигнур’ктар, при нём не давал молодому Хищнику нового имени. И уж он наверняка бы об этом поведал, хотя пребывание вне клана его кое-чему научило: научило умению контролировать эмоции, взвешивать каждое своё слово. «Скажи мне, что ты помнишь?» - бывший Вожак обратился к уманке, и она, вздрогнув, посмотрела сначала на него, потом на Моргарда. Непросто после недели сна собрать информацию по крупицам всего за один час. Даже дня мало, возможно, и месяца, чтобы расставить все точки над i. Когда человек себя знает и помнит, живётся ли ему от этого легче? Казалось бы, нет воспоминаний, личность уже просто чистый лист, который можно писать с самого начала, но что-то всё равно гложет, выгрызает себе путь изнутри. - Я находилась в пустыне, кажется, надвигалась песчаная буря, не помню, так ли это, из-за неё ли я потеряла себя и своё сознание. Но… там были и вы, я вас помню. Вы шли за Ормаром, а потом… какая-то пропасть, снова пески, кругом и всюду. Что вы обо мне знаете? Кто я такая? Ситуация оборачивалась куда более серьёзной проблемой, чем просто потеря детёныша. Вряд ли самка могла помешаться на горе от его потери, так как Нигнур’ктар знал, что для неё это неоднозначное положение и в один миг перестроиться психика не могла, как минимум только после рождения детёныша. Значит, что-то стряслось на корабле, возможно, что-то сильно напугало самку, и организм включил защитный механизм. Надежда гасла, погружая сознание во тьму, где предстоит блуждать ещё немало времени, и Саша не могла уговорить себя мыслить более позитивно в этой ситуации. Паника ещё не успела накрыть её с головой, но кое-что уже можно сказать точно: она не помнила, где родилась, где выросла, кто она в социальной лестнице и что вообще творится вокруг. Почему космос вдруг окружил её, когда совсем недавно вокруг лежали только пески, горячее солнце над головой, караван собирался в путь. Что есть реальность? «Может быть, я всё ещё сплю?» И снова всплыл Айзек, наверное, он мог бы дать ответ на этот вопрос. И ответил бы ей, кто он такой, откуда она его знает. Что, чёрт возьми, происходит с этим мозаичным миром? *** Страны Земли из наступления переходили в оборону, пытаясь сдерживать натиск врага. И враг пришёл не один: среди людей ходили слухи, что неведомая сила забирает каждого, и силе этой ответить очень сложно. Появились байки, что целые разведывательные отряды пропадали на заданиях, как будто проваливаясь в какой-то момент сквозь землю. Их ждали восставшими, мутантами, боялись, молились каждый своему Богу, но те, с кем бок о бок прошла не одна защитная стена, так и не возвращались: ни живыми, ни мёртвыми. Ситуация выходила из-под контроля и у военных: чуженекроморфы, некогда созданные в угоду цивилизации, оказались растерзанными, так как их механизм мгновенной реакции отключили ещё в стенах лаборатории. И без приказа это просто машины, самые обычные, ожидающие контроля и приказа извне. На планете Земля не осталось ни одного чужого, все они, переродившиеся по прихоти людей, погибли, а привозить новых некому и незачем. - Смерть нежна, - однажды сказал один из людей, сидевших за стеной выстроенного ограждения, прислонившись спиной к небольшому грузовику, служившему наблюдательным пунктом. На небе сияли звёзды. Казалось, воцарившаяся тишина должна была вернуть инстинкт к первобытным воспоминаниям тела, но вместо этого глубоко внутри сидел страх, липкий и неприятный. Когда некроморфы впервые появились на Земле, они не казались такой огромной проблемой, это ведь даже не кинематографические зомби. Люди били себя в грудь и шутили, сидя у себя дома, в уютных комнатах и кухнях, что мутантов истребить легко. Да и истреблять их ни к чему, утверждали другие, они могут послужить не только отдельным государствам, но и всей планете. В пример приводили самые несуразные выдумки от замены сторожевых собак до новых домашних питомцев. А потом эти дома пустели, туда некому стало возвращаться, никто не шутил, не целовал на ночь детей, не корпел над счетами. Люди погибали - и не только от некроморфной стихии, но и от рук таких же жителей. Мародёрство процветало, развязывая руки недавним добрым соседям. Полиция не приедет на помощь, пожарная служба не потушит огонь, врач не даст жизненно важное лекарство, мир просто рухнул. Китай, самая большая держава на планете, обернулась против себя, некогда имевшееся преимущество обернулось большой бедой: чем больше людей, тем больше мутантов. Душная атмосфера; беда сама приходит за человеком. На одной из стен широкой улице, где дома стояли как великаны, возвышаясь над жизнью, крупными буквами чёрной краской бросалась в глаза надпись: «Поздно каяться и просить прощения, пришло время расплаты». И рядом наклеенный лист, истрёпанный ветрами и дождями, он хлопал оборванными отклеившимися углами по стене. Печатные буквы кое-где выцвели, но пожелтевшая бумага ещё несла умирающему миру послание, кем-то наклеенное здесь: «Это, грядет с облаками, и узрит Его всякое око и те, которые пронзили Его; и возрыдают пред Ним все племена земные». - Я там девчонку нашёл, хорошенькая была. - Мертвячка? – Закари совсем не хотелось разговаривать, но он лениво оторвался от созерцания звёзд и посмотрел на «Стерва». - Не, не успела встать, гады её ещё не нашли, чтобы - как там говорят ньюологи? – «воскреснуть, чтобы протянуть руку новой жизни». – «Стерва» сморщился и плюнул себе под ноги. Вытерев грязным рукавом нос, он достал нож и показал Закари. – Я ей голову проткнул перед утилем. Эх, жаль, не помешалась бы она нам тут, живая была бы только. Вот, держи. Он протянул сидящему маленькую тонкую серую книжицу, на которой русскими буквами надпись гласила «Паспорт». Закари постучал им о свою ладонь, думая о своём, пролистал находку, что-то попытался прочитать, а затем сунул документ за пазуху. - Когда мы отвоюем это дерьмо вокруг, тогда же придётся типа мир восстанавливать, да? Лицо «Стервы» озарилось такой сальной улыбкой, что сердце поневоле вдруг заныло: это дерьмо вокруг превратится в ещё более унылую клоаку, когда свою волю на смену мутантам начнут творить люди. - Напомни мне, «Стерва», почему тебя так прозвали? – «Стерва» в ответ оскалился, показав свои жёлтые зубы. – Потому что ты баран, притом, говорят, комолый. Кастрат? Чем ты там мир собрался восстанавливать, ну-ка, выложи, я посмотрю. «Стерва» сделал шаг вперёд, но Закари выставил автомат перед собой, глядя исподлобья на желтозубого. Они оба знали, что у сидящего хватит духу выстрелить, а потом вытереть лицо курткой убитого или даже помочиться на него. Об этой смерти никто плакать не станет, кто-нибудь однажды просто спросит: «А где это наш стервятник пропадает?» Оба своих прозвища он получил за то, что почти всегда первым находил трупы, которые следовало утилизировать, предотвратив их обращение, когда здесь будут некроморфы. Он называл мёртвых «стервами», как скот. - Да ну тебя, Заки. – Злобная ухмылка быстро сменилась на дурашливое или даже скорее глупое выражение лица. Может быть, кто-то сверху решил, что пора человечеству закругляться, дескать, да, вы неплохие ребята, но знаете, эксперимент с вами не удался, а все Боги мира давно клали на вас. Без обид только, ладно? Закари как раз придумал колкий ответ, чтобы поддеть парня, но в этот момент из-за машины послышался шорох. Оба человека тут же подали знак ближайшим от них людям, и один из них лёг и осторожно прислонился к асфальту, оглядывая снизу обстановку за баррикадой. Неровные шаги, ноги вроде как и человеческие, но походка спутанная. Дав знать, что за машиной некроморф, и не дожидаясь приказа, мужчина полез под грузовиком. Стараясь не шуметь, приблизился к другому краю и осмотрелся. Вместо того чтобы вылезти и добивать мутанта, он вернулся к команде, сообщив, что тварей там целое стадо, и стало ясно, что прорваться нет возможности и оборону не сдержать. Повисло молчание. Тяжёлый выбор ложился на плечи людей: либо тихо сваливать, тогда как за ними парк, а там снова город, либо сделать что-то глупое, но дать шанс мирным жителям спастись. Все отошли в сторону, каждый в своих мыслях, но все вместе с единой целью: не дать мутантам пройти. Оружие наготове, кто-то молится, кто-то мысленно прощается с близкими. Есть ли место для страха в этот момент? Каждый сам отвечал за себя, каждый надеялся выжить, но все понимали: это последняя оборонная операция каждого из них. Один из людей поднял камень и бросил к машине. Долго прислушиваться не пришлось: некроморфы отреагировали мгновенно и начали свой натиск на баррикаду. Ничто их не пугало и тем более не сдерживало. Мутанты сбивали преграды, пробивали их своими телами, будто перед ними не мешки с песком, не нагромождённый мусор, не сбитые вместе машины, а бумажные тонкие листы. Несколько тварей пробили грузовик насквозь, своими телами, идя напролом. Все повреждения, которые они получали, игнорировались: ни сломанные руки, ни искалеченные ноги, ничто не останавливало их. С криком «Стреляй!» люди вскинули оружие и открыли стрельбу по мишеням, которые не прекращали свой натиск ни на мгновение. Пули влетали в их мёртвые тела, нескольким монстрам удалось отстрелить руки и лезвия, но даже это не делало их менее опасными. Главное – попасть в голову, тогда есть шанс, что враг упадёт, а добить его уже дело минуты. Когда расстояние между людьми и некроморфами сократилось, началась бойня, в которой люди проигрывали: падали, умирали, вставали в ряды противника. Вечерний воздух наполнили звуки выстрелов, предсмертных криков и рычания. И помощи ждать неоткуда, никто не придёт и встанет в ряды обороны, не защитит рядом стоящих и город позади. Испуганные птицы разлетались в стороны, покидая окраину парка и крыши близстоящих домов, эти места живые люди не так давно покинули, и теперь дикая природа завоёвывала своё пространство. Природа – самый искусный и безжалостный серийный убийца, но её ли порождение мёртвые твари? Или это дело рук человечества? Борьба за жизнь ещё продолжалась, когда один из некроморфов взметнулся в воздух и отлетел назад, прибитый к фургону длинным телескопическим копьём. На мгновение люди замешкались и получили новые потери в своих рядах. Ещё несколько мутантов погибли от рук невидимой помощи, разрубленные пополам или нанизанные на ножи и копья. Радоваться ли такому повороту – оставшиеся в живых не спешили принимать решение, так как в любой момент всё могло обернуться против них. *** Ротар вёл своих Воинов, расчищая путь к кораблю Ри’ота, оставленному в режиме камуфляжа среди заброшенных каменных джунглей недавно пропавшими яутами, от которых до сих пор не поступало никаких сигналов. Уманы здесь почти не появлялись, и теперь путь лежал именно туда. По дороге встретилась весомая преграда: перестрелка с некроморфами. Земляне старались продержаться как можно дольше, но шансов у них не оставалось, надежда таяла так же быстро. И яуты прошли бы мимо, если бы не целое стадо тварей, преграждающих собой путь. Кетану! Как же непросто в этой Вселенной добраться до своей цели, всегда кто-то старается помешать и не допустить свершения важных событий. Приходилось пробиваться, прокладывать себе дорогу, а это потерянное время, лишняя трата энергии. Когда один из уманов решил оказать сопротивление, его не стали убивать, но откинули в сторону, давая понять, что вмешательства никто терпеть не будет. Некроморфы напирали, словно их количество и не собиралось уменьшаться, и положение грозило усугубиться ещё больше. Удар копьём, запястные лезвия ломают рёбра, чьи-то гнилые внутренности валятся на землю, конечности летят по сторонам, словно это мясной дождь. В воздухе стоит смрад, но маски спасают яутов, иначе пришлось бы несладко: чуткое обоняние улавливает самые тончайшие запахи, даже те, что на уровне тела, химические, говорящие о страхе, переживании, готовности спариваться. Людям приходилось труднее, они то и дело кашляли, закрывались лица кусками своей одежды, но вряд ли им это помогало хоть как-то. Пьёд Амедха. Ротар отдавал приказы своим Воинам, а Молодой Крови давал волю участвовать в неожиданном бою, но Старшие должны неустанно следить за ними, за ведением боя. Некроморфы не трофеи - в итоге после большинства Советов именно к этому решению пришли верха яуты. Поэтому сейчас всё воспринималось как очередная внеплановая тренировка, опасная, грозная, и следовало не допустить даже мысли о заражении кого-либо из Хищников. План уманов ясен, но глуп до клокотания в груди: принять на себя мощь мутантов, чтобы предпринять попытку остановить их перед поселением, которое ещё жило и гудело ульем позади. Сил же яутов с лихвой хватало, чтобы дать отпор тварям, но это под присмотром его, Ротара, и Старших, опытных Воинов. Окажись юнцы одни, наверняка путь смерти, тей-де, стал бы неминуемой расплатой за чрезмерную самоуверенность. Всё ещё находясь в состоянии камуфляжа, Хищникам отдали приказ идти дальше. Некроморфы перебиты, и оставшиеся уманы латали раны, проверяли павших. Что они сделают с мёртвыми телами? В мыслях Ротара в этих условиях вертелось «сжечь», это единственный верный вариант, который в то же время мог привлечь новую опасность. На самом деле сейчас Пьёд Амедха является дичью для нескольких сторон: Мёртвое мясо, другие яуты, хищные животные, для которых сложившаяся ситуация на планете оборачивалась положительной стороной. Корабль в состоянии невидимости ожидал возвращения яутов, на ручные компьютеры так и не поступало никаких сигналов об опасности. И это вполне ожидаемо: небезопасность гонит любое живое существо, если есть хоть малая доля сомнения. Ри’от мог погибнуть, но он опытный Воин, который вполне имел право создавать свой Клан Чести: малый клан, насчитывающий от десяти до пятидесяти Воинов. Но не здесь, не на этой планете, безрассудство и глупость никогда не затуманивали разум Ри’ота. Внутри корабля никого не оказалось, лишь приборная панель в главном отсеке тихонько щёлкала, отсчитывая время отсутствия яутов. Все показатели после проверки получили знак готовности, а прибор отсчёта времени показывал «13 Терра оборот Длат (Солнце)». Слишком долго, слишком. Рядом с найденным кораблём уже ожидало судно Ротара. Но улететь и оставить корабль Ри’ота здесь? Старшие согласились с мнением, что следует выставить защиту и выслали непрерывный сигнал на ручные компьютеры потерянных яутов. Уманы его перехватить не смогут, им уж точно не до этого, но даже если что-то случится, они поймают одни помехи. Эта планета в итоге не потеряет ничего, если он, Ротар, отправится на Атолл, откуда его так удобно отправили на бесславную смерть. Что бы сказал ему Кетану, когда он предстал бы перед ним? «Ты дал себя обмануть, повернулся спиной и не смог вовремя уйти от удара судьбы». Эти слова эхом звучали в мыслях: клан разваливался, он пожирал себя изнутри, и всё из-за того, чей путь лежал по тропе Плохой Крови. «Ниски-гван», - прорычал Ротар и сжал кулаки, ощущая, как твей в нём закипает. Сколько ещё Охотников пойдут против общего врага, против Старейшины, который рубил головы направо и налево, сметая любые преграды, не заботясь о чести клана, о чести Атолла? Если Ротар окажется единственным, кто осмелится высказаться и выступить против Ниски-гвана, исход очевиден. Но тогда ответ станет ясен для всех и для каждого: страх заменил яутам честь. Позор падёт на всю расу науду, и тут даже у аттури будет повод праздновать победу, ведь они всегда считали яутов низшей кастой, недостойной. Цена слишком велика, и теперь пришло время, чтобы каждый отвечал сам за себя, не пряча голову под хвост каиндэ. Ожидание – самая страшная кара, нет ничего более тягучего, тяжёлого и дышащего неизвестностью. И сейчас, сидя в отсеке управления, Ротару ничего не оставалось другого, кроме ожидания. Он разослал сигналы всем кораблям, в ком мог быть уверен, на кого всегда мог положиться. Сколько яутов Охотников прибудет на атолл, он не мог сказать этого даже себе, и тягучее неведение смолой заполняло сознание. «Разум всегда должен оставаться чистым, холодным, беспристрастным». Стоило огромных усилий держать себя в руках. Отосланные на планету уманов яуты также могли оказаться неугодными, лишними, теми, кто мешает великому замыслу Ниски-гвана. Кетану, неужели ты позволяешь Плохой Крови получить власть без обязательства защитить свою честь и доказать преданность Кодексу? Велика же тогда твоя значимость, Чёрный Бог. - Сколько ещё займёт полёт? – Ротар всё ещё хмуро смотрел в пространство космоса. Он знал ответ на свой вопрос, но молчаливое ожидание выбивало его из привычной колеи. Он либо ведёт своих Воинов на верную бесславную смерть, либо они летят вершить историю, переломный момент которой уже давно назрел. Тьяг’гуар, пепельный Охотник с жёлтыми глазами, внимательно посмотрел на Ротара, бордовая кожа которого, покрытая будто маслянистым узором, выделяла больше секреции, чем обычно. Это выдавало волнение, да и сама атмосфера неприятная, липкая, холодная, от которой хотелось скорее освободиться. Но Тьяг’гуар ответил, и яуты продолжали сидеть в ожидании. Корабль набрал свою максимальную скорость, но даже теперь лететь оставалось немало по меркам Охотников. Отданный приказ готовиться к высадке на челноке воспринялся беспрекословно и молча, Хищники ожидали того, как их встретят на Атолле: враждебно, удивлённо, спокойно. Вариантов множество, но только один из них будет верным для одной из сторон. Через непродолжительное время Тьяг’гуар передал, что получен ответный сигнал от одного из кораблей, сообщающий о принятии информации. Ротар невольно заурчал, довольный тем, что его поддержали, а это значит, не всех устраивает правление Ниски-гвана, предателя и убийцы своих соплеменников. Не все яуты в итоге окажутся жалкими и трусливыми, не все спрячутся за спину Старейшины. Перевороту в клане быть! Память Ндеинора и Нигнур’ктара не будет посрамлена! *** Саша измеряла отсек, размеренно шагая от одной стены к другой. Скрестив руки на груди и глядя в пол, будто там можно найти что-нибудь, как минимум ответ, она молча продолжала своё не самое увлекательное занятие. Столько вопросов роились в голове, мысли гудели как пчелиный улей, разбуженный неаккуратным касанием животного-сладкоежки. Из раза в раз всё время выходило одно и то же, без изменений: «Я Исхэ, я потерялась в пустыне, там что-то произошло, возможно, песчаная буря. Я искала Ормара, видела двух яутов. Чёрт возьми!» И всё начиналось с самого начала, иногда в другой последовательности в надежде, что иной порядок поможет отыскать нужные части одного большого пазла. Охотники не ответили ни на один вопрос: то ли её спасали, то ли наоборот – взяли в плен. Эйнар и Айзек, эти имена постоянно крутились на языке, Саша пробовала произносить их вслух, шёпотом и гулко, молча про себя, когда чувствовала, что сил больше нет, ложилась на лежанку и смотрела в потолок. В очередной раз, когда голова начала раскалываться, ей захотелось пройтись по всему челноку, осмотреться. В её отсеке лежали шкуры, мягкие, тёплые, но больше никаких вещей, указывающих на то, сколько она здесь находится, была ли раньше тут, кто мог ещё здесь жить. Выйдя наружу, Саша заглянула сначала в один небольшой отсек, где обнаружила купальню, оборудованную в виде вместительного душа, но на одну персону – это что касается Хищников. В следующем она нашла склад и небольшую холодильную камеру. Далее расположилось помещение Моргарда. Он обратил внимание на вошедшую, наблюдая за ней, улавливая эмоции, психический фон. Яута тоже не удавалось вспомнить, как и того, другого. Саша даже не могла уловить, относятся ли к ней враждебно или же нет. В мыслях ничего нового не всплывало, когда она пытливо разглядывала охотника. - Расскажи мне о себе. – Решение подойти к проблеме с другой стороны пришло спонтанно. «Значит, ты не помнишь меня? Не помнишь, кто я?» Саша отрицательно покачала головой, поджав губы. Она прислонилась спиной к закрытой двери, убрав руки назад и пытаясь принять непринуждённую позу. Ничего, абсолютно ничего в этом яуте не казалось ей знакомым, но раз он спрашивает, значит, что-то их может связывать. Или нет? - Что ты делал в той пустыне? – Вопрос не казался абсурдным, так как именно это место занимало всё пространство в памяти. Раз за разом только пустыня, какие бы каверзные вопросы ни задавала Саша сама себе. – Была вообще эта пустыня? В голосе слышалось разочарование. Яут не мог дать точного ответа, что будет, когда память вернётся к уманке. А если не вернётся, что если она так и останется блуждать в глубине подсознания, своего или чужого, неважно? В двери раздался негромкий сигнал, Саша сделала шаг в сторону, и внутрь вошёл Нигнур’ктар. Он не обнаружил самку на месте, предположил, где её можно найти, и не ошибся в догадках. Охотник посмотрел на Моргарда, словно ожидая очередного подвоха или какой-нибудь глупой выходки, но молодой яут был спокоен, не угрожал, не пытался воздействовать на неё. «Идём». Саша вышла, но оглянулась напоследок на Моргарда: нет, ничего, пустота, как и рядом со вторым. Дейтхен’гар-Таренд решил, что расспросами ничего не добиться, тут уже хоть кулаками в ярости бей по обшивке челнока, ничего не изменится. Пробить психологическое поле он тоже не мог, как при их первой встрече: словно всё стёрто, заменено на новую информацию. Что ж, пришло время совершить то, что откладывалось довольно долго, чего не миновать: в отсеке управления заданы новые параметры, теперь челнок держал путь на Атолл.