Враг моего врага - мой друг

Голова Ниски-гвана, насаженная на ритуальное копьё, лезвие которого было составлено из хвостовых элементов каинде, украшала эттар (зал совета свободных Охотников и Воинов Кодекса), где уже начинали собираться яуты. Атмосфера то и дело накалялась; тонкая грань не нарушалась, междоусобица вымотала каждого члена атолла. Каждая смерть бессмысленна, вряд ли Кетану воспринимал это как жертву, достойную его имени. Представшие перед богом будут посланы на перерождение не с почётом или суровыми напутствиями, а с наставлением помнить, что бессмысленная война, уносящая жизни Охотников без славы, без чувства правильного окончания своего пути, - первый шаг к гибели расы науду. Могучие Воины входили в эттар, массивные, славные Воины, чтящие кодекс, посвящающие свои трофеи Кетану, впадающие в эйфорию при удачных Охотах. Бесстрашные, беспощадные, но справедливые. Нигнур'ктар стоял посреди зала и осматривал входящих. Он видел тех, кто охотился под его лидерством, тех, кто добывал трофеи честным путём ещё в пору становления Вожака Нигнур'ктара. Они и остальные, здесь присутствовали Охотники и из других кланов, прибывших засвидетельствовать становление порядка на ещё недавно лихорадящем атолле. То, что натворил Ниски-гван, придётся ещё долго приводить в порядок, устранить раскол, примирить клан, прекратить возникающие вспышки междоусобиц. Дейтхен’гар-Таренд положил руку на возвышающуюся пику ритуального оружия, на которой твей врага уже запёкся, став вязким и не таким пачкающим. Череп Плохой крови стал самым важным трофеем в жизни бывшего Вожака, это трофей всего клана; голова, насаженная на копьё, убитый враг, убийца Ндеинора и молодой крови - короткая, но твеепролитная эра закончилась, пришло время перемен - на пользу всем. Ещё не конец: клан может встать против Нигнур'ктара, передать его на суд перед каменным богом Кетану в лаэрзарте (отсек, где установлена скульптура Кетану, перед ней Вожаки, Старейшины и все остальные яуты произносили свои обеты, клятвы, произнесённые слова верности клану и богу нарушала только смерть). Когда зал, наконец, заполнили яуты, рычащие и стрекочущие, бывший Вожак взялся за таутовое (Сель каменнотёсный, названия изделий из него - таутовые, то есть каменные; вид дерева на одной из планет, где науду добывают важные для них ресурсы; деревья данного вида растут на камнях, преимущественно в горных местностях, обладает крепкими свойствами, долговечностью; украшения или ритуальное оружие из селя передавались от отца к сыну, от Старейшин прославленным Воинам в знак почёта и уважения; некоторые украшения и ритуальные изделия могли иметь возраст в шесть-семь поколений) основание копья, вынул его из устойчивой подставки и поднял над головой. Мёртвые глаза Ниски-гвана устремились на присутствующих, с его валаров сняли все унтары и отправили на переплавку, так как передать кому-либо как почётное украшение, использовать для этой цели - означает оскорбление. Эттар смолк, наблюдая за издавшим рык победителем Нигнур'ктаром. Он тряс головой, запрокинув её, валары взлетали и падали обратно на плечи с глухим звуком. Вожаку ещё не вернули унтары, возможно, они хранились в отсеке Ниски-гвана, были отданы на переплавку или сейчас украшали чьи-то валары, может быть, того, кто присутствовал в просторном зале. Когда Нигнур'ктар замолчал, лишь негромкое клокотание вырвалось из груди; он посмотрел на Воинов с той серьёзностью, которая была ему когда-то присуща. Именно это подметили многие яуты, внимательно наблюдая за бывшим лидером и ожидая от него слов или действий. Они смотрели на него и узнавали того, кого знали, за кем шли, кто решал, какой тренер их будет обучать, под его лидерством каждый определил для себя, какой вид трофеев ему ближе всего. Не было среди присутствующих Ротара: он находился всё ещё в тяжёлом состоянии. Яут выжил, ему успели вовремя оказать помощь, теперь дело оставалось за лечением и временем. Когда Ротар встанет на ноги, его наградят: прибывший лидер отдал приказ отлить для Охотника два унтара - один золотой, второй сербалитовый (драгоценный металл кобальтового цвета, добывается на планете Урах). — Приветствую вас! Приветствую клан. Я, Нигнур'ктар, объявляю, что Ниски-гван мёртв. Междоусобной войне пришёл конец, атолл начнёт своё восстановление, чтобы пресечь вспышки бесчестных боёв. Науду должны одуматься, должны вспомнить, что Кодекс прежде всего. По залу прошлась волна рычания, яуты поддержали слова бывшего лидера. Кто-то вскидывал руки со сложенными копьями и трясли ими, позвякивали украшениями на рукоятях. Когда эттар стих, Нигнур'ктар продолжил: — Смерть Ндеинора и Старейшин на руках Ниски-гвана. Мы почтим память бесчестно павших, их твей пролился по вине Плохой крови. Ниски-гван объявляется йудом (вне закона), он ответил за свои преступления против клана. Я объявляю конец лидерства Плохой крови! Дейтхен’гар-Таренд взревел, вновь подняв над головой ритуальное копьё, потряс им, и Охотники единогласно зарычали в ответ, объявляя победу над Плохой кровью, над тем, кто со спины, уподобившись уманам, бил своих же единотвейных ур'ртха (братьев). Эттар весь наполнился рычанием, стрекотанием, яуты вытягивались, поднимая руки и держа в них оружие, они поддерживали лидера, стоявшего перед ними. — Кто бился за честь и за Кодекс, за свой клан, я горд за вас. Вы - Воины чести, и, когда придёт время предстать перед Кетану, он поприветствует каждого из вас, положит руку на плечо и произнесёт: "Уттаринд гроанд го смакд" (Пришедшему честь и слава). Эттар молчал, никто не издавал ни рыка, ни малейшего стрёкота, все внимательно слушали Нигнур'ктара. Слова, произнесённые им, являлись честью для каждого Охотника. Каждый надеялся услышать от Кетану высшие слова похвалы за честные Охоты, за лучшие трофеи и за пройденный путь Воина. — Остаётся нерешённым один момент, Нигнур'ктар. - Вперёд вышел Сулур'илар (Меткий басселард*), старший Охотник, присланный Жнецом. - Ты долгое время отсутствовал, изгнанный Ниски-гваном, и прибыл, чтобы освободить клан от его гнёта. Я принёс добрые вести от Жнеца: с тебя сняты обвинения в предательстве клана, твоё право на лидерство будет также восстановлено. Яуты вновь взревели, поддерживая Сулур'илара и соглашаясь с его словами. Он повернулся к ним и поднял правую ладонь, призывая зал соблюсти тишину в данный момент. Нажал несколько кнопок на наручном компьютере, и появилась голограмма: посреди зала стоял Жнец, плечи покрывал синий плащ. Жнец смотрел на Нигнур'ктара живым и незрячим глазами. Правая его рука опущена вдоль тела, а левая согнута в локте, через неё яут перекинул низ плаща. — Нигнур'ктар, я, Жнец, от лица Совета Старейшин снимаю с тебя все обвинения. Ты Свободный Охотник, тебе вернут без права отнятые унтары и полномочия. Также я возвращаю тебе звание Кар'клея и даю тебе новое имя: Истар-нойдэ (Оборотень). Охотники поддержали слова Сулур'илара воем и рычанием. Истар-нойдэ вторил им, взревев и ударив свободной рукой себя в грудь. Честь восторжествовала, Кетану наверняка будет праздновать победу над гнилой кровью: сегодня он и Воины, находящиеся возле него, будут праздновать великий момент, когда Воины чести одержали победу. Голограмму ещё не убрали, Жнец дожидался, когда эттар стихнет, когда твей яутов остынет и они будут готовы слушать дальше. Он наблюдал, как радуются Охотники, день справедливости настал, враг повержен, а павших с честью проводят на суд Кетану. Когда зал, наконец, стих и Оборотень вставил ритуальное копьё обратно в подставку, Жнец оглядел присутствующих, посмотрел на одного из яутов и кивнул. Моргард вышел вперёд и встал напротив голограммы. Моргарду не выпадала честь находиться в этом отсеке, но сегодня особый момент. Оборотень, названный некогда Нигнур'ктаром, действительно намеревался отдать молодого Воина на суд, отобрать у него звание Молодой крови и отправить в изгнание. Самка уманов была тому виной или отступничество Моргарда, но выбранная сторона при отвоёвывании клана сыграла немаловажную роль. Яут мог встать на сторону Ниски-гвана или же остаться нейтральным к происходящему, вместо этого он дрался за прежний атолл. Оборотень был в нём уверен, так как вздорный и горячий характер молодого самца действовали на него так, что он выбирал прямой путь, не виляя и не прикрываясь за чьей-либо спиной. С молодого самца сняли унтар за непослушание перед старшим, пусть и бывшим Вожаком, но стоящий по рангу выше всегда и безоговорочно имел право брать лидерство над младшими в случае чрезвычайных ситуаций. Моргард бок о бок прошёл с Оборотнем непростой путь от своего исчезновения из поля зрения атолла до возвращения обратно. Снятый унтар - серьёзное наказание, пусть и без назначенных полагающихся плетей. Потеря унтара - понижение, для поднятия статуса в клане потребуется серьёзная Охота, где нужно будет добыть трофей, для этого придётся сойтись в схватке с опасной тварью или же при поимке Королевы стоять на первой линии, где полагается находиться только взрослым и опытным Охотникам. Если Моргарду назначат такую меру, ему предстоит не только доказать своё право называться Воином, но и выжить, проявить себя. — Пока мы не забыли. - Жнец наклонил голову набок, чуть разведя жвала, демонстрируя положительное расположение. Моргард согласился принять своё наказание и пройти очищение Охотой. Он сделал ещё один шаг вперёд; Оборотень обратил внимание, что Моргард вышел из боя за клан не без повреждений. Заниматься состоянием одного этого яута не было времени, ему докладывали, кто пострадал и кто погиб, Моргард в этом списке тоже был, но лично Вожак его не видел. Начали затягиваться раны; на руках останутся шрамы, на правой ноге, на бедре, глубокое рассечение мышц, после операции увечья соединяли медицинские скобы и множество швов. Отрезанной ещё на планете уманов жвалы так и не было. Возможно, со временем, после очищения Охотой, Моргард решит нарастить искусственный бивень, а пока смысла не было. Из Охоты на Королеву невредимыми тоже возвращаются не все, стоящие на первом плане больше всего рисковали оказаться нанизанными на хвост матки, но такое происходило редко. Оборотень назначит Моргарду лучшего тренера, чтобы самец вышел из схватки не только живым, но и с минимальными повреждениями. — ...поэтому Морагрд не отправляется в изгнание, - продолжал жнец. - Он получает новое имя. Но перед тем как назвать его, скажу, что Моргард просил назвать его выбранным им именем. Это не возбраняется, хотя Молодой крови не положено называть себя, но я и Совет готовы пойти на такой шаг. Таэнгар-Лоанг (Укротитель шторма)! Оборотень одобрительно кивнул. Он знал истоки этого имени, но противиться не стал. Пусть это будет Таэнгар-Лоанг, твей в молодом самце ещё горяч. Со временем он решит сменить имя, когда перестанет быть Окровавленным, когда за плечами будет несколько Охот - и не только удачных. Когда будет что вспомнить, общаясь с другими науду и хвастаясь друг перед другом своими достижениями. Тогда уманка перестанет быть для него чем-то желанным, потому что Таэнгар-Лоанг поймёт: перед ним куда более важные цели, перед ним откроются новые достижения на пути Воина, и уманка станет чем-то, что было необходимо в то время, когда у молодого самца не было ничего своего. Собственная самка, пусть и умановская, на данный момент вызвала бы зависть, уважение в стане Окроплённых. Таэнгар-Лоанг повернулся к Оборотню, развёл жвала в стороны и громко зарычал. Эхо пролетело по эттару, и остальные яуты поддержали ур'ртха. Оборотень тоже присоединился к этой песне эйфории и победы, песне смерти и жизни. Но на мгновение мысли его перенеслись к уманке, которая пребывала в криосне. Он понял, как и Таэнгар-Лоанг, что произошло что-то важное, когда после великого боя за клан он вернулся за ней и перенёс на атолл. После проверки её состояния стало ясно: самка не представляет опасности, она больше не мутант. *** Вокруг царила тишина, которую, казалось, при желании можно было осязать. Она была реальной и в то же время неестественной. Так бывает, когда из шумного места попадаешь в отделённое от всего мира место, в комнату, в здание, в подземные переходы, в катакомбы, особенно ночью. Внезапная тишина обрушивается на неподготовленный организм и начинает давить. Собственные мысли становятся невероятно громкими, наверное, окажись кто-то рядом, он бы тоже услышал, какие громкие они. Так и сейчас: Айзек оглядывался, не понимая, то ли всё правда так тихо, то ли он сошёл с ума. Был и третий вариант: рай или ад и правда существует, и сейчас он находится между ними. Он осознал, что, помимо мыслей, реален и сам тоже. Дыхание было едва ли не громче, уставшее, постепенно успокаивающееся. "Кто мы такие?" - думал он про всё вокруг, про космос, про Вселенную, про крошечную Землю среди всего этого. "Я крупица в крупице", - вместо собранности Айзек рассмеялся на свою мысль. Он выпрямился, откинул голову назад, закрыл глаза и рассмеялся. Он чувствовал горечь сам в себе, понимая, что должен был плакать, опуститься на колени и кричать, а вместо этого смеялся смерти в лицо. — Николь, я победил! В ответ стояла всё та же тишина, тягучая, давящая, неестественная в череде последних прошедших недель. Айзек оглянулся и увидел стоявший поодаль контейнер, в котором когда-то перевозили, может быть, грунт. Одна сторона, чёрная, как смола, была покрыта крепким стеклом. В самой середине выгравирована остроконечная звезда. Шесть тонких лучей выходили из середины и расходились в стороны. Знак компании, работавшей когда-то на Эгиде-7, вымершей, когда Обелиск "проснулся". Айзек смотрел сначала на звезду, она должна была означать величие, власть над космосом, ещё одну область, куда ступила нога человека и где он стал хозяином. Когда взгляд со звезды перешёл на стекло, он увидел своё отражение. Сначала не узнал себя, полагая, что перед ним в отражении оставшийся в живых некроморф. Когда Айзек поднял правую руку и коснулся ладонью своего лица, отражение не отставало, повторяя каждое движение. "Это я", - удивлённо подумал он. Если бы ранее перед ним стояла настоящая Николь, живая, она ужаснулась бы его внешнему виду, вгляделась в него, как это бывало раньше по видеосвязи, сравнивая образ в памяти с образом в экране. Ещё одно подтверждение, что Николь мертва: её не испугали ни неаккуратная небритость, ни уставшие красные глаза, ни сгорбленная спина от тяжести пережитого. Ненастоящей Николь было всё равно, что с ним произошло. Она преследовала его, выматывала, заставляла сходить с ума, и она же - причина такого нерадостного внешнего вида. Айзек отвёл руку в сторону и посмотрел на кисть: ногти обломаны, неровные, по бокам грязь, въевшаяся глубоко. Он снова посмотрел на своё отражение и посчитал себя неестественным. Отражение - другое дело, он его видит, видит себя в стекле. Там он живой, уставший, но ещё на ногах. Пальцы сильнее сжались, ощущая оружие, его стальной холод. И в стекле настоящий Айзек тоже держал оружие, сжимал его. Только там не видно пустоты, зияющей дыры прямо посреди груди, которая так явно ощущается. То ли сердце перестало биться, то ли просто пока непривычно без мутантов. Айзек отвернулся от отражения и прислонил ладонь к нагрудному карману. Постояв так, прислушиваясь к себе и решаясь на что-то новое в освобождённом мире от монстров, он, не снимая перчаток, аккуратно вынул из кармана небольшого размера фотокарточку. Верхний левый угол загнулся, посреди фото проходит линия, означающая, что когда-то фотокарточку сгибали пополам. Она выглядела как карта какой-то местности, линии вмятин - это реки, потёртости - леса, некоторые линии удачно складывались и образовывали горы. Со снимка смотрела Николь, живая, красивая, улыбающаяся. Кажется, чем-то смущена. Так и было, когда Айзек её фотографировал перед роковым отлётом на Ишимуру, Николь смеялась и говорила, что неважно выглядит для дня фотографирования. "Я выгляжу невыспавшейся", - снова рассмеялась она, и Айзек её сфотографировал. На мгновение рука остановилась, когда он хотел убрать снимок обратно в карман, затем ещё раз посмотрел на Николь. Короткие светлые волосы, в левом ухе была видна капелька-серёжка. Брови приподняты, и во взгляде, помимо смущения, удивление, доброта, понимание. После вспышки Николь слегка наклонила голову в бок и молча посмотрела на Айзека. Как будто шестым чувством понимала, что это последняя их встреча, пока она ещё жива. Уголки губ приподнялись — едва заметно, что было непонятно, то ли она и правда улыбается, то ли это грусть. — Покойся с миром. - Айзек согнул карточку пополам и отбросил в сторону. Ведь есть ещё Саша, которую он потерял и которую хотел найти. Её сигнала так и не появилось, сколько он ни искал. Если она была заражена, была не трансформировавшимся мутантом, скорее всего, её постигла участь всех некроморфов. - Покойся с миром, Саша. Земля. Наконец-то за невероятно долгое время он улетает на Землю. На планету, которая столько раз снилась ему, его планета, его Земля. *** Только один раз Саша проснулась, когда крышка капсулы открылась. Всё так, как когда-то давно, тогда произошла одна из первых встреч с Моргардом. Детали обломками всплывали на поверхности памяти, то тут, то там появлялись новые факты. Некоторые ни о чём не говорили, являясь чем-то неестественным, незнакомым, а что-то удалось соединить вместе. Саша открыла глаза и вспомнила, что ей снился дождь. Она сидела дома, в маленькой квартире, кажется, была весна, вечер, а за окном шёл дождь. Весенние капли барабанили по карнизу, и этот чудесный звук. Ощущение спокойствия, вот что было во сне. Вся тяжесть исчезла: с возвращающимися частями мозаики воспоминаний не возвращалось ощущение одиночества, чувство боли не проходило током по телу. Таэнгар-Лоанг встал рядом с другими яутами, Саша приподнялась на локтях и удивлённо оглядела каждого. Неужели это ещё не конец? Или ничего не заканчивалось? - Кажется, я тебя не видела ни разу раньше среди остальных яутов. Саша говорила тихо, она ощущала слабость. Сон ещё не до конца оставил её, хотелось погрузиться обратно в сладкую дрёму. По коже поползли мурашки, Саша поёжилась и улыбнулась. Язык не поворачивался попросить закрыть крышку капсулы и дать ей выспаться, так как сонная тяжесть путала мысли. "Я изучаю медицину, буду наблюдать за твоим состоянием, пока ты здесь", - ответил Таэнгар-Лоанг. Саша закрыла глаза, не в силах бороться с надвигающимся сном. Она не знала, сказала это вслух или просто подумала: "Чтобы знать, как убивать эффективнее". Ей хотелось увидеть сон, в котором снова будет дождь, чтобы это был летний дождь. Вечерний, когда за окном уже ничего не видно, только слышно, как барабанят тёплые капли по окну, как шелестит листва, как шуршит дорога под колёсами машин. Этого не хватало, не хватало Земли, родной и такой далёкой. Саша вспомнила, что хотела туда вернуться, вспомнила и то, что её не хотели отпускать. Вот только почему? И далёкие мысли об Эйнаре - она отпустила его, не вызывая в памяти когда-то любимый образ. Воспоминания о Таэнгар-Лоанге ещё не сложились в единую картину, но нужно ли им складываться, если покой, долгожданный и в конце концов наступивший, настал в её жизни? К чему теперь вопросы, раскроющие былые раны? Теперь знала, что она не Исхэ, это чужое имя ей не принадлежало никогда. Откуда оно взялось, Саша уже не помнила и не хотела вспоминать. Ей стало легче дышать, мир вокруг стал другим. С исчезновением чужого имени появилось ощущение жизни, она, Саша, больше не умирает. Таэнгар-Лоанг положил ладонь на её голову и провёл по волосам. Они отросли и уже скрывали уши, отросли до плеч. Он смотрел на неё по-новому, не как на врага, на того, кого нужно убить. Он смотрел на неё как на умана, с которым прошёл немалый путь, непростой. У них разные дороги, но отпустит ли её Истар-нойдэ. Таэнгар-Лоанг подумал, что посвятил своё имя уманке, а в итоге отправляется на путь Воина сильным яутом, бесстрашным и понимающим, что не всё во Вселенной подчинено им, яутам. В том их отличие от уманов: понимать природу вещей, оценивать свои силы. Силой можно отнять свободу, но нельзя отнять то личное, что скрывается в глубине каждого сердца. То, что будет жить, пусть и слабой искрой, - это надежда. Крышка капсулы закрылась, Саша мирно спала. В её родном городе на Земле выпал первый снег.