Welcome to Россия!

– Подъем! Пора будильником обзавестись! – будила нас бабушка Тоня, от которой уже пахло чем-то съестным, – Поглядите, разлеглась. Саша! Я о чем говорила? Бабушка взглядом метала в Сашку молнии, а она в свою очередь спросонья не могла ничего понять. Проморгавшись, она уставилась с укором на меня. – Я попросила... – призналась я, под её тяжёлым взором, – Никогда не спала на рас-кла-душках. Говорить с утра на русском опыта не было. Теперь есть. Внутренний переводчик выдавал ошибку и спал. А со словами происходило буквально – слышу звон, да не знаю, где он. – Хотелось бы верить. Если что всегда можешь сказать мне и... – Нет, нет, всё в порядке, – замахала я головой. Саша посмотрела на бабушку, говоря этим: "Вот видишь". Но когда выходила из комнаты, получила от неё, стоящей в дверном проёме, оплеуху. – Да за что? – взмолилась она, потирая затылок. – За всё хорошее, – ответила ей та, снова скрещивая руки на груди. – Ничего хорошего я не делала, несправедливо. – В этом-то и дело, – вздохнула бабушка, – Шевелись давай! До обеда возиться будешь. Саша с обиженным видом, наигранным, но довольно правдоподобным, поплелась в ванную. – Дорогая, как спалось? – переключилась бабушка Тоня. – Хорошо, только я забыла по... Звонить, позвонить родителям. – Не переживай, я позвонила. В следующий раз, пожалуйста, не забывай, они переживают. – Да, конечно. В ванной всё ещё была Саша. Начищала зубы. Сделав мученическое лицо, она посмотрела на вошедшую меня. – Ну вот скажи, за что мне всё это? – плакалась она, – Насилие в семье! До чего докатились! Скоро во всех газетах на первой полосе: "Бабушка терроризировала несчастную девочку на протяжении шестнадцати лет и во что это вылилось...". Вышибет мне мозги, а потом вопросы! Саша, а почему оценки такие? Саша, когда за голову возьмёшся? Да блин, браться уже не за что! – прокричала она с щёткой в зубах. – У тебя их и так не было! Чего ж врешь то человеку? – послышался бабушкин голос с гостиной. – О как! Вот так вот, да? Слышала, бабушка считает меня тупицей! Ох, Анни, но ты то ведь понимаешь, что невозможно жить без мозга! Поэтому клевета! Абсурд! Ну и пусть. Пускай! Не на моей совести будет! Бабушка больше никак не реагировала. Я, наблюдая за этой драмой, забыла зачем пришла. Вспомнив, стала умываться. – Ну да, зачем отвечать бедной Саше... Пусть гниёт всю жизнь одна. И только правда будет на её стороне. Так и напишут на моей могиле: "Хотела быть услышанной, все же только смотрели". До глубины души задело. – Придумаешь, тоже. Ответить просто нечего. После театра одного актёра и водных процедур, мы уселись завтракать. На кухне я почувствовала себя дома. Дома в понятие состояния души, а не места. Там было много всего. Что-то я даже видела впервые. В принципе, в своей жизни. Но когда у меня заболела шея от постоянных вращений туда-сюда, я успокоилась, остановилась. Сегодня за окном была пасмурная погода и начинал идти снег. Ну это так, к слову, просто не знаю когда об этом лучше сказать. Бабушка для нас постаралась. На столе стояла большая миска с пирожками. Вчера я говорила, что сэндвич из контейнера, обмягший, кем-то уже по нескольку раз пережеванный, был шедевром кулинарии, но как я ошибалась. Боюсь, это самая большая ошибка моей жизни. То, что сейчас стоит передо мной, ароматные, горячие пирожки, сделанные вот-вот, минутами ранее. Вот оно. Вот он шедевр кулинарии. – У вас всегда так? – спросила я Сашу, толкнув в бок. – Нет, я по утрам сырую картошку грызу, – серьёзно ответила она, – Пиршество в честь вас, мисс! Бабушка её слов не слышала, но бьюсь об заклад, если бы слышала, то Сашка отхватила бы по голове силиконовой лопаткой. – Так... Тут есть с картошкой и с капустой. Там уж какой попадётся, – сказала бабушка и продолжила жарить ещё одну партию. Ем всё, не привереда. Зато Саше было принципиально. – Вот вечно ты эту русскую рулетку устраиваешь. Специально, что-ли? – негодовала она, обнюхивая пирожки. Сначала брала один, нюхала, производила в голове анализ по определению состава начинки, клала обратно или кусала. – Ага, чтобы ты мне мозги повыносила. Я люблю такие и гостья тоже, – она показала на меня, жующую первый попавшийся пирожок. Он был с капустой. – А делить? Можно одни в одну кастрюлю, другие – в другую. – Кастрюль на тебя не наберёшься. После этого Саша выбрала играть в молчанку и больше ничего не говорила. Пирожок себе нашла. Повезло, с картошкой. – Не знаю говорила ли тебе Саша, но сегодня ты поедешь с ней в её школу. Она у нас учёбе противиться. А потом начинается беготня за учителями, Саше нравится, да? – Сашка кивнула, – В общем, исправит пару предметов и пойдете на санках кататься. – Да, Саша говорила. Я съела несчётное количество пирожков. Казалось, лопну. Даже не была уверена, что смогу встать. Зато Саша, которой два раза повезло, больше рисковать не захотела. И была налегке. У меня была ещё одна не выполненная миссия, так скажем. Вещи разложить. Такое нудное занятие, на самом деле. Даже рассказывать не буду. Разложила и разложила, это были не самые лучшие пятнадцать минут моей жизни. И я снова нашла коробку с подарком для бабушки и пакет с шаром. Шар, кстати, был в порядке, выдохнули. Подумала, что лучше дарить на Новый год. Да, в общем, главное, не уехать с ними обратно домой. Свою маленькую миссию я выполнила, в ней мне помогала бабушка, к слову. Нужно было собираться, ибо Саша была уже готова. Сидела что-то повторяла в тетради. Историю, узнала я потом. Пока раскладывала вещи, отложила себе бордовое худи (теплое, с флисом) и джинсы, которые уже около года назад протерлись на коленях. Прошлась пятерней по волосам. – Расчёску не одолжишь? – посмеялась с меня Саша. – Нет, она эксклюзив-ная, – я повертела перед ней кистью, – Спецзаказ. Сашка посмеялась и вернулась к повторению. На ней сегодня был свитер с вышивкой кота. Быть может, слегка детский, но ей шёл чрезвычайно. – Сама вышивала? – почему-то решила спросить я. – Не-а. Бабушка,– ответила Саша, всё ещё повторяя конспект. Возле неё лежала кошка. Белая, совсем, полностью и с голубыми глазами, схожими, наверное, чем-то с Сашиными. И совершенно не была ей интересна эта история, она сопела, виляя хвостом. А Саша иногда почесывала ей за ушком. – Её зовут Бьякко, – сказала мне Саша, зная, что я смотрю на кошку, – В японском фольклоре Бьякко – белая лиса. Чтобы прям лиса не знаю, но белая, да, белоснежная. Все были собраны. Можно выходить. Бабушка проводила нас до двери, чтобы потом закрыть её за нами. Пожелала Саше удачи, на что та махнула в знак прощания, игнорируя, потому что "обиделась". На улице жуткий мороз. Который раз выхожу на улицу и хочу зайти обратно. Обратно в тепло. В дом. Ещё и гололёд корочкой покрывает асфальт, делая мой поход куда-либо игрой на выживание. Каждый шаг продуман и сделан настолько аккуратно, насколько это априори возможно. В то время, как Саше никакие гололеды были не по чем. Она, как Иисус по воде, шла так, будто для неё внезапно наступила оттепель. До остановки я дошла, на этом можно и закончить. Один (всего один) раз я поскользнулась, готовая лететь головой в асфальт, но Саша схватила меня за руку. Близкой встречи с асфальтом не случилось, как бы он этого не желал. Пожалуй, наши чувства не взаимны. – Мисс, вы кажись забылись, нам в школу, а не в травмпункт, – прокомментировала тогда Саша. Давайте долгое ожидание никогда никуда не спешащего автобуса будет само собой разумеющееся? Саша листала что-то в телефоне, периодически клацая по экрану. Я маялась от скуки. Не люблю ждать, хоть убей. Рассмотрела Сашины ногти. Ни один ноготь не был похож на другой. Один был чёрным с нарисованным мухомором, другой зелёный с красными полосами, третий без цвета, но со стразой рядом с кутикулой, четвёртый блестящий, синий, пятый белый с красным сердцем. Это только правая рука. – Сама ногти делала? – Не-а... Подруга. Нравятся? – Классные, – кивнула я. – Хочешь тоже такие сделает? Я попрошу. Неудобно. Я замялась, не решаясь согласиться. Её подругу я знать не знаю, как и она меня. – Ладно тебе, – махнула Саша, видя мое замешательство, – Увидишь, как она отплясывать будет да оды в твою честь сочинять. Она тебя расцелует, только скажи, что тебе понравился мой маникюр и ты хочешь такой-же. Я не ответила. Прибыл автобус. Решила не спрашивать сколько же мы будем ехать. И вообще решила вопросы пока не задавать. Задала уже. И записана на маникюр. Ладно, да, это плюс. – Скоро выходим, – через минут десять предупредила Саша, не выпускавшая телефон из рук всё то время. Твою мать, её даже не укачивало. Через остановку мы вышли почти у самой школы. Прошли ярдов шестнадцать. Было, сначала я подумала, что мы не туда свернули. Передо мной сгорбилось низкое, в четыре этажа здание. Некогда бежевое, но облупившееся, проявившие себя белыми пятнами. Покатая крыша не внушала доверие. Казалось, вот-вот начнёт сползать вниз. На тебя. И острыми краями черепицы обязательно вонзиться. Но дернув Сашу за рукав и спросив, я узнала, что моему взору открылась школа. Школа, в которой она учиться. Никуда мы не сворачивали, но, честно, лучше бы свернули. Входная дверь оказалась для меня тяжёлой. Саша тоже открыла её с трудом, говорит, сама её редко открывает. Не потому что не ходит, потому что впрягает кого-то другого, что так гуманно с её стороны. Внутри, о чудо, как резкий прогресс в технологии, стоят турникеты. – Они не работают, – обломала Саша. Ну зато рядом в тесной будочке сидел охранник. Опустив журнал, он взглянул на нас исподлобья абсолютно отстранённо. Ради приличия я пробормотала: "здравствуйте", Саша меня одернула. Охранник поднял журнал и без интереса стал пролистывать страницу за страницей, периодически смачивая большой палец. Турникеты оставались единственным всплеском резкой современности. Всё внутри, за штангами турникета, я бы назвала убогим модерном. Салатовые стены, такими когда-то бывали, совсем как фасад, покрылись ветрянкой белой шпаклёвки. В холле вместо обычного окна – витражное. Арочное, напоминавшее цветастую мозаику в соборах. Саша повела нас вверх по лестнице, отделанной белой плиткой. Перила бы хоть подкрасили. Никуда не годится. – Перила только не трогай, – предупредила Саша. – Почему? – Ради Христа, просто не трогай, – тяжело вздохнула она, – Военная тайна. Я бы возмутилась, но нет повода. Трогать эти перила вообще последнее, что я бы хотела сделать. Один внешний вид их, как знак "не трогай меня". Кто-то действительно за них держится и остаётся без заноз краски? Бескрайние просторы третьего этажа бескрайними были только благодаря отсутствию людей. Не абсолютному. Люди были, отмеряли шагами расстояния между кабинетами, стояли, опираясь о стену, дергали занавески. Все они, как заблудшие души, бесцельно, казалось, скитались туда-сюда. На деле ждали и когда из кабинета кто-то выходил, туда заходил один из "заблудших". Возродилась мысль о том, что мы всё-таки не туда свернули. И забылись мы обе, оказавшись как раз-таки в травмпункте. – Идём в тридцатый кабинет... В тридцатый, – заела пластинка, – Историю знаешь? – Смотря что, – невозмутимо ответила я. – Я шучу. Мы встали около пластиковой двери. На скотч была приклеена к ней бумажка. "Номер тридцать, кабинет истории" – прочла я. Саша постучала, но, не дожидаясь ответа, вошла. Меня за собой потянула. Батареи в кабинете – кипяток. Сразу на пороге накрывает духота. Саша шепнула мне от том, что это нонсенс. Стоял аромат мужских духов, у меня зачесался нос. За учительским столом сидел мужчина в синей рубашке под тёмным жилетом. На макушке взгромоздились овальные очки. – Утро доброе, Виктор Анатольевич! В газетах уже пишут, что Ленин из Мавзолея пропал? – Саша бодро зашагала к учительскому столу. – Доброе, – кивнул Виктор Анатольевич, – Я так полагаю, твоих рук дело? – Вот, кто всегда оценивает меня по достоинству! – Кажется только, Владимир Ильич оброс слегка, – Виктор Анатольевич перевёл взгляд на меня, а потом по слогам добавил, – и по-ры-жел. Я стояла в недоумении ещё после Сашиных слов о пропаже Ленина из Мавзолея. До меня никак не могло дойти, что это шутка. Да, возможно, в какой-то момент я допустила мысль о том, что действительно пропал. Кто этих русских знает. – Вот, что ваша Ма-а-сква делает с людьми, – покачала головой Саша, – Ладно, оставим Владимира Ильича в покое. Это бабушкина внучка. Моя... Племянница? – Здравствуйте... – подала голос я. До этого, наверное, думала, что немая. – Я бы не сказал, – ответил Саше учитель. – Ну типа, – закатила она глаза. – Присаживайтесь, пожалуйста, – Виктор Анатольевич обратился уже ко мне, – Как вас зовут? Долматова, повторяй пока Февральскую революцию. – Анни... – сказала я, будто бы была не уверена, моё ли это имя, – Анни Ботрайт. Для уверенности добавила. – Ботрайт... – учитель почесал переносицу, – Я преподавал у Елизаветы, вашей матери. Ее боялись все, кажется, даже я, – он усмехнулся. – Неужели настолько? – Преувеличиваю, конечно, – Виктор Анатольевич опустил голову в журнал, на котором лежали его руки, – Строгая девочка была, староста. Была авторитетнее половины учителей и, честно, была сильнее многих из нас, мягкотелых. Самое страшное, когда назначала кого-то дежурным. Им доставалось неплохо... – А что прям била? – вмешалась Саша, – То-то я знаю в кого она. – Нет, Долматова, не била, ругала, – Сашка махнула рукой, тогда не интересно, – В общем, всегда первая, всегда впереди. Хорошая девочка была... Долматова, повторила? – Да, – Саша оторвалась от конспекта, – Февральская революция началась в конце февраля... Хорошая девочка была. Звучит так, будто её не стало. Но ведь была и осталась. – ...со стороны либералов, – я прослушала весь Сашин ответ. – Учи, Долматова! Тебе только пятёрки ставь, а ты, ай-яй-яй, на уроках с Осколковой языком чешишь, – причитал Виктор Анатольевич, выискивая строку в журнале, – Она то ладно, подцепила Иванюка, у него родители военные, а тебе, Сашка, только историю учить и учить. Учитель ручкой указал на конспект. – Какова несправедливость! – вскричала Саша. – Иди скажи кому-нибудь это, – улыбнулся он в ответ, – Или найди себе такого же "Иванюка". – Типун вам на язык! Разве кто-то говорил, что это лучше, чем история? – Тут-то и оно. Я думала он имеет виду, что никто, но нет. Нет, кажется, он имел ввиду не это. – Тут-то и оно... – повторила Саша, кидая тетрадь в портфель, – С наступающим, Виктор Анатольевич! Без вас неделя, что вечность. Но обещаю, в Новый год я о вас вспомню, желание вам загадаю, вот вы о чем мечтаете? – Чтобы вы, дети, образованее стали. – Безнадёга, – махнула Сашка, направляясь к двери. – До свидания, – кинула я. – До свидания, Анни, – попрощался Виктор Анатольевич, – С наступающим. Саша застыла возле двери с вытянутой к ручке рукой. – Обделили. – И тебя, Долматова. – Вот, – кивнула она и потянула ручку вниз, – И вам не хворать! И в новом году, чтобы... – Да пошли уже, – перебила я, легко толкая Сашу в спину. Направились мы по ступенькам наверх. На четвёртый этаж. – У вас это на уровне ДНК передаётся что-ли? – это Сашка жаловалась, что уже даже я с ней грубо обращаюсь, что я совсем, как бабушка. – Я не со зла. Саша замолкла. Вчера я думала, что говорить она не намерена, но теперь не намерена она скорее молчать. И тогда это была демонстративная, наперекор бабушке Тоне, показуха. Якобы, ты сказала разговаривать с ней, а нет, я буду молчать. Похолодало. Саша сказала, что нормальное явление, ведь мы пришли на четвёртый этаж. Так-то оно так, но не в морозильную камеру же. Объяснение: "Холодно, потому что мы на четвёртом этаже, чего ты ожидала", мало что мне объясняло. Но потом мы подошли к кабинету математики. И я поняла, не в морозильную камеру, в морг. Саша притихла слишком надолго и я стала переживать, подергала за рукав. – Ещё спрашиваешь, почему холодно? – я покачала головой, – Ладно, пока за мной не закрылись врата в ад, скажу то, что я поняла за десять лет моей несвободной жизни. В аду холодно. За неделю здесь у меня, похоже, мировоззрение смениться с концами. Но в аду действительно холодно. Саша открыла дверь. И закрыла. – Там ещё занято. – Что пересдаешь? Алгебру? – Если бы, – усмехнулась она, но улыбка быстро пропала, – Геометрию. Не могу доказать равенство треугольников с седьмого класса, рисовать равнобедренный треугольник отличный от равностороннего, а знаю только то, что высота это... Луч, проведённый к основанию или чему там. – Пер-пен-дикуляр, – поправила я, – Перпендикуляр, проведённый к основанию. – Я ничего не знаю, – смирилась Саша, расслабив лицо до безэмоционального. Дверь кабинета раскрылась, из неё бодрым шагом, почти вприпрыжку, вышла девушка. Тёмные волосы, стриженные под причёску боб, покачиваются, когда она шагает в нашу сторону. По полу стучат каблуки кожаных сапог. Поверх сапога лежат джинсы низкой посадки, чуть расклешенные, чем-то схожи с Сашиными. Как эта бедняжка не мёрзнет? На ней была одна болотная трикотажная кофта на пуговицах, еле закрывающая живот и имеющая большой вырез на груди. С шеи вниз до грудины свисал кулон. Серебряная цепочка и медальон в форме алого сердца. Куртку девушка держала под мышкой, а второй рукой придерживала красную сумку-портфель. – Чего такие кислые? – прищурилась она своими тёмно-зелёными, огромными глазами в обрамлении слипшихся, длинных ресниц. – Для равновесия, ты-то уж больно радостная, – фыркнула Саша, – Ну как там? В процентах, пожалуйста. – Шестьдесят или я бы даже дала пятьдесят пять, – девушка повертела кистью, типа пятьдесят на пятьдесят, – Пытка устно, пытка у доски, сама знаешь. Не бери у доски линейку, которая лежит у неё на столе, иначе это линейка будет у тебя в глазу. Скажешь единое слово, не связано с геометрией, линейка окажется всё в том же месте. Не думай ответ больше двух минут, лучше скажи: "не знаю", не запинайся, не делай долгие паузы, лучше в таком случае молчи и возвращайся к "я не знаю". Положишь мокрую тряпку на мел она положит тебя головой в ведро... Ну и по мелочи, не кашлять, не чихать, не улыбаться, не плакать, не молить о пощаде, в общем, всё стабильно, всё по-старинке. Пока Саша загибала пальцы, попутно кивая, я переводила взгляд с неё на девушку и думала, они сейчас шутят или нет. – Утрируем, – щелкнула пальцами девушка, когда за перекрестившейся Сашей закрылась пластиковая дверь, – Меня, кстати, Света зовут. Девушка протянула мне руку. У неё были длинные пёстрые ногти, в стиле Сашиных и я стала думать, что это и есть та подруга. Та подруга, на маникюр к которой я Сашей была записана. – Анни, – я пожала её руку. – А ты откуда такая? У тебя миленькое произношение, – улыбнулась мне Света. – Я из Северной Америки. Хотя скажи я: "из Америки", сомневаюсь, что она бы подумала о Южной. – Блин, здорово, всегда хотела познакомиться с американкой. А Саша так и не сказала откуда ты приезжаешь, интригантка фигова, – закатила она глаза, – О, ты же с нами кататься идешь, да? – Иду. – Тогда тебе ещё с остальными знакомиться. Нас пятеро: я, Саша, Вася, Юра и Костя. То есть, уже шестеро, – и Света загнула шестой палец. Шестеро. Я ни с кем ещё не знакома, никто ещё (кроме Саши и Светы) не знаком со мной, но я уже, как член компании. В новинку, честно. Не думала, что в компаниях бывает свободный вход. Света стала задавать много-много вопросов, а мне нужно было быстро-быстро переводить и отвечать. Вопросы были по типу: "какой цвет любишь?" или же "кошки или собаки?". И вот игра в "или-или" особенно нравилась Свете. К тому времени, как из дверного проёма показалась Саша, она собрала обо мне полную характеристику. Я уверена, даже по столь примитивным и детским вопросам она узнала обо мне всё, что ей было нужно. Сашка глянула на нас, подняла бровь и махнула. – И все-таки кофе, – поставила точку Света, но для меня никакой точкой это не было. Еще чего, знаю я таких ставщиков точек. – Чай, – продолжала стоять на своём, – Кофезависимая. Ты знаешь, что кофе нарушает работу сердца и вызывает его заболевания? – Кофе, – покачала она головой в ответ, игнорируя мои слова. Наш горячий спор начал её вопрос о том, что лучше кофе или чай. Я отстаивала чай. – Нас ждут, – оповестила Саша, скрестив руки на груди. На вопрос "где?", я получила ответ, что остальные ребята сидят в столовой. Сырость всё, что осталось от столовой. С потолка в вёдра звонко капала вода, а иногда падала на пол, где ведро отсутствовало. Я нафантазировала, будто потом они этой водой доску от записей мелом протирают. Приоткрыты окна, покачиваются, вздуваясь занавески из белого вуаля. Столы, покрытые полиэтиленовой скатертью с узорами цветов, под столы задвинуты разные отчего-то стулья. На стенах развешаны плакаты сейчас в обрамлении серебристой мишуры. Плакаты, призывающие мыть руки перед едой. Обязывающие соблюдать тишину. И те, где писалось о пользе витаминов и о том, как важно правильно питаться. Разве имели они здесь какой-то смысл? Кто-то действительно прислушивался? Максимум читают от нечего делать в очереди. Пускай плакаты и симпатичные на вид. Безлюдно. Во всей столовой занят лишь один столик. Его заняли два парня. Один рыжий, другой тёмный. У рыжего на голове кладбище ржавых спиралей. Пряди его волос вьются в необычные, слегка торчащие кудряшки. Брюнет подстрижен под причёску "шторы", спадающую ему на глаза. И даже мальчики, как показалось, одеты куда любопытнее меня с моими вечными худи да протертыми джинсами. Рыжий в полосатом свитере, обмотанный темным шарфом с кисточками на конце, которые он с огромным интересом перебирает. Брюнет в рубашке с синими пуговицами и на вид хилой куртке, на шее висят наушники облепленные кучей наклеек, сам он играет во что-то в телефоне, тыкая по экрану с такой скоростью, что я удивляюсь, как у него на месте пальцы. Попутно переговаривается с рыжим. Потом они видят нас. – А я говорю кофе лучше, вкуснее и практичнее, – спор Свете не надоедал, в то время, как я отстаивала свою точку зрения уже с неохотой. Саша молча плелась впереди нас и, наверное, спор нервировал и её. – Чай, – я стала терять смысл этого слова от количества раз, которое я произнесла его за сегодня. – Чай лучше, – вмешался в перепалку рыжий. Я обернулась на Свету, которая стала отставать. – Один – ноль в мою пользу. Света фыркнула, подошла к рыжему и ткнула пальцем ему в плечо. – Подлиза, – упрекнула она, – Ещё друг называется. – Не уважаешь чужую точку зрения, – констатировал рыжий. Я наблюдала за ними стоя рядом с Сашей. Её умение резко замолкать и долго не открывать рот, меня пугало. Выглядело это как перепады настроения. То болтает без умолку, то в рот воды набирает. – А я тоже за кофе, – поднял руку, привлекая внимание, брюнет, но ни на секунду не отрываясь от экрана мобильного. – Один – один, – щелкнула Света, стукаясь кулаками с брюнетом. Счет мы сравняли, но Саша, внезапно онемевшая, свой голос ещё никому не дала. – Наркоманы, – рыжий сложил руки на груди. – Действительно. Я согласилась с ним, так оно и было. Как можно пить кофе? Горький, жутко мерзкий на вкус, прогорклый. Пьют его, полагаю так, чтобы горечь, перекрытая ложками сахара, могла возвращать в реальность, невзначай напоминать, что в действительности не всё так сахарно. Детям кофе нельзя. Потому что рано горькое пить. – Шура, спишь? – рыжий наклонил голову и усмехнулся. Саша грозно, исподлобья, метнула на рыжего взгляд, который я расценила, как испепеляющий, но не как метафору. Рыжий превратился бы в пепел, стул в пепелище, если б Саша не смягчила взор. Пощадила. – Заткнись? – предложила Саша. – Чай или кофе? – спросила Света, перебивая рыжего, который, видимо, хотел Саше возразить, но успел лишь открыть рот и сразу закрыть. Сашка только пожала плечами. – Чай. На лице расцвела самодовольная улыбка, все свои тридцать два зуба я показала Свете, показушно загиная второй палец. – Кто-то знает пословицу "старый друг лучше новых двух"? – Не-а, Светик, не в этом случае, – щелкнул языком рыжий, – Сашка, прошу тебя, лицо попроще. Неужто Виктория Борисовна уделала тебя в неравном бою? Не одну меня напрягает Сашина перемена настроения. – Пыталась уделать, – поправила она, – Подлыми приёмами, типа ножа в спину. – Линейки, – усмехнулся брюнет. Звучало поистине забавно, но, похоже, Саша сейчас богатой на шутки быть перестала и говорила серьёзно. Нож (или линейка) в спину было только сравнением. – Ты ведь не про физическую силу, да? – чтобы понять, спросила я. – Нет, конечно. Оглянувшись, увидев ребят, я поджала губы, они Сашины слова поняли сразу. И слова поняли, и её. – Костя, мы с тобой больные, – ударил себя по лбу рыжий. – Чем? – спросил брюнет, так понимаю, Костя. – Склерозом! Мы даже не представились. Действительно. – Да? Я думал мы с ней знакомы. Его правда. Даже не спросив имен, мы стали общаться, будто знаем друг друга с пелёнок. – Я Костя, но, вроде, меня уже представили, спасибо, Юра, – Костя отложил телефон, протянул руку, которую я коротко пожала. – Меня зовут Анни, – улыбнулась я. – Анита! Аннет! Антуанетта! Мадам, у вас потрясающее имя, – Юра (его взаимно представил Костя) тоже протянул руку для рукопожатия, – Большое спасибо моему дорогому другу Константину за то, что он любезно меня представил! Низкий тебе поклон! – Не за что, – Костя снова взял в руки телефон. Увидела, как в столовую зашла, оглядываясь, девочка, как я прикинула, класса восьмого. Вся в белом, как на свадьбу. Стеганая куртка до икр, с голубым мехом на капюшоне. Белые сапожки, конца и края которых не видно благодаря длине куртки. С лица разноцветными заколками убраны светлые волосы, только две пряди были крашеные розовой краской. Пока я её осматривала, девочка уже шла к нашему столику. – Вы из разных классов? – почему-то сначала я подумала, что вся компания из одного. – Нет, – ответила мне Саша. Так и оказалось. Не из разных. Но девочка в белом выглядела куда младше остальных ребят. – Вася! Мы тебя заждались, – Света пошла обниматься с новоприбывшей. – Вася – девочка? – шепнула я Саше, думая, что громко задавать этот вопрос не стоит. Когда Света перечисляла имена я была готова увидеть трёх мальчиков. – Ее полное имя – Василиса. Вася это сокращение. Василиса поздоровалась со всеми, подошла ко мне. – Привет, Василиса, для всех просто Вася, – её голос мне показался тихим. Она протянула не одну руку, а две, приглашая в объятия. Заметила, что у Васи было проколото крыло носа. – Да, я уже в курсе, – улыбнулась я, обнимая, – Меня Анни зовут. Благо, церемония знакомства со всеми миновала. Саша могла бы упростить мне жизнь, если бы представила меня всем сразу. – Вася, кофе или чай? – никак не угомонится Света. – Э... Кофе? Да, кофе. Ничья. Я надеюсь, что этим спор закрыт. – Два – два, – Света показала мне два согнутых пальца. – Знаю. – Ну и в пользу кого счет? – Дружбы? Звучало, как стремная цитата. – Всё, отчаливаем, друзья, – скомандовала Сашка, усмехаясь. Толпой мы вывалились из школы. Охранник в будке снова исподлобья изучил нас, хотя точно знал всех, кроме меня, естественно. Парни шли впереди нас, их разговор я нечаянно подслушивала, но не о чем интересном они мне не поведали. Говорили об оценках и том, как гордо предъявят табель родителям. Мы с девочками перекидывались парой слов, пока Саша не завела тему про маникюр. – Анни понравился мой маникюр, – рассказала она Свете, – Такой же хочет. Глаза у Светы заблестели. Она сразу схватилась на мои руки, стала рассматривать и прикидывать. – А я говорила, – Саша напомнила о своих словах о том, что Света будет только рада. – Смотри, тут можно наклеечки, тут стразами или рисунок, или выложить стразами рисунок или... Света предложила мне наращивание, от него я отказалась, не моё. Сказала, что у меня красивая форма ногтей. Это все вкратце. – Приходи послезавтра, часа в три-четыре, – в конце сказала Света. – Ну... – я покосилась на Сашу, с вопросом "удобно ли?". – Послезавтра так послезавтра, – на том и порешили. Всю дорогу я скользила. Проклинала гололёд и зиму в целом. Даже пытались пинать асфальт, с чего все дружно похохотали, мне одной было не до смеха. Света с Сашей взяли меня под локти, чтобы риск падения стал меньше. Стал ли он меньше? Быть может и стал бы, если бы Саша завязала болтающийся шнурок. На который впоследствии, конечно, наступила. И полетела вниз, чуть прокручиваясь каким-то образом на бок. Мы со Светой дружно попадали вслед за ней, как верёвкой связанные. Связаны, правда, мы были собственными руками. Вася предприняла попытку нас схватить, но попытка закончилась неудачей. Или удачей, потому что сама она при этом всё же осталась на ногах и мы её не сбили. На нас обернулись. Втроём мы растянулись на корочке льда. – Разлеглись, – тяжело вздохнул Юра. Я прыснула и громко рассмеялась. Смех мой подхватили. Девочки не спешили вставать и хохотали над комичностью ситуации. Нелепо, но до спазмов в животе смешно. И когда все вдоволь насмеялись, и повытирали рукавами уголки глаз, парни и Вася помогли нам встать. Отряхнулись, пошли дальше. Мы шли к Васиному дому, чтобы Вася зашла за санками. Так мне объяснили, Саша при этом назвала меня слишком любопытной. По пути Костя ведал нам историю о том, как списывал контрольную по алгебре. Забегая вперёд скажу, что история с плохим концом. Всё шло, как по маслу изначально, но учительница, обхаживая кабинет, заметила, как он искал ответы в телефоне. Как говорит Костя, он прислушивался к её шагам, но в тот момент слух подвёл его и когда он, найдя ответ, поднял глаза, то перед ним уже склонилась учительница с вытянутой рукой. Работу аннулировали, а его самого выгнали с контрольной. Зато, говорит, в столовой первый купил только испеченную булочку с творогом. Пока слушали, так и дошли до двора Васиного дома. Вася ушла, а мы остались ждать её на площадке. – Могла бы пустить... – расстроилась Саша. Света, качаясь на скрипучей качели, ответила ей: – У неё мама дома, а значит нас пинком отправят кататься кубарем по лестнице. Она нас недолюбливает с той самой вписки, на которой мы чутка забыли убраться. – Чутка? – покосился на неё Костя. – Ладно, сильно забыли убраться. Саша ходила туда-сюда по площадке. – Ну намусорили, с кем не бывает, все люди мусорят, потом то убрали. – Ты разбила стакан, – напомнила Света. – И умяла мандарины, которые покупали Васины родители на Новый год, – добавил Костя. – И блох, после тебя, у их собаки больше стало, – предъявил Юра, хотя явно это выдумал. Саша отвернулась и ушла на дальнюю скамейку, подальше от нас. Вася вышла из подъезда с санками и двумя длинными подстилками под мышкой. Заметила отстранённую Сашу. – Что уже случилось? – спросила она нас. – Мы ей кое-что напомнили и ей это не понравилось, – пояснил Юра и давил ехидную улыбку. Вася пожала плечами, видно, в порядке вещей. – Думаю, к Косте необязательно идти, нам и этого хватит, – сказала Света. Я же про наши маршруты вообще ничего не знала, шла туда, куда ведут и всё на том. Забрали Сашу и двинулись по неизвестным мне окрестностям искать, откуда кататься. – Вот скажи, Анни, тебя тоже друзья обижают? – спросила Саша, переигрывая порой. – Э... Я не знаю, – я закусила губу. – Только не говори, что у тебя нет друзей! – ужаснулась Света. – Есть, – задумалась, – Типа. – Великая Антуанетта, эти холопы вас просто не достойны! – Юра похлопал меня по плечу. – Тогда какого она с тобой общается? – решила отыграться Сашка. – Тот же вопрос, – поддержал Костя. Настало время Юры обижаться. Он просто замолчал, напоминая мне этим Сашу. – Эй, ребят, вроде хороший склон, – позвала нас Вася, – Людей не много. Мы стояли около дома, дальше которого вниз уходил достаточно крутой склон. Внизу копошились маленькие дети с родителями. – Отличный склон, – кивнула Саша. Дальше мы разделились. Вася с Светой уселись на санки и выдали одну пластмассовую подстилку нам с Сашей, другую парням. – Короче, едем на перегонки, – Света рукой остановила Юру, который возмутился, – Я в курсе, что мы на санках, но чьи санки, тот первый на них и катается, а в напарники Вася выбрала меня, вопросы? Нет вопросов. В общем, чья пара последняя, тому кидаем за шиворот горсть снега, всем понятно? – Да, капитан! – Юра был настроен по-боевому, но по-прежнему был возмущён. Все приняли позицию на старт. – ... Внимание! Марш! Первыми разогнались мы с Сашей, благодаря тому, что она резко и сильно оттолкнулась ногой. Нас обогнали Вася с Светой, помахав ручкой. Саша показала им язык, помогая разогнаться нам одной рукой. Позади ругались Костя с Юрой, они стартанули позже всех. На финише пару на санках занесло набок. Занесло, но они выиграли. Мы с Сашей подоспели вторыми. Парни руками приближали финиш, но в любом случае теперь должны отбыть наказание. Победители, злобно посмеиваясь, набрали снега, который потом полетел за шиворот Юре и Косте. Они скривились. – Что б я ещё раз согласился на что-то с вами играть, – морщась, ворчал Костя. Парни выбыли и пошли сидеть на лавочку. Мы с девочками устроили финал и, чтобы всё было честно, Вася с Светой тоже взяли себе подстилку. Саша посадила меня назад и сказала оттолкнуться ногами, как только будет команда "марш". Особой резкостью я не обладала, потому заранее знала, у кого за шиворотом будет снег. Саша пропустила слова об этом мимо ушей. – ... Марш! Я толкнулась, но этого было так недостаточно, да и девочки сумели сделать это быстрее. Саша помогала рукой, но выглядело это наверняка жалко. Хотя по итогу отрыв был не столь значительным, но пока мы поднимались, Света и Вася уже ждали нас со снегом в руках. – Извини, – кратко сказала я Сашке. – Снег за шиворот не худшее наказание, – ответила она, – Не переживай. Зато мерзкое. Стало гораздо, гораздо холоднее и по спине потек ледяной поток растаявшего снега. Терпимо, я бы сказала. – Кто хочет на санках? – спросила Вася нас. Пошли Юра и Костя. Я и Света заняли отсиженное место на лавочке, стали за всеми наблюдать. Саша с Васей взяли подстилку. Скатились пару раз. А потом санки передали Саше, а она очень удачно решила подойти ко мне. И вот в чем дело. Я боюсь. У себя на родине я никогда не каталась на санках и, честно, всегда их побаивались. Я каталась на тюбинге, на похожих подстилках, но не на санках. Вижу санки и представляю в красках, как можно случайно кого-то ими переехать. Или перевернуться неудачно. Тоже в красках. Краски такие, не самые приятные. И сегодня в планы никак не входило кататься на санках. Но, в общем, мои планы в последнее время рушатся и даже интересно, что из этого выльется. – Поедешь? – спросила Сашка. Я подумала, роковой вопрос. – Поеду. Мы шли в гору, вместе с этим росли спазмы в животе. Понемногу стягивало и отпускало, но отпускало теперь слишком редко. Решила подышать более размеренно. Перед смертью, как говорится, не надышишься. Мне не понравилось, как жутко это звучало. – Ты никогда не каталась, да? По мне трудно не понять. Наверняка бледная, как смерть, с тремором в руках то ли от холода, то ли от страха. – Я... Да, в общем. – Садись вперёд, – и я думала, что Саша пошутила. Не пошутила. Я отнекивалась, но она усадила меня силой вперёд, сама устроилась сзади. Догадываюсь, она хочет, чтобы я поборола свой страх, но кто-нибудь скажите ей, что это не так делается. – Верёвку в руки возьми, – попросила Саша, – Короче, если нужно куда-то свернуть говори мне, я из-за тебя дорогу не вижу. Потом она оттолкнулась. Сердце сделало сальто, я зажмурила глаза, вместе с верёвкой вцепилась в санки. Мгновение и мы на огромной скорости летим по ледяному склону вниз. В ушах свистит ветер, а в голове молитва. Я решаюсь открыть глаза и, черт возьми, вовремя. Чуть ниже, прямо по курсу, поднимается ребёнок, за собой он тащит свои сани, а голова опущена. Нас он не видит. Сердце совершает новый более болезненный кульбит и я начинаю кричать Саше: – Поворачивай! Вправо! Саша в тот же момент выставляет левую ногу. Только она не рассчитала силы и нас стало сильно заносить в бок. Санки перевернулись вместе с нами. Мы кубарем полетели вниз, отбивая то бедро, то локоть, то колено. Короче, все, что можно отбить. Пока мой мир кружился, меняясь, то небом, то льдом, ребята уже бежали к нам. Уселась я сама, опустив голову вниз. И мне стало смешно. Снова. Снова я представила, как это выглядит со стороны. Умора, правда. Только все смотрели на нас встревожено. – Сидит, хохочет, – покачала головой Света, но улыбнулась. Я чувствую, как течёт с носа по губам, по подбородку, по шее вниз. Вскидываю голову на Свету, улыбка с лица её пропадает бесследно. – Твою ж... Ребята! Подойдите сюда! – она взяла мою голову, откинула назад. Вытираю струю тыльной стороной ладони и на ней остается алый след, густой, немного тёплой крови. Я думала, нос течёт от холода. Нет. Не от холода. Всего лишь от того, что когда падала, его разбила. – Сегодня я умру, точно умру, – глаза Саши превратились в два шара, – Вася, умоляю тебя, сбегай домой, возьми перекись с ватой. Василиса ей кивнула и ушла вверх по склону, туда, откуда мы пришли – Что ж ты, Анни, бедовая такая? – вопрошала Сашка, а я ответ бы и сама знать хотела. Она первая прибежала из ребят, несмотря на то, что и сама хромала от ушибов, которые мы вместе получили, пока катились по ледяному склону, только самостоятельно, уже без санок. Саша осмотрела нос, попросила убрать пальцы, которыми я его зажимала, в попытках остановить кровь. – Дышать не тяжело? – Нет. Саша пыталась определить нет ли у меня перелома. И, спасибо Господу Богу, нос, да, был разбит, но не был сломан. Тогда Саша отошла, дала подойти ко мне парням. – Вставай, – скомандовал Юра, когда он и Костя обхватывали меня под мышки. Оттащили к лавочке, хотя я, как и Саша, могла идти сама, без таких недо костылей. Из меня сделали калеку, но, пожалуй, что-то было в этом, чувство, напоминающее благодарность. Благодарность за заботу, пускай и заботу чрезмерную. Такой она была для меня. И я улыбалась вновь. – Вот! Вот это я понимаю, человек на позитиве, – указал на меня Юра, – Нос разбила, а хоть бы хны. Кстати, в первый раз каталась, да? Я кивнула. Говорила же, что видно. – Мои поздравления! – он хлопнул меня по плечу, – Знаешь что? У Сашки в первый раз тоже конфуз с носом был. Она его сломала. Потом от истерического смеха отходила... Саша вспомнила былое прошлое скривившись. – Хочешь расскажу, как именно она упала? Извини, Саш, но я тогда сам чуть от смеха не помер. – Хочу, – перебила я Сашу. Она была не счастлива от этого, конечно. – Ладно, валяй. – Повыпендриваться решила, что типа кататься умеет. Поехать то поехала, катилась со скоростью... Большой, короче. Занесло вбок, едет дальше. И вот склон подходит к концу, начинаются деревья. И оказалось, что Сашка то самостоятельно останавливаться не умеет. И тут, бац! Впечаталась в дерево. С тех пор останавливается молниеносно, выученная горьким опытом. Finita la commedia, господа! – Да, помню, как ты на полу, схватившись за живот, валялся, – у Кости в руках появился телефон. – Не темни, ты тоже валялся, – напомнил ему Юра. Сашка чуть приподняла уголки губ. Совсем стала мрачнее тучи. Бабушка точно спустит с неё кожу, если увидит меня с разбитым носом. Я решила, не увидит. – О, есть печеньки, – высунулась Света из своей сумки, где искала что-то, что может мне помочь, – Держите, но тут три только. Ладно, поломаем. Света дала печенье мне и Юре, третье оставила себе, но отложила. Я постаралась поделить его на более-менее равные половинки, одну из которых дала Саше. Юра свою с наигранной неохотой тоже разломал, протягивая одну половинку Косте. Вернулась Вася раньше, чем мы успели полностью окоченеть. – Мама сказала, что она так и знала, – рассказала Вася, передавая из своих рук в Сашины бутылочку перекиси водорода и вату. Саша с Васей вместе обработали мне нос, подтирая местами запекшуюся кровь. Саша щедро полила две небольших, скомканных ватки перекисью, хотя та по большей степени стекла вниз, капая на асфальт. Передала ватные тампоны Васе, она опрокинула мне голову и запихнула их в ноздри. Сначала запахло кабинетом медпункта, когда стоишь в очереди на прививку. Потом не пахло вообще ни чем, потому что носом больше я не дышала. Дышала ртом, губы сохли. Я их облизывала и трещины на них саднили. Только заметила, но Саша тоже поранилась. Стоя поодаль от нас, она понемногу лила на ладонь перекись из бутылки. На ладони у неё краснел порез, не глубокий, совсем небольшой. – Пойдёмте, что-ли, я стоп уже не чувствую, – пожаловалась Света и все дружно закивали, потому что у самих всё от холода немело. Проводили Васю, что жила к этому склону ближе всех. Потом наши дороги разошлись с Костей. На остановке нас осталось четверо. Остановка, кстати, мне ранее незнакомая, не та, от которой мы шли к школе. Более симпатичная, со стеной, облепленной мозаикой из стекла. Осталось четверо, но кроме нас с Сашей, всем на автобусы с разными номерами. Так первой уехала Света, спросила, хорошо ли я себя чувствую, я заверила, что да, хорошо, тогда она помахала нам и складные двери автобуса за ней закрылись. Вторыми поднимались в салон автобуса мы, оставляя Костю на остановке одного. – Не поминай лихом, – сказала Саша, обернувшись вполоборота, когда передала мне деньги, чтобы я заплатила за проезд. – Я буду ставить за тебя свечку, – пообещал Юра. – Пока, – махнула я. – Ещё увидимся, Антуанетта! В этот раз пришлось стоять. Люди, бывало, косились на меня, словно бы я разбила не нос, а пол лица. Я же по дороге растирала по шарфу капли крови, потемневшие и если не присматриваться они будут походить на брызги от какао. Уже во дворе я попросила у Саши салфетку, любую. Достала ватные тампоны, кровь больше не шла, выкинула в ближайший мусорный бак. Салфеткой прошлась вокруг ноздрей, убирая возможные остатки крови. – Нормально? – я обернулась к Саше. – Вполне, – пожала плечами она, – Ты могла бы и не делать этого. Бабушка узнает. – Почему ты так уверена? – Потому что мама Васина знает. – Зачем ты послала Васю тогда? Костя, вроде, тоже живёт не очень далеко оттуда. – Тебе нужна была помощь. И чем быстрее, тем лучше. Не задавайте глупых вопросов мисс упаду-даже-на-ровном-месте. Вряд ли это был упрёк. В лифте я смотрелась в зеркало. Увы, не вампир, не отражаюсь. Поверила Сашиным словам. Саша перекрестилась, а мне было её жаль. Да, пускай сажать меня вперёд было крайне глупо, она хотела помочь. Помочь справиться со страхом. Открывается дверь и в коридоре нас уже ждёт, дожидается бабушка Тоня. Сердитая, руки в боки, даже по мне прошёл холодок. – Как погуляли? – спрашивает она, Звучит молниеносное: – Я виновата. Бабушка Тоня смотрит на меня вопросительно. Саша, спешащая в ванную на меня оборачивается. Тоже со своими вопросами. – Я поехала сама, не знала, как повернуть, в конце концов перевернулась. Саша не при чем. Она говорила мне не ехать. Соврала. Да, но во благо. Саша не соглашалась, не отрицала, постояла и скрылась в ванной. Бабушка метнула на неё взгляд, перевела на меня. – Мне начинает казаться, что Саша тебе угрожает. – Нет, просто она действительно не виновата. – Хорошо, я поняла. С кем не бывает, Сашка вообще нос разбила, когда впервые на санки села. Не знала, как остановиться и въехала в дерево. – Она уже слышала, – вздохнула Саша. – Обрабатывали? – Да, обработали и ватой остановили, – ответила я. – Ватными тампонами с перекисью, – поправила Саша. Я же забыла как это говориться. Я сочла поступок свой правильным. Пускай ложь, зато Саше ничего не будет. Да и мне, в общем, тогда было весело. В комнате Саша спросила: – Ну и зачем? – Не задавайте глупые вопросы мисс переменчивое-настроение, – отбрила её я. Саша посмеялась, кратко, но оценив мои наблюдения. Скоро мы уплетали ужин, соврав, что обедали в столовой. Только по тому, как трещало у нас за ушами, было видно, что враки всё это. Конечно, если не считать перекус половинкой печенья. Позвонила маме, она беспокоилась. Я уверила, что со мной всё в порядке, при том разминая побаливающий нос. Подготовились ко сну ещё в часов в одиннадцать, но уснули... Да черт его знает, тогда на время никто не посмотрел. Мы с Сашей обсуждали интересное за день, а учитывая, что это абсолютно весь день, мы проболтали полночи, а то и больше. Снова смеялись над собой, над друг другом, прикидывали возможное количество синяков и даже посчитали их на коленях.