Welcome to Россия!

Утро началось с игры "делай вид, что выспался", в которую обязала играть Саша, сказав, что бабушке совсем не обязательно знать о том, что уснули мы от силы часа три назад. И спали бы мы больше, если бы не бабушка Тоня, решившая, что поспали мы достаточно. Достаточного в нашем трёхчасовой сне было мало. Первые полчаса мы с Сашей синхронно зевали. Или по очереди, будто заражались друг от друга, как болячкой. Как мы рвали рты бабушка видела и, похоже, в игре нашей мы и проигрывали. – Что-то вы совсем хиленькие, – прищурилась бабушка в то время, как я зевала от того, что секундой ранее зевнула Саша, – Сегодня ёлку ставим, так что бодрее давайте. Встаём и за работу. Я, привыкшая к тому, что с утра тебя уже во что-то впрягают, сразу поднялась. Саша, ничуть не менее привыкшая, чем я, встала вместе со мной. Похоже, сегодня у нас с ней день синхрона. Ставить и украшать ёлку был удел моих родителей, я принимала участие, наверное, первые пять минут. Потому что имела одну традицию, родителям которая была ненавистна, а мне же приносила крупицу лёгкого веселья, пока те же родители не начинали портить всё своими "ну как всегда". Традиция битья шаров. Горячо мной любимая, исполняемая из года в год. Делалось это при том совершенно не специально, пристрастия к нарочному битью ёлочных игрушек не имею. Коротко говоря, фигнёй страдать не моё. Просто в те самые пять минут я успевала задеть хоть один шар так, чтобы он мелодично раскрошился на полу рядом со мной. Следующие пять минут я ползала на четвереньках, собирая осколки. На том и заканчивалась моя помощь в украшении ёлки. Если это, конечно, можно назвать помощью. – Саш, есть у вас традиции какие-нибудь, связанные с украшением ёлки? – по этому поводу решила спросить я. Так сразу она не ответила, задумалась. Скоро лицо ее просветлело. – Ну есть одна традиция... – Саша растягивалась слова, – У вас гирлянды кто распутывает? Я подумала, какая разница? – Папа обычно. – Вот, – кивнула она, – У нас, знаешь ли, по-другому. Гирлянды у нас распутывает самый младший член семьи. Как говорит поверье, если младший гирлянду распутает, то и отношения в семье на лад пойдут. Не знаю, я эти традиции не понимаю, конечно, но бабушка говорит надо. Вот, каждый год я и распутываю. Только незадача, в этом году младшая не я. Поняла к чему она клонит. Но раз традиция, что я могу сказать? К гирляндам дома меня не подпускали ближе, чем на несколько футов, а распутывать не давали тем более. Да я и не умела, в общем. Но, впрочем, сомневаюсь, что чтобы гирлянды распутывать особые навыки и знания нужны. Хотя кто знает, может существуют особые кружки, где учат развязывать их с закрытии глазами на время. И ещё вверх тормашками. – Значит, придётся мне, – закончила я за неё – Схватываешь на лету! То есть, как хорошо, что ты такая сообразительная. Бабушка, для распределения обязанностей, позвала нас на кухню. Видимо, в свой некий штаб, дабы поделиться стратегией и планом действий. Итак. Во-первых, мы с Сашей дружно идём за ëлкой и украшениями в подвал. Саша громко глотнула кофе, отпитое ей ранее бабушкиных слов. Во-вторых, все втроём (также дружно) ставим ёлку в гостиной. Про гостиную, кстати, говорить пока не приходилось. Да, она была и была просторной. Разделяла коридор от кухни. В-третьих, поставленную ёлку мы украшаем. Я сразу вызвалась распутывать гирлянду, хотя, наверное, это было что-то само собой разумеющееся. Бабушка чуть нахмурилась, перевела взгляд с меня на Сашу. В-четвёртых, Сашин хламовник тоже украшаем, но уже только мы с Сашей. – А ещё съездите в город за продуктами. Саша, список я тебе дам, – на этом было всё, хотя куда уж. Я покорно кивнула, Сашка отдала честь. Бабушка передала нам дряхлые ключи от подвала, я боялась сжать их в руке, думала, рассыпятся. Едем в лифте. Я слушаю звуки из шахты, эхом доносящиеся до нас. Пугают немного, представляется картина, как трос, качающийся, обрывается и мы неизбежно летим вниз. Говорят, нужно подпрыгнуть во время удара. Всегда были к этому вопросы. – Такое дело... – замялась Саша, – Я темноты боюсь. Серьёзно. Я очень боюсь темноты. – Я думала ты по-настоящему ничего не боишься, – ответила я и это было глупо. Все люди чего-то боятся. – Анни, я же человек, – она повернулась ко мне, – Короче, не могла бы ты пойти первая? Нужно, чтобы кто-то пошёл вперёд, чтобы включать по пути свет. Умоляю, пойди. Я буду подсвечивать тебе. – Без проблем, – пожала я плечами. С проблемами. Там наверняка всё кишит пауками. Не то, чтобы при виде паука я с визгами бежала за спичками с дезодорантом, но страх у меня был. И это уже неважно. Конечно, неприятно идти по темноте, не зная, что рядом с тобой и подсознательно представлять, как по стене ползёт огромный, мохнатый паук, но и заставлять идти Сашу, что так сильно боялась темноты неправильно. А она боялась. Все эмоции по ней читаются, как книга, которую тебе она сама любезно открыла. Дверь в стене только сейчас стала мной различаема. В стене, смежной с входной дверью в подъезд, была дверь, крашенная под зелёный цвет стен вокруг. Как замаскированная, она была видна, лишь когда подходишь близко. Не знаю, задумано ли так или случайность, это меня малость не тревожит. Достала из кармана связку из двух хрупких ключей. Саша пальцем указала на один из них и я попыталась провернуть его в замочной скважине, что, по-моему была очень против. Пополам мне было на её "против", главное, что я была сильно "за". Площадку лестницы, что уходила вниз перспективой в темноту, освятил холодный свет. Это Саша уже начала подсвечивать, маячить за мной с включённым фонариком на телефоне. Я шагнула через порог, оглянулась в поисках включателя. В нос бил запах сырости, свойственной, в общем, подвалу. Я нашла включатель быстро, на фоне бетонной стены он явно выделялся. – Да будет свет! – вскричала Саша, но голос прозвучал скорее нервно, чем радостно. Пошли вниз по лестнице. Сашка плелась позади, чуть жалась ко мне, чтобы расстояние не становилось значительным. На последней ступеньке Саша сказала, что где-то должен быть включатель. Коридор, простирающийся дальше лестницы, обуяла темнота и чтобы её сразить, нужно было снова отыскать включатель, что был также виден, как и первый. Двинулись дальше. Путь рассказывала Саша, куда идти я не знала. Мы шли вперёд, но скоро она сказала: – Поверни направо. Повернули мы вместе, в смысле, я хочу сказать, бок о бок. За поворотом нас ждала чернота, слабый желтый свет в ней плавно растворялся. Саша вцепилась мне в рукав. – Пожалуйста, свет... – сказала она тихо, – На стене слева, к тебе близко. Я обернула голову, включатель оказался почти перед носом. Звучно клацнула кнопка, переключенная мной к отметке "вкл.". Саша все тянула за рукав, пока я не одернула руку. Перед нами стремилась ввысь металлическая дверь, закрытая массивным замком. Жутко напоминала мне бронированную дверь бункера, прибавь только к ней штурвал. Саша вытянула руку, ладонью ко мне, требуя ключи. Сняла замок, положила вместе со связкой ключей в карман. Пропустила меня вперёд, дабы я снова озарила светом комнату. Я чихнула. Раз, ещё раз. Пыль. Комната была одним сплошным пыльным комком. По две стороны к потолку строились два шкафа, занавешенные, совсем как окна, кружевной занавеской. В конце комнаты, холмы вещей накрыты справа тряпкой, чем-то вроде пододеяльника, слева брезентом. Подпирал стену треснутый скейт, расписанный фломастерами и замазкой. Рядом валялся чехол похожий на чехол для роликов, возможно, им и был. А около двери, у стенки была приставлена лестница. Саша уже тащила её к одному из шкафов, пока я, рукавом терла нос. – Не свалишься? – спросила я, в то время, как Сашка героически брала вершины шкафа. – Не-а. В этот момент лестница качнулась, а Саша инстинктивно ухватилась за полку. С видом "я-же-говорила", я подошла к лестнице, удерживая теперь его руками, сокращая возможность Сашиного падения. Конечно, не к нулю. Или даже, зная меня, увеличивало. – Запихали по самое не могу, – ворчала Саша откуда-то сверху. Потому что ёлку достать не могла. Но через какое-то время, видимо, краешками пальцев зацепила пакет с ёлкой. Саша, через плечо поглядывая вниз, осторожно спускалась. Я к тому времени отошла, нашла себе более любопытное занятие – телепать занавески. С грохотом чёрный пакет (точно с ёлкой?) рухнул на бетонный пол, а Сашка отряхнула руки друг об друга. – Дело за малым, осталось украшения найти, – встала Саша, руки в боки. Начались раскопки. Мы стучали шкафчиками, открывая, роясь, закрывая. Я пошла изучать холмы под пододеяльником и брезентом. – Нашла! – крикнула мне Саша, выуживая из шкафчика и из-под другой коробки, ящик с подписью "Н.Г. игрушки", – Смотри, я пойду вперёд, буду тащить ёлку и игрушки, ты же просто выключай свет по пути, окей? – Ага, – безучастно кинула я, опуская брезент на место. И представила, как из темноты за моей спиной появляются паучьи лапища. Саша удобно закинула на плечо чёрный пакет с ёлкой, под мышку взяла ящик. Удаляемся с места преступления. Я забрала у Сашки ключи, на кой черт вообще она их забирала, замки я, вроде, открывать способна. Закрыла комнату, ибо только у меня были свободные руки. Дневной свет! Я успела отвыкнуть и соскучиться. Такое ощущение, что пробыла в подвале лет десять, а то двадцать, не смотря на то, что двадцати мне нет. Бабушка, видно чуткая до нашего прихода, как штык ожидала нас в коридоре. Под её руководством Саша отнесла ёлку с ящиком в гостиную, где их оставила. – Сюда крепи, – указала мне Сашка. Втроём мы стали собирать ёлку, сейчас мучаясь со стволом. После, бабушка приделала его к подставке, мы с Сашей уже разгибали для пышности ветки. – Вот какая! – с гордостью прокомментировала бабушка Тоня, когда мы закончили, – Саш, тебе не кажется, что пора бы ей на утиль? – Пора бы, – покивала Саша. А что плохого? Сыпется что надо, но от того редеет не шибко. Подставка пластмассовая, отколотая в одном месте, но не критично. Стоит себе и стоит, как по мне, самое то. Мне передали гирлянду. Путанную перепутанную. Ох, как мне дороги их традиции. Вместо того, чтобы распутывать, я завязывала узлы и, похоже, стала невольно изучать макраме. Саша вытаскивала из коробки мишуру, как заметила мои потуги. Напряжение зашкаливало, такого стресса, похоже, я не получала никогда. Сашка кинула мне на шею мишуру и сказала идти разбирать ящик вместе с бабушкой. – Как же традиция? – была в недоумении я. – Переживем, – махнула Саша, – Давай-давай, а то оставлю тебе дальше азы морских узлов познавать. Я поднялась с пола, поспешила к бабушке. Бабушка Тоня доставала из коробки игрушки и попутно рассказывала мне откуда они, кто их сделал, кто подарил. Вот достаёт большой шар, на нём изображена деревушка, припорошенная снегом. Шар ручной работы. – Один из братьев делал, – рассказала бабушка, – Лет десять назад присылал, как подарок на Новый год. Тут много его шаров, вот смотри, такой есть. В руках у неё был шар изрисованный золотыми птицами. – Был второй такой, с серебряными, так эта клуша разбила, – бабушка кинула взгляд на Сашу. Пожать руку ей захотелось. Не за то, что разбила, конечно, шар был великолепен и жаль, что второй разбит, за то, что мы сестры по несчастью. Любители бить ёлочные игрушки, хотя ей, честно, никогда меня не обогнать. "Эта клуша" с победным возгласом закончила возню с гирляндой, пошла оборачивать ей ёлку. А потом, воссоединившись, принялись обвешивать ёлку игрушками. Бедная ёлка под тяжестью наклонилась совсем немного вправо. Бабушка удалась, как она сказала, ненадолго к себе в комнату. – Одно и то же... – заскучала Саша, поправляя шар. – Одно и то же? – Советский шик, – усмехнулась она, – Хочется чего-то современного. – Тебе бы не понравилось, – и я знала, что так. По себе знала. – Интересно, – подняла Саша брови в удивлении, – Почему ты так решила? – Одинаковые шары, унылые цвета, никакой индивид-дуальности. – Быть может, – пожала плечами она в ответ, – В любом случае, наверное, я уже привыкла. Мне это всегда будет роднее и ближе. Бабушка Тоня вернулась не так быстро, как обещала. – Вы, конечно, молодцы, что гирлянду распутали, повесили, но проверять то кто будет? Мы переглянулись. Прочитали в мыслях друг друга: "она не работает", мысленно кивнули. – Раз... Два... Три... – посчитала бабушка, стоя у розетки, кстати, совершенно иначе они здесь выглядели, – Ëлочка... Бабушка Тоня подключила гирлянду к розетке. – Сгори, – закончила Саша, когда не зажёгся ни единый огонёк. – Незадача, – покачала головой бабушка, – Придётся вам за гирляндой ещё зайти. Ещё та незадача. Следующим пунктом пошли мы с Сашей к ней в комнату, её тоже следовало украсить. Куда? Эти вопроса я задавалась. Там и так украшено по самое не могу. Наклеели на дверь плакат с надписью "С Новым годом!", кое-где набросали мишуры, на шкаф поклеили бумажные снежинки. Ящик пустел, внизу его я нарыла снеговика. Самодельного, из папье-маше. Второй глаз косил куда-то в сторону, руки вывернуты, а вата, которой он был обклеен, обвалилась и снеговик остался с проплешинами. Когда я взяла его в руки, Саша обернулась на меня. – О, страшный снеговик Джо, давно не виделись, – видимо, со снеговиком здоровалась, – С ребятами в началке мастерили. Ты что, он был нашим другом, мы за него горой стояли, а все смеялись с него и с нас. Но по-барабану, они ничего не смыслят. – Поставим? – только спросила я, мне самой он понравился. Забавный. – Давай, – охотно кивнула Саша, – Вот, на эту полку. Я приспособила его на верхней полке письменного стола. Страшный снеговик Джо положил конец нашим фантазиям по поводу украшения и мы, махнув рукой, стали собираться в город. Саша заверила меня, что это будет упадешь, какое приключение, а я выгнула бровь, потому что мы идём по магазинам. Да, приключения великое. Грандиозное. Саша обувалась, пока я среди курток в подсобке искала свою. – А где моя куртка? – выглянула я. – В стирке, – напомнила Саша. – А... – Сейчас, отойти чутка. Сашка раскрыла настежь дверь подсобки, выуживая оттуда куртку-анорак. Зелёную, оттенком ярче, чем Сашина парка. Заштопанную в районе кармана. – Берегитесь ветра, мисс, – с этими словами она передала анорак мне в руки. Мне стало интересно, сколько ещё разновидностей курток у неё имеется. – Чертовка, тебе даже больше чем мне идёт! – надула щеки Саша, комментирует, как на мне смотреться её анорак. – Кому ты рассказываешь? – Тебе, очевидно. Саша по пути (уже протоптанному мной) до остановки трещала о планах. О том, как надо зайти в супермаркет, потом туда, потом сюда. Эта информация мне была даром не нужна. Я иду хвостиком за ней, вот и все планы. Вижу автобус и сразу думаю, дежавю. Кажется, что каждый раз приезжает один и тот же автобус, но заходишь в салон и, нет, разные. Городская остановка значительно разнилась с остановкой серых многоэтажек. У скамьи гладкая поверхность, лакированная. Ограждение из стекла. И снова резкий прорыв в мире технологий – порты USB, дабы на остановке можно было заряжать мобильный. Саша шла быстро, на меня, шаркающую позади, она не оглядывалась. Я могла бы её нагнать, но нашла увлечение по вкусу. Оглядываться. Мы шли по тротуару, с одной стороны от меня дорога, с другой ряд магазинов. На дороге, транспорт скучковался в пробке. Движение стояло, изредка возобновляясь, тогда машины проезжали футов десять и стопорились. Кто-то сигналил, а толку-то? Меня завлекли магазины. Их вывески и прилавки. Например, булочная. Ладно, признаться, притягивал меня в ней не её внешний вид, а то, что лежало на прилавке. Пышные пирожки и булки, блестящие, как от лака, покрытые слоем льезона, смеси яиц и молока. В одноразовых пластиковых контейнерах аппетитно положены пирожные с кремовой верхушкой, кексы с изюмом или шоколадом, торты, с пластмассовой, белой ложечкой в комплекте. Несладкая выпечка, вроде завёрнутых в плёнку кусков пиццы, бургеров в контейнерах, сэндвичей или роллов. Сглотнула, кинула на булочную прощальный взгляд, пошла дальше. Следующей была аптека, но вот она меня не привлекала уже ни чем. Даже поняла я, что это именно аптека только по плакатам, приклеенным к витрине. Табло с названием магазина показывало только буквы "а" и "п", мигала, угасая, буква "т". По пешеходным переходам Саша ходила так, словно силой мысли останавливала машины, была бессмертна или вычитала в гороскопе, что все неудачи будут обходить (объезжать) её стороной. Я же как бы невзначай перешла дорогу с женщиной. На деле же я её ждала, оглядываясь по сторонам, чтобы пойти вместе с ней. Вернее, за ней. Возле входа в супермаркет я наконец поравнялась с Сашей. Её выражение лица говорило что-то вроде: а, ты тоже здесь. И да, я была ещё здесь, но если бы иногда не переходила на бег, то потеряла бы её из виду и пиши пропало. Открылись автоматические двери и стоящие на входе кассы дали нам понять, что мы знатно застрянем в очереди. Люди в очередях дышали друг другу в спины, лента беспрерывно двигалась, а с касс доносились пикающие звуки сканера штрих-кода, уже становившиеся монотонными. – О нет, мы здесь навсегда, – предрекла Саша, сморщившись. Не навсегда, но надолго. В зале тоже не протолкнуться. А проходы, как специально узкие. Зато из динамиков звучит тихая, новогодняя музыка и звонкий женский голос рассказывает о проходящих акциях и скидках. Судя по ажиотажу, скидки были на всё и стопроцентные. Зашли мы сначало в соусы. Сашка, майонезный критик, выбирала майонез между тремя фирмами. Велик выбор, потому и труден. – Одно г... мо оставили. – Что? – ГМО, – ответила Саша, хватая с полки майонез, – Генетически модифицированный организм. Допустим. Пошли за соками в отдел напитков. Саша выбирала самые дорогие соки под ругань работников зала, которые чихвостили детей, разбивших стеклянную бутылку Кока-колы. Пришёл праздник называется. За перцем зашли, за сыром в молочку, за салфетками для сервировки. Выбрали салфетки со снеговиком, перекошенным и сплющенный. Выбирали по принципу "упорото, но капец, как смешно". Похихикивали до самой кассы. Последним пунктом был консервированный горошек. За ним и двинулись. – Сейчас будет, как в дедовской шутке про горошек и Новый год, – фыркнула, усмехаясь Саша. – Что за шутка? – Забей, херня. За объяснениями явно идти не к этому человеку. Горошек, кстати, последний забрали, а Саша, посмеялась, что так она и сказала. Я закатила глаза и пошла без неё к кассам, корзина, правда, у Саши была. Пока выбрали кассу, людей прибавилось. Вдвоём стоять было тесно и ужасно неудобно, поэтому Сашка меня выгнала на улицу. Вышла я в самый разгар драки двух пьяных в стельку мужиков. По большей степени, конечно, перепалка шла словесная. Люди разнимали, кто-то просто снимал в сторонке. Меня же волновало другое. С собой у меня были деньги, а в память вернулась булочная, что встретилась мне по пути. Искра, буря, всё такое. Вот я уже облизываюсь у прилавка. В душу запал пончик, присыпанный сахарной пудрой. Как мне сказали, есть с разной начинкой. – Давайте с абрикосовой, – выбрала я. Засовывая сдачу в карман (только потом вспомнила, что куртка не моя), я откусила кусок пончика и заметила беременную девушку, несущую пакеты с продуктами. Не дело. – Простите, не против, если я вам помогу? – подошла я к девушке, пакет с пончиком положила в карман к сдаче. Девушка обернулась, одарила меня спокойным взглядом, казалось, ничего не выражающим. – Да, конечно, – она отдала один пакет, – Спасибо. Я рассчитывала на оба, но второй пакет девушка несла сама. – Вам до куда? – До остановки. Я выдохнула, дорогу обратно найду. Девушка молчала, по прежнему её взгляд, лицо, ничего не выражали и были будто пустыми. Опустошёнными. Она смотрела вниз, под ноги, вперёд, в сторону дороги. Немного обрывисто, нервно. Но при том только движения, на лице ничего – белый лист, рисуй, что хочешь. – Уже знаете кто будет? – мне не хотелось молчать. – Девочка, – краткость сестра таланта, видимо, – Но знаете, я не могу выбрать имя. Интересно, в детстве она никогда не планировала назвать ребёнка именем любимого персонажа или в честь знаменитости? Да, детский лепет, но почему бы и нет. – Я думаю, как родиться, так и поймете, как назвать. Потому что планирование имени порой обрывается, когда рождается ребёнок и ему дают другое, незапланированное имя. Больше вопросов я не задавала, оставила девушку в покое. Так мы молча и дошли до остановки. – Как вас зовут? – впервые задала вопрос не я, а девушка. – Анни. – Анни... Красивое имя, – лицо у девушки с улыбкой просияло, я же улыбнулась ей в ответ, – Благодарю за помощь, Анни. – Не ходите больше одна, просите кого-то помочь, – сказала я, пока ставила пакет на скамью. – Просить не у кого. Теперь я поняла. Я побежала обратно к супермаркету, по пути жуя полежавший пончик. Саша наверняка уже ждёт. Ждет здесь неправильное слово, ищет – да. – Балбесина, – вздохнула Саша, – Стоять и ждать около супермаркета значит стоять и ждать около супермаркета, а не... Ты в булочную бегала? Я спрятала пакет, замарав при этом Сашин анорак пудрой. Посыпка белым мазком осталась на поверхности кармана. – Да. Коротко, ясно, без лишних слов и весьма в моём духе. Саша прошептала что-то в роде "Господи, прости". Как сказала Саша, теперь путь лежал в дешёвый магазин, где можно прикупить всякого по мелочи. Товар качества сомнительного порой, коротко говоря, дёшево и сердито. Туда то мы шли за гирляндой, Сашка по пути этому поводу возмущалась. На себя, что справедливо. – Кстати, держи, – Саша вынула из кармана шоколадный батончик, – За мной был должок, да и за вчерашнее. За кровать, я думала, она забыла. Должок был именно за неё. Я долго мозговала, потому что, видимо, забыла не Саша, а я. – Спасибо, но тебе совсем не... – Заткнись, ладно? – ... Обязательно быть мне должной по любым пустякам. Помолчали. – Я хлопушек купила, – внезапно сказала Саша, – И бенгальских огней. Хотела взять петарды, так она мне типа паспорт давай. Я по карманам похлопала, нет с собой паспорта, кто там его носит. Так и выперла меня, сказала, что продают петарды они только с восемнадцати. Нифига себе, где такое написано? – Где-то написано, – стопроцентно я была в этом уверена. До магазина Саша успела рассказать о том, как они со Светой купили дешманские петарды и то целую аферу пришлось провернуть. Через взрослых знакомых, ибо с законом, запрещающим продавать петарды личностям младше восемнадцати лет, Саша была знакома по горькому опыту номер один. Был позже номер два, три и так далее, в итоге она сама сбилась со счёта. Но сказала, что сегодняшний горький опыт был под номером три. Только за эту зиму. Так вот, купили они дешёвые петарды, взрывали на школьном стадионе, что был ниже и дальше школы, а ещё был заброшен с недавних времён. Потому что стал непригоден, сказала Саша, но добавила, что они утрируют во многом. То, что стадион забросили было ученикам в радость, контроля над ним пока не было и вся эта территория была их. Они могли играть там во что-то после школы или на больших переменах, там оставались ворота и баскетбольные стойки с кольцами. Многие ходили туда курить, но Саша уточнила, что только после уроков и не всегда, ведь куда удобнее стадиону, школьные туалеты. И идти далеко не надо. В тот день на стадионе была тишь да гладь, ни единой души. Свою дешёвую цену петарды оправдали и оправдание их Саше не понравилось. Пока она их зажигала, не слабо обожгла ладони. А по итогу они и не взорвались, как следует. Сашка ходила с перевязанными руками и с вбитым в голову решением не покупать петарды. Хотя бы не такие дешёвые. Это "хотя бы" всё и портило. – Не понимаю прикола петард, – сказала я, открывая ей дверь в магазин. Да, внутри действительно барахла не сосчитать и большинство хлам хламом. Я бы дала этому название. Пластмассовые горы. Горы херни всякой, по сути своей. Гирлянду выбирали мы основательно. Саша тыкала на одни, я на другие, высказывали, аргументированное (моё) мнение о том, почему лучше эта гирлянда, а не та, и не разу не аргументированное (Сашино) мнение, сравнимое с фразой: "Есть только два мнения, моё и неправильное". – Вот, смотри, – я взяла в руки коробку, – В виде снежинок. – Детский сад, – отмахнулась Саша в ответ, – Лучше минимализм, вот, например, круглые или обычные. – Ин-ди-ви-ду-аль-ность, – специально с расстановками в укор сказала ей я, – Индивидуальность у тебя есть вообще? – Интересно, что индивидуального в снежинках? Поверь, сейчас самое индивидуальное, это обычная гирлянда. – Даже звучит, как бред, – фыркнула я. – Гирлянды в виде снежинок говорят о том, что либо ты ребёнок, либо старая бабка. О, нет, я поняла. В Америке нет таких инноваций. Вот поэтому вам нас никогда не догнать, сорри. – Можно подумать это ваши "инновации". Саша в ответ молча двинулась на кассу с коробкой, которую выбрала она. Только у кассы первой оказалась я. – По вашему мнению, какие гирлянды лучше? – обратилась я к девушке-кассирше. Саша поставила свою коробку рядом с моей, принимая такое разрешение проблемы. Девушка кинула короткий взгляд на нас обеих, вздохнула. – Такая гирлянда у всех есть, классика, но скучно. Снежинки интереснее будут. – Как жаль, что мы не на что не спорили, – расстроилась я, забирая Сашину коробку, чтобы благополучно вернуть её на место. – Заткнись? – Обязательно. С покупкой и с кислой, бормочущей Сашей, направились в последнее место – на рынок. В рыбной лавке там Саша покупала сельдь. Попросила выбрать са-а-амую свежую, её проигнорировали. Потом она снова бурчала, но уже не про меня, а про продавца рыбной лавки. И шла куда-то, не замечая по пути нужных лавок с овощами. Я прищурилась. Она явно шла в определённое место. Но тут мы дошли до лавки с овощами, фруктами и рядом бочками с замоченными капустой и морковью. Помимо того вокруг лавки стояли пластиковые ящики с мандаринами. Странно, подумала я, за прилавком их еле видно. – Держи, – Саша положила мне в ладонь деньги, – Купишь все сама, вот список. Но есть одна ма-а-аленькая просьба. Говори на английском, то есть, на американском. А, пакет тоже возьми. Опять прищурилась, взяла пакет с продуктами. – А у вас тут без знания американского овощи никак не купить? – Никак, – пожала плечами и пропала. Просто ушла. Согласна или нет, не волнует. Для подлянки ей я, конечно, хотела уйти. Но вдруг стало любопытно. А что из этого этого выльется? Подошла к прилавку и на американском стала перечислять, что мне надобно. После того, как кассирша вопросительно на меня уставилась, я перешла на жестикуляцию, в воздухе рисуя овощи. – Донт андестенд, – пыталась отмахнуться от меня женщина за прилавком, – Понаехали. Отмахнуться от меня у неё не получится. Я более настойчиво чертила фигуры овощей, указывала на них, а женщина начинала смекать. И я, каким-то образом, набрала овощей чётко по списку. Поблагодарила, тоже на американском, она, кажется, поняла и кивнула. Чтобы не привлекать внимание, я пошла вперёд, сама не понимая, куда иду. Благо, нагнала Саша, вышедшая из угла небольшой будки. В руке пакет. Тот, что из супермаркете у меня. У неё в пакете были мандарины. Вспомнила ящики у лавки и свои наблюдения. – Воровка, – скривила я губы. – Не велите казнить, – подняла руки Саша, – Совсем немного взяла. Около килограмма, прикинула я. – Знала бы, не стала тебе помогать. – Поэтому и не знала. Запустить бы ей этим мандарином в голову. Воровство ради забавы я не понимала, пристрастно осуждала, а сейчас стала соучастником по сути. Этим я и промывала Саше мозги. Миновали рынок и остановку. У Саши снова были несогласованные планы, которыми ни с кем делиться она не собиралась. Или только со мной так, уйти куда-то я не могу. Дошли мы до площадки. Сложно, конечно, её так назвать. Сомневаюсь, что детей пускали сюда гулять, я бы не пускала сюда саму себя, если бы не Саша. Длинная, зелёная качеля на двоих или, если сильно постараться, троих. Песочница без песка, потерявшая весь свой смысл. Горка "отбей копчик". Кроме того подъем к ней заледенел. В какой-то момент я подумала, что уж легче на четвереньках ползти. – А домой не вариант? – плакалась я. – Нет, давай хлопушки взрывать. Сдались мне они. Но раз пришли, значит будем взрывать. Сашка передала мне одну из хлопушек. У неё была жёлтая с разноцветными горошинами, у меня синяя с разноцветными полосками. – Насчёт раз-два-три дергаем верёвку, – договорилась Саша, – Раз... Два... Три. Конфетти спланировали вниз, бумажными кружками остались на земле. А взрыв был не ахти, не впечатлило. – Веселуха, – Саша словила один из кружков, – Давай на качелю? Ноги болят ужасно. Уселись на качелю, я стала раскачиваться ногами, отталкиваясь ими от земли. Саша уже уминала ворованные мандарины. – А ничего, сладкие, – дала она отзыв. – И бесплатные, – недовольно сказала я. – Хочешь? Я без лишних слов взяла из пакета мандарин. Есть хотелось, ничего личного. Мандарин был сладким, как и сказала Саша, но я ела его нехотя, принципы все-таки. – Ну рассказывай, есть кто-то? – улыбнулась Саша, закидывая дольку в рот. – Что? – не поняла я. – Разжевывай ей всё, – закатила она глаза, – Бойфренд, да-нет? Решила окончательно меня сегодня выбесить. Запретные темы для Анни: номер один – тема отношений, с вопросами "парень есть?" люди идут далеко и надолго. – Что, если да? – вообще-то я собиралась послать. Вообще-то нет. – Это ответ? – Это вопрос, – констатировала я. – Да так да, – Саша чистила уже третий мандарин из пакета, – В нашем возрасте любят обсуждать отношения, почему нет? – Потому что это бессмысленно и лично. – Ты так считаешь, – указала Саша и, в общем, была права, – Лично возможно, но почему бессмысленно? – Не вижу смысла в том, чтобы обсуждать свои отношения с кем-то. Человека это не касается и касаться не должно. А вообще и в отношениях смысла сейчас тоже не вижу. – Не согласна, ты во всём смысл искать будешь? Смысл искать смысл? Звучало странно, но я промолчала. Прокрутила этот вопрос в голове, поставила так и эдак, чтобы смочь ответить хотя бы самой себе. Чтобы не тратить время впустую? А какой смысл не тратить время, если его, в общем, достаточно? Что, если искать смысл и есть трата времени впустую? Что, если искать смысл – бессмысленно? Не заставляйте меня думать. – Раз видишь смысл, то у тебя, наверное, есть парень, да? Вообще-то это ничего не значило. Я просто хотела задать встречный вопрос. А ещё со вчерашнего дня догадывалась, что у нее никого нет, после её диалога с учителем истории. – Нет, – ответила она с забитым ртом, – Видишь ли, парни, что неопознанный объект и они меня... – Короче. – Не интересуют. – Видишь смысл, но не интересуют... Другие приоритеты? – Типа того, – улыбнулась Саша. Возможно, в приоритете у неё сама она, что, в общем, неплохо. Тем не менее, как не посмотри, но фраза "парни меня не интересуют", пожалуй, может трактоваться проще. Но не заставляйте меня думать. Долго отсиживаться и коченеть на качеле никто из нас желанием не горел, мы поспешили на остановку. Я пыталась шевелить пальцами ног, но их не чувствовала. Да, в общем, не только ног. В автобусе съела поделённый надвое батончик. Одну его половину. Вторую дала Саше. С орехами, как я люблю. Так я и сказала Сашке, а она ответила, что взяла его на кассе, где были продукты по акции. Домой вернулись голодными и обвешанными пакетами. Бабушка Тоня пообещала нас как следует накормить, после того, как мы помоем руки. На ужин, как мне сказали, у нас пельмени. До этого дня есть пельмени не приходилось. Саша рассказала, что это фарш, завёрнутый в тесто. И это всё варят. А мне было, в общем-то, всё равно, я съела бы что угодно. Серьёзно. Бабушка предупредила, что горячо и не нужно спешить, но я уже закинула пельмень в рот и успела убедиться в бабушкиных словах, когда его раскусила. Обожгла язык и небо. Есть теперь было больно. Но пельмени оказались на редкость вкусные. А со сметаной – шедевральные. Тем более, что она делала их не такими горячими. Ещё один шедевр кулинарии, подметила я. Родителям звонила только, чтобы сказать, что мы теперь готовим пельмени и это не обсуждается. Попутно, к слову, рассказала о сегодняшнем дне и о том, как мне здесь нравится. Родители выслушали, тысячу раз переспросили всё ли у меня хорошо, а я сказала, что из плохо лишь то, что я обожглась, пока ела. Легли впервые рано, потому что снова поднимут ни свет ни заря. А высыпаться нужно.