Имбирный пряник

       Склизкая тень сбитого набок клоунского колпака спешно скрылась за хлипкой картонной дверью в какой-то подвал. Холодок пробежал по спине Осаму, когда он заприметил уходящую куда-то вглубь узкую бетонную лестницу, по ступеням которой клубами стелился зеленовато-желтый туман. С небольшим отставанием парень проследовал за заинтересовавшим его клоуном, который тащил на плече совсем не тяжелую ношу в виде завернутого в ткань Достоевского. Ведя дрожащей напряженной рукой вдоль облезлой бесцветной стены, он медленно спускался по ступеням.        Оказавшись в темном углу подвального помещения, первым делом Дазай бегло осмотрелся; взгляд сразу упал на сидящего чуть поодаль Сигму, застывшего в странной неестественной позе и явно испуганного визитом нежданного гостя в лице Николая с гостинцем. Своеобразная игра в гляделки между парнями продолжалась не меньше минуты. За это время Осаму заметил небрежно скрытую разбросанными повсюду фишками и картами из разных колод наготу Сигмы, отсвечивающие в сполохах тумана белесые капли, и додумать самостоятельно предшествующие его приходу сюда события не составило труда. Осаму, по-прежнему стоявший в тени в расстегнутой рубашке и трусах, не сумел сдержать сдавившей горло усмешки и тем самым себя выдал.        — Сигма-кун, ты только посмотри, сколько у тебя сегодня гостей! Прямо первый парень на деревне, — сказав это, Гоголь осторожно примостил рулетик в виде едва подающего признаки жизни Федора в угол, — Ну-с, вы пока располагайтесь, а я за чистыми картишками сбегаю!        Размытый силуэт Николая мгновенно растворился в черноте его же плаща. Тем временем сдавленное мычание и осторожное копошение раздалось со стороны Достоевского, который безуспешно силился выпутаться из плена собственного плаща. Туман становился все гуще и раскидистее, постепенно поглощая немногочисленные убранства помещения в виде миниатюрного деревянного стола и простенького торшера.        Острой улыбкой Осаму впору было вскрывать вены на запястьях, а недобрые искры в глазах вполне могли явиться причиной лесного пожара. Хищной грациозной походкой он подкрался к темному свертку, обманчиво мягко обвел рукой сокрытый тканью корпус и помог обессиленному Федору покинуть безопасную зону. Сигма замер в волнующем исступлении и, широко распахнув глаза, просто молча наблюдал за разворачивающимся стремительно гейством действом.        По-прежнему широко улыбаясь, Дазай протянул Достоевскому забинтованную руку, за которую тот уже хотел было ухватиться и использовать как точку опоры, однако этому не суждено было случиться. Вместо ожидаемого перемещения в вертикальное положение и последующего чаепития с дорогими гостями, Федор оказался прижат к холодному бетону пола небрежным толчком. Возмутиться ему помешала все та же рука, которая сдавила тонкую с выступающими поверх молочной кожи голубыми венками шею. Достоевский поперхнулся слюной и попытался откашляться, отчего сжатое горло начало надрывно саднить. Подхватив партнера под колено и уложив его ногу себе на предплечье, Дазай, не церемонясь, вошел в дрожащее распаленное тело одним уверенным толчком и начал ритмично двигаться внутри.        Сигма тем временем не без труда справился с внутренним конфликтом и принял решение присоединиться к процессу, откладывая в сторону игральные атрибуты. В несколько робких шагов он приблизился к лицу Достоевского и осторожно провел рукой по взмокшей от смеси слюны и пота щеке. Та была холодной, как смерть, и бледной, как смерть — несмотря на все происходящее сейчас с его телом, Федор оставался Федором.        Все еще мило смущающийся Сигма приблизил сочащийся смазкой член ко рту брюнета, проводя головкой по влажным чуть припухшим губам и плавно толкнулся внутрь буквально на сантиметр. Достоевский без лишних вопросов принял данное обстоятельство как должное, прекрасно осознавая плещущимися на дне черепной коробки остатками рассудка, что сопротивление бессмысленно. Предпринял попытку помочь себе рукой, неуверенно проведя по длине ствола костлявыми пальцами, и вроде даже вошел во вкус. К сожалению, несмотря на приложенные старания, он все еще просто отвратительно делал минет. Может, просто не дано?        Скривившийся от очередного касания чужих зубов к нежной коже полового органа Сигма поднял разочарованный взгляд на Дазая. Парень ему наигранно подмигнул и приглашающим жестом указал на пространство позади себя. Владельца казино не пришлось просить дважды, и он, с заметным облегчением покинув ротовую полость Федора, пристроился к Осаму со спины и без труда проник в пылающее жаром растянутое естество. Шатен от такого расклада сдавленно заскулил, изливаясь прямо внутрь Достоевского практически сразу и падая на него сверху. Неудовлетворенный Сигма издал театральный вздох разочарования, ведь ему отчего-то доставляло неимоверное удовольствие ощущение того, что он как будто имеет сразу их обоих.        Столкнув тяжело дышащее тело с Достоевского, парень решил, что промежуточное звено в лице Дазая, в принципе, можно и исключить, и вторгся в давно уже безразличного ко всему Федора резким рывком. Сдерживаться не хотелось совершенно, и Сигма позволил себе реализовать всю скрытую по отношению к этому человеку агрессию, жестко и рвано вдалбливаясь в податливое нутро. Находясь в непосредственной близости к желанной разрядке, залепил брюнету звонкую пощечину, отчего правая половина его лица покраснела и даже слегка потеплела.        Обессиленный сладкой истомой Сигма последовал примеру Осаму и упал сверху на Достоевского, чувствуя исходящую от него приятную прохладу. Лишь периодические приглушенные вздохи нарушали воцарившуюся мягкость тишины, ласково обволакивающей уставшее сознание.        Туман постепенно рассеивался, а яркая вспышка света устремилась вверх, свободно минуя преграду в виде потолка. Довольный проделанной работой Дух Прошлого Рождества злорадно ухмылялся, ставя в воображаемом списке еще одну галочку и переходя к следующему пункту. Интересно, где же Гоголь?