Имбирный пряник

       Неплотно закрытая крышка мусорного контейнера таинственно подрагивала на ветру, распространяя по подворотне ритмичные звуки преломления металлической пластины. По ту сторону кирпичной стены, некто, смутно знакомый по голосу, привлеченный чарующей мелодией, робко пытался читать рождественский рэп. По водосточной трубе струилась багряная жидкость, стекающая в расположенную поблизости решетку слива.        Сидя на больно впившихся в голую задницу крошках мокрого асфальта, Чуя предавался сладким воспоминаниям о недавно свершившейся мести и строил смелые предположения об обновленном статусе их с Дазаем отношений. Его шляпа мирно покоилась в области паха, скрывая мужское достоинство, а остальная одежда, мятая и промокшая, рассредоточилась по периметру помойки.        Когда боль в заду стала практически невыносимой, а конечности затекли от долгого сидения в одном положении, Чуя все-таки поднялся и приступил к небольшой разминке.        Совершая наклоны к земле и открывая тем самым мусорному контейнеру поистине великолепный вид на упругие округлости, он услышал сдавленное болезненное мычание из плотного черного пакета. Парень резко обернулся, спешно прикрывая уязвимое место рукой. Со стороны небольшой прорези в полиэтилене высунулась ладонь в белой перчатке и край непривычно яркого оранжевого рукава, а вскоре показался и черный затылок, обрамленный длинными собачьими ушами по обе стороны.        Когда существо повернулось к Чуе лицом, тот замер в немом исступлении. Будучи не в силах подобрать адекватную ситуации реакцию, он просто удивленно глядел на отряхивающееся от пыли и мультяшной банановой шкурки помойное чудо, которое то и дело громко и надрывно восклицало что-то вроде: “Во дела!” и “Кхе-кхе”.        Знал ли Чуя о том, кто такой Гуфи? Ну, разумеется, знал. Представлял ли он раньше героя мультфильма своего детства распластанным в ряде пикантных откровенных поз на кровати, столе или, может, застрявшим непропорционально большой головой в барабане стиральной машины? Солжет, если скажет, что нет.        Сколько себя помнит, Чуя всегда безумно любил собак. И больше всего на свете ему хотелось бы иметь собаку; причем в этот глагол он вкладывал все возможные и невозможные значения, понимая его буквально. Иметь собаку.        Иметь.        Собаку.        А Гуфи был собакой. Соблазнительной, сексуальной, вкусно пахнущей, мягкой и возбуждающей собакой. И лежал он сейчас перед Чуей, аки новогодняя искрящаяся огоньками елка, трижды поскользнувшийся на банановой шкурке за время приступа смятения рыжего, но все еще не теряющий надежды устоять на своих двоих.        Пока охваченный волнующей чередой многократных взлетов и падений Гуфи не убился окончательно, Накахара ухватил того за оранжевый воротник и поволок в сторону своей квартиры, которая находилась на втором этаже здания напротив помойки, где и произошла судьбоносная встреча. И хотя удивление вкупе с полным непониманием ситуации никуда не делись, парень четко осознавал, что такой шанс выпадает раз в жизни, и терять его никак нельзя.        Он уже отымел Дазая, о соитии с которым мечтал, наверное, все последние четыре года, и теперь перед ним воплотилась вторая, казавшаяся еще более несбыточной и эфемерной мечта в лице главного героя всех его детских эротических фантазий.        Гуфи.        Его короткая жесткая черная шерсть хоть и была практически полностью скрыта одеждой, а руки Чуи — перчатками, будоражила сознание рыжего многочисленными представлениями о том, какая же она все-таки на ощупь, в то время как он стремительно тащил по ступеням неуклюжее несуразное тело. Впрочем, вычурная непутевость Гуфи и то, как стремительно наливался кровью чуин член каждый раз, когда его внезапный гость ударялся головой то о перила лестницы, то о потрескавшуюся облицовку подъездных стен, помогло Накахаре осознать истоки его всеобъемлющего влечения к бывшему напарнику. Да и в целом объясняло многое. Ощущение немыслимого восторга окутало его полностью, так что Чуя даже не заметил, как оказался с гостем в собственной квартире, услужливо демонстрируя внушительную коллекцию алкоголя на многочисленных полках.        Уже совсем не загадочной природы туман был тут как тут.        Пока Гуфи, предоставленный сам себе на территории чуиной кухни, неспешно заваривал егермейстер на двоих, попутно задевая различную стеклянную утварь и, тем самым, разбивая ее, а после самолично наступая на осколки и театрально сокрушаясь от боли для достижения комедийного эффекта, сам виновник торжества скрылся в уборной. Присев на дрожащих ногах и подперев дверь спиной, он пролистал список сохраненных видео и нашел инструкцию «как соблазнить холодильник», авторитетно сочтя, что предложенные там способы могут быть наиболее уместны в его ситуации. Ведь Гуфи такой непосредственный, холодный и едва ли заинтересованный в плохо скрываемом сексуальном влечении нового знакомого, совсем как цельнометаллическая коробка со встроенным рефрижератором.        Предложенные советы оказались более чем бесполезны в его ситуации, поэтому Чуя довольно скоро покинул стены туалета и решил действовать по обстановке.        Вернувшись на кухню, он увидел уже полностью обнаженного Гуфи, окутанного с головой зеленоватым свечением тумана. Антропоморфный пес старательно терся промежностью о причудливой формы острый осколок стекла, музыкально стонал на повышенных тонах и усиленно кряхтел, а по его бедрам тонкими струйками стекала алая кровь.        Завороженный открывшейся его взору картиной Накахара спешно подбежал сзади, опустился на колени и, игнорируя больно впившиеся в нежную кожу стеклянные осколки, сжал пальцами притягательный меховой круп. Однако, после многократного тактильного исследования паховой области Гуфи, Чуя понял, что предмет его неуемной страсти не обладает ни необходимыми отверстиями для проникновения, ни, собственно говоря, предметом этого самого проникновения.        «А как?..», — вопрос, чугунной гильотиной повисший в воздухе.        Но Накахара не растерялся. Охваченный всеобъемлющей сладостью возбуждения, он плотнее сжал руками чужие бедра и вонзился, аки разъяренная оса в плечо кричащего ребенка, в образовавшееся между ними маленькое пространство, и от того, как восхитительно нежно объяли ствол покрытые шерстью ляжки, кончил уже после пары резких толчков. Обессиленный, он свалился на застеленный осколками и многочисленными каплями крови пол, устало прикрыл глаза и разразился приступом истерического смеха. Гуфи смеялся вместе с ним.