Хорни лотерея чжунчи 2023

      Ещё четыре месяца назад Чайльд мечтал получить двадцать тысяч моры и тихонько пожить в маленьком доме, а заодно найти семью. Теперь же единственное, чего он хочет — выжить.       Семью он нашёл, это правда. Только, может, лучше было не искать? Думать, что его оплакивают, помнят и любят, гораздо лучше, чем оплакивать самому.       Его горе было настолько очевидно, что Чжун Ли, похоже, искренне ему сочувствовал. Он делал всё возможное, чтобы юноша смог найти их могилы, даже позаботился о их внешнем виде и помог восстановить наполовину упавший камень, под которым покоились родители кицунэ.       Наверное, он что-то понял, раз потом несколько дней обдумывал свой план. К тому же, его последние слова должны были подсказать Тарталье те же мысли, но лис был слишком занят своим новым нарядом служителя храма Наруками, воскрешающем его воспоминания. К тому же, даже если его семья покоится в лучшем из миров, ему всё ещё нужны деньги хотя бы для того, чтобы никогда больше не возвращаться туда, откуда его вызволил Чжун Ли.       «Беги, если увидишь Фатуи.»       О, Чайльд был главным дураком. Он не только увидел, но даже попытался вовлечь в свой неудачный спектакль ледяную женщину, прибывшую от Царицы и несколько раз повторившую это. Ему нужно было произвести на сёгуна большее впечатление, чем он делал, вещая какой-то бред про изгнанного ею в Снежную сына.       Только вот он не учёл одной маленькой детали. Маленькой. Царица была точно также виновата в укрытии и удерживании наследника Инадзумы, как и сёгун Райден, она также совершала преступление против Селестии.       Синьора, конечно же, только рассмеялась в ответ на обвинения, прежде чем напасть на него, безоружного и не умеющего сражаться. Наверное, не появись в зале Яэ Мико, кицунэ лишился бы не только части хвоста, но и жизни.       Тарталья дёргает ухом, пытаясь вынырнуть из воспоминаний, и сворачивается сильнее, чтобы было не так холодно. Да, зря он праздновал победу и шанс на освобождение, когда Верховная жрица спасла его.       Чайльд уже около недели находится в каком-то подземелье, очевидно, тюрьме, и оба раза, когда Яэ Мико приходила к нему, она была достаточно настойчива в попытках узнать, для кого он это делал, чтобы быть настроенной миролюбиво.       Иногда, сотрясаясь от страха и холода, не способный уснуть, юноша надеется, что Чжун Ли придёт за ним и вытащит отсюда, но этого не происходит.       Интересно, где он сейчас? Уехал ли в Ли Юэ, откуда он родом, или пытается спасти Тарталью?       Чайльд вздрагивает всем телом, когда скрипит дверь в его камеру, и кутается в одеяло, вглядываясь в темноту.       Факел освещает лицо и руку вошедшей жрицы, дожидающейся, пока страж не закроет засовы. Тарталья смотрит на неё, не зная, смеет ли он что-то сказать. — То, что невнятно бормотал, подобно сумасшедшему, пока тебя не увели из зала, было правдой? — Яэ Мико опирается на подоконник маленького окошечка, закрытого решёткой, и постукивает по нему своими изящными ноготками. — О чём Вы, госпожа?       Жрица усмехается. — Выдуманный тобой сын сёгуна, ты считаешь его живым?       Чайльд дёргает ушами, думая. — Я полагаю, да. Он в Снежной. — И что же он там делает, мой дорогой? — Слу… служит Царице? Я не знаю. Может быть… Ну, вероятнее всего, он вынужден служить, да. — Отчего же ты неуверен? — Я… я просто говорил то, что мне сказали, госпожа. Я ничего не знаю и не понимаю. Если… если Вам действительно жаль Куни… Ку… сына сёгуна и если он правда наследник Инадзумы, пожалуйста, разберитесь в этом. — Как это сын сёгуна может не быть наследником, мой милый? — Вы насмехаетесь надо мной, жрица, — смиренно говорит Тарталья. — Просто придираетесь к моим словам. Я ведь не прошу объяснить мне, что к чему. Мне довольно того, что я здесь, в этой темнице.       Яэ Мико склоняет голову набок, о чём-то думая. — Кто рассказал тебе эти небылицы?       Чайльд мотает головой. — Я не могу раскрыть его имени.       Жрица закатывает глаза и отворачивается. — Допустим, мой дорогой, что я явилась к тебе именно ночью и именно в тот день, когда сёгун покинула дворец, не просто так. Допустим. Также допустим, что я имею отвратительную склонность верить всему, что говорят мне заключённые, если они умеют сделать настолько невинные глаза, и что мне небезразлична судьба выдуманных ими людей. И допустим ещё, что я питаю некоторую привязанность к одному конкретному заключённому. Тогда, быть может, ты скажешь мне, у кого искать подтверждения всех тех слов, что ты кидал на ветер в зале?       Тарталья опускает голову, прижимая уши. Что он должен сделать? А если Чжун Ли схватят и арестуют?       Яэ Мико он знает давно, очень давно. Она воспитывала его и делала всё, чтобы он был счастлив. Может ли быть, что сейчас она отвернётся от него? — Х-хорошо, — тихо говорит Чайльд. — Чжун Ли. Ищите Чжун Ли, госпожа.       Тарталья начинает понимать, что сделал большую ошибку, когда проходит ещё пять мучительных дней, в которые его никто не навещает. Всё это время он вспоминает мужчину, так щедро тратящего мору на что угодно и обращающегося с ним настолько хорошо, будто он не был подобран в борделе с одной лишь целью — напугать Райден.       Чжун Ли ни разу не коснулся его так, как касались другие клиенты, даже наоборот, скорее держался как можно дальше. Конечно, это задевало гордость кицунэ, уверенного, что он может и должен соблазнять любого, кого увидит, но Чайльд всё равно был благодарен. Ему нравилось быть рядом с кем-то не в роли тела, а в роли человека, и юноша был по-настоящему счастлив.       Тарталья вспоминает все те несколько молитв, которые смог с большим трудом выучить, проходя обучение в храме, и повторяет их, надеясь, что они помогут Чжун Ли скрыться.       Он даже не поворачивает головы, когда дверь в который раз за день открывается и входит страж. — Поднимайся, — хриплым голосом говорит он. — Сёгун желает тебя видеть. — Что? — Чайльд подскакивает на свой постели, поворачиваясь к нему всем телом. — Зачем ещё? — Я почём знаю? Пошевеливайся. Может, голову тебе снесёт, может, помилует.       «Уж точно не помилует,» — думает кицунэ, послушно вставая и плетясь из камеры. — Она ничего не говорила? — Даже если и сказала, я б тебе не передал. — Почему? — Тарталья делает самое несчастное и невинное лицо, на какое только способен, пытаясь заглянуть крупному самурая в глаза.       Мужчина косится на него и качает головой. — Со мной эти ваши лисьи трюки не пройдут. Соблазни сёгуна, может, она не станет тебя убивать. Мне-то что?       Чайльд надувает губы и отворачивается, не желая более даже смотреть на этого человека. Правда, его детская обида совершенно не поможет ему сбежать из-под карающего меча Архонта, он ничего не может с ней поделать.