***
Пока Руслан был на работе, занятия в первой школе успели закончиться и к скучающему писателю медленно стали захаживать гости. Ну не то чтобы изначально Ваня скучал. Сначала он дрочил. Жёстко и похабно засовывал в себя пальцы, стоя на корточках, как сумасшедший нюхал футболку брата и не отпускал свой член. Столько пота с него не лилось никогда, но он просто не мог остановиться, особенно после мыслей о том, как близко были губы Руслана… Почему он так его дразнит? Может быть им стоит поговорить? Ведь Ваня точно чувствовал его член! Как он упирался ему в живот и как горячо пульсировал… Боже… — Боже! Боже, блять, мой! Я уже не могу та-ак! — парень со стоном кончил себе на пальцы, поспешно их слизывая, и на ходу представил, как бы на это смотрел Руслан. А если бы он сейчас зашёл в свою комнату и увидел Ванюшу стоящим на коленях перед его кроватью с футболкой в одной руке, а другая бы отлично виделась под его языком, вся измазанная в слюнях и сперме? Был бы у него шанс быть трахнутым здесь, прямо сейчас? От таких мыслей Дмитриенко буквально изнывал, не в силах дождаться брата. Но нужно было успокоиться, иначе бы он точно растёкся перед ним, как шлюха. И навряд ли бы Ване было стыдно, особенно перед таким парнем, как Руслан. Ведь он часто ловил на своём брате все эти раздевающие взгляды клиенток, которые мечтают быть отодранными саентологом прям как шлюхи. И в это Иван был с ними солидарен. Пару пальцев, и он поспешил в душ. От него за километр разило спермой, а к нему ещё должны были друзья прийти. Первым наведался Кореш. Вот это был человек, с которым Ваня мог поговорить, но не знал, как начать. Решение пришло само собой. — Вань, наши учителя геи походу! — Кто именно? — поинтересовался он, хотя уже знал. — Сергеич и Алексаныч конечно! На блог зайди. Лёша в противовес словам сам полез в блог и открыл последний пост. Фотка, где те мило улыбаются друг другу. Ваня умилительно улыбнулся и стал читать комментарии под постом. Там были многочисленные споры о том, почему те так сблизились. Сошлись все на том, что якобы всё кроется в их решении конфликта школ. Обе школы решили организовать перемирие, отмыть друг друга и нажраться. — Тип набухаться. — Лёш, я понял. Слушай, насчёт геев… не осуждай, но… вот например, у тебя бы был старший брат и тебя к нему тянуло. Но ты бы не знал, как… — Вань, ты втюрился в своего бро, что ли? — спокойным тоном произнёс Деревяшкин. Это даже удивило писателя, обычно на ЛГБТ, а уж на извращённый инцест не самая лучшая реакция. — Что так удивился? Думал, я тебя осуждать начну? — усмехнулся он. — Вань, ты мой друг. Я в любом случае буду на твоей стороне. Ты помог мне разобраться с собой, и Саше тоже. Ваня удивленно на него посмотрел. — Вы встречаетесь? — Что? Нет, нет-нет-нет, — парень засмеялся. — Проблема в… проблема в Карине. Мы с Сашей поговорили, и он видит, что происходит. Не только с ней, но и со мной. Она мне… я понял, что она давно мне нравится, и её ревность разрушительна к ней. Но она постоянно от меня сбегает, — он хмыкнул как-то мечтательно, не замечая обалделого взгляда друга. Это что получается — он зря шипперил Кореша и Парадеевича? Вот блин. — Я тебе так скажу, Вань. Видел я, что между тобой и твоим бро, как там его? — Р-Руслан… — Руслан, да. Ну, когда он приезжал тебя из школы забрать на своём крутом чёрном шевроле. — Давай без деталей. — Так, понял. Ну вот, видел я, как вы друг на друга смотрите. Между вами прямо напряжение пиздец. Я думал вообще, что это твой парень! И ты ещё так смотрел… Ваня нахмурился. — Но он же давно приезжал за мной, я в тот день просто на баскетболе ногу подвернул. Между нами ещё ничего такого не было, я даже не думал о нём в таком ключе! — Но между вами уже это было, ты просто не замечал. Пойми это, Вань. Ты просто закрывал это в себе, и сейчас оно рвётся наружу. Как у меня с Кариной, — от очередной улыбки Ване захотелось блевать. Когда кореш ушёл, в гости к Ване сразу же завалились Дипинс, Мокрица и Некоглай. Он даже не успел дверь закрыть и лечь. Пацаны окружили его кровать и поочерёдно начали рассказывать новости. Ваня хорош замечал неоднозначные намёки, взгляды и касания между Ромой и Колей. Ну хоть что-то радовало. С Лëшей и Сашей его гениальный план воплотить в жизнь не удалось… Парни показывали ему новую порнушку про медсестру и пациента. Было сложно отвертеться от их забавных шуток про то, что можно теперь и с Ваней это повторить. Осталось лишь найти медсестру, и тогда… Но все эти посещения не избавили писателя от мыслей о Руслане. Его мучил вопрос — как же реагировать на брата, когда тот вернётся домой? Но потом уже стало не до этого. Температура подскочила, Руслан понёсся за врачом и они полночи пытались сбить жар. Всё это время Рус не спал, даже на работе решил взять выходной, нашёл человека, что его подменил, хоть это было очень не просто. Частные записи они на то и частные, что люди ходят именно к одному проверенному специалисту. А в фирме Утюг был только один. Но к счастью одна подруга должна была ему, поэтому на время — а точнее, на три дня она его подменила. Это были самые счастливые Ванины три дня. Он наконец-то видел своего любимого брата не один раз в кабинете и два часа перед сном, когда тот не запирается в комнате, чтобы прочитать какой-то материал, а три дня! Целых три дня! Целых три дня Руслан кормил его с ложечки и целых три дня Ваня чувствовал себя лужей перед ним. Особенно когда Руслан раздевал его и делал компресс. И всегда невзначай задевал соски, что в состоянии болезни были слишком чувствительные, и попадал пальцами по рёбрам. От таких действий Ваня возбужденно стонал, подаваясь вперёд. Глядя на его такую реакцию, Руслан усмехался, старательно контролируя горящий стояк, возвышающийся каждый раз при взгляде на такого Ваню. Ну серьезно — у него, взрослого двадцатичетырехлетнего мужика, у которого был не один раз с женщинами — подругами, знакомыми, клиентками, сейчас из-за одного только человека выдержка, как у 15-летнего. Что можно и сказать про Ваню — в бреду, когда Рус протирал его потное тело, он стал стонать и дергаться. А потом Утюг услышал: — Трахни меня, Руслан… пожалуйста. У парня чуть не выпали глазные яблоки — насколько широко он распахнул глаза. — Рус… Тот подобрался и одернул руку с тряпкой от тела брата. — Нет, Вань, — он наклонился к уху младшего. — Я не воспользуюсь тобой. Только не в таком состоянии. Хоть мне очень и хочется. У Вани был бред. Он просто не мог контролировать себя, поэтому и Руслан не мог им воспользоваться. Он же не животное. Лучше он подождёт, когда Ваня созреет сам… Младший же пару раз тянулся к Русу за поцелуем, но тот каждый раз отшатывался, прикрывая губы рукой. — М-м, Рус!.. Не получив ответной ласки на просьбу, Дмитриенко младший потянулся рукой вниз, к боксёрам, на что Утюг смотрел чуть ли не заворожено. С одной стороны он хотел одёрнуть руку Вани оттуда и отвернуться, с другой — посмотреть, что будет дальше. Он получил возможность наблюдать, как брат с лёгкостью засовывает потные пальцы в заднее отверстие, как извивается и стонет, как они хлюпают и как красиво выглядит его покрасневшее от жара и удовольствия лицо. Губы изогнуты и открыты, волосы взъерошены, глаза закрыты. Кажется, что Руслан кончит прямо сейчас. Только от этого зрелища. Не сдержится и кончит, обкончает всю кровать, а потом со стыда сбежит. Но Ваня не обратит на это внимание, так как сейчас вообще не понимает, что творит. Он как будто пьяный, беззащитно возбуждённый в руках Руслана. И перед его глазами… Не удержавшись, саентолог пятерней зарылся в эти любимые светлые волны и жадно примкнул губами к шее брата, буквально впиваясь и присасываясь к ней. Его член потёрся об шорты и упёрся в кровать, пока парень удовлетворенно утолял жажду. Жажду к собственному брату… Но даже такое его не удовлетворит. Когда он поцеловал Ваню в шею, тот буквально заорал, дёргаясь в конвульсиях, как в эпилептическом припадке. Из члена брызнула белёсая жидкость, знаменуя что он кончил, и в этом Руслан ему мог только позавидовать. Так как сам еле держался, чтобы не прикоснуться к себе. Вскочив с кровати, он с зажатым ртом бросился в ванную, скинул одежду и залез под душ, включил тёплую воду и уже там позволил себе громко и отчаянно застонать, не в силах сдерживаться. Завтра Ване должно стать лучше, иначе он просто умрёт от таких его провокаций! Парень стал яростно дрочить, сжимая свой член кулаком и вспоминая то, что увидел. Его мозг успел проанализировать ситуацию: если Ваня так лёгко засунул пальцы внутрь, значит он делал это не в первый раз, и совсем недавно тоже. Чёрт… его мальчик тот ещё извращенец. Как и он сам. Руслан выгнулся и кончил, омываемый теплыми струями воды, которые постепенно превращались в горячие. Но Рус не заметил этого. Он мог лишь слышать своё громко стучащее сердце и просьбу Вани в ушах: «трахни меня, Руслан… трахни, трахни, трахни…» — О-о боже, Вань, что ты со мной делаешь! — он сполз вниз по плитке и сел в ванну, упираясь лицом в колени. Было невыносимо это всё чувствовать и осознавать. Это… это было не обычное похабное влечение к брату — он хотел его лечить, заботиться о нём, помогать, готовить ему обеды в школу и ужины на вечер. Как будто бы он не делал этого раньше, если так подумать. Но в этот момент Руслан чувствовал эти вещи по другому.***
Через два дня Ваня уже более-менее выздоровел и Руслан отправился на работу. Три взятых выходных уже прошли, и он просто обязан был прийти на курсы. Ваня остался один. Всю неделю он думал о многом: о своих чувствах к Руслану, о друзьях, об историях и родителях, но так и не смог подумать о самом главном: что делать дальше? Великую попойку в школе он пропустил, да ему и не было интересно. Когда он вернулся в школу, ребята ему увлеченно об этом рассказывали, Дмитриенко даже не слушал, блуждая в мыслях о Русе. Сегодня он должен как обычно его навестить, но даже заставить себя это сделать было трудно. Он просто боялся. Это было неправильно. Но даже из-за милашки Виты у него не так сильно билось сердце, как из-за шоколадных глаз Руслана. Из-за неё у него вообще не билось сердце! Или это просто брадикардия… Уверенности не было никакой. Ему всё-таки придётся поговорить с Русланом, и он сделает это сегодня же! После школы Дмитриенко отправился привычным маршрутом на работу брата. Там на парковке перед большим белоснежным зданием стояла чёрная машина саентолога, рядом с чужими, такими же дорогими и крутыми. Да, саентология для богатых. И красивые врачи тоже. Писатель раздражённо нахмурился. Ему совсем не нравилось, что брата окружает полчища красивых и богатых женщин, что готовы его облизать с ног до головы. На выходе он столкнулся с парочкой таких, что успели поулыбаться и ему. — Ой, смотри какой красивый мальчик! Это же вроде брат одитора! — Да, такой красавчик! Хотела бы я замутить с ними двумя… Ваня услышал всё это краем уха и его чуть не стошнило. Как же это было мерзко в его понимании! Он не заметил, но Руслан тоже скривил губы. Он бы с удовольствием сейчас завалил своего братика на стол перед этими напыщенными дурами. Чтобы они видели, кому он принадлежит! Хотела бы она с ними, блять, замутить. — Привет, брат, — Иван сел на свой любимый стул, но голову поднимать не стал. Он как будто избегал его, старался не смотреть в глаза. Может, боялся того, что Утюг в них прочитает, он же всё же саентолог? — Ты как, лучше себя чувствуешь? — старший что-то записал в своём журнале учёта, где он вёл наблюдение за своими пациентами, и обратил взор на брата. Ваня отвечать не спешил, поэтому пришлось отложить журнал и подойти к нему. — Хей, Вань… — Помоги мне избавиться от кошмаров. Дмитриенко резко оборачивается и твёрдо это произносит. Руслан удивлённо вскидывает бровь, но кивает, подходя к парнишке ближе и ложит руку ему на плечо. Между ними образовывается зрительный контакт. Наверное, он наконец дописал все свои истории, раз просит его о таком. — Назовите мне что-нибудь, что вы были бы не против помнить. — Как я лежу на руках у родителей. Рус кивает. — Назовите мне что-нибудь, что вы были бы не против забыть. — Автокатастрофа. — Вспомните момент, который действительно реален для вас. Вспомните момент, когда вы находились с кем-то в хорошем общении. — С тобой, — тихо произносит Ваня. — Вспомните момент, когда кто-то находился в хорошем общении с вами. — Ты. — Вспомните момент, когда вы чувствовали к кому-то аффинити — Реальность и Общение, которые в совокупности составляют Понимание. — К тебе, — Дмитриенко не колебался ни на минуту. — Вспомните момент, когда кто-то чувствовал аффинити к вам — Ты? Никаких кошмаров ведь и не было. Ваня просто разобрался с их чувствами этаким способом Руслана. Резко осознав то, что хотел до него донести брат, Руслан уставился на него и резко почувствовал, как его тянут вниз. Их губы соприкоснулись, мягкий поцелуй был таким сладким и мимолетным, что Утюг чуть не растаял и не скатился вниз. Резко подорвавшись, Ваня выбежал из кабинета, бросив сумку и куртку там же. Руслан остался стоять там один, держа пальцы на губах. Вот же Ваня!.. наделал делов и сбежал. Саентолог усмехнулся, подорвался к вещам младшего и пошёл к гардеробной.***
Сидя за ноутбуков в своей комнате, Ваня всё больше начинал нервничать и трястись в ожидании приезда брата. У писателя даже была мысль сбежать к друзьям на ночëвку, они то точно его не бросят, но понимал, что долго бы так держаться не смог. И не потому, что надолго его никто не приютит и что будут проблемы с деньгами, а потому, что морально бы страдал. Ему было бы стыдно перед Русланом. Он хотел бы узнать его реакцию, поговорить, извиниться, может быть, хотелось его увидеть. И прикоснуться. Почему? Почему он влюбился в своего брата, это же аморально, глупо, это грех! В Библии такого греха не было, и в общем-то Ваня затронул все грехи и все истории написал. Но одно ему не давало покоя: его история. Их история. Точно, грех «уныние». Лень. Ведь Ваня сдался, утратил веру. Расслабился. Устроил какую-то трагедию.«Уныние»
Он понимал, что это отвратительно. Но Ваня ничего не мог с собой поделать. Руслан будто бы делал все назло — провокационно. Странные касания. Странные махинации, он заставлял чувствовать себя странно, необычно и болезненно. Внутри теплилась уверенность, что ничего хорошего не принесут его чувства. И всё же он изо всех сил и лишь краешком сознания понимал необходимость следовать этой неискренней правде: он любит Руслана не как брата. В кабинете саентологии, когда Рус делал Ване массаж, под его руками он плавился и не мог контролировать себя: свои стоны, резкие вздрагивания и просьбы. Но казалось, что брат им просто пользовался. Ваня чувствовал себя ущербно, грязно, жалко, никем. Он был никем и жил никем, пока у него теплились чувства к брату. Однако уже при этом невыносимо страдал, понимая, что его используют. Почему тогда брат позволяет ему умереть от напряжения и влюбленности к нему? За этим вопросом начинались мысли о страшном. Его жизнь — то есть то, чего он хочет, — была бы совсем иной, не будь во всём этом его внутреннего ада. Поэтому даже не надо скрывать, особенно от себя, его уязвимости. И Рус ею как раз и был. Дмитриенко начал страдать. Он часто прогуливал школу, закидывался антидепрессантами, но никуда эта влюблённость не делась. Обеспокоенные вопросы и слова Руса казались лживыми, Ваня не верил, что тот думает о том же, что и он. Бесполезно обманывать себя. Рус его использовал, хоть и без злого умысла. Он был просто совершенно равнодушен. Ему не было его жалко, он делала это только чтобы чем-то компенсировать не до конца выполненный долг перед самими собой. Дать того, чего недодали умершие в автокатастрофе родители. Насчёт родителей у Вани не было никаких мыслей, хоть Утюг и пытался постоянно его насчёт этого расспросить или как-то помочь. У него не было стимула о них думать, как и желания. Зато он думал о Руслане. Воспоминания были пугающими. Все, что происходило с Ваней, казалось в той или иной степени сном, где надо было проснуться. Иногда он даже не вставал с постели, чтобы только спать подольше и не видеть всего этого. Но и сны были не из лёгких. Он скатился, скатился в пустоту, глубокую пустоту, из который никогда бы не смог выбраться. Ни при каких обстоятельствах. Ни при каких. Он воображал, каково было бы всё это, умри он сейчас. Если бы он умер сейчас, то это было не больно, не так больно, потому что всё бы прошло. Ему просто не дали бы проснуться опять. И Руслану бы стало легко. Сразу. Это и успокаивало. А лучше было совсем не проснуться, думал Ваня. Чтобы никаких снов, только спи, и всё. Просто смерть. После того случае в кабинете Ваня бросается в квартиру. Его трясёт, он заканчивает свои истории, отправляет их всем своим персонажам, а затем берёт нож. Ваня больше так не может. Он не хочет, ему тяжёло. Эти чувства внутри него разрывают, делают беспомощным — они бес+по-щад-ны. Лучше умереть. Да и Руслан всё равно рано или поздно догадается, к чему это приведёт. Уже догадался. И ему стремно, его тошнит, он от этого блюёт. Теперь уже поздно. Теперь не отвертеться. Придётся принять это. Решиться. И Ваня заносит нож над собой. Только вот не знает, сможет ли он это сделать, если примет решение, отважится. Об этом неизвестно даже ему. Однако Иван думает иначе. У него есть спасательная соломинка. Потому что он решится. Нет, уже решился, можно сказать, сорвался с крючка отчаяния. Ведь что означает отказаться от того, с чем ты играл всю жизнь? Начинать всё заново? Просто бежать от смерти? Нет уж, говорит Ваня себе, я сделаю это сейчас — и умру. Этим решусь… а зачем? Что изменится? Он всё время знал, зачем он живёт, так чего же этого не сделать сейчас? Дошёл почти до точки. Ещё чуть-чуть, и… умереть и перестать страдать? Сделать это ради погибшей любви? Нет, этого он сделать не сможет. Даже если бы смог — она уже умерла. Просто это так же невозможно, это бессмысленно, бессмысленно. Лишнее противоречие. Ведь у нас в два раза больше оснований делать то, что мы делаем. То, от чего мы не можем отказаться. Иначе мы просто запутаемся и вернёмся в то состояние, откуда всё началось. Итак, Ваня заносит нож. Сложно будет это осилить, почти невозможно — но теперь на пути к смерти у него есть шанс. Удар — и Ваня с удивлением чувствует, какое оно желтое. Чистой жёлтости, такой же безнадёжности и грусти, как зимой… и жизнь снова манит его, пусть даже внутри. Это тот самый другой путь, тот, который дороже всех остальных. Кровь льётся с его порезанных рук, живота, шеи. Сердце бьётся как от быстрого бега, руки почти не слушаются, сознание замутнено, однако оно гонит его в новое, незнакомое. На его теле многочисленные раны. Боль сковывает его тело, его внутренности, режет живот. Но больнее всего бьёт одна вещь. Любовь. Я люблю тебя, Руслан. Твои карие глаза с темными крапинками, обычный белый стакан, из которого ты пьёшь воды по утрам, твой корявый почерк в документах и отчётах, твои пальцы, белые мягкие волосы, шампунь с облепихой, которым я иногда пользуюсь, белый халат и домашние тапочки, морской бриз в твоей машине. Твой тупой вкус в музыке, странные речи о саентологии, ровные ногти, твой голос и ебаный яркий смех — как я люблю стук сердца, и как мне приятно, когда ты прижимаешь меня к себе. Я люблю тебя.» Конец. Это был конец. Последняя история, последний грех. Почему не Вита, что с ним не так? Все истории дописаны, отредачены и оформлены. Ваня открывает мессенджеры и по порядку отправляет всем их истории. Парадевич, Кореш, Карина, Некоглай, Мокривский, Дипинс, Губанов, Семенюк, Кашин, Дрейк, Мазеллов, Амина, Луна, Гаечка, Жожо, Руслан и Ваня. Семь историй, семь грехов. И сейчас Ваня готов сделать последний — самый страшный грех: самоубийство. Ваня хватает нож. Заносит над собой. Дверь резко открывается. Эти мысли, имевшие пугающий размах, больше всего пугали его самого. Они обещали закрыть половину окна, за которым было светло.