щебетать на птичьем

Каждый день Гарри выглядывал в окно в надежде, что увидит рыжие волосы мамы, услышит голос отца. Но приют не менялся, каменная дорожка оставалась пустой, а кованые железные ворота — закрытыми. Они с Томом ходили на завтрак, обед и ужин, здоровались с Мартой, которая мягко улыбалась. Но Гарри начал замечать это: опасливые взгляды, которые дети и взрослые кидали на Тома. Гарри не мог понять, почему они так… плохо относятся к нему. Даже Марта становилась немного тише, когда Том подходил к ней, что-то неуловимо менялось в ее лице. Что-то, чего Гарри никак не мог понять. И улыбаться ей становилось сложнее. Казалось, Том понимал намного лучше, почему приют отторгал его. Гарри иногда хотелось пожалеть его, так поступала его мама, когда он ругался со своими друзьями, но Том не выглядел обиженным. Его лицо оставалось таким же спокойным, как у кукол на витрине магазина, которые смотрели на Гарри светлыми глазами в пухе чёрных ресниц и медленно моргали. Том тоже иногда так делал. Когда смотрел в окно. Когда ел, сидя за их столом. Когда они выходили из комнаты и встречались с миссис Коул. Он молча стоял, его взгляд становился странным. Гарри никогда не мог понять, что чувствует Том. И жизнь в их комнате становилась немного сложнее, детское сердце Гарри болело и ныло каждый раз, когда он натыкался на Риддла, забившегося в угол. Гарри был уверен в том, что Том хороший. Иногда он злился и шипел на Гарри, иногда он мог перестать разговаривать. Но это было намного лучше, чем когда он застывал и Гарри казалось, что Том где-то не здесь. Иногда Гарри даже специально делал что-то плохое, чтобы мальчик перестал утыкаться пустыми глазами в книгу. Тогда Риддл начинался ругаться и гонять Гарри по комнате. Такое случалось если Гарри себя плохо вёл. Например, если он слишком часто доставал Риддла, когда тот читал. Было несколько правил в их комнате: первое, Гарри не должен раскидывать свои вещи; второе, Гарри не должен трогать вещи Тома; третье, Гарри не должен шуметь, когда Том читает; четвёртое, Том продолжает дружить с ним. Кровати продолжали стоять рядом. И каждый раз, ложась спать, Гарри протягивал руку, чтобы схватиться за Тома. И темнота переставала давить на его лопатки. Чаще всего Гарри скучал по своим родителям. И ждал когда они вернутся за ним, чтобы забрать обратно домой. Но чем дольше он ждал, тем тяжелее давило на грудь, Гарри хотелось пожаловаться, что он плохо себя чувствует. Чтобы кто-то вылечил его. Но он не знал к кому обратиться, его мамы не было в этом месте. Кто ему поможет? Том. И у Гарри еще никогда не было такого друга, Гарри бы дал ему звание лучшего друга на свете, но очень стеснялся и боялся, что Том так не думает. Часто он представлял, как мама заходит в их комнату, и Гарри говорит ей: это мой самый лучший друг, его зовут Том. Мама бы улыбнулась, она всегда радовалась, когда Гарри приглашал друзей. Сегодня они сидели на улице. Эмми, вторая воспитательница, выгнала их из комнаты, игнорируя все возражения Риддла. Им пришлось переодеться, и теперь Гарри, сидя под деревом, прижимал к груди колени, сжимая пальцами ткань коричневых штанов. На улице было тепло. И солнечно. Лучи прорывались сквозь переплетения голых ветвей, рисуя узоры на покрытой иссохшими листьями земле. Деревьев на заднем дворе приюта было несколько, и самое близкое к ограде (самое дальнее от остальных детей) заняли они. Том продолжал читать книгу. Гарри сначала пытался отслеживать, какие книги Том читает, но потом перестал. У Риддла была привычка брать сложные, неинтересные книги, половина слов из которых была Гарри не понятна. Иногда это расстраивало его, потому что казалось, что он совсем маленький и глупый, а Том намного старше. А если он надоест ему? И Том перестанет с ним дружить? Гарри нужно больше читать. Когда Том заканчивал с одной, они почти сразу шли в библиотеку за следующей. Риддл не копил их на столе, он вообще испытывал какую-то крайнюю степень ненависти к беспорядку. Гарри больше ничем не мог заниматься в маленькой комнате, поэтому он принялся тоже читать книги вслед за Томом, но менялись они у него редко. Иногда ему хотелось просто поиграть в игрушки или побегать на улице. Но у Гарри больше не было игрушек. Гарри хотел на улицу, но боялся выходить из комнаты, хотя иногда он чувствовал себя так, будто его наказали и заперли. И ему хотелось открыть дверь. Но Тому это бы не понравилось. Гарри наблюдал, как сухой лист планирует с ветки на землю. До него доносились восторженные крики детей. Том молчал. Гарри чувствовал, что у него затекает тело от долгого сидения, а под кожу лезут ледяные паучки. Гарри повернулся, чтобы посмотреть на Тома, но взглядом наткнулся на маленькую змейку, качающуюся рядом с риддловской ногой. Он вскрикнул, вцепившись Тому в плечо и потянув на себя. — Том, змея! — Том от рывка чуть не завалился назад — на спину. Гарри никогда не видел змей во дворе своего дома, но недавно они с Лили ходили в маггловский зоопарк и видели огромного питона. Том нахмурился, закрывая книгу. Он всегда запоминал, на какой странице остановился. — Я знаю, — Том посмотрел на него, напуганного и замершего. Гарри убрал от него руки, смотря на маленькую змейку, которая успела переползти к Тому на торчащее колено. — Знаешь? — Да, ее зовут Эхьи, — Том ласково прикоснулся к маленькой голове, будто кошку погладил. Гарри вновь сел рядом с ним, немного ближе, чтобы рассмотреть змейку. Она была рыжевато коричневой, с мелкими пятнышками на спине. И ее глаза, казалось, смотрели прямо на Гарри. Будто изучая. Гарри почувствовал цветущий восторг. Он представил, как расскажет Сириусу, что увидел настоящую дикую змею! — Зовут? — Гарри спросил совершенно бездумно. — Да, — Том взял ее на руки, и она свернулась у него в ладонях, покачивая головой. — Она так сказала. Это медянка, они часто здесь встречаются. Гарри посмотрел на Тома. В солнечном свете он выглядел бледным, почти синеватым. Его длинные ресницы, слипшиеся «лапками», отбрасывали тени на щёки. — Сказала? Это же змеи, они не говорят, — Гарри хихикнул. Ему нравилось проводить время с Томом, когда тот не утыкался носом в очередную книгу. Том хмыкнул. Они жили в одной комнате около месяца, и он чувствовал, что уже не хочет, чтобы Доу уходил. Чтобы оставлял его одного. Доу не разговаривал с другими детьми, поэтому никто не мог ему рассказать о ненормальности Тома Риддла. Кроме самого Тома Риддла. — Со мной говорят, — и Том гордился этим, он наслаждался тем, как маленькие змеиные глазки с восхищением следуют за каждым его шагом. Доу хихикнул ещё раз, солнце путалось в его чёрных волосах и угасало. Том каждый день заставлял его причёсываться, пока его волосы не переставали напоминать щёточку для пыли. — Даже моя мама не умела разговаривать со змеями. Я тебе не верю, — Гарри придвинулся ближе и протянул палец, осторожно погладив чешуйчатую голову. — Докажи. В глазах Тома поселилось опасение. Что если Гарри уйдёт? Том одернул себя. И что с того, если Доу уйдёт? Он глупый ребёнок, который не отличается от всех остальных. Тому он не нужен. Ему вообще никто не нужен. Но маленькое сердце Тома билось слишком сильно, когда он посмотрел на Эхьи. Она сама сказала ему своё имя, и она была его единственным другом. Недавно он хотел отнести ее в свою комнату, но появление Доу разрушило все его планы. — Эхьи, — Том чувствовал ее вес на своих ладонях, то как сокращались ее мышцы, когда она повернула к нему голову, выскользнув из-под пальцев Доу. — Укуси его. Доу смотрел на него, Том видел это краем глаза. Он не боялся повернуться и увидеть опасение в его глазах. Том сделает все, чтобы грудная клетка Гарри болела также сильно, как и его в этот момент, даже если придется столкнуть его с лестницы. Маленькие черные глазки змеи блеснули. Том знал, что она последует его приказу, ведь он был, как она говорила, говорящим. — Том? — Доу смотрел не на него — на маленькую змейку, застывшую в воздухе. В легкие просачивалось кислое опасение, будто внутри него все вопило против этого. — Что ты- Том отрешенно смотрел, как мелкие зубы вонзились в чужие пальцы. Доу вскрикнул, прижав руку к себе, Эхьи оторвалась почти сразу, тут же юркнув дальше. Чужая боль не волновала его, он следил за тем, как бледнеет чужое лицо, как ресницы тяжелеют от слез, как дрожит нижняя губа Гарри. — Ты сказал доказать, — мягко продолжил он, — и я доказал. Теперь веришь? Доу прижал руки к груди. Такой глупый, детский жест, который Том себе не позволял. — Ты, — Гарри взглянул на него почти обиженно, но без страха, — ты сказал ей укусить меня? Но зачем? Я бы и так поверил тебе. — Ты не боишься? — Это было неожиданно, Том думал, что он убежит, как и все остальные. Но видимо в Доу было что-то, что все-таки заслуживало его внимания. Его… дружбы? Но он не хотел дружить. Это не имело никакого смысла, дружба была нужна глупым приютский детям. Не ему. Но Доу мог быть полезным. Доу мог быть его. Как все змейки, как все отобранные игрушки, хранящиеся в коробке у него в шкафу. — Я… Нет, не боюсь, — Гарри опустил руки, все еще сжимая палец, он был бледнее, чем раньше, но было в нем что-то упрямое, несгибаемое. — Ты же мой друг, ты бы не стал мне вредить. Эхьи качнула головой, выползая обратно на коленку Риддла. Доу замер рядом с ним, совсем близко, потому что рассматривал змейку. Том чувствовал, как его легкое дыхание касается его щеки. — Говорящий? — Том был ошеломлён тем, какими яркими стали его эмоции, злость давила на глаза и мешалась с эйфорией. Наверное, Эхьи чувствовала, как дрожали его пальцы. Гарри выпрямился, его лицо выражало чистое удивление. У него была отвратительная привычка моргать, как совёнок, когда эмоции нападали на него. — Что она говорит? Мама никогда не рассказывала мне про такое, — Гарри повернулся к Тому, с его лица спало удивление, и теперь он сиял ярче, чем солнце в небе. Гарри повернулся обратно к медянке, вновь прижав колени к груди и уложив на них подбородок. — Привет, меня зовут Гарри. Я друг Тома. Сердце Тома ошеломительно быстро стучало, он слышал ток своей крови в ушах, будто он весь был потоком чистых эмоций. Его приняли, его признали особенным. Доу смотрел на него как на чудо, такой взгляд у него был только тогда, когда он касался кулончика у себя на груди. — Почему твоя мама должна рассказывать тебе о таком? — Том подался вперёд. Если… Если это то, о чем он думает. Если есть такие же как он, то он сможет вырваться из этого места, полного бесполезного мусора. — Она волшебница. Прости, я думал, что ты маггл, ну, эм, не волшебник. Мы так их называем. Мама сказала мне, что нельзя рассказывать им про волшебство. — Твоя мама волшебница? А отец? А твой крёстный? — Он не верил, что все так легко получилось. Что Доу просто возьмет и ответит, вывернет перед ним свои внутренности, откроет мир, о котором он мог только грезить. Его мир. — Они все, — Доу кивнул. — Волшебников очень много, но нельзя, чтобы магглы знали про нас. Есть школа для волшебников! Когда мы вырастем, то вместе пойдём в Хогвартс. — Когда? — Том спрашивал жадно, что-то блестело в его глазах ярче, чем когда либо. — В одиннадцать лет, мама сказала, что это совсем скоро. А папа много рассказывал про Хогвартс. Это очень большой замок! И там есть огромное озеро, где живут русалки. И… и… ещё есть магическое дерево — Гремячая, эм, или Гремучая ива, — Доу захлёбывался словами, и Том ему завидовал. Это горячо хлестануло его по груди. Доу знал так много, он жил в этом мире. И умудрился его потерять. Шесть лет. Шесть лет это очень долго, Том заскрипел зубами, но то, что Доу будет рядом с ним облегчало ожидание. А если за ним придут? Мысль уколола. Том тут же успокоился. Не придут. Уже прошёл месяц, если бы за ним могли прийти, то уже пришли бы. Том будет рядом с Доу, он будет ему нужен. Медянка свернулась у него в ногах, пригревшись на солнце. — А ещё у нас будут волшебные палочки, и мы сможем колдовать, — Доу солнечно улыбнулся и схватил Тома за руку, тот не возражал. Разве он мог сейчас возразить? Гарри был его ключом в новый мир, и он надеялся, что через него сможет добраться до него куда быстрее. — Я научусь колдовать, как папа, и у нас с тобой в комнате будут звёздочки. Какая глупость. Будто Тому нужно было что-то настолько простое. Такое детское. Он хотел вернуться туда, где ему было самое место, но был заперт здесь, с магглами. Том был все это время прав, он куда лучше. — Звёздочки? — Том смотрел в его глаза, и он начинал понимать, почему они были первым, что привлекло его, когда Гарри зашёл в его — их — комнату. — Папа наколдовал их в моей комнате, чтобы они прогоняли плохие сны, — Гарри держал его руку двумя ладонями, сухое тепло его рук опять добралось до сердца Тома. Том фыркнул. Гарри редко говорил о родителях, но сейчас из него лилась информация. Он рассказывал об их доме (он очень большой, Том, а ещё у меня есть метла. И волшебные мелки, и картины двигаются, а здесь нет), о своей маме, которая варила зелья, о своём отце, который был аврором (это как, ммм, полицейский здесь, я думаю так), о своём крестном, Сириусе, который умел оборачиваться собакой (а папа оленем!), о друге семьи Люпине, который читал ему сказки. Том слушал его. Он был заворожен миром, который никогда не видел. Крюк в его сердце делал рывок в ту сторону. Он завидовал Гарри. За ним никто не придёт, — убеждал себя Том, — он останется со мной. Несмотря на все слова Гарри о том, что если его родители вернутся за ним, он попросит их забрать с собой Тома, Риддл все равно ему не верил. Гарри должен был остаться здесь, с ним, в этом блеклом, полном ненависти месте, которое уже проникло в кости ко всем детям. Эмми сказала им идти обратно в комнату. Том успел спрятать Эхьи в карман прежде, чем Эмми что-то смогла заметить. Том крепко держал Гарри за руку, теперь весь приют казался ему ещё более серым и далёким. Скоро он покинет его. Скоро он окажется в мире, который принадлежит ему. — Гарри, как ты оказался в приюте? — Том забрался с ногами на их кровать, выпустив Эхьи. Гарри удивлённо на него посмотрел, видимо, воспоминания потопили его. Он замялся, скукожился, перебирая пальцами складки на одеяле. — Я не помню, — он нахмурился, — я был дома, играл с Вегой. Мама готовила на кухне. Она должна была позвать меня, — Гарри моргнул, боль сдавила его голову тисками, — а потом я проснулся в больнице. — И никто ничего не знает? — Нет, я не знаю адрес нашего дома, — Гарри потер глаза ладонью, пытаясь размазать выступившие слёзы незаметно. — Мы сможем найти их, когда поедем в Хогвартс, — Том перехватил руку, тепло опять согрело все его маленькое тело. — Если они не вернутся, — а они не вернутся. Доу кивнул. — Расскажешь мне ещё про Хогвартс? — Том улыбнулся, книга легла рядом с ним, и он заметил, как Гарри проследил за ней, хмурясь. Видимо Доу и книги становились врагами, вторым Том уделял намного больше времени. Гарри кивнул. О, Том станет лучшим другом из тех, что когда-либо были у Доу. Ему намного больше нравилось видеть Тома таким — улыбающимся, с блестящими глазами, румяным после свежего воздуха. Тогда он переставал быть похожим на куклу. Переставал быть странным. *** Их жизнь продолжалась, казалось, приют застыл во времени, и один день стремительно сменялся другим. Том становился мрачнее с каждой неделей, отмеряющей декабрь. Гарри не знал, почему так происходило, но сдвигающиеся брови Тома и поджатые губы не давали ему покоя. О. И он стал намного раздражительнее чем раньше и больше не позволял Гарри брать его за руку перед сном. Гарри смотрел в окно утром. Том читал книгу. Гарри гладил Эхьи по ее маленькой голове, все еще чувствуя сомкнувшиеся на пальце зубы. Том читал книгу. Гарри был заперт в этой маленькой комнате и никуда не мог выйти, а Том больше не соглашался на прогулки и, кажется, становился бледнее с каждым днём. Ночью Гарри лежал лицом к Тому, рассматривая завитки его волос на затылке. Иногда он не слышал ничего, кроме дыхания моря в собственной голове. Дни текли одинаково, декабрь пришёл вместе с дождями и свинцовым небом. Гарри начал ждать снега, смотря на дребезжащие тонкие ветки деревьев в их окне, разрезанном рамой на квадратики. Комната перестала напоминать золотистый кокон, посерев до уровня остальных коридоров приюта, и Гарри постоянно чувствовал себя грустным, ему даже не нравилось больше играть с маленьким мишкой, которого ему подарил Том (Гарри не знал, что мишку тот достал из коробочки, спрятанной в шкафу). А потом случилось это — Марта рассказала ему, что у Тома скоро день рождения, когда тот хмурый ушёл за их маленький столик в один из дней. И Гарри начал думать. Его родители всегда большое внимание уделяли его дню рождения: приглашали друзей в дом, мама пекла торт, папа украшал комнаты. А потом Гарри дарили подарки, и он хохотал, когда Сириус подбрасывал его к потолку. Ему нужно сделать что-то для Тома? Гарри очень хотелось. Том же так много сделал для него. И он был его единственным другом. Гарри хотелось подарить Тому что-то особенное, чтобы тот наконец-то улыбнулся. Риддл редко улыбался, Гарри чаще видел его лицо пустым. Или хмурым. Или злым. В итоге рождество слишком быстро наступило, Гарри даже не заметил, слишком увлечённый мыслями. Гарри перестал играть и часто сидел на кровати, смотря на покачивающуюся медянку, думая о том, что заставило бы Тома улыбнуться. Том иногда смотрел на него подозрительно, сидя за очередной книжкой, иногда они баловались и пробовали что-то наколдовать, но чаще всего ничего не происходило. Гарри казалось, что у Тома получилось сотворить заклинание — между ними стремительно, по кирпичикам вырастала невидимая стена, о которую можно приложиться лбом. Рождество подкралось незаметно, и Гарри терялся между реальностью и светлыми воспоминаниями о том, как они с мамой шли по улице все в снегу, искрившимся под светом гирлянд. В приюте почти ничего не изменилось, и снега здесь тоже не было, Рождество виделось серым и мутным, как слякоть на дорогах за воротами приюта. Их с Томом заставили украшать холл, ёлка была высокой, некоторые ее ветви были лишены иголок, а игрушки были немного уродливыми. Том подавал Гарри украшения. — Хэй, Том. Томми, — мальчик выскочил из-за ёлки, его лицо было пухлым, а волосы — золотистыми, но в приюте они отливали грязно-желтым. Гарри повернулся, отвлекаясь от того, чтобы закрепить шар на ветке. — Билли, — спина Тома была неестественно прямой, — отвали. Билл улыбнулся, Гарри сам не заметил, как шагнул к Тому, пытаясь забиться ему под бок. — О, это твой новый сосед? Такой же ненормальный, как и ты? — Билли рассмеялся. — Неужели ты нашёл себе друга, уродец. Том шагнул вперёд, и Гарри почти вцепился ему в руку, но не успел. — Я тебе сказал, — Риддл почти шипел, он был ниже Билла, худее, но почему-то Гарри становилось неприятно и страшно, когда он смотрел на такого Тома, — исчезни. Билл вздрогнул, ему показалось, что воздух начал давить на его плечи. Он посмотрел Тому в глаза, скривился, как от зубной боли, и отступил на шаг. Ненормальный, Риддл был ненормальным. Маленький забитый волчонок, больной бешенством. Билл его ненавидел. И боялся. — Заткнись, урод, — Билл взглянул на мальчика стоящего у Тома за спиной. Тот тоже казался ненормальным, смотрел большими глазами и молчал. Два уродца. Билл мечтал, что их выгонят. — Тебе лучше найти себе другого друга. Билл фыркнул и крутанулся на каблуках, уходя. Том смотрел на его спину достаточно долго, прежде чем обернуться. — Продолжай, Гарри, — и Гарри продолжил. Думать. Его мама всегда говорила что плохих детей не бывает, и Гарри должен был добр ко всем. Все заслуживают любви. Но теперь он не был уверен, потому что видел несчастные глаза Тома, хотел схватить его за руку и очутиться в их с родителями доме. Дальше от приюта. Дальше от всех этих колюще-режущих взглядов. Но Гарри мог только наряжать ёлку и молчать, иногда кидая смазанные взгляды на Риддла, который его игнорировал. Том сидел над коробкой с игрушками, и его пальцы иногда сжимались так сильно, что стеклянные шары, которые он подавал Гарри должны быть все в трещинах. На его лицо падали смазанные тени, и Гарри мог лишь иногда увидеть, что губы Тома плотно сжаты. Ёлка была почти полностью украшена. Гарри покачал головой, задумчиво вешая шар на свободную ветвь. Что-то оглушительно треснуло за его спиной, заставив почти подпрыгнуть. Том стоял, под его ногами лежали крупные осколки. Шарик лопнул. Том нахмурился, а потом развернулся и быстрыми шагами поднялся по лестнице. Гарри оставалось только извиняюще посмотреть на Марту и уговорить ее не рассказывать миссис Коул. — Может быть, шарик был бракованный, — сказал он тогда, — мне кажется, что Том порезался. Кажется, Гарри очень нравился Марте, поэтому она его отпустила. А с Томом было все в порядке, он просто опять смотрел в книгу, но не переворачивал ни одной страницы. Гарри вздохнул и занялся привычными делами: уложил медвежонка в кровать и забрался с ногами на стул, задумчиво всматриваясь в страницы сборника сказок. Нужно было что-то делать. Наверное, Билли очень сильно расстроил Тома. Гарри мог бы попросить Марту помочь ему придумать, что он может подарить Тому на Рождество и день рождения. Он останется другом Риддла, он не будет слушать Билли. В половину десятого Гарри выскользнул из комнаты, пока Том ушёл в душ. Он планировал вернуться до его прихода, Том обычно очень долго оставался в душевой, часто Гарри не дожидался его возвращения и шёл в ту, что была в другой стороне. Коридоры приюта были тускло освещены, и Гарри не то чтобы помнил, как ему добраться до комнаты Марты. Он хотел сделать сюрприз. Пол глухо скрипел под его маленькими ногами, пока он приближался к лестнице. Наверное, большинство уже было в своих комнатах. Наверное, ему никто даже не встретится, он поговорит с Мартой и вернётся обратно к Тому. Гарри улыбнулся. Гарри выглянул из-за угла, лестница была пустой. Он сбежал вниз, пытаясь топать потише, но плитка прохрустела под его ногами, кажется, на весь приют, заставив сердце с силой удариться в горло. Комната Марты была на первом этаже, нужно было свернуть направо и пройти ровно пять дверей. Так сказал Том, но Гарри не совсем понимал, правильно он идёт, а ещё он все ещё путал, где находится лево, а где право. Коридоры на первом этаже были немного темнее, чем на втором, Гарри ненавидел темноту. Я делаю это ради Тома, — уговаривал себя Гарри, — мама бы похвалила меня. Я должен быть храбрым, как папа. Том мой друг. Гарри прижал ладони к груди, его сердце было готово выпрыгнуть из его груди, его начало подташнивать. Двери сливались со стенами в одно темное пятно, тусклая желтая лампа мигала в конце коридора. Том бы прошёл этот коридор, не застывая на входе, он был очень храбрым. Гарри сделал робкий шаг вперёд. Он тоже храбрый. Пол за его спиной захрустел. — Уродец, — Билли улыбался, — куда ты? Билл не нравился Тому, а Том не нравился Биллу. Гарри был другом Тома, поэтому он решил, что ему тоже не нравится Билл. И мальчик был немного странный, что-то было в нем такое, что заставляло Гарри задыхаться от желания попятиться назад, лишь бы спрятаться от светлых глаз. — Мне нужна Марта, — Гарри переступил с ноги на ногу, что-то во всей этой ситуации заставляло его оставаться на месте. — Вот как, но Марта недавно ушла и вернётся не скоро. Я могу отвести тебя к ней. — Да, нет, я, наверное, попозже, эм, — Гарри отвёл взгляд, уткнувшись им куда-то в пол под ботиночками Билли, — зайду. — Ох, но она так занята будет в следующие дни. Не думаю, что у неё будет время Гарри. — Билли покачал белокурой головой, его волосы под лампами золотились и выглядели как нимб. — И прости, что обозвал тебя уродцем. Просто мы с Томом часто ругаемся. Вот я и разозлился тогда. Гарри смотрел на него. Может быть… может быть, он не прав, и Билли хороший мальчик. Он тоже, когда ругался с Тони или Роном потом долго обижался на них и жаловался маме. — Я… Ладно, давай найдём Марту, — Гарри сделал шаг вперёд, может быть, если он помирит Билли и Тома, то Том перестанет хмуриться и безостановочно разглядывать буквы, — она далеко? — Нет, совсем нет, она спустилась в подвал за, — Билли на секунду замялся, — за продуктами. Скоро же Рождество. У всех много работы. Билли взял его за руку, когда Гарри подошёл достаточно близко. Чужая ладонь была обычной, немного больше гарриной и мягче, чем у Тома, тот был болезненно худым, но Гарри уже привык постоянно ударяться о его кости. Билли вцепился в него как клещ и потянул за собой. — Мы всегда празднуем Рождество все вместе, миссис Коул дарит нам всем подарки, — Билли хихикнул, уводя его все дальше и дальше от холла. — А Марта с другими воспитательницами делают праздничный ужин. Тебе понравится, Гарри. Гарри не нравилось, что Билли так стремительно его куда-то тащил. Он пытался вырвать свою руку из чужой ладошки. — Ты подружился с Томом. Знаешь, его здесь никто не любит, — Билл остановился перед деревянной дверью и открыл ее, там было темно и пахло пылью. — Потому что он странный. — Том хороший друг, — сказал Гарри, смотря в темноту, свет из коридора лишь слегка выбелял ступени лестницы, которая вела вниз. Билли хмыкнул и нажал на включатель, в подвале вспыхнул свет, заливая чистое помещение одуванчиковым теплом. Гарри с любопытством огляделся, но Марты нигде не было. — Заходи, — Билли отошёл ближе к двери, — Марта там, внизу, она, наверное, нас не услышит сейчас. Гарри кивнул. Лестница была деревянной и глухо стучала под его ботинками, пока он спускался, держась за перила. Марта была где-то впереди, наверное, стоило попросить Билла, чтобы тот пошёл вместе с ним. — Знаешь, Гарри, — Гарри обернулся. Билли стоял и держал маленькой пухлой ручкой дверь. — Никто не любит Тома, он должен оставаться один. Поэтому и ты не можешь его любить. Билли улыбнулся, Гарри смотрел, как он захлопывает дверь, пытаясь пробежать по лестнице и успеть его остановить. Марты здесь не было, здесь никого не было. — Билли открой, — Гарри добрался до двери и начал стучать по ней ладонями. — Билли, выпусти меня! — Спокойной ночи, Гарри, — свет моргнул и потух, послышался щелчок, дверь закрывалась с внешней стороны, Гарри прижался всем телом к двери, прислушиваясь к тому, как Билли хрустящими шагами уходит от него все дальше и дальше. — Билли! Билли, открой, — Гарри зажмурился, здесь было очень темно. Он боялся обернуться и ничего не увидеть. Под его ногами была тонкая полоска света, но он знал, что она исчезнет через несколько минут. В приюте весь свет почему-то всегда выключали ровно в десять часов вечера. Он не знал, пойдёт ли Том его искать, расскажет ли он другим воспитательницам о том, что Гарри нет в его комнате. Гарри заплакал. — Билли, пожалуйста, выпусти меня, — но Билли ушёл, он уже поднялся в свою комнату. Гарри остался один в темноте. Свет в коридоре потух, но Гарри продолжал прижиматься к двери, пытаясь просочиться сквозь дерево. Он никогда не думал, что дети могут быть такими же злыми, как злодеи в книжках. Что он сделал Билли? Почему тот обманул его? Сначала ушли его мама и папа, оставив его в этом месте. Теперь ушёл Билли, закрыв его в подвале. Почему почему почему почему? Почему они все ушли? Почему Гарри совсем один? Почему он не помнит, что они достроили Астрономическую башню с папой? Почему все опять пахнет металлом и солью? Почему мама такая бледная в коридоре, а маленький мальчик стоит у Гарри за спиной в темноте и не шевелится? Почему все звёздочки-пылинки в их доме погасли? Гарри помнит, что она держала его ладонями за щеки, помнит хруст за ее спиной. Почему она плачет? — Мам? — Гарри хватается за ее мягкие руки, она смотрит на него и улыбается. За ее спиной кто-то стоит? — Не бойся, маленький Гарри, — говорит она чужим голосом, — ты скоро увидишь свою маму. *** Том задержался в душе, свет уже выключили, когда он ещё не успел закутаться в просторное полотенце, поэтому ему пришлось наощупь переодеваться в пижаму. Он волновался, что Гарри побежит его искать и потеряется, поэтому старался как можно быстрее пробраться обратно в свою комнату. Он свернул полотенце и прижался ухом к двери прислушиваясь. Недалеко кто-то разговаривал, поэтому он подождал, пока приютские дети разойдутся по комнатам. Том не хотел их видеть сегодня. Ему хватило Билли. Билли был худшим кошмаром Тома, он ненавидел его до зубного скрежета. Том был лучшим, Том был особенным, самым умным в этой куче бесполезных детей, но почему-то все любили Билли. Ему дарили лучшие подарки, Марта угощала его конфетами, другие дети бегали за ним хвостиком. Это все должно было быть его, Тома, но почему тогда досталось глупому магглу? Том сжал полотенце в руках, представляя, что сжимает шею Билли. Может быть, если у него получится колдовать… он сможет заставить Билли исчезнуть? Том улыбался от одной лишь мысли. Голоса стихли, и Том проскользнул в комнату. Гарри не было. Иногда Гарри уходил в душ одновременно с ним, но сегодня он слишком долго пробыл там, поэтому Доу никак не мог вернуться позже него. — Эхьи, ты не видела, куда ушёл Гарри? — спросил он, садясь на кровать, в груди шевельнулось что-то похожее на волнение. Змейка высунула голову из-под одеяла, становилось холодно и она старалась держаться ближе к теплу. — Маленький говорящий ушёл, когда вы ушли, — прошипела она, — но он не взял колючую ткань. Том сжался. Он не знал, куда мог пойти Доу, ему казалось, что тот не может от него уйти. Он слишком нуждался в Томе. А если они вернулись? — прошипело что-то внутри, — и он ушёл к ним, к своей семье. Этого не могло быть. У Доу был только Том. А у Тома был только Гарри? Нет. Том сжался сильнее, вцепившись пальцами во влажные волосы. Если он сейчас пойдёт искать Доу, и кто-то его заметит, то Тома накажут. Мерзкая миссис Коул заставит его помогать на кухне. Она будет ругать его. Она запретит ему выходить из комнаты. И во всем будет виноват Гарри. Зачем ему искать Доу? Даже фамилия у него была сиротская. Том уткнулся носом в ладони, в комнате было совсем тихо, никто не шептал ему истории про волшебный мир, никто не сопел, когда он отказывался взяться за руки, никто не пожелал ему спокойной ночи. Том был один, как он и хотел. Как и нужно было. Он никуда не пойдёт. Он просто подождёт, пока Доу вернётся в их комнату. А он вернётся. Том поджал ноги, уткнувшись лицом в колени. Он не знал, что Гарри не мог прийти. Том не знал, сколько времени он просидел, но Гарри все не было, его ноги затекли, как и спина, а голова была тяжелой и ватной. Гарри не было. — Эхьи, найди Гарри, — пробормотал Том, — и скажи мне, где он. Тому не нужен был Гарри. Он вовсе не хотел бегать за ним по всей комнате, он не хотел держаться с ним за руки, как это делали другие дети, он вовсе не хотел, чтобы Доу был его другом. Эхьи что-то прошипела в ответ и скользнула на холодный пол. Том знал, что ей это не нравилось, но он также знал, но Эхьи очень любила маленького неговорящего. Он вкусно пахнет, — говорила она, — и он тёплый. Том застыл. Холод просачивался сквозь его тонкую одежду, но он не спешил прятаться под одеялом. — Он вернётся, — пробормотал Том. — Он вернётся. Эхьи долго не было, Том успел заснуть, полный колючего волнения и злости. Она разбудила его, куснув, Том вздрогнул, поднимая голову. Эхьи обвила его руки, но не получила тепла — пальцы Риддла были ледяными, как и пол. — Маленький неговорящий внизу, в тёмном пыльном месте. Он пахнет солью и трясётся, — Том провёл большими пальцами по пятнистой гладкой спинке. Пыльное место? Внизу? Том потёр глаза рукавом пижамы. Это мог быть подвал, там ничего не было, пустое помещение, которое уже много лет не использовалось никем. Но Том никак не мог понять, почему Доу там. Он мог бы просто лечь спать. Доу сам виноват, Том не должен ему помогать. Эхьи что-то ещё прошипела, а после переползла под одеяло на кровати Гарри, будто там было теплее, будто там все еще хранилось тепло Доу. Том сомневался. Ветви постучали в окно. Сердце Гарри пыталось выбить ему рёбра. Гарри пытался оттолкнуть от себя чужие руки, которые крепко держали его лицо. Но его тело не двигалось. А в коридоре вовсе не было так темно, как ему казалось раньше, он четко видел глаза мамы, в них отражался он сам — сжавшийся, в зелёной шапочке на завязках, укутанный в шарф с кусочками сухих листьев, застрявших в нем. Он перевёл взгляд за ее спину. Там стояла маленькая девочка, ее светлые косички выбились из-под шапки, веснушки усыпали вздернутый нос, а ресницы, обрамляющие голубые глаза были почти прозрачными. Она смотрела на Гарри, не моргая, и улыбалась. — Мама говорит, что приютские всегда вырастают плохими людьми, — она наклонила голову, став похожей на маленькую птичку. — И запрещает с ними играть. Гарри открыл рот, давление с его щёк пропало. В темноте остались только он и маленькая девочка. — Их родители умерли или просто бросили их, теперь они одни, — ее прозрачные глаза посмотрели Гарри за спину. — Где твоя мама? Гарри прижал ладошки к груди, девочка смотрела ему за спину. Где его мама? Она на лавке, она ждала его. Она разрешила ему- Мама должна была его ждать на лавке. Они вышли погулять. Щелчок. Маленькая девочка держала его за руку, ее ладонь была ледяной. Гарри не хотел за ней идти, но ему было интересно. Щелчок. Его мама махала ему с лавки, ее лицо было бледным. Щелчок. Она гладит его щеки ладонями. Почему они такие мягкие? Почему он пытается удержать ее? Щелчок. Щеку обжигает болью. Гарри холодно, его ноги и руки замёрзли, лицо все мокрое, он ничего не видит. Кто-то прижимает его к себе. — Доу? Ты слышишь меня? — Том прижимает ледяные ладони к его щекам, размазывая соль по его лицу. Гарри не видит его лица. Он в подвале. Дверь открыта. Том держит его, не давая сползти вниз — на пол. — Том, — он уткнулся ему в плечо, чувствуя знакомый запах: мыла, травяного шампуня и (совсем чуть-чуть) что-то похожее на то, как пахло в его старом доме. — Все хорошо, — Том погладил его по голове. Гарри всхлипнул. — Б-билли обманул меня, — Гарри вцепился в него руками, как тогда — в первый день, когда он только оказался в их комнате. — Я-я думал, чт-то остан-нусь здесь н-навсегда. Том пригладил пряди на чужом затылке, вспоминая, каким дрожащим был Доу и какой холодной была щека, по которой он ударил. Гарри просто не отвечал, его глаза бликовали в темноте, но он его не видел. И Том испугался. Не за Гарри. За свое будущее.