НЕУДАЧНИКИ ПО-ПРЕЖНЕМУ ПРОИГРЫВАЮТ, НО СТЭНЛИ УРИС НАКОНЕЦ-ТО ВЫРВАЛСЯ ВПЕРЕД

Избегать Генри теперь было всё сложнее, словно удача, которая и так не жаловала Стэна, решила и вовсе от него отвернуться. Всё, о чем мечтал Стэн Урис — меньше пересечений в их расписаниях, и это было бы возможно, учись Генри в выпускном классе, но он, как второгодник, продолжал посещать занятия вместе с Беном и Беверли. В голове Стэна промелькнула трусливая мысль не встречать их у класса, как у них было заведено, и ему стало настолько стыдно, что он до конца занятий не мог объясниться перед другом и подругой. И хотя они его поняли, и хотя они в глубине души считали, что это не самая плохая идея, за неимением других, Стэн твердо сказал им: «Я не стану избегать Вас из-за такого ничтожества, как Генри Бауэрс». Ему хотелось больше контроля над своей жизнью, и это была единственная возможность управлять хоть чем-то. Генри не мог отнять у него ещё и друзей. Сам Бауэрс его не избегал, и это всё усложняло. Кажется, он стал ещё нахальнее, зная, что за ним всегда наблюдает, как минимум, одна пара глаз. Бедные младшеклассники боялись пошевелиться, когда он проходил мимо, потому что количество пинков и подножек возросло вдвое, а насмешливые комментарии так и вовсе разливались рекой. Генри превзошел себя, когда запер одного беднягу в чулане на всю ночь и вышвырнул ключи в окно. Мальчишка не рассказал, кто именно так над ним поиздевался, но объяснения нужны были лишь взрослым — ученики знали и без слов. Крисс и Рыгало не отставали от своего лидера, и теперь потасовки в школьном коридоре стали ежедневным ритуалом. И если от Генри у Стэна ещё получалось улизнуть, то его друзья проявляли большее упорство в желании выбить учебники у него из рук или защемить его рукав дверцей шкафчика. Однако Стэн прекрасно знал, что не он — главная мишень этих двоих, лишь закуска перед обедом. Больше всего Рыгало любил мучить смешно-кричащего-Каспбрэка, тогда как любимчиком Крисса на протяжении последних нескольких лет был Ричи. В двух из трех случаев именно он ломал ему очки. В туалете опять творилось черт знает что. Стэн отчетливо слышал, как кто-то занимается сексом в самой последней кабинке, и ему пришлось целую минуту сосредоточиваться, прежде чем получилось отлить. Намылив руки, Стэн посмотрел на себя в зеркало — в отражении за своей спиной он увидел, как из кабинки, поправляя ширинку, выходит Генри, а за ним — растрепанная второгодница. Окинув Стэна беглым взглядом, она прошествовала мимо и спокойно вышла за дверь, не боясь, что кто-то увидит её выходящей из туалета для мальчиков. Краска бросила в лицо. Стэн не понимал, чего он стыдится, но ему захотелось скорее покинуть школьный туалет и отдышаться. Запах здесь стоял густой и удушливый: мочи, половых тряпок и почему-то мокрой собаки, но дело было не в нем. Он мечтал, надеялся, что удовлетворенный Генри уйдет следом за своей подружкой, но Бауэрс стоял за его спиной молчаливым стражником, а Стэн так усердно мыл руки, что они уже начали краснеть. «Плевать на это, – подумал Стэн, сдергивая бумажное полотенце, чтобы вытереть руки. – Меня это не касается». Скомкав бумажное полотенце, Стэн бросил его в ведро под раковиной и попытался выйти из туалета, но Генри схватил его за локоть в трех шагах от двери. Несильно — Стэн легко мог бы вырваться, но ощутимо, вынуждая остановиться и посмотреть на себя. Неприятное чувство в груди всё разрасталось. Стэн не хотел этого прикосновения, оно казалось грязным, немного липким, и, чувствуя, как на его руке сжимаются цепкие пальцы, Урис мечтал постирать не только рубашку, но и свою кожу. Он ведь наверняка трогал второгодницу прямой этой рукой. На его одежде осталось немного её запаха. Сладкие фруктовые духи из Торгового центра, которыми пользуются и одноклассницы Стэна, надеясь приблизить взросление. – Слушай, это ничего не значит, – сказал Генри, обращаясь будто к его локтю, потому что он не поднимал глаза. – Это просто очередная давалка, и всё. Слово неприятно резануло Стэна по ушам. Так и про него сказал бы каждый, увидевший его и Генри в тупичке или в машине. За что? За то, что его сердце превратилось за последние несколько недель в кровоточащую рану? За то, что ему приходилось носить часы, не снимая, обманывать родителей, обременять друзей своими переживаниями? За то, что ему нравился вкус жвачки «Джуси Фрут», запах лосьона для волос и горячего юношеского тела? – Да это ты давалка, а не все те люди, которых ты так называешь, потому что это ты даешь всем переспать с собой, – грубым голосом ответил Стэн, одергивая свою руку. – Можешь и дальше обманывать себя. Если это ещё не написали на стене в туалете, это не значит, что это не правда. А теперь уйди с дороги. – Чего ты сказал? – взревел Генри, и его зрачки моментально сузились от ярости. Воздух вырывался из ноздрей с такой мощью, что легко мог надуть паруса небольшой яхты. – Неприятно слышать правду, да? – вырвалось у Стэна раньше, чем он успел подумать. Подумать стоило, потому что в следующую секунду Генри схватил его за шкирку, как котенка, и ударил об стену так сильно, что Стэн точно отлетел бы от неё, как мяч, если бы Бауэрс не удерживал его. Тупая боль пронзила плечи, ноги, грудную клетку, как будто кто-то ударил его кувалдой по костям. – Забери слова назад, – потребовал Генри. «Он злится, потому что знает, что это правда, – подумал Стэн, поморщившись от боли. – Или он просто ещё тупее, чем кажется». Рука Генри держала его крепко, не давая вырваться или дернуться. Ему стоило бы заткнуться, но осознание собственной правоты окрыляло в каком-то безумном смысле. Вряд ли Генри когда-либо слышал о себе такое, по крайней мере, в лицо бы ему никто точно ничего подобного не сказал — это было чревато взбучкой века. Ни у кого не было причины так рисковать. Была ли она у Стэна? – Ни за что, – прохрипел Стэн, пытаясь перевести дыхание. – Я сказал то, что думаю. – Правда? – спросил Генри почти ласково, но в его смягчившемся голосе таилась опасность, потому что в ту же секунду голова Стэна чуть не раскололась. В ушах оглушительно звенело, перед глазами всё плыло, но жалкий пластиковый звук помог ему осознать, что случилось — Генри ударил его головой о держатель для полотенец. Что-то мокрое и теплое струилось по лицу — Стэн понял, что это его собственная кровь струйкой стекает со лба и — у него хватило сил ужаснуться — пачкает его любимую светло-голубую рубашку. – Так как насчет извинений, Стэнли? – прохрипел Генри. Он встряхнул Стэна с такой легкостью, словно Урис был набит соломой. В ушах снова раздался неприятный, пищащий звук, голова ощущалась тяжелой, как если бы череп был набит камнями. – Не дождешься, – выпалил Стэн и тут же оказался на полу. Инстинкты заставили его прикрыть голову, но первый удар пришелся значительно ниже, и Стэн скрючился в позу эмбриона, чтобы пинки Генри попадали на руки и ноги. Боль возникала вспышками то в одном месте, то в другом — Бауэрс замахивался, и у Стэна было целых две секунды, чтобы передохнуть перед новым ударом. Стоило Генри обрушить на него ногу, из груди Стэна вырывался сдавленный возглас, напоминающий икоту, как если бы Бауэрс молотил игрушку-пищалку. Вспыхивающая островками боль немного отвлекала от разрывающейся на части головы. В глазах жгло, в горле набухал колючий комок. «Пожалуйста, – жалобно думал Стэн, мучительно жмурясь и стискивая губы. – Если ты есть, не дай мне заплакать. Не дай мне заплакать перед ним». Дверь внезапно открылась, и Генри, не обращая внимание на вошедшего, невозмутимо перевернул Стэна ногой на спину. Урис еле сдержался, чтобы не застонать от боли. Болели руки, болели ноги, живот, грудь, но голова — сильнее всего. Она словно была самой болью, пульсирующей, разрывающей на куски. – Извинения, Урис, – повторил Генри голосом звенящим, как колокол. Хотелось спрятаться от этого шума, но Стэн не смог даже закрыть уши. – С тебя всё ещё причитаются извинения. Можешь полежать здесь и подумать, в какой форме ты их будешь просить. Дверь за ним хлопнула с такой силой, что череп Стэна чуть не пошел трещинами. Впрочем, то же Урис мог сказать про каждую кость в своем теле. Ему и раньше доставалось. Доставалось сильно, потому что он рыдал и визжал одновременно. Но так больно, как сейчас, ещё не было. Стэн даже не был уверен, что слово «боль» здесь уместно, потому что сейчас он предпочел бы быть мертвым, чем ещё хоть раз ощутить нечто подобное. Когда Генри Бауэрс вышел, к Стэну робко подошел незнакомый семиклассник. Звук его шагов напоминал землетрясение. Он мог быть и шестиклассником, и восьмиклассником — сейчас Урис не был ни в чем уверен, кроме того, что его с минуты на минуту вывернет наизнанку, и он захлебнется собственной рвотой. – Ты в порядке? Можешь встать? – с беспокойством спросил мальчик, нависнув сверху, и протянул руку, чтобы помочь Стэну сесть, прислонившись к стене. Ладонь у него была липкая — похоже, младшеклассник вошел, чтобы смыть с рук джем или мед, который давали к вафлям в кафетерии. – Этот Бауэрс просто больной ублюдок! У тебя всё лицо в крови! В глазах Стэна двоилось, это мешало сосредоточиться. Ему нужна была помощь, в одиночку он не сможет даже доползти до класса. Он хотел бы видеть Бевви, но точно не стал бы просить какого-то мальчишку звать её в мужской туалет. Во рту было сухо, и следующий вопрос дался ему с трудом. Звук собственного голоса казался жалким нытьем скрипучей двери. – Ты знаешь... Заику Билла? Мальчик покачал головой. В глазах и без того мельтешили мухи, но это движение стало последней каплей — Стэн ощутил кисловатый вкус утреннего завтрака на корне языка. Борясь с подступившим к горлу комом, Стэн закрыл глаза, медленно дыша через нос. Хотелось снова стечь на пол и никогда больше не чувствовать запахи. – А Ричи-Балабола? Или Эдди... – Балабола знаю, – уверенно заявил мальчик. – Позови его сюда, пожалуйста, – попросил Стэн, прислоняясь головой к холодной стене. – Сейчас! От его крика голова вновь вспыхнула болью, но Стэн лишь поморщился и прикрыл глаза. Силы медленно покидали его тело. Хотелось спать. Ещё больше — чтобы ушла боль. Черепная коробка пульсировала. Некоторые импульсы были особенно болезненными и ощущались острыми копьями, ударяющими прямо в мозг. Они вынуждали Стэна слабо хрипеть. Ему чудилось, он лежит под толстым одеялом, однако его подмораживало. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Тозиер оказался в туалете, хотя на деле это заняло всего лишь несколько минут. – Стэн? Какой-то пацан сказал, что.... Ой, бля, как знал, привел сюда Эддичку, – воскликнул Ричи своим звонким, как труба, голосом. Всё происходило так медленно, словно они находились под водой, и всё равно Стэн не мог сориентироваться. Понял только, что пришли его друзья, и с усилием разлепил глаза. Худой силуэт Ричи расплывался. Низенький Эдди выглядел четче — он тут же опустился на колени рядом со Стэном и медленно повел пальцем перед глазами пострадавшего. – Двоится? – серьезно спросил он. – Да, – выдавил из себя Стэн. От этого движения его мутило. Заметив волну, прошедшую по лицу друга, Эдди незамедлительно поинтересовался: – Тошнит? – Да. – Это Бауэрс? – встрял Ричи. – Я не хочу отвечать «да» в третий раз, – простонал Стэн и вновь поморщился от боли, пронзившей голову. Сейчас он жалел, что нельзя вот так взять, снять голову с плеч и положить её в холодильник. – Похоже, у него сотрясение, – сообщил Эдди, повернулся к Ричи и не терпящим возражений тоном потребовал: – Намочи несколько полотенец холодной водой. Удивительно, но Ричи немедленно подчинился. Послышался характерный звук бегущей по трубам воды, её плеск об раковину — Ричи суетливо ругнулся, когда бумажные полотенца начали рваться у него в ладонях, однако уже через несколько секунд — показавшихся Стэну вечностью — он вернулся с мокрым комком. По ноздрям ударил запах мокрого картона. Стэн закрыл глаза, ожидая новую порцию боли, но прикосновение Эдди было аккуратным и нежным. Стирая кровь с лица Стэна, он тихо бормотал что-то успокаивающее, ласковое и доброе, явно услышанное у своей матери, и хотя это были какие-то глупости, Стэн почувствовал себя в безопасности и снова почти задремал. Закончив приводить его лицо в порядок, Эдди положил пару мокрых бумажных полотенец на его лоб. – Должно скоро пройти. Надеюсь, степень не слишком тяжелая, – сказал Эдди, вытаскивая ингалятор, чтобы вздохнуть. Стэн оценил, как долго он держался — довел дело до конца, прежде чем позволил панике завладеть собой.– Ну, насколько это вообще возможно. Посидим до конца уроков. Если не пройдет, тогда отведем тебя к врачу. – Так что случилось? – продолжил канючить Ричи. Молчание далось ему с трудом, и он больше не мог терпеть. – Ему тяжело говорить, ты не видишь, что ли? – зашипел Эдди. Даже не глядя на Ричи и Эдди, Стэн понял, что они дерутся. Не в полную силу, — просто пихаются и недовольно поглядывают друг на друга — иначе Эдди пришлось бы несладко. Прислушиваясь к их возне, Стэн вдруг подумал, что не может себе представить ситуацию, в которой Ричи захотел бы по-настоящему ударить Эдди. Ричи не смог бы, как Генри, схватить кого-то за загривок и приложить об стену. Или об держатель для полотенец. Поджелудочную неприятно кольнуло — подумать только, всё его тело превратилось в отбивную, а у него ещё находились места, которые болезненно скручивало из-за мыслей о Генри Баурэсе. – Я сказал Генри, что он давалка, – пробормотал Стэн. – До или после того, как он ударил тебя по голове? – спросил Ричи. Эдди с силой треснул его по спине, так что у Ричи чуть очки не слетели. – Ай! Ну, ты и тип, Эдс! Я спросил, потому что надо сильно повредиться умом, чтобы сказать Бауэрсу такое. Вряд ли такое можно говорить даже... тебе, – неуверенно добавил Тозиер, рассматривая кряхтящего на полу друга. – Я с ним в принципе разговаривать не собираюсь, – отрезал Стэн. – Мне сейчас больно, и мне не нравится то, как мне больно, – озвучив вслух мысль, что была в голове всё это время, но никак не могла оформиться, пока не появились его друзья, Урис почувствовал, как в глазах собираются слезы. – Вот так, мне не нравится. Эдди вновь опустился рядом с ним на колени и нежно прикоснулся к его руке. От этого легкого прикосновения, мазнувшего, как крыло воробья, желание плакать лишь усилилось. – Вот так никому не понравится, – согласился Ричи, садясь рядом со Стэном на пол и вытягивая ноги. – Это из-за Линды МакМанус? Они последние три дня всё время вместе. Говорят, Бауэрс её даже в кино возил на своем драндулете... – Бип-бип, Ричи, – серьезно произнес Эдди. – Я не знаю, о ком ты, – простонал Стэн, хотя догадывался. Скорее всего, это и была девушка, которая вышла из кабинки после Генри. Он сказал, что это ничего не значит, но обхаживал девушку целых три дня. И всё ради того, чтобы перепихнуться в туалете. К концу урока голова пусть и не прошла полностью, всё равно мучила не так сильно. Стэн позволил Ричи и Эдди вывести себя на улицу, под дуновения прохладного ветерка. Свежий воздух был очень кстати — у Стэна сложилось впечатление, будто запах туалета въелся в его одежду, волосы и кожу. Последнее удручало сильнее всего, хотя, пожалуй, если бы Стэн вспомнил о пятнах крови на своей рубашке, ему бы стало намного хуже. Из здания школы медленно выплыла Беверли — Стэн с облегчением и радостью увидел огненно-рыжие волосы, моментально взметнувшиеся на ветру пожаром. Несколько секунд она озиралась, пытаясь найти друзей в толпе, и, остановившись на нем взглядом, чуть ли не бегом помчалась по лестнице. Мгновение, и Стэн оказался в объятиях таких крепких, словно Беверли хотела выдавить из него всё жалкое нытье, что скреблось в груди. Как она, такая красивая, всегда чистая и аккуратная, могла обнимать его — помятого, в грязной рубашке? Но она обнимала. Крепко и честно. – Я дурак, – шмыгнул носом Стэн, когда Беверли отпустила его. – Ты не дурак, – Эдди сел рядом со Стэном на парапет, привычным движением достал ингалятор и вздохнул. – Нет, я дурак, – Стэн закрыл глаза, чувствуя, что их щиплет. – В смысле, Генри всё время отравлял нам жизнь, мучил, издевался. Все в школе и за её пределами знают, что он ненормальный психопат. Мне показалось, что есть какой-то другой Генри Бауэрс, потому что после того, как он узнал, что мы связаны, то не делал ничего такого, чего бы я на самом деле не хотел. Но это была его блажь, – жестко произнес он, сжимая руку в кулак, и на миг ему почудилось, как ладонь Генри смыкается на его горле. Вот из-за чего Стэн поддался, из-за этого неправильно-сладкого желания. Сморгнув слезы, Стэн так и сидел несколько секунд, прикрыв глаза, пытаясь успокоить боль, разливающуюся в груди. Не физическую — другую. Более едкую. – Внутри него никогда не было ничего хорошего, – с горечью заключил он. – На самом деле Генри всё такой же мудак. Он ударил меня, хотя уже знал, что мы с ним связаны. – Да он не просто тебя ударил, а как будто поплясал на тебе, – заметил Ричи. Беверли встретилась с ним многозначительным взглядом и покачала головой, но Тозиер не унимался. – У него след от ботинка на рубашке! – Б-б-больше кричи об этом на улице. Ричи пристыженно обернулся — по ступенькам уже сбегал взъерошенный, обеспокоенный Билл, и ребята потеснились, чтобы дать ему место рядом. – Что случилось? П-п-почему меня не поз-з-звали? – спросил Денбро, бережно накрыв руку Стэна своей. – Я вообще никого не хотел беспокоить, – ответил Стэн смущенно. Он вновь чувствовал себя проблемой, с которой его друзьям приходилось разбираться. Билл чуть-чуть сжал его пальцы в своей ладони, не давая окунуться в эти мысли с головой. – Честно говоря, не считая Бевви, ты был первым, о ком я подумал, но мелкий пацан, который нашел меня валяющимся в туалете, знал только Ричи, – горько усмехнулся Урис. Даже не глядя на Тозиера, он понял, что его друг расплылся в улыбке, и это неуловимо согревало. – Что не удивительно, ведь я... – Да он, наверное, понятия не имел, кто ты такой, пока Стэн не сказал «балабол», – заметил Эдди. Ричи недовольно сощурился. – Ты слишком неосторожно обращаешься со словами, маленький Эдди, – пропищал Ричи противным голосом старушки и ущипнул Каспбрэка за щеку. – Придется мне сходить за розгами! – Б-б-бип-бип, Ричи. Смутное чувство вины не отпускало, наоборот, всё сильнее въедалось под кожу, пытаясь всосаться в кровь. Конечно, Ричи не нужен был повод, чтобы болтать без умолку, но когда Тозиер волновался, то перегибал палку значительно чаще. Бросив взгляд на потирающего щеку Эдди, Стэн вздохнул. – Бен приглашал нас всех к нему домой, – сказала Беверли, заполняя образовавшуюся тишину. – Сейчас подъедет Майк, Бен закончит в библиотеке, и мы пойдем. Послушаем музыку, найдем тебе новую рубашку, и... – Нет, я хочу домой. Голова болит, и от музыки лучше не станет, – возразил Стэн, спрыгивая с парапета. Это было не самой умной затеей, потому что голова незамедлительно закружилась, и пришлось несколько секунд стоять и глубоко дышать, пока земля не прекратила качаться. – Спасибо Вам, но мне сегодня не до веселья. Билл спрыгнул следом за ним. – Н-но это ж-же не пов-вод пла-пла-пла... – По-моему, у меня в жизни не было больше поводов для «пла-пла-пла». Извини, – быстро добавил Стэн, заметив, как побледнел друг. Черт, Билл ведь всегда заикался больше от волнения, и сейчас это тоже была вина Стэна. – Я не хотел срываться на тебя, Билл. Просто нервы подводят, и я веду себя... – Иди сюда, – проговорил Билл, решительно обнимая его одной рукой, и слабо боднул лбом. От него слегка пахло морозом — скорее всего, мятой. Это был его шампунь. Ещё один безопасный запах. Дыхание, согревавшее щеку, было контрастно теплым. – Я с т-т-тобой. Мы все с тобой. Звук шагов заставил Стэна отстраниться. К ним быстро шел Майк, катя рядом с собой велосипед. – Я уже ухожу. Пока, Майк! – с деланной бодростью проговорил Стэн, безуспешно пытаясь поправить грязную рубашку. Если мама дома, то снова придется врать. Врать о том, как он поскользнулся на мокром полу в школьном туалете и ударился головой о держатель для полотенец. А потом у держателя для полотенец отрасли ноги, и он оставил на одежде Стэна цепочку следов. Может, его захотят отвести к врачу, чтобы удостовериться, что ничего не сломано. Может, придется снять часы с руки. Может, придется сознаться, что на запястье появилось имя, имя не девушки, а парня. «Боже, Стэн, почему ты сразу не сказал, что этот парень тебя бьет?». Понимаешь, мама, сперва мне нравилось. – Подожди, Стэн. Давай подвезу тогда, – ответил Майк, кивнув на велик. Отрывать Майка от веселья с друзьями, когда ему и так приходилось каждый день ездить к их школе, чтобы повидаться? – Нет, Вы же собирались к Бену, и... – Запрыгивай уже, – просто сказал Майк и мимолетно махнул друзьям рукой. – Я догоню или приеду сразу к Бену домой. Отдать его Майку было куда проще, чем отпустить одного. Стэн чувствовал, кто-нибудь обязательно вызвался бы проводить его, скорее всего Билл. Он по-прежнему был их лидером — хотя тем летом они так и не нашли Джорджи — и с тех пор нес ответственность за каждого. Теперь у Билла было целых пять братьев и одна сестра — слабое утешение, но больше они не могли ему дать. Хотя очень хотели. Стараясь не обращать внимание на боль, Стэн забрался на велосипед, крепко обхватил Майка за живот и прижался щекой к его широкой спине. Вспомнились старые деньки, как Билл катал их всех на Сильвере — таком большом велосипеде, что всё время казалось, будто они с минуты на минуту улетят в кювет. Но если кто и мог совладать с этой неповоротливой махиной, то Большой Билл. Велосипед Майка был намного новее и куда лучше маневрировал. Сидя за спиной друга, Стэн знал, что Майк ни за что на свете не позволит им свалиться в овраг или вписаться в ограждение, даже если прибавит скорость. Однако сейчас в голове Стэна гудело, вернулся противный звон в ушах, и школьный обед до сих пор прыгал в желудке. – Черт, Майки, меня немного мутит, помедленней, – крикнул Стэн на ухо Хэнлона, когда велосипед подпрыгнул на кочке. – Хорошо, – ответил Майк. Велосипед поехал ровнее, но намного лучше от этого не стало. Внутренности Стэна скрутило в склизкий ком, и приходилось стискивать зубы, сдерживая порыв очистить желудок. В квартале от дома пришлось остановиться — Стэн долго стоял и плевал в канаву, слюна была непривычно вязкой, но, к счастью, его не рвало. – У тебя отпечаток ноги на рубашке, – сказал Майк, наблюдая за тем, как Стэн вытирает рот. Урис мучительно зажмурился. – Да, это... – Я понял, – кивнул Майк и решительно снял с себя футболку. – Давай. Он даже не поморщился от холода, хотя ветерок не был теплым. Неуверенно потеребив край рубашки, Стэн всё-таки послушно её расстегнул, хотя сейчас она выглядела так, что не жалко было и сдернуть её. Майк знал, что Стэн откажется, если просто предложить поменяться одеждой, поэтому сработал на опережение и разделся. Чуткий и заботливый Майк, которого чужие беды не оставляли равнодушным. Рядом с ним не страшно быть слабым и беззащитным. Не страшно и не стыдно. – А что скажет твой дедушка? – встревоженно спросил Стэн, передавая Майку свою грязную, заляпанную кровью рубашку. Не хватало ещё, чтобы у Хэнлона из-за него были неприятности. Футболка Майка была приятно-теплой, от неё веяло надежностью. На миг Стэн ощутил, как сила струится по его телу. Конечно, именно такое у него возникло чувство, потому что ноздри ласково пощекотал очередной знакомый запах, дарящий успокоение и уют — фермы, домашних животных, одеколона с нотками дерева. Раньше он принадлежал отцу Майка, но Стэн не мог представить другого человека, пахнущего так же. Застегивающий его рубашку Майк наоборот казался уязвимым. Всего на долю секунды, но этого хватило, чтобы Стэн представил, как выглядит со стороны. – Твой парень мне как-то нос сломал. Кровь брызнула фонтаном, и я выглядел так, как будто прирезал кого-то, – фыркнул Майк, обнадеживающе улыбнувшись. – Так что дедушка меня и не таким видел. – Черт, Майк... Не дав ему произнести ни слова, Майк мягко похлопал Стэна по плечу, стараясь не задевать синяки. – Не надо за него извиняться, – серьезно сказал Майк. – Я не представляю, что ты сейчас чувствуешь, но точно знаю, что ты не выбирал это чувство — оно просто возникло. Думаю, когда возникает связь соулмейтов, ты меньше всего ожидаешь, что тебе ногой врежут по животу. – Да, это даже для такого больного извращенца, как я, слишком, – не сдержавшись, Стэн влажно шмыгнул носом. – Никто из нас не считает тебя извращенцем, – проговорил Майк, потрепав Стэна по курчавым волосам. Стало тепло и щекотно. – Мы же неудачники. Мы держимся вместе, что бы ни случилось. Ты — ещё не самое страшное, что с нами случалось, – добавил он и многозначительно понизил голос. – У нас же есть Ричи. Чувствуя, что его потихоньку отпускает, Стэн засмеялся. Через день, когда Беверли принесла ему рубашку, оказалось, что Майк не просто постирал её, но и пришил оторвавшуюся пуговицу.