НЕУДАЧНИКИ ПО-ПРЕЖНЕМУ ПРОИГРЫВАЮТ, НО СТЭНЛИ УРИС НАКОНЕЦ-ТО ВЫРВАЛСЯ ВПЕРЕД

– Вот бы поцеловаться с кем-нибудь, – протянул Ричи, упав рядом со Стэном во время большой перемены. Его поднос тяжело стукнулся о стол — макароны с сыром опасно подпрыгнули. Стэн, чья голова была забита мыслями, не сразу понял, что обращаются к нему, однако за столом сидел он один. Эдди и Бэна поймала учительница по английскому, Билл дописывал тест, Беверли обсуждала с одноклассницей предстоящий проект по биологии. Её напряженное лицо выдавало желание скорее закончить разговор и сесть за столик к друзьям, однако она кивала и делала пометки в блокноте. – Поцелуйся, – ответил Стэн, перекатывая горошины вилкой. Он сидел за столом уже добрых пять минут, но до сих пор не притронулся даже к консервированным фруктам. Неделя выдалась напряженной. Первые несколько дней после столкновения с Бауэрсом в туалете у Стэна болела голова. Боль была нестерпимой — ему мешали громкие звуки, яркий свет, и всё время хотелось прилечь. Он даже задумался о том, чтобы остаться дома, и только нежелание объясняться перед родителями остановило его. Приходилось заглатывать по три таблетки аспирина за раз, чтобы продолжать существование. Стэн с трудом поднимался с постели, принимал душ, надевал рубашку с длинными рукавами, причесывался на другой бок — чтобы не был заметен продолговатый шрам на виске — и шел в школу. К счастью, шрам был неглубоким, и Эдди пообещал, что не пройдет и десяти дней, как от него останется лишь небольшой след, который и вовсе сойдет к лету, если мазать его специальным кремом. Стэн хорошо знал, как меняется голос Эдди, когда он обманывает, но счел попытку утешить себя довольно трогательной и послушно забрал крем. – Ну, так я... – Ричи взял в руки коробочку сока и принялся теребить картонный край. – Знаю, что произвожу впечатление специалиста, но... а как это было с Бауэрсом? – От меня ничего не зависело, – кисло ответил Стэн, подпирая рукой лоб. Теперь он пытался разделить горошины на две ровные кучки. – Можешь спросить у него, уверен, он тебе всё расскажет. Ричи издал неуверенный смешок. – Но тебе понравилось? – уточнил он, продолжая ерзать на стуле, как будто ему под ягодицы подложили ежей. – Да. С губ Ричи сорвался завистливый вздох. Он молчал, но Стэн всё равно слышал тысячу не произнесенных слов. В грудь быстро, но остро кольнуло. Отложив вилку в сторону, Стэн дернул плечом, чтобы размять затекшие мышцы, и решительно повернулся к Ричи, продолжавшему мучить коробку сока. – Слушай, тут дело не в том, как целуешься, а в том, с кем целуешься, – проговорил он, серьезно взглянув в глаза настороженно застывшего Ричи. – В начале осени у моей кузины был день рождения... – Это история про инцест? – Бип-бип, Ричи, – серьезно сказал Стэн. Ричи послушно «закрыл» рот на невидимый ключ и «вышвырнул» его за спину, весь обращаясь во внимание. – В общем, это был, действительно, большой праздник, и, конечно, пришли все её подруги и одноклассницы. Все танцевали, играли во всякую ерунду вроде «прикрепи хвост ослу», потом настало время торта и подарков. Во время ужина я переглядывался с её подругой, но как-то не рискнул пригласить её на танец, – неторопливо проговорил Урис, мысленно вспоминая тот вечер. – Но пока кузина разворачивала подарки, мы перекинулись парой фраз и решили выйти в сад. Ричи нетерпеливо затрясся. К ним, наконец, подсела Беверли со своим подносом и вопросительно подняла брови — стоило ей появиться, как Ричи замахал руками на манер дирижера, призывая Стэна продолжить. Любой, кто знал Ричи Тозиера больше минуты, не меньше Беверли удивился бы его молчаливому рту. – Мы разговаривали об учебе, об общих знакомых — в общем, обо всяких глупостях, но было... интересно, – неторопливо поведал Стэн. – Солнце уже село, в саду горели лампочки, и вокруг них собрались мотыльки. Было тепло, на ней — легкое платье из шелка, и она такая милая и красивая, и пахнет от нее приятно, цветами и медом. Я подумал, почему нет? Тем более, она опустила руку на скамейку рядом с моей ногой, развернулась ко мне. И мы поцеловались. Ричи чуть не взвизгнул, но вовремя закрыл рот руками. И без того большие глаза будто вдвое увеличились под стеклами очков. Беверли кусала губы, чтобы не выпустить смешок, но у глаз уже собрались веселые морщинки. Наблюдая за дрожащим от нетерпения Ричи, Стэн, наконец, отправил в рот ломтик консервированного апельсина. Во рту разливался приятный цитрусовый вкус. – И? И? И? – не выдержал Тозиер. – Ничего, – ответил Стэн, многозначительно вскинув брови. – Я ничего не почувствовал. Было не мокро, не противно, просто... никак. Я немного пошевелил языком, губами — она тоже, но... ничего. И я подумал: «Это то, чем все так восхищаются и о чем все говорят? Как-то... не впечатляет». Она улыбнулась мне, а я подумал, что хочу скорее уйти домой, – продолжил он. – А потом Бауэрс прижал меня к шкафчику — у меня чуть душа не отлетела. И, знаешь, это было слюняво, больно, от него пахло потом, вкус его жвачки — приторная дрянь, а я чуть не вплавился в шкафчики, настолько мне было хорошо, – Стэн задумчиво постучал зубчиками вилки о край пластикового подноса. – Я даже не помню, что там было с нашими губами, зубами, языками, но хорошо помню: сердце у меня колотилось так, что было больно. И дышать стало так тяжело, что я чуть не задохнулся. Потому что я забыл, как дышать, но и не хотел, чтобы он отстранялся и дал мне возможность вспомнить. Издав гортанный возглас, Ричи упал пылающей щекой на стол. От переизбытка эмоций у него не нашлось ни единого слова, что случалось с ним очень редко. Беверли уже не сдерживала смех, но всё-таки сочувственно трепала измотанного эмоциями Ричи по волосам. Пришлось потесниться — за стол опустились Эдди и Бен со своими подносами. – Зачем Вы убили Ричи? – весело спросил Эдди, наблюдая за разворачивающимся представлением, и принялся за свои макароны с сыром. Хихикнув, Бен вопросительно посмотрел на Беверли, а потом перевел взгляд на Стэна. – Урис, ты... – Ричи уперся лбом в прохладную крышку стола и ударил по ней кулаком, издав ещё один хриплый звук. – Эй, Урис! Неудачники вздрогнули и тут же обернулись, словно кто-то дернул за невидимые ниточки. Все, кроме моментально поникшего Стэна, который вновь уставился на свой поднос и принялся катать горошины вилкой. Легкий голод, возникший во время разговора, вновь испарился. Последнюю неделю он почти не видел Генри — разве что издалека, всегда в компании Крисса и Хаггинса. Стэн помнил его угрозу, но ему слабо верилось, что Бауэрс, действительно, потребует у него извинения. Обычно Бауэрс успокаивался после обучающего избиения, а Стэн явно получил двойную порцию. Если бы его не мучили такие сильные головные боли в начале недели, скорее всего, он переживал бы о предстоящей встрече куда больше. – Пойдем. Поговорить надо, – деловито бросил Генри, останавливаясь за его спиной. Стэн сам не заметил, как его спина выпрямилась. Он так и не обернулся, однако на лице проступило равнодушное выражение. – Говори при моих друзьях, – незаинтересованно проговорил Стэн, катая зеленый горошек с таким видом, будто больше ничто на свете не могло его заинтересовать. – Если тебе есть, что сказать. Звук, который издал Генри, можно было трактовать по разному, но отчетливее всего слышалась досада. Друзья Стэна, сидящие за столом, не сводили с него глаз. – Насчет того, что случилось в туалете... – Ты про то, как ударил меня головой о держатель для полотенец, а потом швырнул об пол и бил ногами по животу? – невозмутимо перебил его Стэн и демонстративно отправил в рот ещё один ломтик апельсина. – Можешь называть вещи своими именами, мои друзья всё знают. Они не знали или не знали всех подробностей — Генри понял это по их вытянувшимся от ужаса лицам. Стэн не хотел поступать так с друзьями — не хотел ставить их в неловкое положение, не хотел заставлять их переживать больше, чем они уже переживали, но не знал, как ещё разговаривать с Генри. Он не хотел оставаться с ним наедине, не хотел говорить о случившемся или о чем-либо ещё. – Пойдем-ка прогуляемся, – не терпящим возражений тоном сказал Генри, схватив Стэна за шкирку. От неожиданности Урис чуть не вскрикнул и протянул руки, чтобы вцепиться в крышку стола, но Генри с легкостью пресек эту попытку. Наверное, он с легкостью мог забросить Стэна на плечо, если бы захотел. – Отпусти его! – синхронно воскликнули Беверли и Ричи, отодвигаясь на своих стульях. Бен вскочил из-за стола, задевая его животом — Генри невольно фыркнул, заметив, что стол сдвинулся на несколько дюймов, и предупреждающе покачал головой. Лицо Бена было бледным от страха, он хорошо помнил все стычки с Генри, однако его кулаки упрямо сжались. Ближе всех к Стэну сидел Эдди — он попытался удержать его за локоть, но Генри стряхнул Каспбрэка, как собаку. Он оказался таким легким, что свалился обратно на стул почти беззвучно. – Спокойно, – рявкнул Генри, выволакивая упирающегося Стэна из-за стола. Для удобства он схватил его за руку и теперь тянул за неё, будто хотел оторвать. В это мгновение раздался громкий звук, напоминающий взрыв — о его голову лопнул пакет молока. Неудачники ошеломленно замерли, Беверли в ужасе закрыла нижнюю часть лица руками. В кафетерии повисла тишина — стало слышно, как гудят лампы. Генри, продолжая держать Стэна за кисть, медленно обернулся — молоко стекало по его лицу и плечам. Перед ним стоял Билл, чья грудь тяжело поднималась и опускалась. Его поднос уже валялся в стороне, еда смешалась в разноцветную смесь. Прежде чем рука Генри медленно разжалась, он сжал запястье Стэна чуть ли не до хруста. – Ты сегодня сдохнешь, Каша-во-рту. Не дожидаясь, пока Генри воплотит угрозу в жизнь, Билл под оглушительные крики детей помчался через весь кафетерий — Бауэрс сразу за ним, словно дьявольская гончая. Он был быстрее, ловчее и злее, поэтому расстояние между ними сокращалась стремительно и неумолимо. В Пустошах Билл легко сбил бы Генри со следа и затаился в зарослях, но сейчас у него не было никаких шансов. Стэн совсем не хотел бежать за Генри после того, как у него получилось продемонстрировать равнодушие, но страх, что он изобьет Билла, не дал ему остаться на месте. Сразу за ним, оставив свои вещи в кафетерии, бежали все остальные. Быстрее всех — Беверли, Эдди — в самом конце. Генри Бауэрс избивал и за меньшее, а уж публичное унижение он точно не оставил бы без наказания. – Бауэрс! – задыхаясь, крикнул Стэн, когда они выбежали в школьный коридор. Ученики шарахались в стороны, уступая дорогу. Широкая спина Генри стремительно отдалялась. – Остановись! Давай... поговорим! Ты хотел... поговорить... так? Я тут! – С тобой позже разберусь, не волнуйся, Урис, – гаркнул Генри, продолжая упрямо преследовать Билла. – Тебе лучше остановиться, ублюдок заикающийся, или я оторву тебе голову и буду пинать её, как мяч! Черт возьми, а ведь он не шутит такими вещами. Дыхание уже начало подводить Билла, в боку кололо, футболка с длинным рукавом намокла от пота и теперь липла к спине и под мышками — рука Генри несколько раз сжалась в опасной близости от его плеча. Без переломов в этот раз точно не обойдется. Тем более, Генри уже один раз сделал ему подарок, в тот год, когда пропал Джорджи. Спасение возникло внезапно. Так внезапно, что Билл буквально влетел в него — это был учитель по истории, мистер Купер. Он чуть не упал и уже хотел отчитать Билла за бег в коридоре, но следом за незадачливым бегуном возник рычащий от злости Генри, раскрасневшийся, мокрый. Купер тут же понял, в чем дело, и оставил Генри на неделю после уроков, не забыв высказаться по поводу молочных потеков на его одежде. Пока Бауэрс, тихо ругаясь, чтобы не заработать больше неприятностей, выслушивал нотации, Неудачники потихоньку улизнули. Забрав вещи из кафетерия, ребята разбрелись по классам, на ходу обсуждая случившееся. Ни для кого не было секретом, что из-за наказания Генри взбесится ещё сильнее, однако сейчас, вспоминая, как смешно и нелепо он выглядел, облитый молоком, друзья весело смеялись, по-очереди изображая выражение его лица. Им не терпелось скорее рассказать о случившемся Майку. Если бы Ричи точно знал, где сейчас находится Хэнлон, то позвонил бы со школьного телефона. Отвертеться от сопровождения не вышло — друзья довели его до класса впятером, а Ричи обнаглел до такой степени, что даже зашел вместе с ним и повернул назад лишь после того, как Стэн принялся демонстративно раскладывать на столе письменные принадлежности. Наверное, ни о ком в его классе не заботились так, как о нем, но вместе с благодарностью Стэн чувствовал и вину. Он снова навлек на своих друзей беды, и даже вид посрамленного Бауэрса не радовал его. Генри поймал его после уроков, когда Стэн уже не рассчитывал с ним пересечься и спокойно складывал учебники в рюкзак. Опоздание на отработку влекло за собой штрафные минуты, поэтому большая часть провинившихся появлялась в классе заранее, чтобы скорее уйти домой. Генри не должен был стать исключением, ведь отец ждал его на ферме — работы всегда хватало. – Что там с нашим разговором? – спросил Генри, ударяя рукой в дверцу одного из шкафчиков. Теперь Стэн был в ловушке. Не потому что тело Генри заслоняло обзор — потому что Стэн ощущал себя маленьким, когда Бауэрс приближался на расстояние фута. Потому что когда он подходил так близко, что Стэн мог чувствовать его запах, было трудно думать. – Не собираюсь я с тобой разговаривать — это была уловка, чтобы отвлечь тебя, – ответил Стэн. Генри недоверчиво нахмурился. – Нам с тобой нечего обсуждать, но вот, что я тебе скажу: держись от Билла подальше. От всех моих друзей, включая Майка Хэнлона. – А то что? – с издевкой протянул Генри. – Ничего, – сказал Стэн, захлопывая дверцу своего шкафчика. На внутренней стороне была фотография Ричи — он приклеил её сам, чтобы Стэн хоть изредка смотрел на что-то прекрасное. Урис тогда одарил его скептическим взглядом, но фотографию так и не отклеил. – От меня тоже держись подальше. – Нет. Стэн раздраженно выдохнул. Он не знал, как разговаривать с людьми вроде Генри. Любой другой человек на его месте вспомнил бы о чувстве собственного достоинства, но у Генри Бауэрса были свои представления о том, что это такое. – Голова болит? – спросил Генри. – Да, – ответил Стэн с неприязнью. – После того, как ты ударил меня головой о держатель для полотенец у меня сильно болит голова, понял? А ещё у меня болит живот, и по-моему на нем до сих пор отпечаток в форме твоей ноги. Выражение лица Генри ясно давало понять: он еле сдерживал желание ударить его снова. Стэн надеялся, что его собственное лицо говорит следующее: «попробуй, и увидишь, что будет». Он не знал, что конкретно противопоставит Генри, но надеялся, что Бауэрс почувствует всю серьезность его намерений. – Слушай, ты был не прав, ясно? – произнес Генри, качаясь с ноги на ногу. Вид у него был, как у обиженного ребенка. – Ты был не прав и ты должен извиниться. – Я скорее пол вылижу, чем сделаю это, – надменно ответил Стэн, собираясь развернуться и уйти. – А вот это я могу устроить, – сказал Бауэрс, перехватывая его поперек туловища и роняя на пол. Всё произошло так быстро, что Стэн даже не успел взвизгнуть. Одна рука Генри сжимала его волосы, вторая с силой давила к полу. – Ну? – угрожающе спросил Генри. – Давай. Облизывай пол, – потребовал он, встряхнув его голову. – Я жду. Слезы страха и боли уже текли по щекам, грудь напряженно тряслась, предвещая скорое рыдание. Это так унизительно! Но ничего больше не оставалось. Стэн вполне мог бы извиниться, но губы упрямо сжимались, не давая ему произнести ни слова. Он должен был спастись, должен был пойти по пути наименьшего сопротивления, но всё его нутро горело огнем, не давая извиниться перед Генри. Он дернул головой и высунул язык, дрожа от отвращения. Тысячи ног ходили по этому полу — от одной мысли, что он, действительно, это сделает, тошнило. Хорошо, что сегодня Стэн толком не успел поесть, иначе еда бы уже пошла по пищеводу. Мысли сбивчиво натыкались друг на друга, слезы падали на пол, собираясь в небольшую лужицу. Будет достаточно просто провести — вряд ли Генри захочет смотреть, как он пропашет языком весь коридор. А потом он попросит у Эдди «листерин». Его схватили за шкирку и резко одернули от пола — раньше, чем Стэн успел коснуться его языком. – Ты — мелкий жиденок, – рыкнул Генри, толкнув тихо рыдающего Стэна в шкафчики и прошел мимо. Стэн сполз обратно на пол и свернулся в клубок, закрыл голову руками, словно хотел защититься от школьного коридора. Пытался успокоиться, но всё не мог прийти в себя. Он чуть не облизал пол! О чем он только думал? Следовало сделать всё, что требовал у него этот недоумок Бауэрс, вместо того, чтобы провоцировать его! Ему ведь лучше многих было известно, каким становится Генри, когда не получает то, что хочет. Извинения — это просто слова. Стэн мог извиниться, скрестив пальцы в кармане. Он мог извиниться, мысленно называя Генри психопатом и дураком. Стэн мог извиниться, а потом забрать свои слова назад. Мог извиниться... но не хотел. Не хотел извиняться перед Генри — этому противилось всё его естество. Плачущим его и нашел Билл. Стэн не знал, сколько прошло времени с того момента, как Генри ушел, но его кожа уже горела от слез. – Прости, – прошептал Стэн, когда Денбро опустился рядом с ним на пол и аккуратным движением отнял его руки от лица. – Прости меня, Билли. – Т-тебе не за что извиняться, п-пойдем, – сказал Билл, осторожно вытирая его слезы своими теплыми ладонями. Стэн упрямо покачал головой. – Теперь Генри... – Д-да его шайка и так нам покоя не давала, – прервал его Билл, не давая наговорить глупостей. – Тем более, Крисс терпеть не может Ричи п-п-после того случая на площадке, так что мне бы косвенно всё равно доставалось, не от одного, так от другого. П-п-пойдем? – спросил он, чуть склонив голову. – У нас сегодня с Эдди вечер фильмов. Б-будет весело! Портить вечер двум лучшим друзьям? Только этого не хватало! Сегодня он уже принес достаточно проблем. Стэн чувствовал себя одной большой неприятностью, и всё его нутро стремилось домой. Туда, где он мог быть бесполезен в одиночестве. – Нет, я... – П-п-пойдем, – твердо произнес Билл. Один он мог заикаться и при этом внушать трепет и уважение. Слушая, как тихонько хмыкает Эдди и время от времени прорезается Билл, Стэн совсем расслабился. С чего он вообще взял, что дома ему было бы лучше? Нет, дома было бы ужасно, но так Стэн мог бы тешить себя иллюзией, что никому не помешал. С друзьями появлялись уют и спокойствие. Им не нужно было что-то говорить или делать — они просто были, и все заботы Стэна исчезали. Билл и Эдди таскали из кинопроката всё подряд. Билл собирался стать новеллистом, поэтому с удовольствием поглощал всё, что попадало на пленку. Чаще всего это были фильмы ужасов — они заставляли мозги Денбро кипеть — но если попадалось что-то непонятное, снятое в безумно-причудливой манере, Билл пересматривал фильм по три или четыре раза. Эдди был единственным, кто мог это выдержать, не трясясь от страха и не кривясь от осуждения. Друзья никогда не говорили об этом вслух, но хорошо знали, что Ричи боится даже фильмы вроде «Я был подростком-оборотнем», Майк не мог смотреть что-то страшнее документальных фильмов о животных, Бен предпочитал книги, Беверли не любила эксплуатационное кино, а Стэн смотрел только фильмы категории «А». Сидя в компании увлеченно жующих лакричных червячков друзей, Урис впервые пожалел, что пренебрегал подобными фильмами. – С-страшно? – весело поинтересовался Билл, когда они смотрели уже третий фильм, и голова Стэна потихоньку начала гудеть. – Неуютно, – осторожно согласился Стэн. Сцены казались больше некомфортными, чем страшными. Стэн не мог понять — это из-за фильма, который они смотрели сейчас, или потому что он уже четыре часа наблюдал за каким-то безумием, которое постепенно стирало в его голове грани страшного и нестрашного. Он искал какое-то логическое объяснение происходящему, а когда не мог найти — начинал волноваться. – Так и должно быть, – кивнул Эдди, набивая рот лакричными червячками. – Правда, не по той причине, по какой неуютно тебе. Но если результат тот же — не на что жаловаться? Билл тебя ещё пожалел, – со смехом добавил он. – Когда мы смотрели фильм «Муха», он каждые пять минут нудел о расхождениях с рассказом. – П-потому что это были в-важные расхождения, – упрямо произнес Билл. – В ф-фильме н-нет никакого с-смысла в телепортации кота... Эдди демонстративно закрыл уши руками, заставляя Стэна засмеяться.