НЕУДАЧНИКИ ПО-ПРЕЖНЕМУ ПРОИГРЫВАЮТ, НО СТЭНЛИ УРИС НАКОНЕЦ-ТО ВЫРВАЛСЯ ВПЕРЕД

Надев новую рубашку нежно-мятного оттенка и убедившись, что он выглядит недурно, — чисто, опрятно, элегантно, пусть и не очень красиво — Стэн решил, что не будет подавать виду, будто происходящее его волнует. Если Генри выставит его давалкой, Стэн вполне может сделать вид, будто использовал его таким же образом, и для него случившееся тоже ничего не значит. Да. Звучит как план. На душе было паршиво, но, по крайней мере, Стэна больше не мутило. Ему не хотелось быть тем парнем, которого тошнит по каждому поводу. Для этого в компании был Ричи — чем старше он становился, тем больше волновался о том, как его воспримут и что скажут. Стэн немного тосковал по тем временам, когда им всем хватало объятий друг друга, чтобы почувствовать себя лучше. Путь в школу не занял много времени. Стэн сам не заметил, как ускорил шаг — хотелось скорее окунуться в реальность. Не оттягивать суровый момент, когда он увидит про себя гадости в туалете или услышит, как Генри смеется над ним со своими дружками-недоумками. С Патриком, поправил мысленный голос. С Патриком. – А ты сегодня кра-кра-красавчик, – сказал Билл на ухо Стэну, поравнявшись с ним на лестнице. В первое мгновение Стэн по-настоящему удивился. Он не видел ничего особенного в том, что сделал, хотя приложил много усилий, чтобы выглядеть привлекательно. Стэн казался себе провальным проектом. Как будто родители старались сделать что-то хорошее, но то ли материалы были не те, то ли его немного «передержали», и на выходе получился... Стэн Урис. – Спасибо, Билли-бой, – Стэн позволил себе улыбнуться и машинально расправил несуществующие складки на одежде. – Так заметно, что я... старался сегодня выглядеть получше? – Ты всегда хорошо выглядишь, – ответил Билл, с любопытством его рассматривая. – Но я раньше не видел этой рубашки. – Ты такой внимательный. Ричи говорит, они у меня все одинаковые, – проговорил Стэн, немного смутившись. – Ричи смотрит только на одного человека, – усмехнулся Билли, закладывая руки в карманы и зачем-то их оттягивая, покачиваясь с пятки на носок. – Если часто на кого-то смотришь, то уже не замечаешь других людей вокруг. Но я тебя в-в-вижу, правда. Стэн невольно засмеялся. Он чувствовал себя не очень хорошо, но покуда храбрился, всё получалось. И держать подбородок, и выглядеть занудой-птичником, и умничать по поводу и без. Наверняка Ричи всем уже растрепал, как ему вчера было плохо, но Стэн даже радовался этому, потому что не хотел пересказывать историю каждому по отдельности. Сейчас он меньше всего желал выглядеть слабым и уязвимым. Когда Стэн и Билл переступили порог школы, Генри уже во всю развлекался с Криссом и Хаггинсом в коридоре. У него была зажигалка «Сricket», и он незаметно подпаливал волосы проходящим мимо девочкам. Сразу после этого на весь коридор раздавался приступ дикого хохота. Виктор и Рыгало хохотали так, словно это было самое смешное зрелище в их жизни, да и Генри от них не отставал. «А ведь он мудак, – подумал Стэн, наблюдая за тем, как Генри в очередной раз щелкает зажигалкой. – Он настоящий мудак». И почему-то эта мысль заставила его желудок сжаться от волнения. Генри будто встретился с ним разок взглядом, но сразу же отвлекся на очередную девчонку, и рука Стэна, готовая взметнуться, чтобы незаметно помахать, сжалась в кулак. В коридоре уже пахло жженными волосами, и Стэн поспешил зайти в класс, подальше от происходящего. Генри Бауэрс — дурак. Не то чтобы он не знал этого, когда лез к нему целоваться. На уроке Стэн даже смог сосредоточиться и приятно раскраснелся, когда учитель похвалил его. Небольшое достижение, связанное с ним самим — вот, что было нужно Стэну, чтобы чувствовать себя лучше. Он сумел не смотреть на Генри в кафетерии, хотя их отделяла лишь пара столиков. Стэна даже насмешил рассказ Ричи о том, как его выставили из класса за то, что он передразнил учителя, отвечая на его вопрос. Но после уроков... от мысли, что он снова останется один на один в классе с Генри (и учительницей), его вдруг заколыхало. Как это будет? Как вчера или иначе? Пожалуй, Стэн слишком много думал о том, на что никак не мог повлиять. Если бы только получилось обуздать свои мысли, тогда Стэн не мучился бы так сильно. Чувства боролись с разумом и побеждали. Генри зажал его у библиотеки, когда Стэн уже попрощался с Беном и пожелал ему хорошего вечера. Хэнском собирался провести время с матерью, а на это всегда были нужны силы, потому что она расстраивалась, когда Бен не съедал всё, что было у него в тарелке, или не просил добавки. Поводок, которым родители пытаются удержать ребенка, всегда разный — но это всё ещё поводок. На скуле у Генри был впечатляющий синяк, по форме напоминающий полумесяц. Стэн увидел его впервые за сегодняшний день, потому что не подходил настолько близко. До этого ему казалось, что это просто тень. – Вчера ты упустил свой шанс, Урис, – произнес Генри серьезно и полез к нему с поцелуями, настойчиво и жадно. И Стэна вдруг совсем отпустило. Исчезли заботы вчерашнего дня, мысли об отравлении, вечерние переживания и утренние, когда он выбирал рубашку, несся в школу, чтобы скорее окунуться в пучину реальности. Всё стало таким... неважным. Генри мял его задницу в руках, Генри терся об него пахом, Генри кусал его губы. Генри заполнял собой всё пространство от потолка до пола. Он перекрывал даже воздух. – То есть сегодня... ты меня... не хочешь? – сбивчиво спросил Стэн, пытаясь сосредоточиться на чем-то кроме поцелуев, и вдруг испугался своих слов, заметив, что Генри отстранился и его зрачки потемнели. – Я твою дырку сейчас разъебу до такой степени, из тебя кишки вывалятся, – сказал Генри, сильно его ущипнув. Приятно-больно. Но Стэн всё равно с легким волнением прижался к стене, опасаясь, что Генри претворит угрозу в жизнь прямо сейчас. – Сегодня мне нужно быть на ферме и закончить копать, – произнес Генри, мимолетно дотрагиваясь до своей скулы. Он точно знал, где находится его синяк, и Стэн впервые понял, что в чем-то они похожи. Он тоже боялся своих родителей, но вряд ли они стали бы его бить, даже если бы Стэн серьезно их ослушался. Для этого существовали и другие наказания. Например, его часто держали под домашним арестом и заставляли убирать в подвале. Страшное место, но Стэн определенно не хотел, чтобы ему давали подзатыльники и затрещины. Не в первый раз Стэн оставался после уроков, но определенно до вчерашнего дня не думал, что можно не делать уроки или не читать книгу, когда сидишь в пустом классе, а кругом царит всепоглощающая тишина. С ними был еще один ученик, но он был занят решением примеров, и Стэн просто смотрел на Генри, а Генри смотрел на него, практически не мигая. Так пристально Стэн обычно глядел только на птиц. Он упивался каждой секундой и не хотел, чтобы этот час заканчивался, потому что Генри должен был уйти на ферму. Оставить его одного до завтрашнего дня. Вернувшись домой, Стэн окончательно убедился, что учебы ему на сегодня хватило с лихвой. Целый день он только и пытался, что заниматься, как ни в чем не бывало, и это изрядно вымотало. Взяв справочник по орнитологии, чтобы было хоть какое-то прикрытие, на случай, если родители решат проверить, чем он занят, Стэн устроился на кровати. Его выходка привела к тому, что Генри наказали. Отец не просто стукнул его — ударил по лицу. Наверное, очень сильно, если остался синяк. Под одеждой у Баэурса могли быть и другие синяки — в конце-концов, отец его не славился легким характером. Но Генри не разозлился — целовал его, как и прежде. Почти ласково. На его месте Стэн вышел бы из себя, поссорился бы с человеком, который бы его так подставил. Мысли так и кружились в голове без остановки, пока Стэна не позвали ужинать. Удивительно, но он не чувствовал голода, хотя в последний раз ел в школе, и мама, действительно, постаралась на славу, потому что на столе были его любимые блюда. Отец рассказывал маме какой-то смешной случай с работы, Стэн гонял еду по тарелке, зная, что родители отругают его, если заметят, что он не ест. – Как бы Вы поступили, если бы узнали, что я сделал что-то плохое? – спросил Стэн, когда отец замолчал и, наконец, отправил в рот ломтик картофеля. Мама, до этого момента продолжающая посмеиваться, замерла с вилкой в руке. – Что ты сделал, Стэнли? – спросила она, широко распахнув глаза. – Ничего, – ответил Стэн, продолжая перекладывать еду на тарелке, стараясь не мешать её друг с другом. – Я просто спрашиваю, потому что хочу знать. Непонимающий взгляд матери встретился с серьезным взглядом отца. – Что ты сделал? – повторил отец с нажимом. Стэн почувствовал себя неуютно. Как чувствовал себя всегда, когда был в чем-то виноват. Как в тот раз, когда он кинул тарелку и нечаянно разбил окно. Возможно, потому что родители не сомневались в том, что он провинился. Они даже не допускали мысли, что Стэн, если уж зашел такой разговор, хоть в чем-нибудь да не виноват. Спроси об одном, о другом, о третьем — обязательно найдешь, где Стэн Урис ошибся на этот раз. «Вы же не думали, что этот ш-ш-шладенький кусочек пирога — такой уж невинный, верно?» – ехидно прорезался внутренний голос, до боли напоминая сейчас Ричи. Как хорошо, что он звучал лишь в голове у Стэна, и никто больше не мог его услышать. – Ты бы меня ударила? – еле слыша себя, уточнил Стэн. Глаза матери от изумления расширились вдвое, но она молчала, и Стэн перевел взгляд на отца. – Ты бы меня ударил? В отличие от матери, отец не выглядел удивленным — только нахмурился, пытаясь понять, куда он клонит. Он всё ещё считал, что очень хорошо понимает своего сына, но, возможно, Стэн перестал с ним откровенничать раньше, чем стал носить часы, не снимая. – Что ты сделал? – повторила мама снова, но Стэн лишь покачал головой. У него было желание поговорить серьезно, но родители вновь пытались сделать из него провинившегося ребенка. Как будто не хотели допустить даже мысль, что они хоть в чем-то могут быть не правы. Стэн попытался представить, как отец, состроив серьезную мину, говорит: «Наш народ страдал не для того, чтобы ты позволял малограмотному фермеру себя душить», но эта мысль его не насмешила. Дональд Урис мог сказать такое вполне серьезно. – Ничего, – в очередной раз повторил Стэн и встал, сильно скрипнув отъехавшим назад стулом, возможно, оставляя царапину. – Извините, мне нужно закончить домашнее задание. Он видел, мама хочет сказать: «Не смей уходить, когда я с тобой разговариваю», но не успела. – Сядь и доешь свой ужин, – сухо сказал отец. – Твоя мама старалась специально для тебя. На мгновение Стэн замер, чувствуя себя лошадью, которую неожиданно стегнули кнутом. Он уже сделал несколько шагов и ступил на ковровое покрытие, но стоило ему услышать голос отца, как Стэн немедленно развернулся и сел за стол. У него не было представления, как можно не подчиниться, когда отец чеканит приказы таким тоном. Ужин продолжился, как ни в чем не бывало. Его родители всегда были хороши в создании видимости чего-либо. Отличный дом, приличная машина, подстриженная лужайка, рояль в гостиной. Сын, который не кончает в штаны, когда его придушивают. «Им не нужно бить меня, чтобы я это чувствовал, – подумал Стэн, глотая еду, не жуя. Он не чувствовал её вкуса, и хорошо, потому что его мутило. – Они такие же как родители Билла, как отец Беверли, как мама Эдди или Бена». – Нам звонила твоя учительница, миссис Коутон, – наконец, проговорила мама. – Она сказала, ты был участником драки. Стэн оторвал глаза от тарелки и встретился с мамой взглядом. Её лицо выражало участие, она даже была готова его пожалеть. «Они не понимают», – подумал Стэн, вытирая губы салфеткой. – Ты назвал ученика деревенщиной и... «Она не сможет сказать «голова-задница», – заключил Стэн про себя, испытывая эмоцию на грани веселья и презрения. Его мама была слишком воспитана для этого. Она бы никогда не прошла в грязной обуви по ковру, никогда не выругалась бы, увидев, что кто-то разбил стекло её автомобиля, пока она совершала покупки. – Это ведь был сын того полоумного Буча Бауэрса? – поинтересовался отец деловито. Стэн вздрогнул и нерешительно кивнул. – Подозреваю, он долго тебя задирал, что не удивительно — от свиньи вырастет только свинья. Но ты всё равно не должен был так поступать. Ты ведь не свинья, Стэнли? – Нет, сэр, – пробормотал Стэн, поспешно заталкивая в себя остатки картофеля, и сделал большой глоток воды, чтобы протолкнуть вставшую комом еду дальше по пищеводу. – Я всё понял. Больше такого не повторится. Я могу идти? – Иди, – разрешил отец и невозмутимо вернулся к трапезе. «Они не понимают», – снова пронеслось в голове Стэна, когда он поднимался по лестнице. И не могли понять. Лежа на полу, Стэн думал о том, как было бы хорошо поговорить с Генри, но он не мог просто сорваться из дома и поехать на чужую ферму. Если бы он сказал родителям, что хочет погулять или увидеться с друзьями сейчас, когда за окном сгущались сумерки, на него посмотрели бы, как на безумца. Они привыкли, что надо быть дома пораньше, потому что на улицах Дерри живёт зло. Стэн расстегнул ремешок часов, скользнул взглядом по запястью. «Генри Бауэрс». Сердце остро сжалось и разжалось. Стэн не хотел так чувствовать, но чувствовал. Неделя наказаний подошла к концу так быстро, что Стэн и не заметил. Он чувствовал себя свободным делать всё, что хочется, и ужасно расстроенным, потому что хотел проводить время с Генри, однако никак не мог. Не было формального повода — их миры соприкасались только в школе, и за её пределами они почти не виделись. В обычное время Стэн радовался, что Генри и его дружки не попадаются ему на пути, когда он хочет отдохнуть, но теперь чувствовал досаду. Выходные дни выдались прохладными, поэтому друзья решили сходить в «Алладин». Большой кинотеатр казался безопасной гаванью, где можно было спрятаться от взрослых, их непонимающих взглядов и глупых вопросов. После трех сеансов, которые Стэн посмотрел залпом, время от времени вздрагивая, потому что Ричи тормошил его за плечо и что-то бормотал в ухо, голова приятно гудела. Она всегда гудела, если он проводил много времени с Ричи, но на сей раз причина была не только в нем. Четыре с половиной часа мысли Стэна занимало лишь кино. Такого количества веселья Стэну хватило с лихвой, поэтому когда Ричи и Беверли ушли в аркадный зал, чтобы спустить оставшуюся мелочь на автоматы, а Бэн, Эдди и Майк — в библиотеку за книгами, он остался с Биллом на перекрестке. Заниматься чем-то активным совершенно не хотелось, и они просто шли по улице, незаметно направляясь к дому Билла, хотя Стэн собирался вернуться к себе. Они резко оказались в тишине. Всего минуту назад их было семеро, и они шумели, потому что компания из семерых человек не может не шуметь, и вот Стэна резко вышвырнуло в пучину молчания. Билл шел, глядя себе под ноги, и Стэн почти физически чувствовал тяжесть непроизнесенных слов. Такое бывало только с Биллом, потому что иной раз ему было особенно трудно справиться с заиканием. Иногда он не мог просто окатить друзей своей речью, и слова накапливались, накапливались, пока не прорывались с боем. – Как д-д-д... – Нормально, – перебил Стэн, чтобы Биллу не пришлось договаривать до конца, и поднял на него изучающий взгляд. – А у тебя? Билл выдохнул, открыл рот и предпринял попытку. – Н-н-н... но-но-нормально, – твердо произнес он. Волнение всегда заставляло его заикаться больше. Стэн встревоженно посмотрел Биллу в глаза, пытаясь понять, что может беспокоить его друга прямо сейчас. В последнее время он думал только о себе. О себе и Генри. И говорил только о себе и о Генри. Мог ли он не заметить, что с Биллом что-то произошло? Стэн не хотел думать, что это возможно. Он дорожил Биллом сильно, как не дорожил бы родным братом. Его тревоги ничего не значили, если у Билла проблемы. – Что-то я так не думаю, – Стэн толкнул Билла плечом, чтобы Денбро ощутил его присутствие по-настоящему. – Что-то случилось? Родители? Логопед? Беверли? – последнее Стэн спросил шепотом. Билли размеренно покачал головой. Стэн ощутил укол сожаления — он понимал Билла не так хорошо, как Эдди, который с первой буквы мог догадаться, что Денбро имеет в виду. Их связь была крепче цепи. Наверное, Эдди мог бы по памяти воспроизвести каждый день, проведенный с Биллом. – Хорошо, если это не связано с родителями, может, это связано с... с Джорджи? – спросил Стэн растерянно. Билл покачал головой и, кажется, стал ещё грустнее. – Проблемы с учебой? Волнуешься из-за экзаменов? Если хочешь, я могу... Раздался оглушительно-назойливый звук гудка, заставивший их обоих синхронно обернуться. Ржавый драндулет Бауэрса стоял на другой стороне улицы, слепо таращась разбитыми фарами. По лицу Билла пробежала непонятная тень — он посмотрел на Стэна, уставившегося на автомобиль с плохо скрытой радостью и удивлением, и широко махнул головой, так что челка взметнулась. – И-и-иди, – просто сказал он. – Но ведь у тебя что-то случилось, – возразил Стэн и перевел взгляд на друга. – Расскажи мне, Билли. Он подождет. Но Билл весь подобрался, подтянул штаны и выдал: – Ничего не случилось, говна кусок. А теперь иди, а то засуну тебя в мусорный бак и скачу вниз со склона. Или ты не знал, что со стариной Бауэрсом шутки плохи? Стэн невольно засмеялся. Он всегда замечал, что Билл не заикается, когда изображает Генри или кого-то другого, но никогда не задумывался о природе этого. – Ладно, голова-задница, – ответил Стэн, поднимая руки вверх. Билл засмеялся в ответ, дружелюбно рассматривая его лицо, и как будто на нем уже не было той странной тени, которую Урис заметил несколько секунд назад. – Точно ничего? По гудку снова настойчиво ударили. – Нет, – Билл улыбнулся, но не своей мягкой улыбкой, а знакомо-неприятной ухмылкой второгодника — и с силой толкнул его плечом, так что Стэн чуть не отлетел. – Пиздуй отсюда, Урис, а то поддам тебе скорости. – Ну, тогда до встречи, – фыркнул Стэн и размашисто чмокнул Билла в щеку. Он сделал это раньше, чем подумал, и Денбро немедленно округлил глаза, касаясь своей щеки ладонью. Стэн сконфуженно переступил с ноги на ногу. – А чего ты удивляешься, старина Бауэрс? – тем не менее, спросил он. – Разве ты — не мой соулмейт? – Твой, – медленно произнес Билл, глядя ему в глаза, и помахал рукой в воздухе. Перепрыгивая через дорогу большими шагами, Стэн тоже помахал рукой. От волнения живот приятно покалывало. Как бы Стэн ни планировал сегодняшний день, он точно не мог подумать, что Генри поймает его где-нибудь на улице. – Чего так долго, мудак? Я уже запарился тебя ждать, – недовольно бросил Генри, когда Стэн уже по привычке запрыгнул на пассажирское сиденье и захлопнул дверь. Стэн растерянно моргнул. – Просто Билл... – Меня нахрен не волнует Каша-во-рту, – прервал Генри, постукивая пальцами по рулю и как будто рассматривая что-то в зеркало заднего вида, хотя улица была совершенно пуста. Почему-то с места он не трогался. Стэн неуверенно замер — от Генри исходило такое раздражение, что его можно было потрогать руками. Внимательно рассмотрев его хмурое лицо, — брови, практически, сомкнулись в одну линию — Стэн склонился к водительскому креслу и быстро поцеловал Генри в щеку, как Билла минуту назад. Автомобиль тронулся с места, словно по волшебству. Дышать стало как-то проще. Однако Генри молчал, и Стэн не знал, что ему сказать, чтобы как-то заполнить тишину. Бауэрс закурил, за считанные секунды выжал сигарету до конца, выкинул окурок в окно, достал ещё одну сигарету и снова её поджег. Запах табака быстро наполнил салон. – Не зови его так. Это мой друг, и у него есть имя, – наконец, проговорил Стэн. – Мне насрать, – членораздельно ответил Генри. – Заткни хайло, пока я тебе не всыпал. – Ты совсем... Машина затормозила так резко, что Стэн чуть носом не влетел в лобовое стекло, а потом ему вдруг с размаху прилетела оплеуха. Такая сильная, что в ухе зазвенело. По телу прошла дрожь, ноюще-сладкая и какая-то затормаживающая. Стэн вжался в кресло, тяжело дыша. Глядя на Генри окосевшим взглядом. Автомобиль ощутимо дернулся и вновь двинулся по дороге. Путь был Стэну хорошо знаком — в погожие дни он часто шел по этой дороге, чтобы подобрать Майка и вместе покататься на велосипедах. Они проехали мимо фермы Хэнлонов, завернули дальше, к полям, на которых пока ничего не зеленело, но зато виднелся большой амбар. Генри оставил машину во дворе, открыл дверь, размашисто плюнул на землю и вышел. Стэн, которого от тряски немного укачало, вывалился следом за ним. Ухо уже не болело и не пульсировало, но сладкое напряжение в теле осталось. Участок Генри не казался таким уютным, каким Стэн его себе представлял. Во дворе валялись банки, по которым, очевидно, часто стреляли. Сорняки пробивались через редко рассыпанный гравий. Кое-где виднелись кусочки стекла, не острые, потому что по ним часто ходили тяжелыми подошвами. Чувствовалось, что за хозяйством следят — ближайшие грядки были вскопаны, шланги — бережно скручены, но не хватало старания и усердия. Не успел Стэн, правда, осмотреться, как его схватили за шкирку и отволокли в дом. Дверь тяжело захлопнулась. Генри поволок его дальше, не давая уцепиться взглядом за большой стол в кухне, мешки с какими-то клубнями, грязные кастрюли и занавески, пожелтевшие от времени. – Знаешь, Урис, думаю, тебе стоит уяснить кое-что, – раздраженно сказал Генри, с силой толкая Стэна на софу. – Когда я тебя зову или сигналю тебе, следует откликаться с первого раза, – проговорил он, резким движением стягивая с себя майку. – Если же мне придется дважды звать тебя или дважды жать на гудок, ты получишь трепку. – А если я откликнусь с третьего раза? – срывающимся от волнения голосом спросил Стэн, рассматривая крепкое юношеское тело перед собой. Живот Генри казался твердым, как камень. Мышцы кипели жизнью. – Изобью тебя до полусмерти, – пообещал Генри серьезно. Стэн ощутил странную дрожь, заставившую пальцы на ногах поджаться. – Если ты и так не поймешь, и это повторится, я тебя задушу вот этими руками, – Бауэрс посмотрел на свои ладони и решительно дернул Стэна за ноги, устраиваясь между ними. – Ты всё понял? Нужно было кивнуть, но Стэн лишь глубоко вздохнул, чувствуя себя возбужденным до предела. Он видел, что Генри балансирует на грани своей ярости, и насколько опасно было дразнить его сейчас? – Нет, объясни получше, я не говорю на языке тупых деревенщин. Стэн понял, что произнес это вслух, лишь когда лицо Генри вытянулось в изумлении. Не успел он дернуться, как его схватили за шкирку, а уже через секунду он чуть не слетел с софы от мощного удара. В ушах снова зазвенело, оглушительно и тонко, на несколько секунд в глазах начало двоиться. Тяжело дыша, Стэн схватился за лицо, чувствуя, как горит кожа и тонкая прослойка под ней. Продолжая дрожать от гнева, Генри резким движением вытянул со шлевок ремень, накинул на шею Стэна, обернул и резко потянул. Мир потерял четкость. Кадык будто ввалился в глотку болезненным комом, каждая попытка вдохнуть отдавалась дьявольской сухостью в горле. Стэн чувствовал, что у него вот-вот лопнут в миг напрягшиеся губы и глаза. Пульс колотил по ним с дьявольской силой, стараясь прорвать тонкий слой кожи. Лицо Генри расплывалось. Стэн пытался тянуть воздух носом и ртом, но он лишь булькал, не проходя в легкие. Конечности неуклюже затрепыхались. Он таял в безвоздушном пространстве, задыхаясь от ремня и возбуждения. Тело казалось таким напряженным, Стэн ощущал натяжение в каждой мышце, и обескураживающее чувство контроля над собой. Пелена перед глазами стала ещё гуще. Теперь он видел лишь ореол, больше не напоминающий Генри. Руки беспомощно дернулись, вслед за ними — голова. На секунду Стэн подумал, что сейчас он умрет, и неистово бьющееся сердце болезненно укололо, но ладони Генри разжались — ремень повис, давая возможность вздохнуть воздух высохшей глоткой и закашляться. Не успел Стэн скатиться на пол, как почувствовал, что его подхватили за спину и осторожно усадили, дав возможность прислониться спиной к подлокотнику. Голова тяжело повисла. Его слабо тронули за щеку — не ударили, просто коснулись. Стэн дышал рвано и глубоко, кислород ещё ни разу в жизни не был таким вкусным. Собственное возбуждение ощущалось, как никогда, остро. Каждый новый глоток воздуха разжигал его ещё больше. Мир ещё не обрел четкость, а Генри уже поцеловал его, отрывая от реальности. Не глубоко, больше балуясь с его губами. Ладонь Генри медленно, но властно, двигалась по ноге Стэна. Ощущения были ослепительно яркими. – Что ты за мелкий дрянной ублюдок? – сокрушенно произнес Генри, оттягивая кудряшки Стэна не больно, но как-то ощутимо — захотелось откинуться назад и блаженно зажмуриться. – Я когда-нибудь не сдержусь и прихлопну тебя. Стэн сам не понял, почему от этих слов стало так хорошо. Рука Генри поднималась всё выше, выдавая настойчивое желание. – Будет больно? – тревожно спросил Стэн. Волнение вновь охватило его, но Стэн старался не подавать виду. Его губы всё ещё пульсировали, как и шея. Уязвимость и растерянность медленно растворялись в крови. – Терпимо, – пожал плечами Генри и слегка склонил голову в бок, пытаясь прочитать что-то на его лице. – Могу сделать так, что свихнешься от боли. – Я не знаю, нравится ли мне, когда больно там, – неуверенно произнес Стэн, на миг опуская взгляд. Рука Генри замерла на его ноге, вторая продолжала успокаивающе играть с его волосами. – Хэнк? Генри дернул бровями вверх. – Что? Стэн неуверенно прикусил губу. Он сам не знал, о чем хотел попросить. – Просто двинь мне по лицу, если я совсем слечу с катушек, – сказал Генри и поцеловал Стэна в лоб. Урис удивленно поднял взгляд. Бауэрс выглядел, как никогда, серьезным. – Только давай без оскорблений, я и так еле держусь. Стэн нервно засмеялся, но сердце сладко сжалось в груди. Генри потянул его на себя, осторожно поцеловал, медленно раздевая. Было странно ощущать это, но его трогали чутко и ласково, словно видели в нем что-то ценное и стоящее. Ему было ужасно неловко, но неловкость расходилась под завороженным взглядом Генри, который время от времени отстранялся, чтобы оглядеть его тело. Ему явно хотелось и целоваться, и рассматривать одновременно, и он не знал, что выбрать. – Ты сегодня такой сладенький, – практически промурлыкал Генри, бережно вылизывая его губы. – Это... просто конфеты... – неуверенно пробормотал Стэн в ответ. Генри хмыкнул в его рот, явно не разделяя его точку зрения. Его тело казалось таким жарким, что Стэн вполне мог и растаять рядом с ним. Он всегда думал, что никому не позволит потрогать себя изнутри, но открыться для пальцев Генри оказалось неожиданно просто. Словно Стэн всю жизнь только и ждал, что когда-нибудь Генри Бауэрс захочет подготовить его для себя на старой, скрипучей софе. Шершавые пальцы в прохладной субстанции бесстыдно дразнили, надавливая и раздвигая, и волнение потихоньку таяло, оставляя пустое пространство, идеально подходящее для того, чтобы Генри его заполнил. – Хочу тебя в себе, – проговорил Стэн, еле слыша себя из-за того, как сильно стучало сердце. – Очень сильно. – Я уже в тебе, – ответил Генри, поглаживая его пальцами изнутри, давая привыкнуть. – По-другому, – выдохнул Стэн, царапая пальцами колючую обивку. – По-настоящему. Стало больно, лишь когда Генри вошел, но даже близко не так, как он себе это представлял. Стэн не чувствовал, что умирает — напротив, неожиданно понял, что живет по-настоящему, и вдохнул полной грудью аромат табака и теплого солнца, вплавленного в кожу Генри. Запах показался Стэну изумительным. Хотелось задохнуться им, и Стэн жадно повел носом, выгибаясь, чтобы Генри было удобнее двигаться. Ладони Генри сжимали его руки, пальцы сплелись, словно лоза. Теперь шальной пульс Стэна колотил Генри по пальцам, но Бауэрс не отпускал его. Держал крепко, медленно, но настойчиво двигаясь внутри. Стэн никогда не видел у него такого выражения лица — напряжение вперемешку с удовольствием, но когда Генри стал двигаться быстрее, уже не мог на него смотреть. Глаза закатились, с губ сорвался стон. Стэн не понял, что сам издал этот надрывный, громкий звук. – Вот так, да? – спросил Генри, отпуская его руку, чтобы убрать со лба влажные волосы. Боль пронзила вспышкой, но сразу за ней по телу прокатилась волна отупляющего удовольствия. Всё, чего он хотел — чтобы это никогда не кончалось. Боль — удовольствие, боль — удовольствие, боль — удовольствие, по кругу. – Да... А потом Стэн вдруг понял, что хнычет. Жалобно. Исступленно. И что его нытье только больше подстегивает Генри, тихо порыкивающего от наслаждения. Горло словно расплавилось, истерзанное его стонами. Стэн коснулся себя и обнаружил, что член совсем мокрый. Настолько твердый, что невозможно было его игнорировать. Хотелось опустошить его — этому желанию вторило изумительное чувство заполненности. Как он жил раньше, такой пустой внутри? Генри вновь накрыл его руку своей, на этот раз помогая сжимать и дергать член быстро и сильно. И удовольствие под его настойчиво-властной ладонью удваивалось, утраивалось, помножалось на такие числа, какие Стэн не мог произнести вслух, не запнувшись. «В этом он хорош, – подумал Стэн, кусая губы, но это не помогало сдерживать рваные стоны, раздирающие глотку. – В этом он просто потрясающий». Мысль просто возникла в голове и растаяла, потому что Стэн весь сосредоточился вокруг члена в себе и ладони, сжимающей болезненно-крепко. Нет, он определенно не жил раньше, потому что именно это можно назвать жизнью — когда каждая часть тела дышит блаженством. Всё, что он мог, просто выпустить этот неистовый восторг из себя, перепачкать им свою ладонь и ладонь Генри, помогающую ему кончить, и замереть, впуская в себя чужое семя. Голова в тот же миг опустела. Стэн прижался к влажному, вспотевшему телу, жадно вдохнул, пытаясь поселить в своих беспокойных легких знакомый, практически родной запах. Генри стиснул его сильнее, пряча лицо в кудрях, расслабленно погладил, перебирая волосы. Стэн подумал, что сейчас расплачется, и ему будет очень стыдно, но слезы застыли в глазах. Лишь грудь повело от сдерживаемого рыдания. Он хотел услышать. Хотел, чтобы Генри это сказал. Даже если это не правда, Стэн так хотел это услышать. Грудь болезненно свело от неистовой боли. Такой мучительной, что хотелось выть. – Я тебе внутренности вырву и раскидаю по оврагам, если ты сейчас начнешь ныть, что хочешь домой или к своим дружкам, – недовольно произнес Генри. Стэн поджал губы. Глубоко вдохнул и, наконец, поймал легкий аромат жвачки и сигарет. Всё, что ему было нужно, находилось сейчас рядом с ним, но Стэн чувствовал себя разбитым. Возможно, потому что снова опустел. – Я к тебе хочу, – борясь со слезами, произнес Стэн, и шмыгнул носом. – Да люблю я тебя, тупой ты, блядь, недомерок, – раздраженно произнес Генри, отстраняясь, чтобы стиснуть лицо Стэна в своих ладонях. – Я тебя люблю. Всё? Это хотел услышать? – Да. Очень, – беспомощно произнес Стэн и разрыдался. Он плакал, задыхаясь и подвывая, не зная, как можно не умереть, чувствуя себя таким счастливым, а Генри целовал его в шею — торопливо, жадно, ненасытно... И Стэн успокаивался, пока на него не накатывало вновь. Чувство стыда так и не появилось, словно его унесло вместе со слезами. Стэн вдруг понял, что ему нравится лежать голым, прижимаясь к Генри каждой частью своего тела. Некоторое время они так и лежали. Стэн скользил взглядом по коже Генри, замечая шрамы — короткие и длинные, глубокие и поверхностные. И ему становилось хорошо, когда Генри накрывал его руку своей и водил по своему телу, позволяя изучить его. – А этот откуда? – спросил Стэн, погладив Генри по плечу. – Отец сигарету прижег, когда я задержался по пути из магазина, – равнодушно произнес Генри. Чуть ниже был шрам, напоминающий росчерк ручки по бумаге. Стэн бережно повел по нему пальцем, замечая про себя, что он немного выпуклый. – А этот? – Этот? – Генри опустил голову, чтобы увидеть, где сейчас рука Стэна. – Не успел снять телефонную трубку, и отец проснулся. Кинул в меня бутылку, но она не долетела. Разбилась об стол, но меня зацепило осколком. Повезло, что он был сонным. Стэн ощутил укол жалости и бережно погладил Генри по лицу. Бауэрс исхитрился поцеловать его ладонь, и Стэн невольно улыбнулся. – А этот? – уточнил он, указывая на старый, побелевший шрам, расположившийся чуть ниже ключиц. – А это, блядь, от камня, который кинул в меня кто-то из твоих друзей, уж хрен поймешь, который именно, – ответил Генри, оскалившись. – Но смотри, что у меня есть. Сев перед ним, Генри согнул ногу и показал Стэну продолговатую линию на голени. Она была такой слабой, что Урис еле-еле её рассмотрел и вопросительно поднял брови. Выглядело так, словно Генри поцарапался об колючую проволоку. Просто рваный след. – Вот это — твой, – сказал Генри, задерживаясь на нем пальцем. – Единственный камень, который попал мне в ногу. Стэн облизал губы, чувствуя, что в ушах напряженно постукивает. – Поцеловать можно? – спросил он тихо. Генри фыркнул, но как-то милостиво подставился, откидываясь назад, чтобы Стэн не задел его головой. Ощутить эту продолговатую рваную линию можно было только губами — Стэн никогда не отличался физической силой. Кожа Генри обдала его теплом. Стэн пошел дальше, продолжая целовать каждый дюйм, до которого мог дотянуться. – Прекрати там возиться, у меня уже привстал, – ворчливо проговорил Генри. Стэн поднял глаза, чтобы убедиться, что Бауэрс не шутит, и невольно облизал губы. – Отсосешь? – Конечно, – ответил Стэн, не задумываясь ни на миг. И как-то естественно толкнул Генри рукой, чтобы было удобнее. Это было уже не так страшно — у него получалось хорошо, потому что Стэн больше не думал. Генри не нужно было говорить, хватало и того, что он вполголоса мычал от удовольствия. И ему нравилось чувствовать руку Генри на своем затылке, приятно давящую. Направляющую. Натягивающую глубоко и сильно. Лишь дома Стэн понял, что у него на шее остался неглубокий след от ремня. Удостоверившись, что родители ещё не вернулись, он использовал остатки мази, которую ему дал Эдди, и снова надел водолазку, хотя на улице становилось тепло.