НЕУДАЧНИКИ ПО-ПРЕЖНЕМУ ПРОИГРЫВАЮТ, НО СТЭНЛИ УРИС НАКОНЕЦ-ТО ВЫРВАЛСЯ ВПЕРЕД

– У тебя синяк на скуле, желтушный такой, – сказала Беверли, когда Стэн приблизился, помахав рукой в знак приветствия. – Правда, что ли? – удивленно спросил Стэн, дотронулся до своего лица двумя пальцами и скривился от неприятного ноющего ощущения. – Проклятье! У него совсем вылетело из головы, что вчера он получил затрещину в машине. – Его не видно, если не присматриваться, – успокоила девушка, замечая, как Стэн изменился в лице. День сегодня складывался замечательно. Стэн проснулся чуть ли не с улыбкой на лице, весело насвистывал в душе, практически пританцовывал, пока одевался, и, взглянув на себя в зеркало перед выходом, он не заметил ничего необычного. То же бледное лицо, разве что глаза светились от радости. Его выдавала водолазка, но Стэн был слишком непримечательной личностью в школе, чтобы кого-то интересовало, как он одевается. Светясь от приятного чувства легкости, Стэн вышел на улицу, подставляя лицо и кудри порывам освежающе-прохладного ветра. Дерри красотой не славился, но весной и летом (больше летом, потому что весной было грязно) город выглядел лучше, чем осенью и зимой. Когда зацветали сады, Стэн мог часами гулять по улицам, просто чтобы любоваться цветами и выискивать птиц. Родители тоже не обратили внимание на его синяк — Стэн схватил со стола тост с джемом, проглотил его на ходу, запил холодным чаем и буквально выбежал из дома, сославшись на то, что ему нужно встретиться с друзьями перед уроками. Злополучный ужин остался в прошлом — родители решили, что Стэн извлек свой урок, и не слишком наседали. Лишь пожелали приятного дня. А день обещал быть, действительно, приятным. Беверли зачем-то начала прыгать на одной ноге. – Тебе точно это нравится? – с сомнением спросила она, ловко перемахнув через дыру на асфальте. Эту прогалину не могли заделать уже третий год, и веселее всего было прыгать через неё на велосипеде. – Может, он заставляет тебя думать, будто тебе это нравится? Или ты боишься, что он не будет с тобой, если ты дашь ему отпор? – Мне нравится, Бев. Мне очень нравится, правда, – ответил Стэн, машинально поправляя ворот водолазки. – Мне никогда не было так хорошо, как с ним. То есть... мне хорошо с Вами, но по-другому, – поправился Урис и медленно облизал губы, подбирая слова. Когда он думал о Генри, по телу шла приятная дрожь. – Он совсем не такой, как ты думаешь. То есть... он совершенно такой, как ты думаешь, но со мной он другой, – сбивчиво объяснил он. – То есть... практически такой же, но... я не могу это объяснить. Во взгляде Беверли читалась плохо скрытая жалость — как будто она ни капли ему не поверила. Стэн бы и сам себе не поверил, если бы услышал свое блеяние со стороны. Тем более, он отлично знал, кто такой Генри Бауэрс. На секунду Беверли остановилась, чтобы пристально на него посмотреть. Если бы не веселое чириканье воробьев и надрывные крики ворон вдали, Стэн бы оглох от тишины. – Билл волнуется, – наконец, проговорила Беверли. – Правда? – машинально спросил Стэн. Когда они виделись в последний раз, — это было вчера, но, казалось, в прошлой жизни — Билл не казался таким уж обеспокоенным на его счет. Стэн не связал его странное поведение с собой и теперь чувствовал себя глупо. – Мы все волнуемся за тебя, Стэн. Но Билл звонил вчера вечером и спрашивал, что я думаю, – Беверли перепрыгнула с одной ноги на другую и остановила взгляд на воротнике Стэна. – Он снова тебя душил? – Я сам напросился, – пожал плечами Стэн. Беверли остановилась и выразительно на него посмотрела, заставляя смутиться и покраснеть. – Нет, в смысле... я буквально его упрашивал, потому что очень этого хотел. Когда Генри надел ремень на мою шею, и я почувствовал, что это единственное, что удерживает меня на грани между жизнью и смертью, а перед глазами было его лицо, я был так счастлив, – проговорил Стэн, на секунду прикрыв глаза. Дотрагиваясь до своей шеи, он будто всё ещё мог чувствовать натяжение ремня в руках Генри. Одно лишь воспоминание заставляло его голос опускаться до дрожащего шепота. – Я никогда не был так счастлив. Даже когда увидел красного кардинала, – добавил он, наконец, взглянув на подругу. Беверли неловко засмеялась. – Он сказал, что любит меня, – восторженно проговорил Стэн, прикрыв глаза от удовольствия, и ощутил, что губы сами растягиваются в улыбке. – Два раза. Таким голосом Стэн обычно говорил, когда хотел чем-нибудь похвастаться. Обычно это была какая-нибудь ерунда, имеющая значение только дня него — новый справочник по орнитологии, бинокль, чтобы наблюдать за птицами, наручные часы... И Ричи обычно притворно вздыхал и с неискренним сочувствием восклицал: «Этот еврейский мальчик совсем не знает значения слова «веселье»!». Это и сейчас была ерунда, имеющая значение только для Стэна, но он хотел, чтобы Беверли его поняла. – Ого! – Беверли казалась искренне удивленной, и хотя на её лице явно читались сомнения, Стэн видел, как сильно она пытается за него радоваться. – Не могу себе представить Бауэрса, признающегося в любви кому-нибудь. А потом Беверли обняла его, крепко и нежно. И Стэн почувствовал всем телом, каждой клеточкой кожи, что она переживает так сильно, что чуть не плачет. Переживает, потому что любит его. Не так, как она любит кого-то (он догадывался, что Билла), но тоже очень сильно. И его переполняла благодарность, потому что ему всегда не хватало такой любви. Потому что мама душила его любовью, — буквально как мама Эдди — а сестры у него никогда не было. Беверли любила его нежной любовью женщины, которая никогда не захотела бы стать его женой. Её объятия говорили: «Я так люблю тебя, я так хочу, чтобы ты был счастлив». И Стэн постарался вложить то же самое в свои объятия, потому что Беверли заслуживала счастья, больше чем многие в мире. Наверное, она почувствовала это, потому что весело засмеялась, когда они вновь завели разговор. Стэн ощутил доселе незнакомое чувство окрыленности. Он никогда не ощущал себя таким легким и воздушным, а теперь словно парил над землей, как воздушный шарик. Эдди говорил — нечто подобное чувствуешь, когда сидишь на багажнике Сильвера, и мимо проносятся улицы, смешавшиеся в единое полотно. Сейчас мир кружился вокруг Стэна, а Стэн кружился в нем. Счастливый. Свободный. Ему хотелось слушать учителей, отвечать на их вопросы, он писал конспект, и у него всё получалось, потому что внутри он просто парил. Его не раздражала болтовня Ричи — шутки и пародии казались Стэну смешными и забавными, так что он даже смеялся, к большому удивлению Тозиера. И когда рядом оказывался кто-то из друзей, хотелось похлопать по плечу, обнять, толкнуть — поделиться искристым чувством радости. Он смотрел, как Генри вытряхивает у какого-то мальчугана пакет с ланчем, но, казалось, это тоже можно исправить. – А ты будешь писать поэму на конкурс чтецов? – спросил Бен после уроков, когда они двоем спускались по ступенькам. – Как думаешь, это... не слишком глупо? Стэн даже не думал об этом. Бен ни за что не предложил бы это Беверли — смутился бы, покраснел. Сама идея предложить это Биллу выглядела бы, как издевательство, хотя Бен, конечно, не имел в виду ничего такого. Ричи посмеялся бы над ним. Эдди бы сказал, что его и без того часто запирают в туалете. Майк, к сожалению, учился в другой школе, и если бы Стэн не поддержал его, Бен ни за что не решился бы... – Глупо? Почему это должно быть глупо? Зачем-то ведь устраивают этот конкурс, тем более, не первый год. Ты должен попробовать! У тебя всегда были хорошие оценки по литературе. И я попробую написать что-нибудь. Можем обмениваться своими черновиками или вообще писать вместе, – заявил Стэн, и Бен просиял — настолько его лицо осветила улыбка. – А какая тема? А то я всё прослушал... – Тема свободная и форма тоже свободная. В прошлом году Мюррей О'Райли даже исполнил балладу под гитару, – объяснил Бен. – Только... нельзя никого оскорблять, – предупредил он. Стэн понимающе кивнул — у него и в мыслях такого не было. – Знаешь, Стэн, у меня... пока нет черновика. Но когда появится, мы можем корректировать друг друга! Конечно, ему нужно было с кем-то поделиться, прежде чем он выставил бы свое стихотворение на общее обозрение. Но сейчас у Стэна было настолько хорошее настроение, что он вполне мог воодушевить Бена на литературный подвиг. – Отлично, – довольно проговорил Стэн, похлопав друга по плечу. – Ты уж постарайся, Стог, знаешь же, какой я дотошный. Бен счастливо засмеялся. – Эй, неудачники! – огрел их знакомый наглый голос. – Решили опозориться по полной? Стэн круто развернулся, Бен, сдавленно ойкнув, тут же последовал его примеру — Генри подпирал перила и лениво курил. – Чего тебе? – спокойно спросил Стэн, задрав голову. Генри медленно отклеился, неторопливо спустился по ступенькам и остановился прямо перед ними. Спокойный, уверенный в себе и вместе с тем ехидный. Бен заметно напрягся — на лице явно читался испуг, но он упрямо попытался встать между Генри и Стэном, заслоняя последнего собой. Бауэрс внимательно посмотрел в его круглое, напуганное лицо и неприятно рассмеялся. – Не надо вставать между мной и моей собственностью, больно будет, – серьезно сказал он и размашисто потрепал Бена по щеке. Его взгляд лениво скользнул к лицу Стэна. – Поехали? – Я обещал проводить Бена в библиотеку, – ответил Стэн, глядя в глаза Генри с вызовом. Он думал о Бауэрсе целый день, представлял, чем они займутся, когда вновь останутся наедине, но почему-то ощутил укол раздражения, когда понял, что Генри считает, будто может просто взять и забрать его откуда угодно, не посчитавшись с планами Стэна. – Поехали, – решительно произнес Генри, кивнул на свою машину, стоящую у обочины и перевел взгляд на притихшего Бена. – Давай, двигай ляжками, толстяк. Бен ошалело открыл рот и чуть не поперхнулся воздухом. – Я лучше сам, а Вы... – Я не собираюсь повторять дважды, залезайте в блядскую машину или взгрею обоих, – рявкнул Генри и угрожающе взмахнул кулаком. Забравшись с Беном на заднее сиденье, Стэн отметил, что в салоне стало намного чище. Он намеренно всегда садился спереди, чтобы держаться подальше от всего, чем Бауэрс занимался в машине, но, похоже, Генри привел салон в порядок. Пока они размещались, автомобиль дернулся, сорвался с места и в течение минуты исчез со школьного двора, оставляя клубы дыма. – И про что ты собрался писать поэму, поросенок? – спросил Генри, глядя на Бена в зеркало заднего вида. – Про сэндвичи с арахисовым маслом или про жареный бекон? Бен густо покраснел. Стало понятно, что вопрос задел его за живое. Он стоически принимал оскорбления, когда они касались его внешности, но всегда волновался, когда речь заходила о том, чтобы выступить на публику или озвучить свои мысли и чувства. Бен боялся, что над ним будут смеяться. И Генри уже смеялся, хотя Бен ещё ничего не сказал. – Прекрати, – серьезно сказал Стэн. – Мы просто разговариваем, – непринужденно ответил Генри. Улыбка в его голосе заставила Стэна напрячься. После того, как Стэн практически воодушевил Бена участвовать в конкурсе, Генри буквально одной фразой умудрился всё испортить. Или бы очень близок к этому. – Ты его дразнишь, – произнес Стэн, начиная злиться. – Просто перестань. – Не надо, – на грани слышимости произнес Бен, крепко сжимая руку друга влажной ладонью. – Да, Урис, не начинай, – деловито заметил Генри — его чуткому слуху можно было позавидовать. – По-моему, мы со свиньей отлично ладим. Былые обиды в прошлом, глаз за глаз, зуб за зуб, верно? – Д-да, – шепотом ответил Бен. Стэн представлял его ужас — оказаться в салоне автомобиля со своим врагом, но всё равно не мог остановиться. – Скажешь ему ещё хоть слово, и... – Большое спасибо, что подвозишь меня, Б... Генри, так я смогу лишние полчаса просидеть в читальном зале, – почти крикнул Бэн, подпрыгнув в кресле. Он старался. Правда, старался, и Стэн ощутил, что совершенно не заслуживает этих стараний, потому что не может урезонить Генри в такой важной ситуации. – Я не только тебе сэкономил время, поросенок, – фыркнул Генри, невозмутимо встречаясь взглядом со Стэном в зеркале. – Нечего так смотреть, Урис. Между прочим, стараниями твоего друга я чуть не остался без члена, а тебе он, по-моему, тоже приглянулся. Впервые в жизни Стэн ощутил непреодолимое желание заехать человеку по физиономии. Он выдохнул через нос, стараясь выровнять клокочущее дыхание, и решительно повернулся к пунцовому Бену. – Уже думал, какой возьмешь список летнего чтения? – прочистив горло, спросил он. Бен растерянно скользнул взглядом по его лицу. – Расширенный, как и всегда, – ответил Бен, постукивая пальцами по своему колену. – Это не займет много времени, последние два списка пересекаются между собой. А ты? – Мама хотела, чтобы я больше времени проводил на улице, поэтому собирался взять стандартный. Но в нем нет зарубежных писателей, так что думаю тоже взять расширенный, – ответил Стэн. – Могу, кстати, дать тебе свои эссе, – заметно приободрившись, сказал Бен. Разговор шел плавно, Стэн даже почти успокоился. Раздражение кололо лишь в те секунды, когда он бросал взгляд на водительское кресло. Генри молчал, курил, стряхивал пепел в окно и в целом больше не докучал, так что к концу поездки Бен даже расслабился и искренне поблагодарил своего случайного извозчика. На прощание Стэн крепко обнял друга и пожелал ему приятного вечера. Он надеялся, что Бен как можно скорее выбросит из головы неприятные слова, которыми его наградил Бауэрс. – Перелезай, – сказал Генри, не поворачиваясь. Стэн хотел возразить, но, стиснув зубы, всё-таки сел рядом с Генри. Рука Бауэрса сразу легла на его ногу, но Стэн не успокоился, лишь молча злился, пока автомобиль, подпрыгивая на кочках, ехал по направлению к ферме. На языке крутилось так много обидного и злого, но Стэн не знал, с чего начать, да и не думал, что стоит отвлекать Генри от вождения. По крайней мере, больше не хотелось ударить эту надменную рожу. Он взорвался, лишь когда они подъехали к ферме. День по-прежнему был солнечным, ветерок шевелил сорную траву на участке, поднимая в воздух свежий запах зелени, но Стэн не мог радоваться — его разрывало от бессильной ярости, и он захлопнул дверцу автомобиля с такой силой, что предплечье тут же отозвалось болью. – Прекрати приставать к Бену, – раздраженно бросил Стэн, приближаясь к Генри. – Он самый хороший человек из всех, что я знаю. Он добрый и храбрый, он умный и заботливый! Он не заслужил такого отношения, тем более, от тебя! Да, мои друзья неудачники, и я один из них — такой же неудачник, – крикнул Урис, не замечая, что ударяет себя пальцем в грудь. Генри смотрел на него спокойно, скрестив на груди руки, и Стэн некстати заметил, какие они большие и крепкие. – Поэтому либо проявляй к ним уважение, либо не трогай меня больше. Твои друзья вообще — сборище тупых уродов, каких ещё свет не видел. Они злые, жестокие и узколобые кретины. Хаггинс — просто животное, Крисс — жалкая пешка без собственного мнения, а Хокстеттера даже человеком не назвать! – А я? – спросил Генри, изогнув бровь. Стэн на мгновение опешил. – Ты сказал, что твои друзья — неудачники, и ты неудачник. Ну, а мои друзья — сборище тупых уродов, каких свет не видел. Так я, получается, тупой урод? Стэн перевел дыхание, ненавидя себя за то, что его тело молниеносно напружинилось. Когда Генри говорил таким тоном, Стэном овладевало лишь одно желание. – Ты самый тупой и самый урод, раз ты лидер этой шайки, – тем не менее, твердо ответил Стэн. – Правда, что ли? – поинтересовался Генри, резким движением притягивая Стэна за поясницу к своему телу. Стэн еле слышно выдохнул, завороженно глядя в чуть прищуренные глаза цвета грозового неба. – Правда, урод? Везде или только лицом не вышел? А что это такое, Стэнли-бой? – Бауэрс чуть приподнял его и вжал в себя, заставляя поежиться от стыда и удовольствия, потому что тереться об него, даже через одежду, было слишком приятно. – Я тупой, но попробую угадать: это твой член. Он стоит, потому что ты хочешь, чтобы один урод — предположу, что я — эти слова из тебя вытрахал. – Ненавижу тебя, – измученно прошептал Стэн, цепляясь пальцами за чужие плечи, как утопающий. – Ненавижу тебя, Бауэрс, ненавижу. На лице Генри проскользнуло мрачное удовлетворение. Стэн успел заметить, как блеснули глаза Генри, прежде чем он поцеловал его в губы. Всё перемешалось — сладость, горечь, но под пеленой знакомого и почти любимого вкуса медленно зрело желание, готовое в любой момент начать кипеть и булькать. – И я тебя, – сказал Генри, медленно, почти дразнясь, проводя языком по губам Стэна. – Тебя и твой сладкий рот, и твои кудри, и то, как ты вздыхаешь, когда я тебя касаюсь. Знаешь, что я ещё ненавижу? – поинтересовался Генри, почти прислоняясь к нему своим лбом. Стэн беспомощно помотал головой. – Ненавижу, когда ты, бляденок, обнимаешь меня за шею, когда кусаешь губы так сильно, что они почти исчезают, когда, проходя мимо, оставляешь свой запах, как будто ждешь, что я за ним пойду. Его слова мурашками побежали по коже Стэна. Он потянулся к губам Генри — так сильно ему хотелось поцелуя, и ощутил, что задыхается — жаркий шепот Бауэрса зажигал костры внутри, уничтожая весь кислород в легких. Но ему хотелось большего — хотелось сгореть в пожаре до пепла. Желание оглушало, в голове не было ни единой мысли, кроме: «хочу», «сейчас», «больше». Ввалившись в дом, они растянулись прямо на полу, торопливо срывая одежду друг с друга. Стэн, в обычное время складывающий брюки аккуратно, чуть ли не по линейке, зашвырнул свои штаны так далеко, что даже не увидел, куда они приземлились. Всё это было неважным. Только Генри, прямо над ним. – Я хочу тебя так сильно, – проговорил Стэн, едва узнавая свой голос. – Я всё время тебя хочу, постоянно. – Уверен, даже не в половину так сильно, как я хочу тебя, – ответил Генри, скользнув губами по его острому колену. – Чем от тебя всё время так пахнет? Можно мне это? Генри настойчиво потерся о его ногу своим лицом, и Стэн охнул, настолько чувствительной была его кожа на внутренней стороне бедра. – Хочу пахнуть тобой, – прошептал Генри, проводя языком по его коже медленно, с наслаждением, словно пробовал самое сладкое на свете мороженое. – Хочу всё время ощущать этот вкус. Но ещё больше хочу, чтобы ты визжал. И ты будешь визжать, когда я тебя распну на своем члене, – пообещал он. И претворил свое обещание в жизнь, потому что невозможно было не кричать, когда он двигался так быстро и сильно, высвобождая из Стэна все его потаенные желания. Чувствуя Генри в себе, Стэн вновь плавился в счастье, таком большом и необъятном. Слишком сильном для одного человека, особенного такого слабого, как он. Но Стэн охотно подставлялся под поцелуи-укусы, царапал Генри за плечи, то ли пытаясь оставить на нем частичку себя, то ли соскребая слой его кожи, чтобы Баэурс остался с ним, под его ногтями. – Не сжимай так сильно, – прохрипел Генри в его губы, сгребая волосы на затылке Стэна пятерней. – Какой же ты тесный, я просто... Какой же ты... Ему не нужно было продолжать, чтобы Стэн понял. Он даже не сосредотачивался на словах Генри — на него просто накатывало. Наслаждение жгучее, яркое, как вспышки молнии. Настолько яркое, что на несколько секунду Стэн буквально ослеп, но не только глазами — всем телом, задыхаясь от невозможного чувства удовольствия. Несколько минут Стэн не мог прийти в себя, зато отлично чувствовал мелкие крошки, прилипшие к спине, влажную липкость на теле. Он чувствовал запахи земли, овощей, пыли — её на полу было много, и каких-то бытовых химикатов, стоящих в углу. Запах Генри тоже был здесь, но не в узком коридоре — на нем, и это успокаивало, как и руки, продолжающие крепко обвивать его. Стэн бросил взгляд на Генри — он был расслаблен, удовлетворен и, кажется, мог лежать так до скончания века, как потная собака. – Черт, – Стэн зарылся руками в мокрые волосы и попытался представить, как пойдет в таком виде домой. – Я весь грязный из-за того, что лежал на полу. В прошлый раз, хоть он и вспотел довольно сильно, его тело успело сто раз высохнуть. К тому же они переспали на диване, и Стэн не чувствовал себя так, словно в кожу забилась вся грязь на свете. Теперь же он отчетливо ощущал, как к нему пристала пыль. От одной мысли, что она могла лежать тут с зимы, передернуло. – И что? – спросил Генри, поднимаясь на локте. Очевидно, он не видел в этом никакой проблемы. – Я ненавижу грязь, – огрызнулся Стэн. Генри снова опустился головой на пол и лениво окинул Стэна взглядом. – Ну, сходи в душ. Предложение было почти ласковым, и Стэн даже почувствовал себя неловко, потому что у него моментально нашлась ещё одна проблема. – Не люблю надевать грязную одежду сразу после душа, – проговорил он расстроенно. Теперь ему казалось, что Генри порвется от смеха. – Возьми мою, – просто ответил Генри, погладив его по плечу тыльной стороной ладони. – Могу прогнать твою в машинке, пока ты здесь. – Вы стираете дома? – удивленно спросил Стэн. – Здесь блядская ферма, – немедленно взвился Генри. – Ты предлагаешь ездить в прачечную, в город, и сидеть там целый день? Стэн закатил глаза — ему нравилось ходить в прачечную и проводить там целый день, особенно в детстве. Так он чувствовал себя взрослее. К тому же Стэн терпеть не мог грязную одежду, особенно, когда она контактировала с телом. Конечно, ему было далеко до Эдди, который с ума сходил, когда приходилось пачкаться, но Стэн всё равно любил быть чистым и аккуратным. Тем не менее, Стэн всё-таки прошел в крохотную, неуютную ванную комнату, сполоснулся и даже вымыл голову. У Генри и его отца был один шампунь на двоих, но Стэн не был знаком с Бауэрсом-старшим, и этот запах ассоциировался у него исключительно с Генри. Когда он закончил отмокать под струями прохладной воды, то почувствовал себя намного лучше. Даже настроение поднялось. Генри милостиво кивнул ему в сторону своей комнаты, где Стэн ещё не был, и скрылся в ванной. По всей видимости, проводить экскурсию он не собирался. Игнорируя легкое чувство обиды, — Стэн очень хотел, чтобы Генри рассказал о своих любимых безделушках, о том, что ему нравится делать в своей комнате — Урис быстро осмотрелся, стараясь ничего не трогать. Почему-то он боялся, что Генри его застукает. Спальня Генри показалась Стэну какой-то отчужденной и такой же неуютной, как и другие комнаты. Школьные учебники грудой валялись на столе, вперемешку с сомнительными журнальчиками. Единственное, что выделялось на фоне этой серости — фигурка автомобиля. Красный «плимут фьюри» одиноко стоял на подоконнике и, насколько Стэн мог судить, с него регулярно стирали пыль. Стэн подошел к массивному шкафу с облупившимся покрытием, натянул на себя майку, которая точно прилегала к телу Генри, а на нем немного болталась, после чего надел джинсы. Они тоже были ему великоваты, поэтому пришлось застегнуть ремень на последнюю дырку. С краю, на деревянных «плечиках», висела знакомая ярко-розовая куртка. Стэн невольно провел по ней рукой и тут же вспомнил, как Генри поколотил парня, который над ней посмеялся. Это был первый и последний раз, когда кто-то в открытую высмеивал то, как он одевается. Стараясь действовать быстро, Стэн снял с вешалки куртку и накинул на себя, с любопытством посмотрел в маленькое зеркало на дверце шкафа. Почему-то остро понравился себе, что случалось крайне редко, с тех пор как он вытянулся. – Тебе идёт. От неожиданности Стэн чуть не подпрыгнул и быстро обернулся. Ощутил себя вором, хотя Генри позволил ему рыться в своей одежде. – Я просто... Стэн осекся. Генри был в одних штанах, и Стэн почему-то не мог оторвать взгляд от капель воды, стекающих по его торсу. Теперь они оба смотрели друг на друга, и едва остывший Стэн снова почувствовал жар, распространяющийся по телу. – Я серьезно, – заявил Генри, медленно приближаясь, и снова окинул Стэна взглядом с ног до головы. – Но тебе, пожалуй, такое носить нельзя. – Почему? – спросил Стэн, зачем-то засовывая руки в карманы. Обычно он всегда знал, что ему делать со своими ладонями. – Во-первых, ты не сможешь врезать тому, кто будет тебя задирать. Во-вторых, я и так плохо себя контролирую, – серьезно сказал Генри, притягивая Стэна за ремень, и кивнул на свою разобранную постель. – Пойдем-ка. – Но я только... – Мы же не на полу. Почему-то от того, с какой интонацией Генри произнес это, захотелось смеяться, но Стэн сдержался и позволил увести себя на кровать. На этот раз Урис чувствовал себя намного увереннее, он стянул лишь джинсы и перекинул ногу через Генри, чтобы сидеть сверху. Теперь он казался самому себе крошечным — почти утопал в куртке, а Генри полулежал под ним с таким видом, словно Стэн ничего не весил. – Что ты хочешь? – спросил Генри, позволяя ему поерзать на себе, чтобы удобнее устроиться. Стэн чувствовал его член своей обнаженной задницей и медленно пьянел от возбуждения, не спеша притираясь. – Объездить меня? В его голосе не было насмешки — искреннее любопытство и ещё что-то тягучее, словно сладкий сироп. – Можно, да? – уточнил Стэн, наклоняясь к его губам. Поцелуй был беглым и дразнящим и Генри даже разочарованно застонал, когда Стэн от него оторвался. Взгляд казался тяжелым, затуманенным, и Стэн вдруг ощутил желание всё испортить. – Я тебе нравлюсь таким? Он не успел понять, что случилось — просто дыхание вдруг перехватило, и в следующую секунду Генри уже прижимал его к кровати, тяжело наваливаясь своим телом. Кровь зашумела в ушах, дыхание перехватило. Генри торопливо целовал его шею, грудь, задрал майку, чтобы скользнуть губами дальше. Чувство было приятным, щекотным и очень теплым, так что Стэн зажмурился. – Я тебя люблю, ты меня в прошлый раз плохо услышал? – поинтересовался Генри, покрывая поцелуями его живот, и Стэн отвернул голову, чтобы зарыться лицом в подушку, потому что это было слишком. – Давай, я в рот возьму. Это был не вопрос, потому что раньше, чем Стэн успел ответить, Генри уже опустился на его член своим ртом, жадно и торопливо проехался головой вперед, глубоко его заглатывая. Стэну оставалось лишь зажать рот ладонью, потому что с ним никогда не происходило ничего подобного. Но он лежал в постели Генри, в куртке Генри и ему отсасывал Генри — как было не сойти с ума? Стоило бросить взгляд вниз, и реальность трещала по швам — настолько завораживал вид Генри Бауэрса, устроившегося между его расставленных ног. «Боже, прости меня, – подумал Стэн, чувствуя, что на глазах выступают слезы. – Я хочу, чтобы это продолжалось вечно. Не хочу ничего больше, только это. Вечно». И это безумное удовольствие продолжалось вечность. Может, даже ещё больше, потому что когда всё завершилось, Стэн уже не ощущал себя человеком — просто оболочкой. Таким неприятно пустым и одиноким сосудом, пока Генри не сгреб его в охапку и не прижал носом к своей груди. Стэн приложился губами к горячей коже, чтобы почувствовать себя лучше. Глубоко вдохнул — запах был теплый, как летняя земля. – Почему-то в голове так пусто, когда это всё заканчивается, – устало сказал Стэн. Генри медленно гладил его по затылку, рассматривая потолок. – Яйца пустые и голова пустая, – лениво откликнулся Генри, оттягивая его кудри и даря щекотное чувство у корней волос. – Это хорошо, что тебе после секса хочется обниматься. – Почему? – спросил Стэн, скосив глаза, чтобы увидеть лицо Генри. Оно было спокойно-расслабленным, в эту минуту даже родным, потому что Стэн не мог представить кого-то, кто мог быть для него ближе, чем этот человек. Родители были просто помехой на пути к счастью, а друзья ещё не понимали (но обязательно когда-нибудь поймут), что именно Генри дарит ему ощущение, что он живой. Настоящий, полноценный человек. – Значит, ты меня любишь, – объяснил Генри. – Обычно если трахаешься с кем попало, потом хочешь, чтобы человек скорее съебался из твоей постели и оставил тебя одного. И мозги тебе не парил. Стэн тоже перевернулся на спину и посмотрел в потолок. На нем была сетка мелких трещин, и небольшие разводы. Похоже, во время сильного дождя дома у Бауэрсов текла крыша. – А ты не хочешь, чтобы я съебался? – неуверенно спросил Стэн. – Нет. Мне нравится, когда ты рядом. Стараясь не улыбаться слишком сильно, Стэн счастливо выдохнул. А потом всё-таки исхитрился повернуться на бок и поцеловал Генри в плечо. Его возня вполне могла напрячь Бауэрса, но парень позволил ему и дальше копошиться у себя под боком. Теперь у Стэна была возможность рассмотреть барахло рядом с кроватью. На прикроватной тумбочке лежал старый, помятый будильник, какой-то замызганный журнал с женщиной в нижнем белье, вскрытая упаковка чипсов, грязная тарелка и ночник с персонажами из «Клуба Микки Мауса». Стэн невольно покосился на Генри — грязные тарелки ему не нравились, но светильник показался милым. – Классный ночник, – серьезно сказал Стэн, продолжая разглядывать прикроватную тумбочку. – Давно он у тебя? – Нет, – ответил Генри, заметно напрягшись — даже складки появились на лбу. – Он новый, старый я случайно расколошматил. Мне... неуютно в темноте. По интонации Генри можно было понять, что тема закрыта, но Стэн не унимался. Вкусив плод вседозволенности, хотелось доесть его до конца. – Ты что, боишься темноты? – Урис, я тебе шею сейчас сломаю, – бросил Бауэрс уже агрессивнее. Стэн отстранился и сел на постели, отпихивая ногой смявшееся в ком одеяло. Он знал, что слова Бауэрса легко превращаются в дела, но желание удовлетворить любопытство было намного сильнее. – Мне ведь интересно. Я ничего о тебе не знаю, – протянул Стэн, медленно погладив Генри по плечу. Бауэрс всё ещё казался мрачным, но Урис уже немного разбирался в его эмоциях, и что-то подсказывало ему, что он может задать вопросы. – Какие книги тебе нравятся? Чем ты занимаешься в свободное время? – Сдалось тебе это, – ворчливо проговорил Генри. Но по его голосу было понятно, что он сдался, и Стэн наклонился, чтобы поцеловать Бауэрса в щеку. – Просто любопытно, – сказал Стэн и снова коснулся губами его кожи. Генри бросил на него усталый взгляд. – Ну, так что? – Книги я терпеть не могу, – сразу же отрезал Генри. – В свободное время катаюсь с Криссом и Рыгало, мы петарды взрываем, поджигаем всё подряд, стреляем, выпиваем. Это Стэн и так знал. Не раз и не два видел Генри с приятелями на улице — обычно они занимались мелким вандализмом. Очевидно, на их счету были и более крупные проделки, но у парней хватило ума не попадаться. Или это было какое-то удивительное везение. – А какой фильм у тебя любимый? Генри искренне задумался. – Девочки в тюрьме, – наконец, сказал он. Название показалось Стэну сомнительным. Конечно, фильм вполне мог быть и про суровую жизнь за решеткой, но что-то подсказывало ему, что Генри явно понравилось не это. Учитывая, что Ричи часто видел Генри в кинотеатре и потом в красках описывал всё, что успел заметить, Стэн прекрасно знал, что Бауэрс любит побросать попкорн в экран и погоготать. – Почему? – тем не менее, поинтересовался он. – Ну, там девки в грязи подрались. Было здорово, – проговорил Генри, закладывая руку за голову. Кто бы сомневался! – Я хотел, чтобы Энн и Дженни вместе уехали с деньгами, но этот блядский священник всё испортил, – тем временем, продолжил Бауэрс. Стэн удивленно вскинул брови. – Если бы он припрятал этот чемоданчик, тогда другое дело. А так... ни себе, ни людям. Генри казался искренне возмущенным — это изумило Стэна. В его представлении, всё, что должно было беспокоить Генри — показали в фильме девчонок в купальниках или нет. Но замечание Бауэрса даже показалось Урису сентиментальным. – Так они умерли? – Да нет, – Генри поморщился. – Дженни вальнули с пистолета, как раз когда она забрала деньги. А Энн упекли обратно в тюрячку. Она, кстати, на тебя похожа — когда Дженни прихлопнула Мелани, у нее случилась истерика. И до этого тоже, когда этот хрен сказал ей, что деньги надо вернуть, и когда её посадили... – Не так уж часто я плачу, – обиженно проговорил Стэн. – Постоянно, – невозмутимо ответил Генри. – У тебя глаза прямо сейчас на мокром месте, потому что я сказал, что ты часто плачешь. Глубоко вздохнул, Стэн потеребил край куртки. С Генри было очень трудно разговаривать, но он безумно хотел узнать его лучше, найти общие интересы, сблизиться по-настоящему. И тем обиднее было осознавать, что Бауэрс не горит подобным желанием. – Тебе совсем не интересно, чем я занимаюсь? – прямо спросил Стэн. Теперь он почти жалел, что в принципе решил поговорить. Наверное, это отразилось на его лице, потому что Генри вздохнул. – Хорошо, – проговорил Бауэрс с какой-то странной интонацией и, подмяв под себя подушку, сел, чтобы лучше видеть Стэна. – Чем ты занимаешься в свободное время? – Я наблюдаю за птицами, – ответил Стэн, невольно улыбнувшись скупому вниманию. – У меня даже бинокль есть, чтобы смотреть за ними с расстояния и не тревожить. У Генри было лицо человека, который впервые встретил слона. – Тебе бы петарды купить, – наконец, сказал Бауэрс. – Уж всяко интереснее, чем на птиц пялиться. – Петарды мне тоже нравятся, – честно признался Стэн. – Но я очень люблю птиц. За ними интересно наблюдать. Повадки отмечать... – Ну, у нас на ферме куча ворон, – заметил Бауэрс и даже похлопал Стэна по плечу. – Если хочешь, можешь на них посмотреть. Стэн опустил глаза. Почему-то этот разговор ранил его куда больше, чем тот случай в туалете, когда Генри его приложил головой об держатель для полотенец. Не то чтобы Стэн рассчитывал, что Генри его поймет, но ожидал немного другой реакции. Но какой реакции, если это Генри Бауэрс? – Спасибо, – пробормотал он. – Что я опять сделал не так? – с искренним недоумением спросил Генри. – Тебе не нравятся вороны или что? Обняв себя руками, Стэн покачал головой. Теперь ему было трудно говорить, хотя это он настаивал на том, чтобы беседа состоялась. – Я не против посмотреть на ворон, просто... мы нравимся друг другу на почве... ну, только физически. – И? – Это не правильно, – проговорил Стэн, покосившись на Генри. – Мы не можем нравиться друг другу по настоящему, потому что мы не знаем друг друга. Генри откинулся назад. – Знаешь, Урис, у тебя в голове один мусор, – надменно фыркнул он, вынуждая Стэна посмотреть на себя. – Ну, положим, я бы тебя подкараулил, предложил бы сходить в кино, и потом мы типа рассказывали бы друг другу про предков, про жизнь и прочую ерунду. Думаешь, было бы лучше? – хмыкнул Генри. – Я бы не подошел к тебе, если бы не считал, что ты — твердая десятка. И ты бы меня отшил, если бы не считал, что я — твердая десятка. Всё равно в итоге всё закрутилось бы только поэтому. Ну, переспали бы на пятом свидании, – заключил Бауэрс. – В любом случае, только об этом бы и думали. Только ещё пришлось бы притворяться, что я случайно перепутал свой подлокотник с твоим, чтобы за руки подержаться. И дрочить, разъехавшись по домам. Стэн искренне засмеялся — желание сердиться как-то само испарилось от того, с какой серьезностью рассуждал Генри. Может, ещё и потому что Бауэрс назвал его «твердой десяткой», хотя Стэн оценивал себя максимум на «троечку». В своих рассуждениях об отношениях Генри был не прав, совершенно не прав, но казался таким уверенным в своих словах, что Стэн невольно потянулся к нему и положил голову на его плечо. – Знаешь, иной раз люди влюбляются за интеллект, доброту, чувство юмора и другие качества, – мягко заметил он. – Это когда у них с лицом не очень, – возразил Генри, нахмурив брови и выпучив глаза, чтобы показать «страшную» физиономию. Стэн снова засмеялся, вовсе не потому что выражение лица Генри показалось ему хоть сколь-нибудь непривлекательным — просто это тоже выглядело трогательно. – Всё равно ведь походу дела выяснится, кому нравится бейсбол, кому — регби, кто ест сосиски, кто — ребрышки. – Вот так люди и расходятся, – заметил Стэн с легкой грустью в голосе. – А это — когда в постели проблемы, – объяснил Генри, щелкнув Стэна по носу. – У нас-то всё нормально. Стэн медленно погладил Генри по щеке, искренне пытаясь понять, что чувствует. Он не знал, почему любит Генри — сейчас у Бауэрса был взгляд ленивого быка, любящего лежать на солнце и отгонять хвостом мух. А ещё он постоянно горел желанием бодаться и перемалывать зубами жвачку, но об этом Урис решил не размышлять. – Ты не хочешь, чтобы мы узнали друг друга? – спросил он с легким сожалением. – Хочу, – ответил Генри к его удивлению. – Просто дави понемногу, у меня мозги не заточены под... мышление. Его слова заставили сердце Стэна сладко сжаться, и он не выдержал — осыпал всё лицо Генри поцелуями. Не только потому что Генри пошел ему навстречу, но ещё и потому что теперь он чувствовал, что может это сделать. – Что? Что именно тебе понравилось? Почему ты меня целуешь? – с недоумением спросил Генри, с удовольствием подставляясь под поцелуи. – Я хочу знать на будущее... Но Стэн лишь засмеялся и снова утопил лицо Генри в поцелуях.