Глава 14.
3 июля 2023 г. в 23:34
Билл с раздражением посмотрел на свою руку — от ладони до локтя она была вымазана липким яблочным джемом. Вляпался так вляпался — нечего сказать. Конечно, следовало предположить, что случится нечто подобное, потому что Ричи сказал: «Спорим я смогу построить башню из всех баночек с желе, которые стоят на столе?», а Эдди ответил: «Конечно, не сможешь».
Если бы Эдди сказал: «Мне всё равно», Ричи не стал бы пытаться. Если бы Эдди сказал: «Это любой дурак может» или «Мы с Майком делали башню и выше», Ричи не стал бы пытаться. Но Эдди сказал: «Конечно, не сможешь», и, разумеется, Ричи сделал это. А потом горделиво махнул рукой, чтобы продемонстрировать свое творение, и своротил все баночки с желе со стола. Самая верхняя приземлилась на поднос Билла, яблочный джем, который он собирался намазать на тост, брызнул во все стороны. Билл прикрылся рукой, и вот результат.
Хорошо, что Стэн этого не видел — во время большого обеденного перерыва он собирался читать в библиотеке. Кому-то Стэн Урис мог показаться спесивым или напыщенным, но Билл видел совершенно другое. Ему нравилось, как Стэн держит спину, как скрещивает руки на груди, склонив голову в бок, когда слушает откровенные глупости. Как он поднимает брови, когда считает, что собеседник не знает, о чем говорит.
Как он носит свои отглаженные рубашки, застегнув на все пуговицы. Как подпирает подбородок рукой, когда слушает.
Как улыбается...
Билл открыл кран, намылил руки, рассматривая себя в зеркале. Парень как парень, ничего особенного, конечно, но и ничего плохого. Кому-то он даже мог показаться привлекательным. Разумеется, если бы не заикание. Заикание всё портит. Заикание делает обычного парня неудачником.
– Через сумрак столб белеет, в полночь призрак столбенеет, – медленно проговорил Билл, с облегчением улыбнулся, потому что получилось произнести скороговорку без запинки, а потом услышал звуки.
«Да Вы издеваетесь», – подумал он, закрыв воду. Интересно, насколько нужно отупеть, чтобы заниматься сексом в школьном туалете? Стэн таких людей называл приматами, — только они могли совокупляться друг перед другом — и Билл разделял его мнение.
Возня в кабинке стала намного громче, кто-то ударил ладонью по дверце, а потом она со скрипом открылась. Послышалось тихое бормотание. Из кабинки, поправляя штаны, вышел довольный Бауэрс. Потный и растрепанный. Девчонка — Билли склонил голову, чтобы рассмотреть, чьи торчат ноги — осталась внутри. Выдернув бумажное полотенце, Билл быстро промокнул воду с кожи и постарался оттереть остатки джема на локте.
– О! Ну, привет, Каша-во-рту, – хмыкнул Генри, засовывая руки под воду, и посмотрел на него в зеркало. – Как жизнь?
Билл бросил бумажный ком в мусорное ведро и решительно вышел из туалета. Его потряхивало от злости и отвращения. Как так можно? Как можно так обращаться со Стэном? Бить его, издеваться над ним, спать с кем попало прямо в школьном толчке? Этот Бауэрс не заслуживал его. Он не был достоин даже смотреть на Стэна, не говоря уже о том, чтобы общаться с ним или встречаться.
«Надо ему всё рассказать, – подумал Билл, направляясь в библиотеку. У него был такой злобный вид, что младшеклассники расступались в стороны, как если бы он был одним из школьных хулиганов. – Он будет плакать. Но надо ему всё рассказать».
Сорвать, как пластырь. И, может, тогда Стэн заметит, что рядом есть кто-то ещё. Кто-то, кто никогда не назвал бы его мудаком или ублюдком. Или тем словом. Ужасным словом, которое Билл не произнес бы даже в шутку, потому что это ранит. А он не смог бы ранить Стэна. Стэн был хрупкий, как стекло, такой же прозрачный и чистый. И ему нужен был кто-то, кто заботился бы о нем.
Кто-то, кто знал его любимую птицу. Разумеется, это красный кардинал.
Кто-то, кто знал его любимого музыканта. Проще простого, это Пол Анка.
Кто-то, кто знал его маленькие слабости. Еда не должна соприкасаться в тарелке. Это не прихоть. Просто так нужно.
Не только это — бесчисленное количество вещей.
Библиотека казалась пустой, но Билл знал, что Стэн прячется за стеллажами. Одиночество не гнетет его — Стэн всегда умел развлекаться один. В детстве он казался Биллу самым взрослым и самым мудрым среди них, хотя Стэн отставал на один класс из-за того, что был болезненным ребенком. Не таким болезненным, как Эдди, конечно, но всё-таки довольно слабым.
Но Билл знал, как заботиться о тех, кто слабее, потому что всегда присматривал за Эдди. А до него — за Джорджи.
Заметив движение рядом с собой, Стэн оторвал взгляд от книги, задержал палец на странице, улыбнулся, увидев Билла. Сердце Денбро потянулось навстречу.
«Я люблю тебя, – подумал он, разрываясь от нежности и желания прикоснуться. – Я тоже рад тебя видеть».
– Привет, Билли-бой, – проговорил Стэн мягко.
Билл опустился на стул. Сердце стучало быстро и болезненно. Как такое сказать? Сразу и прямо? Он будет плакать. Да, он будет плакать, потому что такой Стэн — чувствительный и ранимый. Он будет плакать, и тогда Билл, конечно, возьмет его за руку и прижмет к себе. Не для того, чтобы незаметно вдохнуть запах его волос — просто чтобы утешить. Одно не мешает другому, но Билл предпочел бы не иметь возможности коснуться, если бы это значило, что он не расстроит Стэна.
«Он заслуживает знать правду».
Да, потому что Стэн ненавидел всё неправильное. А ложь — это самое неправильное, что только может быть в человеческих взаимоотношениях.
– Г-г-генри тебе из-з-зменяет, – выпалил Билл.
Стэн поднял брови, слегка склонил голову в бок. Не скрестил руки, лишь потому что мешала книга. Билли набрал побольше воздуха в легкие.
«Соберись. Один. Два. Три».
– Я его в-в-видел в т-т-туалете с к-к-какой-то д-девушкой, – проговорил Билл медленно. Это никак не помогло предотвратить заикание, но если бы Билл начал торопиться, то запнулся бы в каждом слове.
– А, – Стэн опустил взгляд в книгу, дочитал до конца абзаца и перелистнул страницу. – Не тревожься об этом. Но спасибо, что предупредил.
Такой спокойный, словно ничего не случилось.
– Ты в-в-вообще услышал, ч-ч-что я ска-ска-сказал?
– Генри переспал с какой-то девушкой, что в этом необычного? Кроме того, что это случилось в школьном туалете, хотя, думаю, проще так, чем без конца полировать машину, – заметил Стэн, невольно фыркнув.
Билл сжал руку на столе, не веря, что слышит это собственными ушами. Нет. Нет-нет-нет. Стэн не может спустить Бауэрсу ещё и это. Он не может любить его настолько сильно.
Ведь каких-то пару месяцев назад он и слышать о нем ничего не мог. Кривился, когда Генри проходил мимо. Смеялся, когда Ричи называл его «Каблуки-бананы». Расстраивался и сердился, когда Бауэрс окунал его головой под струю питьевого фонтанчика. А потом, стоило Генри разок его придушить, как всё изменилось. Стэн начал искать его взглядом в толпе, украдкой целовался с ним по темным углам. Черт, он даже ездил к нему на ферму, чтобы заниматься там сексом!
Он вернулся со следом от ремня на шее, такой счастливый, каким Билл его никогда не видел.
Стоило вспомнить дьявола — и он появился. Удовлетворенный, деловитый. Мерзкий в своем самодовольстве. Билл настолько сильно его ненавидел, что дышать не мог рядом с ним. Как и все его друзья. Как и Стэн раньше — потому что сейчас он позволил Генри взъерошить его кудри своей жуткой, грязной лапой. Той самой лапой, которой он часто раздавал тумаки ему и всем им.
«Не трогай его, нет, не трогай его, не трогай, не трогай...».
Стэн задрал голову, окинул Генри оценивающим взглядом и, наконец, позволил поцеловать себя в губы. Билл ощутил, как разрывается сердце. Разрывается и болезненно кровоточит. Почему? Почему это происходит? Как вообще могло сложиться так, что Стэн смотрит на блядского Бауэрса с такой нежностью?
Как могло случиться такое, что Стэн его любит?
– Ты что, жевал картон? – поинтересовался Стэн, улыбнувшись краем губ.
– Нет, просто рот вытер бумажным полотенцем после того, как его сполоснул, – пожал плечами Генри и посмотрел на Билла, кажется, с легким вызовом. – Ты куда свинтил посреди разговора? Где твое воспитание, а?
Похоже, это была шутка, потому что Стэн засмеялся и слабо толкнул Генри рукой в грудь.
– Оставь его в покое, – произнес Стэн серьезно. – Билл пришел рассказать мне последние новости.
Генри откровенно осклабился. Несколько секунд он смотрел Биллу в глаза, — наверняка он слишком глуп, чтобы понять, как я его презираю — после чего перевел взгляд на Стэна. Его рука скользнула в карман джинсовой куртки.
– Смотри, что я нашел сегодня утром, когда удобрял землю, – сказал Генри, протягивая Стэну светло-золотистое перо.
Довольный, словно принес Стэну редкое сокровище. Как будто Стэн Урис не был достоин чего-то более ценного, чем грязное, потрепанное перо. Но Стэн принял его с такой улыбкой, будто в жизни не видел ничего лучше.
– Я думаю, это перо золотого орла, – проговорил Стэн, задумчиво рассматривая находку Генри. Бауэрс кивнул с таким видом, будто всё понял, хотя, наверное, в жизни орла не видел. – Редкая птица в наших краях — обычно он гнездится в горах. Буду использовать, как закладку. Спасибо.
Стоило зажмуриться, но Билл не мог отвести взгляд от поцелуя. Словно хотел запомнить всё — и надменное выражение лица Генри, и счастливый взгляд Стэна, и ту боль, пронзившую грудную клетку, когда они соприкоснулись губами.
– Пойду встречусь с ребятами. Рыгало обещал показать новые кроссовки, – сказал Генри, поцеловал Стэна в нос, заставляя на миг прикрыть глаза и хихикнуть.
«Он никогда не смеется так с нами. Он никогда не смеется так со мной».
– Заскочишь ко мне в воскресенье, после двенадцати? – продолжил Генри, пробегаясь поцелуями от щеки Стэна до самого уха. – Отец, как обычно, напряг работой, но его не будет весь день, и я как раз закончу к обеду, пока не слишком жарко. Не выпущу тебя из постели до самого вечера, – пообещал он, на миг захватывая языком мочку уха — Стэн шумно выдохнул. – Объездишь меня, как и хотел. Что скажешь? Скажи мне что-нибудь, Урис.
Он даже не пытался говорить тише, словно наслаждался тем, что Билл его слышит. Возможно, и правда, наслаждался. Ведь он тот ещё урод, он тот ещё урод, в этом нет сомнений. Стэн, чьи уши покраснели, слабо толкнул его рукой.
– Ладно-ладно, – просто ответил он, пытаясь оттолкнуть Генри от себя. – Иди уже. Я хотел почитать в тишине.
– Ты, сопляк, совсем обнаглел в последнее время, – заметил Генри, укусив его за ухо. Стэн будто и поморщился, но глаза тут же заволокла пелена, и теперь он глядел на Бауэрса завороженно, подавшись вперед всем телом. – Надо будет преподать тебе урок.
Неизвестно, как часто они целовались, когда рядом не было посторонних, но Генри снова присосался к Стэну, нагло влезая языком в его рот, и оторвался с таким звуком, словно пробка вылетела из бутылки. Вытер губы большим пальцем, помахал обеими руками сразу и скрылся за стеллажами.
– Извини за это, – смущенно проговорил Стэн, наконец, повернувшись к белому, как морская пена, Биллу. – Он немного...
– Он м-мудак, – проговорил Билл.
Его голос звучал глухо и отстраненно. Он слышал себя словно со стороны, как будто его тело лежало на дне колодца, а сам Билл летал над ним невидимым призраком. Как будто он стал пустым местом — но это как раз было привычным делом. Пустое место для учителей в школе, потому что он не может связать двух слов, пустое место для собственных родителей, потому что он не Джорджи, и вот... пустое место для Стэна, потому что он не Генри.
– Да, и это тоже, – кивнул Стэн, вставляя перо между страницами.
От возмущения Билла начало трясти. От возмущения. Но больше от обиды.
– Он т-т-только что... он т-т-только что...
– Я слышал, – сказал Стэн, и его голос стал немного прохладнее.
«Нет, – подумал Билл, не замечая, каким неровным и прерывистым становится его дыхание. – Как ты можешь быть таким спокойным сейчас, когда я открыл тебе правду. Когда я видел это собственными глазами».
– Он... он т-т-тебя не з-заслуживает, – заявил Билл. От волнения язык заплетался и спотыкался на каждом слове. – Он п-п-просто урод, который спит со в-в-всеми, кто под руку п-п-подвернется! Он т-тебя бьет! Он говорит о т-т-тебе ужасные вещи! Он... изб-б-билл тебя до сотрясения мозга!
«А я бы никогда не ударил».
Но об этом даже не нужно было говорить. Потому что Билл не мог даже представить себе ситуацию, в которой он бы поднял на Стэна руку. Он не ударил бы его, не оскорбил бы, никогда не заставил бы его чувствовать себя неважным или ненужным. Он никогда не заставил бы Стэна задохнуться от холода, в котором сам Билл плавился с двенадцати лет.
Стэн вздохнул так устало, будто Билл его страшно утомил.
– Всё в порядке, Билл. Если меня это устраивает, то, думаю, и ты это переживешь, – заметил Стэн, вновь открывая книгу. – Я его люблю, – добавил он, бросив на Билла быстрый взгляд, и углубился в чтение.
«Я его люблю».
Да, именно так он и сказал. Он говорил и раньше, что любит этого ублюдка, но сейчас это прозвучало твердо, ультимативно, и Билл знал, что это значит.
Он ощутил на лице что-то мокрое и даже задрал голову, пытаясь понять, что это накапало с потолка, но в следующий миг понял, что это его собственные слезы. Билл не мог вдохнуть, а когда, наконец, сделал это, громко всхлипнул. Этот звук словно стал сигналом — слезы покатились еще сильнее. Грудь сдавило от дьявольской боли.
«Господи боже, – подумал Билл, содрогаясь от рыдания. – Я же люблю тебя. Я тебя так сильно люблю».
– Это из-з-з-за з-з-заикания? – давясь слезами, спросил он. – Т-ты не в-в-восприним-м-маешь м-меня из.. из... из-з-за з-заикания?
Стэн посмотрел на него испуганно.
– Нет, Билли! – воскликнул он, оставляя книгу на столе, и немедленно встал со стула, чтобы его обнять. – Конечно, нет. Как ты мог такое подумать? Нет, – заверил Стэн, гладя его по спине. – Нет-нет-нет. Я просто... я знаю, что ты переживаешь за меня, но всё в порядке. Я его люблю, – вновь сказал он, забивая в Билла ещё один гвоздь. – Правда. Очень. Я...
Билли зажмурился. Он не мог это слышать, но Стэн обнимал его. Прижимался всем телом. Стэн, от которого всегда пахло шампунем, мылом, древесным одеколоном... а теперь ещё и этой ужасной фруктовой жвачкой, иногда и табаком. Но Билл зарылся носом в его рубашку, жадно вдыхая запах ускользающей любви. Зная, как это отвратительно и мерзко. Как Стэн не любит, когда его одежда мнется и пачкается, когда она становится мокрой.
Не любит то, что связано с Биллом.
– П-п-почему? – спросил Билл шепотом, сильнее прижимаясь к его груди. От волнения сердце Стэна билось быстро, но не так быстро как его собственное, бьющееся в агонии. – П-п-почему ты меня не видишь?
– Что? – переспросил Стэн. – Извини, я не...
– П-п-почему? – повторил Билл ещё тише, и его голос утонул в складках хлопковой ткани. – Почему т-ты меня н-не любишь?
– Билли, – голос Стэна мучительно дрогнул, а рука нежно погладила вздрагивающий затылок. – Прости меня, пожалуйста. Я не думал, что ты тревожишься за меня так сильно. Прости.
Это подействовало, как отрезвляющая пощечина — Билл осторожно отстранил Стэна рукой и вытер лицо тыльной стороной ладони. Грудь всё ещё продолжала трястись, но он смог закупорить свои слезы.
Поплакать можно и дома. Он провел так не один вечер и не одну ночь. Он знал, как плакать беззвучно и незаметно. Он знал, как плакать, чтобы на утро выглядеть беззаботным.
– Извини, – проговорил Билл, глядя на свои колени. – Н-не стоило п-п-плакать. Я п-просто н-не хочу, чтобы тебе б-было больно.
– Мне нравится, когда больно, – сказал Стэн, кажется, пытаясь пошутить.
Билл зарылся пальцами в волосы, медленно вдохнул носом, чтобы успокоиться. Наверное, в этом была проблема.
Он никогда не смог бы причинить Стэну боль.