НЕУДАЧНИКИ ПО-ПРЕЖНЕМУ ПРОИГРЫВАЮТ, НО СТЭНЛИ УРИС НАКОНЕЦ-ТО ВЫРВАЛСЯ ВПЕРЕД

Больше всего на свете Стэнли Урис любил долгую и тщательную подготовку. Планирование обычно нравилось ему намного больше, чем само мероприятие. Самодовольно улыбнуться и выдохнуть с облегчением Стэн позволял себе лишь в конце, если все пункты его воображаемого (а иной раз и записанного на листочке) списка были выполнены. Вот и сейчас, выбирая пазлы из коллекции родителей, Стэн не мог отделаться от приятного чувства. Предвкушение согревало душу. Всё будет отлично, потому что, если уж он взялся за дело, по-другому не может быть. Он посадит Генри перед собой, и они вместе будут собирать головоломку, совсем как его родители по вечерам после работы. Приятное, успокаивающее времяпровождение. Всё по-взрослому. Они настоящая пара, у которой есть совместное занятие. Общее хобби, которое соединит их прочнее, чем возня под одеялом. Несомненно возня приятная, но всё-таки даже близко не такая логически продуманная, как пазлы. «Корабль должен ему понравиться», – подумал Стэн, закладывая коробку под мышку, выпрямился и отряхнул несуществующие пылинки с брюк. Вряд ли Генри оценит ботанику, да и пейзажи, скорее всего, покажутся ему скучными, как и изображения музейных экспонатов. Хотя сам Стэн не отказался бы собрать и копию какой-нибудь знаменитой картины. Он всегда тяготел к произведениям искусства, и был самым внимательным слушателем, если их класс вывозили на экскурсию. Путь до фермы Бауэрсов был неблизкий, поэтому Стэн отправился прямо на стоянку такси. Ему нравилось ехать в машине, прислонившись лбом к стеклу, и мечтать. Всё, что ему требуется — лишь немного усилий, и тогда Генри даже можно будет показать на людях. Хорошая рубашка, приличная прическа, отглаженные брюки, начищенные ботинки... Стэн с наслаждением прикрыл глаза, прижимая к груди коробку с пазлами. Ещё бы избавить Генри от дурацкой привычки без конца двигать челюстью, как жвачное животное! И научить говорить как-то более складно... Хотя с выражением мыслей у Генри всегда было хорошо. Проблема заключалась в том, что он говорил. «Упорство сделало из Пиноккио настоящего мальчика. Так что и из Генри Бауэрса может получиться настоящий человек», – усмехнувшись, подумал Стэн. Он попросил таксиста остановиться рядом с полем, принадлежавшим Криссам, а дальше пошел пешком, улыбаясь ласковому ветерку и мирному поскрипыванию сухой почвы под ногами. Солнце приятно пригревало, воронье кружило над одиноко стоящим пугалом, время от времени снижаясь, чтобы поклевать посевы. В такую погоду Стэн обычно катался на велосипедах с друзьями. Правда, в последнее время они всё меньше времени уделяли таким поездкам. Пожалуй, только Майк остался верен своему железному коню, тогда как все остальные, даже Бевви, потихоньку начали мечтать о машине. Генри обнаружился рядом с поленницей. Он рубил дрова легко, почти играючи: не замахивался, просто поднимал и опускал колун, и тут же поленья отлетали в сторону с легким стуком. Стэн невольно засмотрелся на широкую влажную спину, практически бронзовую от загара, и еле слышно присвистнул. Генри обернулся, обтер лицо и шею лежащей на куче дров футболкой, и снова вернулся к своему занятию. На его теле оказалось сразу несколько линий загара — от майки и футболки. Неделя выдалась удивительно солнечной. – Для чего дрова? – поинтересовался Стэн и взял в руки одно из бревнышек, осторожно, боясь занозить ладонь. Оно оказалось тяжелее, чем он думал, и совсем неприятным на ощупь из-за влажности. – Я не видел камин у тебя дома. – Вообще-то у нас в гараже есть печка, – отдуваясь, ответил Генри, расправил плечи и еле заметно поморщился. – Но это не для печки. Один приятель моего отца искал дурака, который за двадцатку согласится наколоть дровишек. Мой старик тут же сказал, что Хэнк сделает всё за десятку. Когда я сказал, что за десятку пусть горбатится сам, старик познакомил мой лоб с дверным косяком. Повезет теперь, если хоть что-то увижу от этих денег. От досады Генри даже плюнул на землю. У него был вид обиженного мальчишки, которого обманом нагрузили работой. – Больно? – встревоженно спросил Стэн, отставляя полено, и сделал шаг навстречу. – А сам-то как думаешь? – ехидно поинтересовался Генри, машинально растер лоб и непринужденно протянул Стэну топор. – Хочешь попробовать? Стэн посмотрел на топор, пожалуй, с любопытством. Рукоять казалась неудобной и какой-то скользкой от постоянного контакта с чужими руками. Более интересным выглядело лезвие — совсем не острое, даже затертое. Если бы Стэн не видел, как Генри рубит дрова, то не поверил бы, что такой штуковиной можно отделить хотя бы щепку. – Не думаю, что у меня получится, – ответил Стэн, покачав головой, и прижал пазлы ближе к себе. – Как ты рубишь им дрова? Он же совсем тупой. – Дрова не рубят, малыш, их колют, – со знанием дела заметил Генри, ловко проворачивая колун в руке, и подмигнул. – Главное, не замахиваться, а то можно улететь вместе с топором. Ну, если тебе тринадцать или телосложение у тебя, как у... – Бауэрс окинул парня многозначительным взглядом. Стэн ощутил, как покалывает щеки, но ничего не сказал, продолжая прижимать к себе коробку. – Поднял — опустил, поднял — опустил, вот и всё. Тебе понравится. – И всё-таки я воздержусь, – мягко проговорил Стэн, смущенно кусая губы. – Мне кажется, от моих ладоней ничего не останется, если я попытаюсь. – Да, руки у тебя нежные, – с легким восхищением заметил Генри, вгоняя топор в колоду, и подошел ближе. Стэн глубоко вдохнул его горячий запах и ощутил легкое волнение в животе, отозвавшееся мурашками по всему телу. – Обнимешь меня? Вопрос прозвучал почти невинно, но Стэн тут же подался навстречу, обвивая Генри руками. Генри тут же поймал его рот, моментально вытесняя все мысли о невинности, да еще и сжал его ягодицы так крепко, что Стэн чуть не визгнул в его губы. Стэн ощущал себя крохотной птичкой в лапах проворного кота-охотника. Но ему нравилось это чувство, и он охотно позволил вести себя. «Пожалуй, жвачка мне нравится. Её можно оставить», – подумал Стэн, увлеченно дразня Генри языком. Сосредоточиться на чем-то ещё просто не получилось, слишком отвлекали искорки радости, блуждающие на кончиках пальцев. Такие же искорки распирали легкие, так что хотелось смеяться. – Ты чем-то царапаешь мне спину, – заметил Генри, на миг прекращая терзать его губы, и попытался оглянуться. – Что там, печенье? – Нет, намного лучше, – уклончиво ответил Стэн и еле слышно засмеялся, когда Генри пробежался поцелуями по его шее. То, что раньше казалось ему недостатком, теперь вызывало восторг, и он даже расстегнул пуговицу, чтобы Генри мог углубить поцелуи. Дома у Генри, как всегда, был кавардак, но Стэн постепенно привыкал к этому, и даже скопившиеся в углах комки пыли не слишком раздражали глаза. Он, конечно, не собирался терпеть это слишком долго и рассчитывал шаг за шагом привести Бауэрса к мысли, что жить в таких условиях — невозможно. По крайней мере, следовало время от времени протирать пыль и мыть посуду. Ощущая, что Генри уже назойливо об него трется, Стэн попытался его оттолкнуть, но встретил ещё большее сопротивление. Урис чувствовал, что ещё немного, и он просто сдастся под его напором — тогда тщательно составленный план полетит к черту. Впрочем, с Бауэрсом редко бывало по-другому. Его упорство плавило предохранители — Стэн буквально ощущал, как его замыкает. – Погоди немного, – сбивчиво прошептал Стэн, пытаясь оторваться от целующих его губ. Это было труднее, чем он думал, потому что ему нравилось целоваться. – Остановись, тише... – Не хочу останавливаться, – упрямо ответил Генри, толкая Стэна к ближайшей стене. Стэн зацепил рукой какую-то бутылку — она с тяжелым стуком упала на пол и покатилась в угол, но Генри не обратил на это никакого внимания. – Я ждал этого всю неделю. Мне было так трудно сдерживаться, как насчет небольшой награды за то, что я тебя даже ни разу не ущипнул? Это была чистейшая правда. Конечно, Генри несколько раз его шлепнул, пару раз даже укусил, когда рядом никого не было, но точно не щипал. Стэн закрыл глаза и, тихо усмехнувшись, покачал головой. Ему нужно было выиграть время, чтобы унять быстрое и ритмичное сердцебиение. – Я принес пазлы, – наконец, сказал он, встряхнув картонной коробкой. Генри мельком бросил на неё взгляд и снова посмотрел Стэну в глаза. – Это из коллекции моих родителей. Давай соберем их вместе, – предложил Стэн, робко улыбнувшись. – Обещаю, тебе понравится. Будет очень весело, правда. – Думаю, мне понравится не собирать пазлы, – проговорил Генри, целуя Стэна за ухом. Урис на миг прикрыл глаза, чувствуя, что сердце сладко замирает. – Да и тебе тоже. Мы, кажется, планировали кое-что более интересное. – Но ты хотя бы... Не успел Стэн окончить предложение, как Генри вырвал коробку у него из рук. Это произошло так неожиданно, что Стэн даже растерялся. Похожим движением Генри не раз и не два отнимал его вещи, а потом поднимал над головой, не давая забрать собственность. Выражение лица у него сейчас было примерно такое же, и Стэну вдруг стало неприятно. Как будто он снова вернулся в то время, когда единственное, что их объединяло — взаимная ненависть. – Да забудь ты про эту тупость, Урис! – бросил Генри, отшвырнув коробку пазлов в сторону, будто пустой пакет из под печенья или другой подобный хлам. – Кому нахрен сдались эти пазлы? Иди лучше сюда, – добавил Бауэрс, обнимая Стэна одной рукой. Стэн ощутил, как у него перехватывает дыхание. К горлу подступил тяжелый и очень колючий ком, мешающий вдохнуть. Невидимые иглы кололи легкие изнутри, щеки пекло огнем. Когда Стэн втянул носом воздух, по всей гортани разлилась боль. Он толкнул Генри в грудь с такой силой, что запястье отозвалось неприятным нытьем, однако Стэн не поморщился. Лицо будто парализовало. Генри по наитию отступил в сторону, и Стэн после недолгих поисков подобрал коробку с пола. На самом деле он не видел ничего перед собой, глаза неприятно щипало. Перед ними стояла влажная пелена. – Это не тупость, – охрипше-тихим голосом проговорил Стэн, беспомощно прижимая коробку к груди. Хотелось сжаться, закрыть голову руками и разрыдаться. Пришлось глубоко вдохнуть, чтобы совладать со своим немеющим языком. – Знаешь, я лучше пойду домой. До свидания. – Ты чего? – с непониманием спросил Генри, резко схватив Стэна за локоть. – Что случилось-то? Ты что, плачешь из-за такой ерунды? – Я не... – Стэн медленно сморгнул слезы и покачал головой. – Это не ерунда, а пазлы моих родителей. Они их собирают почти каждый вечер на протяжении последних двадцати лет, – тихо проговорил Стэн, чувствуя, что у него дрожат губы. Он ощущал себя ничтожным, маленьким и очень несчастным. Под носом стало влажно. – И я тоже хотел собирать их с тобой. Это то, что мне нравится, и я хотел сделать это вместе. Я же специально выбирал картинку, чтобы тебе понравилось! Почему ты всё время так хреново обращаешься со всем, что я люблю?! – Ну, извини, – Генри неловко махнул руками и зачем-то несколько раз притопнул ногой, как заяц. – Но я всю неделю вставал в пять утра и работал в поле, потом шел в блядскую школу, где мои мозги варились и кипели, снова возвращался на ферму и до заката копал, рыхлил, удобрял... У меня руки отваливаются и спина гудит, и последнее, что я хочу делать на выходных, это собирать пазлы, – раздраженно бросил он. Стэн еле слышно выдохнул, чувствуя, что глаза щиплет ещё сильнее. На душе стало как-то гадко и противно. Он сфокусировал взгляд на Генри — Бауэрс смотрел в сторону и жевал нижнюю губу — сосредоточился на огрубевших от тяжелого труда руках. Ни для кого не секрет, что Генри Бауэрс вкалывал на ферме своего отца чуть ли не с семи лет и регулярно получал по шее, если что-то шло из рук вон плохо. «Я совсем об этом не подумал, – промелькнуло в голове Стэна. – С тех пор, как снег растаял, Генри каждый день работает в поле. Я один раз постоял за кассой и после этого едва мог пошевелиться. А он...». – Ты всё равно не должен был бросать их на пол, – кашлянув, чтобы прочистить горло, проговорил Стэн и снова на миг прикрыл глаза, чтобы позволить слезам стечь по щекам. Его разрывало двоякое чувство, на языке вязла горечь. – Я... я понимаю, что тебе тяжело, но сейчас мне противно с тобой находиться, потому что ты бросил на пол дорогую для меня вещь. Я очень хочу домой, – слабо проговорил он. – Мне нужно побыть одному, извини. Не успел Стэн дернуться в сторону двери, как Генри вновь поймал его за руку. Его пальцы сжимались сильно, но безболезненно, просто не позволяя вырваться. Стэн замер, тяжело дыша. В висках неприятно стучало. – Я не умею собирать пазлы, – тихо произнес Генри и по-звериному мотнул головой, словно пытался скинуть с себя невидимые веревки. – Вообще. Никак. Совсем никак, – добавил он на грани слышимости. – Что? – Я не понимаю, как это делать! – резко сказал Генри, глядя в пол с таким видом, будто на нем было что-то интересное. Его лицо медленно краснело. – Слишком много кусочков, и я не могу... не могу, когда много мелких предметов... не получается сосредоточиться. И... я очень сильно злюсь, когда ничего не получается. В голову как-то сразу полезли непрошеные мысли о низкой успеваемости Бауэрса, о том, как он — по словам Бена — краснел и пыжился, когда учителя задавали ему вопросы, и впадал в ярость из-за самых простых заданий. А ещё Генри сам сказал ему, что у него проблемы с мышлением. Стэн еле слышно выдохнул. – Останься, пожалуйста, – попросил Генри, прислоняясь лбом к его виску. Его лицо было горячим от стыда, Стэн ощущал его болезненный жар, как если бы у Бауэрса вдруг поднялась температура и началась лихорадка. – Может, ты будешь собирать свои пазлы, а я просто посижу рядом и посмотрю? Это было совсем не то, чего Стэн хотел. Не хотел Стэн и этого ужасного, болезненного разговора, из-за которого он чувствовал себя вывернутым наизнанку. На самом деле Стэн всё ещё хотел домой, боялся повернуть голову и посмотреть Генри в глаза. «Он думает, я его осуждаю. И я его осуждаю», – подумал Стэн, и эта мысль принесла ему новую порцию головной боли. – Да, давай, – еле слышно произнес Стэн, продолжая рассматривать свою обувь. Выдохнув, он попытался заговорить непринужденным тоном. – Мне нужен стол. – Сейчас. Щеку обжег беглый поцелуй. Всего мгновение, но Стэн ощутил, что Генри выдохнул с облегчением. Он быстро собрал со стола посуду, сгрузил всё в раковину и несколькими размашистыми движениями смахнул крошки рукой. Стэн машинально подумал о том, сколько дней на столе стояла посуда, о крошках, которые теперь валялись по всему полу, и незаметно для себя крепче стиснул коробку. Он наблюдал за уборкой Генри, ощущая и жалость, и боль. Закончив приготовления, Генри отодвинул стул и уселся на него. У него был непривычно открытый взгляд. – Садись, – сказал он, похлопав себя по коленям. – Ничего, если я тебя немного пообнимаю, пока ты собираешь свой пазл? Можешь сесть на другой стул, если это мешает. – Нет, всё хорошо, – выдавив из себя улыбку, ответил Стэн и опустился на колени Генри. Бауэрс тут же обхватил его за живот, словно Стэн собирался вырваться, и опустил подбородок на плечо. Он был очень теплым, почти горячим, и это было приятно, несмотря на то, что в груди Стэна по-прежнему скребло что-то гадкое. В ушах стоял тонкий противный писк, который Стэн старался игнорировать. – Ну, и как ты это делаешь? – спросил Генри, с любопытством заглядывая через его плечо. – Вообще нет особых правил, – собираясь с мыслями, ответил Стэн и осторожно вытряхнул пазлы из коробки. – Я сперва переворачиваю все кусочки, чтобы видеть цветную сторону. Иногда сортирую по цветам, но иной раз картинка бывает однотонной. Так что обычно я нахожу все уголочки. Вот такие, – объяснил Стэн, показывая Генри кусочек головоломки. – А потом собираю рамку. Так проще всего, не нужно потом передвигать картину в сторону. Генри вел себя непривычно тихо, даже не разговаривал, словно боялся потревожить Стэна и как-то нарушить процесс. Если бы он время от времени не целовал Стэна в плечо, может, Урис бы даже забыл о его присутствии, потому что руки Генри не распускал. Просто сцепил их на животе Стэна, как замок. Монотонный процесс немного успокаивал — это была одна из самых трудных для сбора картинок в коллекции родителей. Самые дорогие и сложные пазлы родители трогать не разрешали, поэтому Стэн забрал эту коробку без разрешения, рассчитывая незаметно вернуть на место. Он давно хотел собрать эту картинку, и теперь у него была такая возможность. Правда, окончательно прийти в себя по-прежнему не получалось. Что-то мешало, назойливо скребло черепную коробку, рассчитывая выбраться наружу. Полностью собрав рамку, Стэн занялся левым краем, где был нос корабля, медленно двигаясь к верху, где уже виднелись паруса. Его глаза были достаточно натренированы, чтобы быстро находить то, что нужно. Когда он долго не мог отыскать подходящий кусочек, Генри еле слышно сопел и стискивал его сильнее. «Я постоянно им недоволен, – размышлял Стэн, собирая картинку. – Всё время заставляю его извиняться и чувствовать себя каким-то неправильным, поучаю, как нужно себя вести. Хотя мне тоже неприятно, когда он заставляет меня чувствовать себя неправильным. Но он делает это по глупости, а я...». Генри тихо зевнул в его спину, обдавая горячим дыханием, и снова опустился подбородком на его плечо. У него еле заметно дрожали ноги. «Он что, и сегодня проснулся в пять утра? Ну да, он же говорил, что хочет закончить в полдень, чтобы мы могли увидеться, – Стэн взял в руки очередной кусочек головоломки и повертел его перед глазами, пытаясь сосредоточиться. – Нет, не просто увидеться, он прямо сказал, что хочет заняться сексом. Господи, я даже не обнял его, когда пришел... Как же это тупо! Отец и так шпынял его всю неделю, а я просто беру и мучаю его, заставляю быть своим стулом вместо того, чтобы подарить ему хоть немного заботы! Он, наверное, и без того устал и хочет спать». Стыд снова заставил щеки гореть. Стэн вспомнил, как строил планы в машине, собирался заставить Генри надеть рубашку и причесаться, как хотел научить его говорить красивые слова, чтобы можно было показаться с ним на людях. «Я тоже не парень его мечты, и это мучительно, – подумал Стэн, чувствуя, как накатывает тошнота. – Это так унижает. Но он идёт мне навстречу, а я ему навстречу совсем не иду. Если он может смириться с тем, что я не могу отдаться ему где-нибудь в туалете кинотеатра, то почему я не могу смириться с тем, что он никогда не сможет собрать со мной этой тупой пазл?». Выдохнув, Стэн ощутил, что у него кружится голова от внезапного прилива кислорода — оказывается, он зачем-то задержал дыхание — и одним махом смел пазлы со стола. Кусочки головоломки тут же оказались на полу. Теперь они были везде — и под столом, и под стулом, и где-то в щелях неровного напольного покрытия, и, кажется, даже под холодильником. Беспорядок. Бардак. И один из самых больших страхов Стэна с самого детства. Он всегда страшно нервничал, когда терял карточки от настольных игр. Ему проще было избавиться от игры целиком, чем играть неполным комплектом. – Ты что делаешь, Урис?! – воскликнул Генри, всплеснув руками. Пожалуй, его голос звучал даже расстроенно. – Только ведь рисунок начал получаться! Не обращая внимание на недовольное ворчание Генри, Стэн встал с его колен и устроился на столе. Вообще-то по росту они, практически, сравнялись, но сидя на крышке стола Стэн чувствовал себя уверенней. – К черту эти пазлы, у нас есть дела поважнее, – практически промурчал Стэн и пальцем поманил Генри к себе. Бауэрс потянулся к нему завороженно, как змея на призыв факира. Ладони нежно обхватили Генри за лицо. Его немного потряхивало, но Стэн сумел искренне улыбнуться. – Выбрось эту ерунду из головы, лучше займись мной. – Но это же пазлы твоих родителей, они тебя теперь точно поколотят, как следует, – бестолково возразил Генри, скользнув взглядом по разбросанным по полу кусочкам головоломки. – Нет, родители меня бить не станут, – засмеялся Стэн, медленно гладя пальцами теплую кожу Генри и хмелея от собственной развязности. – Но обязательно запрут под домашний арест. Ты не увидишь меня целую неделю, а то и две. Наверняка тебе будет грустно, – взгляд Генри стал настороженным. Стэн ласково толкнул его коленом в бок. – А потом я могу устроить что-нибудь ещё... Ввязаться в драку, например. Он видел, его улыбка только больше запутывает Генри. – Ты что, совсем умом тронулся? – прямо спросил Бауэрс. – А ты забыл лучший способ заставить мои мозги работать? – игриво поинтересовался Стэн и слегка откинулся назад, чтобы лучше видеть Генри. В следующую секунду его голос уже не был таким вкрадчивым. – Давай, бестолочь, – серьезно сказал он. – Ударь меня, как следует. Если ты ещё можешь, конечно. Генри тяжело выдохнул через нос и медленно покачал головой, сжимая кулаки, чтобы не сорваться. Теперь он смотрел, прищурившись, точно перед ним стояла какая-то трудная задача. Стэн ощутил перемену, и она отозвалась в теле сладко-ноющим предвкушением. Бауэрс заводился быстро, стоило чуть-чуть надавить, и Стэн возбуждался в считанные секунды, зная, как далеко может завести пылкий норов Генри. – Не нарывайся, – сухо предупредил Бауэрс. – О, я только начал, – протянул Стэн, упираясь в стол одной рукой, и вновь развязно толкнул Генри коленом. – Но с тобой, боюсь, так и не кончу. Зажмуриться Стэн не успел, равно как и выставить руку вперед, чтобы хоть как-то смягчить удар. Лицо обожгло такой болью, что он чуть не ослеп, и тяжело свалился на стол, дрожа всем телом, как раненое животное. Скула пульсировала и горела, словно её лизнул язык пламени. Генри угрожающе навис сверху, ограничивая пространство. Стэн обожал, когда Генри заполнял пространство собой. Тело сладко тянуло — Стэн не знал, чего хотел больше, член в себя или пару хороших тумаков. Похоже, и того, и другого. – Полегчало? – осведомился Бауэрс, по-змеиному широко раздувая ноздри. – Бьешь, как девчонка, – выплюнул Стэн, держась за лицо, и взглянул на Генри с вызовом. – У меня даже не привстал. В следующую секунду его рывком сдернули со стола. Комната закружилась, тело никак не хотело стоять вертикально, подгибались колени. Стэн, конечно, слукавил — он уже еле дышал от возбуждения и сгорал от предвкушения. Член даже побаливал, упираясь в тесные брюки, ткань неприятно натирала. Генри ударил его наотмашь, держа одной рукой, чтобы Стэн не свалился с ног, а потом приложил ещё раз, так что в ушах зазвенело. Напряжение усилилось — хотелось ныть, скулить и выпрашивать. Умолять. – И это всё, что ты можешь? – спросил Стэн, когда у него получилось перевести дыхание. – Слабак. Если бы Генри не впился в его губы, Стэн не сумел бы остановиться на этом. Поцелуй не успел превратиться в борьбу — рука Генри стиснула горло Стэна крепко и больно, напоминая, кто управляет ситуацией. Он не дал ему даже шанса на сопротивление, и эта беспомощность окрыляла. Стэн задыхался от удовольствия и от того, что Генри надавливал на его шею, не давая вдохнуть. Пальцы ослабляли хватку лишь на долю секунды, чтобы Стэн совсем не отключился. Ему стало жарко в считанные секунды, и Стэн уже жалел, что не успел стянуть с себя рубашку раньше. Очередная вспышка боли заставила Стэна вскрикнуть — Генри перевернул его, ткнул лицом в стол, после чего рывком стащил брюки. – Аккуратней с брюками, кретин, – успел сказать Стэн, прежде чем получил такой шлепок, от которого по всему телу пошла волна. Этотакхорошобожеэтотакхорошо! – Закрой рот, – рыкнул Генри ему на ухо, болезненно оттянув волосы. Стэн возбужденно заскулил — приятное тянущее чувство соскользнуло от макушки до поясницы. – Начнешь вякать, я тебя вскрою от горла до живота. Угроза прозвучала вполне реально. Настолько, что в груди Стэна затрепетало, словно ветер поднял с земли ароматные осенние листья. А потом Генри резко загнал свой член внутрь, и Стэн уже ничего не соображал от жара, ударившего по позвоночнику, и ослепительной боли, колотящей по каждой конечности. Он двигался резко, быстро, рвано — именно так, как нужно было Стэну. Всё неприятное и гадкое, что скопилось в душе, с каждым толчком вылетало из его рта, превращаясь в стоны. Жалость и сожаление испарялись, оставаясь влагой на коже. Как он мог желать чего-то лучшего, когда его трахали так? Генри стискивал его бедра, натягивая на себя, а потом с силой шлепал, взрыкивая от удовольствия. Его член болезненно терся об стол, и это было прекрасно. Всё было прекрасным, потому что из Стэна последовательно вытрахивали всю дурь. Его язык по-собачьи повис, в глотке пересохло, тело стало влажным и скользким. Боль настолько смешалась с удовольствием, что её нельзя было отделить. Её не нужно отделять, нет, совсем не нужно. И нас не нужно разделять, потому что так правильно. Вот так правильно, именно так правильно, так очень хорошо. Стэн зажмурился, всхлипнул, пытаясь сглотнуть сладостное рыдание, колотящее по ребрам. В этот миг он был собой, настоящим, сгорающим от наслаждения. В этот миг ему было всё равно, насколько в этой комнате чисто, причесан Генри или нет — всё его существо сосредоточилось вокруг большого и крепкого члена, раз за разом проезжающего по нужной точке. Позабылось всё, что имело значение. Даже собственное имя стало пустым звуком, Стэн его сейчас бы и не вспомнил. Но разве он был именем? Нет, он был чем-то большим. Он и Генри — один живой организм, лучше, чем одинокий, пустой болванчик, каждый день пляшущий под дудку родителей и учителей. Каждое движение накручивало его сильнее, член пекло от нетерпения и желания разрядиться. А потом накатила одуряющая пульсирующая волна, и Стэн кончил на стол, задыхаясь от того, как Генри распирает его изнутри. Несколько секунд Стэн трепыхался, как птица, пойманная в ловушку. Конечности дергались, точно крылья. Его лихорадило от пережитого блаженства. Тело казалось измученным и при этом настолько живым, что Стэн счастливо засмеялся, упираясь лбом в ладонь. Генри осторожно погладил его по спине — он тоже дышал тяжело и устало. В воздухе пахло потом и спермой, но это нисколько не беспокоило. Это был их общий запах, напоминающий о том, что ничего не закончилось. Генри расслабленно сел на стол и выдохнул, рассматривая медленно приходящего в себя Стэна. Больше минуты они просто смотрели друг на друга, и Стэн вдруг подумал, что его мозги, действительно, встали на место. Обычно, чтобы выпустить из себя эмоции, Стэн просто плакал. Но, похоже, иногда было достаточно кончить. «Люблю тебя», – подумал Стэн, протягивая руку, чтобы сжать её на широкой, мозолистой ладони. – По-моему, ты хочешь, чтобы я тебя убил или искалечил, – сказал Генри охрипшим голосом и поманил Стэна к себе, чтобы коротко поцеловать. – Больше не говори, что я бью, как девчонка. Это прозвучало предупредительно. – Но если ты, правда, бьешь, как девчонка, – ответил Стэн, проводя рукой по своему животу. Он был скользким от семени, но сейчас это не вызывало отвращения. Больше волновало. Генри посмотрел на него серьезно. Его член выглядел готовым, и Стэн ощутил себя мелкой собачонкой, готовой на всё, ради сладкой косточки. – Тебе мало, что ли? – А что, если мне, правда, мало? – поинтересовался Стэн, устраиваясь на его бедрах. Он чуть приподнялся, чтобы направить член Генри в себя, и с наслаждением выдохнул, вновь ощущая его в себе. Он проскользнул хорошо, размазывая по тугим стенкам остатки спермы. Лишнее с чавкающим звуком стекло, когда член Генри оказался внутри полностью. Он подходил идеально. Стэн обожал идеальные соответствия. Захотелось мурлыкать, горло так и дрожало от возбужденного гортанного звука. Генри смотрел на него восхитительно поплывшим взглядом. Он хотел этого. Ничье внимание не могло польстить больше, чем внимание Генри, потому что Стэн ощущал себя безбожно влюбленным. – Что, если я хочу, чтобы ты не сдерживался? – спросил Стэн, медленно опускаясь и поднимаясь на крепко стоящем члене. Генри горячо дышал в его губы. Они не целовались, но это было даже развязнее. – Может, я хочу, чтобы ты меня убил? Ты ведь обещал как-нибудь придушить меня, – напомнил Урис, дрожа от щекотных пушинок, блуждающих по телу. Ему хотелось услышать знакомый урчаще-возбужденный звук, слетающий с губ Генри. – Почему не сейчас, а? Делов-то — сжать руки у меня на шее. Я даже не пикну, – добавил он, тихо застонав Генри на ухо. – Разве что от удовольствия. Может, мне будет даже приятнее, чем сейчас, когда ты прямо внутри меня. Такой твердый и горячий. Генри подавился протяжным хрипом и обвил Стэна руками, чтобы он не соскользнул. Такой бережный. В эту минуту Стэна окончательно прошибло осознание, что ни с кем другим Генри не может быть таким нежным. Никому другому Генри не позволял себе указывать, кроме отца — но он пользовался грубой силой. А Стэну иной раз и просить было не нужно, чтобы Генри сделал всё так, как ему хочется. «Могу делать с ним всё, что хочу, – подумал Стэн, и грудь сладко сжалась от восхитительного чувства вседозволенности. – Я — с ним, а он — со мной». – Мне сейчас так хорошо, – сладко всхлипнул Стэн, дрожа от желания, любви и восторга. – Мне так нравится ощущать тебя в себе. Знаешь, похоже, именно этого я и хотел всю жизнь. Чтобы меня трахал парень вроде тебя, – объяснил он, резко наскакивая. Перед глазами мельтешили разноцветные искры, но ему не нужно было видеть Генри, достаточно было ощущать тепло его дыхания. – Деревенщина с самым охрененным на свете членом. Таким твердым, что гвозди можно забивать, – выдохнул Стэн в его губы. – Я не думал, что полюблю что-то настолько сильно. Но без тебя внутри я такой пустой... – Черт возьми, Урис, – Генри застонал практически обреченно. – Ты мне минуты продыху не даешь. – Ни секунды, – проговорил Стэн возбужденно, стискивая пальцы на его плечах. – Ты же сказал, что с постели меня не выпустишь. Ты хотел трахаться до самого вечера, – напомнил он, наращивая темп. Язык еле слушался, но Урис не мог остановиться. – Пожалуйста, я весь твой, как ты и хотел. Могу отсосать тебе или стиснуть вот так, – Стэн с удовольствием сжался вокруг члена Генри, с удовлетворением замечая, что Бауэрс совсем поплыл. – Тебе было так же приятно с той девчонкой в машине? – Генри протестующе засопел, не желая отвлекаться на подобные мысли, но тут же сбился на тихий стон, когда Стэн поцеловал его в шею. – А в школьном туалете? В жизни не поверю, что это было лучше, чем со мной, – шепнул Стэн, с удовольствием облизал Генри ухо, жадно втянул в рот. – Иначе бы ты за мной не таскался, как привязанный. По-моему, тебе нравится, что я больной на голову. Генри тихо выдохнул. – Хэнк? Стэн замер, требовательно глядя Генри в глаза. – Что? – напряженно спросил Генри. Он желал продолжения. Хотел, чтобы Стэн не останавливался, и Урис это чувствовал. Это чувство окрыляло. Он знал, что Бауэрс никому на свете не позволит так с собой обращаться. Только ему. Только он может управлять удовольствием Генри. Только он может дразнить его. – Тебе нравится, что я больной на голову? – повторил Стэн, опускаясь так быстро и резко, что Генри невольно откинулся назад, пытаясь вдохнуть немного воздуха. Жар их тел плавил всё вокруг. – А что, ты не чувствуешь, как сильно мне это нравится? – проговорил Генри, еле соображая от тесноты и жара. – Давай резче, я уже... не могу. Если не кончу сейчас, сам рехнусь. Слова всколыхнули кровь. Стэн охотно подчинился, ведомый желанием и влюбленностью, стучащей в крови. Он двигался так быстро, что мог бы легко слететь со стола, если бы Генри не держал его крепко, не давая упасть. И это тоже было прекрасно — ощущать, что он может делать всё на свете, и ему не позволят улететь в пропасть. – Ты для меня самый лучший, Хэнк, – шепнул Стэн и на мгновение замер, ощущая, как Генри с рыком кончает в него. Ему самому оказалось достаточно пары скупых движений ладонью — слишком чувствительным и твердым был его член, чтобы понадобилось большее. Теперь он медленно остывал, лежа головой на плече Генри. Воздух приятно холодил разгоряченную кожу. Генри обнимал его по-медвежьему, не давая пошевелиться, время от времени зарывался носом в его волосы, шумно вдыхая. Стэн дышал тихо — ему нравился солоноватый запах кожи, нравилось исходившее от Генри тепло, хотя конечности потихоньку затекали из-за сидения в неудобной позе. – Ты как? – спросил Стэн, погладив Генри по-подбородку. Обычно этот вопрос задавал Бауэрс, и Стэн ощущал себя немного странно, потому что всегда был ведомым. – Надо было до кровати дойти. Что-нибудь болит? – Я же не дед какой-нибудь, – Генри повел плечами и дернул ногой, чуть подбрасывая Стэна на себе. Урис с удовольствием вжался в его грудь. – Жрать только хочется, но дома всё равно ничего нет. Стэн бестолково оглянулся, скользнул взглядом по беспорядку в кухне. – Давай, я что-нибудь приготовлю, а ты полежишь немного, – предложил Стэн. – Обойдусь. – Не обойдешься, – проговорил Стэн, целуя Генри в щеку. Бауэрс слегка нахмурился, но что-то в выражении лица Стэна не позволило ему возразить. – Вообще я не умею готовить, но это, наверное, не сложно. И потом я к тебе присоединюсь, – пообещал он. – Буду лежать на тебе, и можешь трогать везде, где хочется. Вид у Бауэрса был немного сконфуженный. Ему явно не хотелось, чтобы Стэн что-то для него делал. – Давай хоть помогу пазлы собрать, – наконец, произнес Генри. Это предложение Стэн охотно принял. Вместе они спустились на пол, чтобы собрать кусочки головоломки в коробку. Это оказалось не так просто — часть пазлов бесследно исчезла. К тем кусочкам, что им удалось найти, прилипла пыль. Сперва Стэн пытался снимать эти комочки пальцами, а потом вдруг понял, что это бесполезно. Всё равно он не смог бы волшебным образом поместить в коробку то, что спряталось в щелях. – Тут явно не хватает половины, – с сожалением заметил Генри, встряхнув коробку. – Может, холодильник отодвинуть? Вдруг туда что-то попало. – Ты не будешь двигать холодильник, – отрезал Стэн и выпрямился. Его тело было липким, и сейчас это волновало больше всего. – Всё равно какие-то части головоломки могли закатиться туда, откуда их не достать. Если я успею вовремя вернуть коробку на место, может, родители месяц-два и не заметят, что часть кусочков пропала. А потом... не знаю. Что-нибудь придумаю. Ложь постепенно становилась вечной его спутницей, и с этим тоже предстояло разобраться. Правда, пока Стэн не представлял, как это сделать. Ополоснувшись в душе, Стэн заглянул в комнату Генри, чтобы переодеться. Теперь ему не нужно было спрашивать разрешения, чтобы пользоваться его шкафом, и это приятно согревало. Бауэрс уже спал, подмяв под себя одеяло, и довольно громко сопел. Наверняка слишком устал, потому и провалился в сон так быстро. Стэн надел его майку, джинсы и, не удержавшись, подошел к кровати, чтобы погладить Генри по волосам. Парень даже не пошевелился. «Я всё равно хочу собирать с тобой пазлы, – подумал Стэн, наклоняясь, чтобы поцеловать Генри в макушку. – Даже если ты будешь просто переворачивать кусочки цветной стороной наверх». Первым делом Стэн разобрался с грязной посудой. Её скопилось много, но Стэн решил, что с него не убудет, если он приведет рабочее место в порядок перед тем, как возьмется за готовку. После этого Стэн вымыл полы (нашел при этом часть пазлов и безжалостно выбросил их в ведро для отходов), разложил вещи по местам, протер пыль и помыл оконное стекло. Теперь кухня Бауэрсов выглядела даже пристойно. Конечно, мебель была старой, и многое нужно было перекрасить, а то и вовсе выбросить, но теперь Стэн мог находиться здесь, не морщась. Еда у Бауэрсов имелась — в основном, прошлогодние овощи, и какое-то мясо, но Стэн слабо представлял, что может приготовить из этого. Мама могла бы потушить всё или запечь, однако Стэн никогда не присутствовал в кухне, когда она занималась готовкой. Решив не мудрить, Стэн взялся за омлет с беконом. Что-то настолько простое невозможно было испортить. Правда, на глаза попалась ещё и замороженная спаржа, так что Стэн, не долго думая, подбросил её в сковородку, чтобы немного оживить блюдо. Дамы и господа, перед Вами Стэнли Урис, обыкновенный еврейский мальчик, который решил забыть про свои амбиции, чтобы угождать своему парню-фермеру. «Я не собираюсь готовить ему регулярно, – подумал Стэн, наблюдая за тем, как бекон подрумянивается. – Но один раз можно». Оставив омлет на столе, Стэн вернулся в комнату к Генри, чтобы его разбудить. Он спал в той же позе, обнимая одеяло, и выглядел настороженно-недоверчивым даже во сне. – Хэнк, – Стэн осторожно поцеловал Генри в щеку, а потом, не сдержавшись, прикоснулся губами к линии подбородка. – Если встанешь сейчас, возможно, омлет не будет холодным. – Ммм, – Генри сонно разлепил глаза и протер их пальцами. Спросонья вид у него был хмурый. – Не надо было. – Прекрати, – сказал Стэн и ласково поправил его волосы. Что-то внутри болезненно напряглось, и Урис решил выпустить это из себя. – Извини, я сегодня повел себя неправильно. Надо было заранее сказать тебе, что я хочу собирать пазлы вместе с тобой. Ты тоже повел себя неправильно, – резко добавил он. Генри сонно покосился в его сторону. – Но раз ты старше, то должен быть умнее. Генри посмотрел на него с сомнением, точно собирался спросить: «Кто, я?», но всё-таки кивнул. – Как тебе? – спросил он, мотнув головой в сторону кровати. – Я купил дорогой порошок. Мне сначала совсем не понравилось, но за неделю я привык. Буду стирать чаще. А то тебе, наверное, было не очень приятно... – Генри ласково погладил его руку, будто пытаясь сказать: «Я всё понимаю». – Я это придумал после того, как машину помыл. Тебе нравится? Стараясь не выдавать удивление, Стэн осторожно повел рукой по одеялу. «Дорогой порошок» в представлении Генри — тот, что показывали в рекламе. Стэн его терпеть не мог и сразу узнал по запаху. Семья Урисов старалась по возможности не покупать то, что так часто рекламировали по телевизору. После этого порошка вещи становились жесткими и неприятными на ощупь, а ещё от его запаха некоторое время чесалось в носу, пока он полностью не выветривался. Этот порошок стоил не намного больше, чем самый дешевый, но имел яркую этикетку, был очень разрекламирован, потому и стал так популярен среди домохозяек. «Вообще-то в деньгах он не купается, – вовремя напомнил себе Стэн. – Этот порошок явно дороже, чем тот, что был раньше». – Мне очень нравится, – сказал Стэн и постарался улыбнуться. Скулы неприятно свело. – Спасибо тебе, ты... я люблю тебя. Это было намного честнее, чем сказать, что он поступил правильно. – Видишь, я знаю, как тебя порадовать, – ответил Генри, расплываясь в улыбке, и Стэн ощутил, что в груди что-то сжимается. – Мне и раньше нравилось, – добавил Стэн, сжимая ладонь на простыни. – Не надо так стараться. Раньше тоже было очень хорошо. В конце-концов, мне нравится, как ты пахнешь, и... Но Генри не дал ему развить мысль — сгреб его в охапку и поцеловал в ухо. – Я куплю тебе всё самое лучшее, – пообещал он тихим уверенным шепотом. – Тебе никогда не придется ни о чем беспокоиться. Стэн ощутил себя самым гадким и мерзким человеком на свете. Он понимал, почему для Генри это так важно. Ферма Бауэрсов была в упадке, деньги добывались тяжелым трудом. Чтобы сводить концы с концами, Генри приходилось вкалывать с детства. Не только ему — Криссу и Хаггинсу тоже, но Стэн обычно о таком не размышлял. Ему хватало того, что эти парни отравляли жизнь ему и его друзьям. – Пойдем уже, – просто сказал Стэн, похлопав Генри по руке. – Не хочу, чтобы ты ел холодное. В глубине души Стэн считал, что омлет вышел не очень хорошим, но Генри, оказавшись за столом, тут же его проглотил. Он ел быстро, с заметным удовольствием, и Стэн порадовался про себя, что не пожалел бекона и яиц. Кто знает, что было у Генри на ужин... И ужинал ли он вообще. – Я думал, ты не любишь спаржу, – проговорил Стэн, покачиваясь на стуле. – Зачем тогда тут спаржа, если ты думал, что я её не люблю? – поинтересовался Генри, отправляя в рот последние кусочки омлета. – Чтобы ты был здоровее. – Я ем всё, когда голоден, – ответил Генри, вытирая губы тыльной стороной руки. Стэн поморщился и встал, чтобы дать ему полотенце. – Одно время у нас вообще только бобы были. Каждый день, – задумчиво добавил он, глядя вперед себя, и покачал головой, отгоняя воспоминания. – Так что мне всё равно, что есть. Почему-то Стэн ощутил надобность погладить Генри по голове. Генри редко делился с ним воспоминаниями, и всякий раз, как это происходило, Стэн совершенно не знал, что на это ответить. Бауэрс легко говорил о таких вещах, от которых у него мурашки шли по телу. О том, что его бьет отец, о том, что ему приходилось вкалывать с детства, а теперь о бобах... Стэн слабо представлял, как он мог бы каждый день есть такую однообразную пищу, потому что мама всегда баловала его и отца вкусными блюдами. «У Генри нет мамы», – напомнил себе Стэн, и стало ещё тоскливее. В этот момент он поймал на себе пристальный взгляд. – Почему ты так смотришь? – ласково спросил он. – Я что, красивый? – Красивый, – усмехнулся Генри и поймал его руку, чтобы поцеловать. – Да и кто мне запретит? Пойдем, – воодушевленно продолжил он. – Теперь, когда я сыт, мокрого места от тебя не оставлю. – Погоди, я посуду вымою, – сказал Стэн, забирая со стола вилку и тарелку. Вид у Генри был протестующий. – Да оставь ты её, – протянул он и с легким удивлением осмотрелся. – Кухню и так не узнать. Здесь никогда не было так чисто. – Нет, не оставлю, – ответил Стэн, открывая воду, и покосился на Генри через плечо. – Я тут всё отдраил до блеска, и одна грязная тарелка моментально всё испортит. Это не так сложно — сразу мыть за собой посуду, а не оставлять её плесневеть в раковине. – Какой же ты дотошный, – в шутку проворчал Генри, поднимаясь и целуя его в загривок. Стэн фыркнул, намыливая тарелку, но слегка поднял локти, чтобы Генри мог обнять его за живот. – Что, и здесь есть какой-то принцип? – Мой тщательнее и хорошо полоскай, вот тебе и весь принцип, – не сдержался Стэн, ставя тарелку в сушку, и поцеловал Генри в щеку. Ему пришлось отстраниться, чтобы вытереть руки старым, потрепанным полотенцем. – Ну что, уложить тебя в постель? – Я уже выспался, – решительно заметил Генри и повел головой из стороны в сторону, проверяя подвижность шеи. – Не так уж я и устал. Не больше, чем обычно. Стэн потрепал Генри по волосам и потянулся к его губам, целуя нежно, почти без языка. Генри отвечал ему тем же. Удивительно мягкий, совсем не напористый сейчас, когда Стэн был готов на всё. Стэн ощущал его благодарность в каждом движении, но не знал, что именно сделало Генри таким — секс на столе или омлет. – Тогда уложи в постель меня, – попросил Стэн, и Генри охотно подхватил его на руки. В первый миг Стэн даже испугался, но Генри не собирался его ронять. Он нес его легко, будто Стэн ничего не весил. Обыкновенная сила — физическая, Стэн не привык к такому. Он знал, что сила бывает в смелости, как у Беверли, или в остром уме, как у Ричи, или в доброте, как у Эдди. Но Генри обескураживал его. – У меня к тебе предложение, – сказал Генри, опуская Стэна на постель и раздвигая его ноги коленом. – Я весь твой, – выдохнул Стэн. Генри ухмыльнулся, стягивая с него собственную майку. – Это я знаю, – фыркнул Генри, на минуту отвлекаясь, чтобы покрыть поцелуями медленно поднимающуюся грудь. – Хочу связать тебе руки и заклеить рот, – рассказал он, глядя Стэну в глаза. – А потом сделать это жестко. Так жестко, что ты бы визжал, как свинья, если бы мог издать хоть звук. Мотыльки легко всколыхнулись в груди, медленно поднимая ветер, закручивающийся в ураган. – А если мне не понравится? – поддразнил Стэн, наблюдая за тем, как Генри стаскивает с него джинсы. – Если вдруг что-то пойдет не так? Вопрос соскользнул с губ просто так, потому что Стэн совершенно не волновался. Мог ли Генри сотворить с ним что-то, что ему, действительно, бы не понравилось? До недавнего времени Стэн не знал о себе так много, а теперь, дорвавшись, не мог остановиться. Иногда ему казалось, что он способен на любое безумство, лишь бы выяснить, что его тело не такое слабое, как о нем думают многие. – Моргнешь три раза, – со знанием дела заявил Генри, садясь в его ногах. – А лучше сперва правым глазом, потом левым и снова правым. Ну, чтобы я не перепутал... Стэн невольно засмеялся. – А, может, ещё и глаза мне завяжешь? – предложил он, медленно проводя ступней по бедру Генри. Стэн делал это неосознанно, хотя что-то ему подсказывало, что именно так он может вынудить Генри делать всё, как ему захочется. – И как же я пойму, что что-то не так? – нахмурился Генри. – А никак не поймешь, пока не кончишь, – вкрадчиво ответил Стэн, продолжая туманно улыбаться. – Воспользуешься мной, как носком для дрочки. Взгляд Генри стал заинтересованным. Он поймал ступню Стэна в свои руки и слегка надавил на стопу. Стэн замер, как мышь, каждый волосок на теле встал дыбом. Прикосновения Генри неизменно натягивали в нем невидимые струны. И чем дальше Бауэрс заходил, тем громче они резонировали. – Тебя потом под матрас не спрячешь, – задумчиво заметил Генри, продолжая медленно разминать его ногу. – Зависит от того, как далеко всё зайдет. Генри посмотрел на него с легкой озабоченностью. Кажется, собирался что-то сказать, но вместо этого лишь задумчиво покачал головой. Он явно лучше других понимал, когда Стэн шутит, когда говорит серьезно. Подняв его ногу выше, чтобы поцеловать, Генри встал с кровати. – Принесу пластырь. Удобно устроившись на постели, Стэн предвкушал предстоящее развлечение. Тело было напряженным, взвинченным, словно он был теннисным мячиком, готовым для подачи. Стэн живо представил, как Генри мог бы раскрутить его и запустить в стену, подарить чувство полета и уничтожить. Ни у кого на свете не было таких сильных рук, по крайней мере, из тех, кого Стэн знал лично. Нет, определенно, Стэн знал людей, неплохо развитых физически, например, их тренера по физкультуре, но он никогда не использовал бы свою силу по собственному желанию. На таких людях всегда была печать ограничений, иначе они превращались в угрозу для других. Но Стэн начинал дышать, лишь когда рядом был Генри, буквально являющий собой опасность. Он вернулся с бельевой веревкой, закинутой через плечо. Пластырь Генри держал в руках. Вспомнив неприятную липкость, Стэн нетерпеливо заерзал. Отодрать его от кожи было трудно и больно. – Черт, ещё глаза, – вспомнил Генри, останавливаясь у шкафа. Из-за дверки он выглянул уже с банданой, наподобие тех, что носили некоторые ребята из мексиканского района. Стэн с любопытством прищурился. – Откуда у тебя это? – спросил он и прогнулся на постели котом, чтобы размять застывшие суставы. Не без удовольствия отметил, что Генри в открытую им любуется. – Отобрал у одного мудака, – сказал Генри, оставляя веревку и пластырь на одеяле, и поманил Стэна пальцем. Урис послушно сел рядом и отвернулся, позволяя закрыть себе глаза. Сразу стало темно, но ощущения в это же мгновение обострились. Стэн ярче ощущал запах стирального порошка, но сразу за ним раскрылся и солоноватый аромат Генри. Прикосновения его рук так же ощущались четче. – Нормально? – Можно и потуже, – заметил Стэн. Ткань была не слишком приятной на ощупь, но Стэн старался не обращать на это внимание. Он кожей чувствовал исходящее от Генри тепло и не мог думать о чем-то другом. Затянув узел сильнее, Генри осторожно перевернул Стэна на живот. – Руки за спину, – велел Генри, наклонившись к его уху. Стэн послушно скрестил руки за спиной, ощущая странное удовольствие от того, как хорошо у него получается следовать всем указаниям. Генри крепко обвязал ему запястья веревкой — тут же свело локти и плечи, но это было даже приятно. – А вот рот твой я очень люблю, – заметил Бауэрс. – Даже жалко его заклеивать. – Разве тебя не бесит, когда я болтаю? – поинтересовался Стэн и охнул, когда Генри поднял его голову за волосы, чтобы заклеить рот. – Больше возбуждает, – шепнул Генри ему на ухо. Послушался щелчок ножниц, и в следующую секунду губы Стэна оказались надежно склеены. «В этом что-то есть», – подумал Стэн, когда его вновь перевернули на спину. Довольно грубо, словно он был вещью, и эта вынужденная беспомощность вызвала целую бурю непонятных, противоречиво-приятных чувств. Он всё ещё мог двигать ногами, но это было совершенно бесполезно, потому что Генри развел их в стороны, пристраиваясь между ними. Стэн ощутил на своей коже поцелуи. Влажные, жадные, голодные. Как будто Генри собирался дюйм за дюймом съесть его. Верхняя часть туловища так и дергалась — хотелось прижать голову Генри ближе, чтобы он целовал его больше, чтобы он прижимался ближе. Кожа стала такой чувствительной, и готова была вспыхнуть, как если бы её облили керосином. Член стоял, и хотелось его потереть, но Генри будто намеренно не обращал на него внимания, лишь время от времени задевая животом. Ощущения разрывали на части. «Надо было попросить ещё и уши мне закрыть», – вдруг проскользнуло в голове Стэна, но мысль сразу же исчезла, когда Генри, наконец, слизнул выступившую смазку с его члена. Собственный жар обескураживал. Стэн чувствовал, как всё напряжение собралось в одном месте. С горла так и рвались стоны, но клейкая лента плотно сдерживала их. Зато язык Генри не пропускал ничего. Он был неторопливым, точно издевался, и отстранился ровно в тот момент, когда Стэн начал двигать бедрами ему навстречу. – Не сегодня, – сказал Генри насмешливо, и невесомо погладил внутреннюю сторону его бедра. В следующую секунду он резко придвинул Стэна к себе, заставляя замычать в пластырь. Он покружил рядом с его отверстием, дразняще поводил концом по расселине, прежде чем настойчиво и быстро скользнуть внутрь. Захотелось издать короткое и громкое: «О!», но губы были по-прежнему надежно зафиксированы. С глаз выступили слезы, но не боли — нетерпения и жажды. Генри двигался грубо и резко, и Стэн, не имея возможности вцепиться в простынь, елозил по постели туда-сюда, дрожа и сжимаясь. Он всегда чувствовал себя беспомощным, но сейчас — по-особенному. Теперь он не был выброшен на произвол судьбы. Ощущал себя вещью... но вещью нужной, любимой, использованной по назначению. «Как хорошо, – Стэн закусил щеку изнутри и сжался, не желая выпускать горячий и твердый член Генри из себя. – Господи, как же хорошо». – А тебе, похоже, очень нравится, – прохрипел Генри на ухо Стэну, до боли сжимая его ноги и чуть приподнял, меняя угол входа. В горле Стэна булькнуло беспомощно-сладкое кряхтение. – Ты, наверное, сейчас кроешь меня последними словами. «Как же ты ошибаешься, – подумал Стэн, мыча в пластырь, и зачем-то дернул головой из стороны в сторону, пытаясь хоть как-то выпустить из себя растущее напряжение. – Я сейчас обкончаюсь из-за тебя». – Сладкий ты очень, – шепнул Генри, облизывая ему ухо, и влажно повел языком по его шее. – Такой сладкий, не хочу от тебя отрываться. «Не отрывайся, – взмолился Стэн, обнимая Генри ногами и прогибаясь. Пальцы ног приятно покалывало, а руки он уже и вовсе не ощущал. – Не бросай меня. Всегда будь во мне». И Генри будто его услышал, потому что нарастил темп, входя так быстро и резко, что звуки стали напоминать избиение. Звон наполнил голову, словно лопнули все сосуды разом. Жар заполнил каждый орган, всю кровеносную систему, заставляя кожу вспыхнуть. И Стэн, действительно, обкончался, как и думал, растворяясь в этом моменте. Он будто лопнул, взорвался, разбился на тысячи частей в этот миг, но стал таким целым, что с глаз хлынули слезы радости и облегчения. Он никогда не был настолько счастлив. Ни разу в жизни. Несколько минут он так и лежал беспомощной, молчаливой куклой, пока Генри резко не сдернул с его рта пластырь. Стэн не почувствовал боли, только пощипывание вокруг рта, и шумно вдохнул, прежде чем Генри поцеловал его. – Ты как? – спросила темнота голосом Генри. – Люблю тебя, – выдохнул Стэн, поднимая голову, чтобы коснуться Генри хотя бы кончиком носа. Хотелось обнять его, прижать к себе, ощутить его тяжесть на своем теле. – Так сильно люблю тебя, Хэнк. – А всего-то надо было хорошенько тебя оттрахать, – усмехнулся Генри, нежно целуя его чуть выше верхней губы. Медленно, будто дразнясь, он снял с лица Стэна бандану. Но его глаза по-прежнему не фокусировались, и Стэн лишь бестолково вертел головой, пытаясь вернуть себе зрение. Генри осторожно усадил его, развязал руки и принялся медленно их разминать. Стэн еле слышно зашипел — пока они были за спиной, он их не чувствовал, а теперь вся боль мира собралась в его несчастных конечностях. – Лучше просто обними меня, – пробормотал Стэн, морщась. Оставив свое занятие, Генри мягко прижал его к себе, устраивая голову Стэна на своей груди. Его запах сладкой пыльцой оседал в легких. Танцующие точки медленно растворялись, позволяя Стэну рассматривать комнату. – Я тебя тоже люблю, – сказал Генри, перебирая волосы на его затылке. – А всего-то надо было на пару минут заткнуться, – проговорил Стэн слабо и улыбнулся уголком губ.