НЕУДАЧНИКИ ПО-ПРЕЖНЕМУ ПРОИГРЫВАЮТ, НО СТЭНЛИ УРИС НАКОНЕЦ-ТО ВЫРВАЛСЯ ВПЕРЕД

Насколько Бен Хэнском был хорош в строительстве, настолько же оказался плох в стихосложении. Стэн, привыкший быть у Бена на подхвате даже в самых трудных проектах, просто диву давался, каким удручающим по виду вышло одно из последних стихотворений. Казалось, Бен совершенно не представляет, для чего нужны слова, хотя у него был высокий балл по литературе, и учительница часто приводила его в пример, как одного из самых способных и внимательных учеников. Сам Стэн так и не смог выдавить из себя даже пару строчек. В голову не шло ничего путного, из-за чего Урис чувствовал себя мелким мошенником, ведь он обещал другу, что они будут участвовать в конкурсе вместе. Стэн не хотел быть слишком строгим, но то, что Бен написал, совершенно ему не нравилось. У него складывалось впечатление, что они играют совершенно не на том поле, да ещё и «набор снарядов» им достался крайне неудачный. Бен мог иногда сказать что-то — кратко и ёмко, но длинные речи ему совершенно не давались, и Стэн не считал себя человеком, чье мнение в этом вопросе можно назвать авторитетным. С длинным текстом мог помочь Билл, но сейчас Денбро сходил с ума по малой прозе, к тому же предпочитал ужасы. Бен так же мог обратиться к Ричи, но Тозиер умудрился бы превратить серьезную тему в юмористическую зарисовку. «Вот если бы он обратился к Беверли, – размышлял Стэн, тихо постукивая кончиком карандаша по крышке стола. – То подбил бы двух птичек одним камнем. И стихотворение написал бы, и показал бы Бев, какой он чуткий и тонкий человек. Хотя, думаю, об этом она уже знает...». – Знаешь, я понял, в чем моя ошибка, – сказал Бен, нервно ёрзая на стуле — Стэн рассматривал поэму уже пятнадцать минут, и лицо у него при этом было такое, словно он получил неутешительный диагноз из больницы. – Не думаю, что стоило выбирать заглавной темой любовь. Все засмеют меня! Это ведь смешно, что такой парень, как я... любит кого-то, так? – Любовь — пустая трата времени, я даже не слишком уверен в том, что она существует, – резко заметил Стэн. Бен издал удивленный возглас. – Я бы не стал писать про такую ерунду в принципе, – жестко продолжил Урис, но всё-таки сжалился, заметив, что щеки Бена покрылись красными пятнами. – Если всё дело в том, что ты боишься насмешек, то даже не думай об этом — люди и так найдут, над чем посмеяться. А если тебе не нравится сама тема любви, то у нас ещё есть время, чтобы выбрать что-то другое. Не сошелся свет клином на этом недоразумении... Голос невольно дрогнул. Стэн считал, что хорошо держится и почти не вспоминает Генри, но то тут, то там прорывалось болезненное негодование. Иной раз он сам не понимал, что именно его так раздражает, потому что ничего особенного и не происходило, но вот Бен понимал его прекрасно. Он немедленно подвинул стул, чтобы сидеть ближе, и бегло оглянулся, проверяя, нет ли поблизости кого из знакомых. В последнее время Бен и Стэн приходили в читальный зал настолько часто, что помощник библиотекаря даже передвинул один из столиков за стеллаж, чтобы им никто не мешал. Он сразу понял, что у них что-то серьезное, связанное со школой, потому что они всё время что-то писали и задерживались до самого закрытия. – Бауэрс совсем слетел с катушек, – тихо сообщил Бен, складывая руки на столе. – Забил какого-то мальчика ногами. Его могли увезти в больницу, но Рыгало успел оттащить Бауэрса раньше, чем он разбил бедняге голову. Стэн закрыл лицо руками. Весь день по школе ходили какие-то слухи, но он старался не прислушиваться. До него долетали обрывки слов, и он жмурился до шума в ушах, когда слышал «Бауэрс». – Ты не виноват в этом, – ласково заметил Бен, медленно погладив Стэна по спине, чтобы успокоить. – Он просто сумасшедший. Он бы и так избил кого-нибудь, – помолчав, добавил Хэнском. – Это не имеет к тебе отношения... – Не могу больше так жить, – беспомощно проговорил Стэн, вытирая слезы с лица тыльной стороной ладони, и глубоко вздохнул, пытаясь остановить накатывающее отчаяние. – Не могу жить и испытывать бесконечную боль от того, что люблю его так сильно... Прости, – Стэн выдохнул, выпрямил спину и посмотрел на Бена, как ему показалось, уже без слез в глазах. – Знаю, тебе неприятно слушать это. – Всё хорошо, – заверил Бен, задержав руку на плече Стэна. – Можешь говорить о Генри, сколько хочешь. Но Стэн лишь покачал головой и придвинул черновик поближе. Ему хотелось говорить о Генри постоянно, но чем больше он рассказывал о своих чувствах, тем хуже ему становилось. Он понимал, что не может успокоиться после одного разговора, что на языке крутится так много всего, и все мысли сводятся к одному и тому же. Его друзья могли устать от этого бесконечного монолога, повторяющегося из раза в раз — этого Стэн боялся больше всего, поэтому больше не мог говорить о Генри. Так что они вернулись к тому, с чего начали — обложили себя книгами и принялись читать стихи, чтобы найти как можно больше интересных словосочетаний. Мысленно Стэн был далеко. Он даже не заметил, что погода испортилась: солнце совсем пропало, будто вдруг наступила ночь, небо затянули черные тучи, снаружи мелко накрапывал дождь, обещающий со временем превратиться в ливень. Порывы сильного ветра колотили в окна библиотеки, пытаясь найти какую-нибудь щель, ворваться внутрь, сбросить со стеллажей книги, перевернуть стулья, сорвать плакаты. – Пора закругляться, – тихо проговорил Бен, отвлекая Стэна от его мыслей. Урис невнимательно кивнул. Грудь скребло острое нежелание возвращаться домой — от одной мысли, что остаток вечера он проведет в своей комнате, наблюдая за тем, как капли дождя бьют по стеклу, Стэна бросало в дрожь. Одиночество прекрасно, лишь когда это выбор. Но Стэна не спрашивали — его просто вышвырнули в открытый океан на хлипком плоту, без припасов. Он мог просто сойти с ума, собирая пазлы, читая книги или слушая музыку. Ему не нравилось чувствовать себя сумасшедшим. Однако когда Бен пригласил Стэна в гости, он вдруг отказался. Это мог быть веселый вечер, но Стэн совсем не хотел веселиться. Они распрощались у большого дорожного знака, Стэн с минуту махал Бену на прощание, стараясь не показывать, что ему холодно, а потом просто двинулся по дороге, куда глаза глядят. Не сразу Стэн сообразил, что ноги ведут его к Биллу, но разве мог он идти ещё к кому-то таким холодным вечером, как этот? На кнопку дверного звонка Стэн нажал раньше, чем понял, что делает и зачем. Осознание накатило в тот момент, когда Билл распахнул перед ним дверь. Его родители, тихие и молчаливые, смотрели телевизор в гостиной, поэтому Билл хозяйничал в доме самостоятельно. Свет был погашен практически везде, даже в той комнате, где сидели мистер и миссис Денбро. – Могу я войти? – спросил Стэн, обнимая себя руками. Ветер усилился до такой степени, что ему было по-настоящему холодно. – К-конечно, – быстро проговорил Билл, пропуская его в дом. – У т-тебя что-то с-случилось? – Вроде того, – шмыгнув носом, заметил Стэн и, чтобы обозначить свое присутствие, громко крикнул: – Здравствуйте! Мистер и миссис Денбро ответили на приветствие Стэна не сразу, но не потому что были так вовлечены в телепередачу. Просто им не было никакого дела до того, что происходило в доме. Они ещё помнили, как уютно сидел между ними Джорджи такими вечерами, как этот — задавал бесчисленное количество вопросов, смеялся, дрался со старшим братом за попкорн. Билл тоже помнил, поэтому повесил куртку Стэна в шкаф, плотно закрыл дверцы и, махнув другу головой, остановился в дверном проеме. – М-мы будем у меня в к-к-комнате, – сообщил он равнодушно, но всё-таки повысил голос, чтобы перекричать идущий по телевизору вестерн. Мистер и миссис Денбро ничего не ответили, но Билл и не ожидал никакой реакции. Оказавшись в комнате Билла, Стэн вдруг понял, что немного волнуется. Чувство было странным, новым, потому что Стэн всегда настолько доверял Биллу, что давно отвык волноваться в его присутствии. Скажи Билл, что он должен сброситься со скалы, Стэн без всякого сомнения прыгнул бы, потому что знал — у Большого Билла есть какой-то план. Он всегда думал наперед. Скользнув взглядом по письменному столу Билла, Стэн заметил потрепанную тетрадь, заложенную ручкой посередине. Билл что-то писал и, похоже, уже довольно продолжительное время. Рядом с тетрадью стоял стакан с водой. Из открытого ящика стола виднелся бумажный пакет с конфетами. «Тянучки», – машинально подумал Стэн, и ему стало немного спокойнее. Он сел на постель Билла, подогнув под себя одну ногу. Билл опустился напротив, ожидая, что Стэн расскажет ему, что с ним приключилось. Стэн выдохнул, посмотрел Биллу в глаза. Успел подумать: «Насколько я уверен в том, что хочу сделать?», но эта мысль ни к чему не привела. Ему лишь хотелось унять это беспокойство. Забыться. – Знаю, моя просьба прозвучит странно, но... ты единственный, кому я могу доверять в... этом вопросе, – проговорил Стэн, зачем-то выкручивая свои пальцы. Билл вопросительно вскинул брови, вынуждая продолжить. – Это может показаться тебе глупым, но ты... Билл, и ты всегда знаешь, что делать. В общем, я... – Стэн вздохнул и сжал свои пальцы так сильно, что ощутил собственные кости. – Я хочу, чтобы ты переспал со мной. – Я? – удивленно спросил Билл. – П-почему я? – С посторонним человеком я просто не смогу. А если я попрошу кого-то другого, всё изменится, – произнес Стэн беспомощно. Он чувствовал, как на него накатывает стыд, но продолжал, зная, что Билл его слушает. – Всё... испортится, понимаешь? Только с тобой всё останется прежним. Потому что ты... Билл, – повторил он. – Я только тебе могу доверять. Если ты откажешься, я пойму, – быстро добавил Стэн и бегло посмотрел Биллу в глаза. Когда он заговорил снова, его голос звучал намного тише. – Но мне это нужно. Не могу объяснить почему. Но, думаю, ты понимаешь. Билл понимал. Видел, что день за днем Стэн изводит себя, и ему становится хуже и хуже. Он старался не говорить о Бауэрсе (хотя все они готовы были слушать столько раз, сколько понадобилось бы), но по-прежнему выискивал его взглядом в школе и болезненно содрогался, когда видел на улице похожую машину, парня примерно той же комплекции или на глаза ему попадался фантик от «Джуси-фрут». Стэн плакал. Билл видел это по его глазам — они стали такими красными, что иногда он даже вздрагивал от неожиданности, когда глядел в его сторону. А ещё у него отекло лицо, разбухли веки, шелушилась кожа под носом. Он постоянно поджимал губы, потому что они дрожали. И даже таким, разбитым и уничтоженным, Стэн был прекрасным. – Хорошо, – сказал Билл, ободряюще коснувшись руки Стэна. Урис удивленно поднял взгляд — Билл выглядел спокойным, как и всегда. Не улыбался, но и не хмурился. Просто был собой. – Если ты хочешь, да-да-давай. Только... у меня совсем нет о-о-опыта. – Мне всё равно, – Стэн решительно дернул себя за рубашку и резким движением швырнул её на спинку стула. – Просто сделай со мной всё, что хочешь. Его пальцы уже расстегивали пуговицу на брюках. Наблюдающий за ним Билл закусил губу, о чем-то размышляя. – Мне быть, как Ге-ге-генри? – наконец, спросил он. – Сегодня Генри последний человек, с которым я хочу быть, поэтому оставайся Биллом, – ответил Стэн. Что-то изменилось во взгляде Билла, но Стэн не совсем понял что. Впрочем, он не успел даже поразмыслить об этом — Билл уверенным движением толкнул его на постель и через мгновение, длившееся меньше, чем секунда, поцеловал Стэна в губы. Тело откликнулось. Не могло не откликнуться, когда это был Билл. Стэн сам не заметил, как обвил шею Билла руками, не понял, почему ему вдруг стало хорошо, хотя Денбро всего лишь провел ладонью по его бедру. Странно, но Стэн вдруг перестал слышать завывание ветра и стук капель дождя за окном. Билл был осторожен и нежен, хотя Стэн отчетливо ощущал силу, способную обездвижить его. Билл целовал его в губы, мягко перебирал волосы, пока дыхание Стэна не сбилось от возбуждения. Билл ласкал губами каждую часть его тела, согревая и успокаивая. Он не делал ему больно, хотя мог бы, потому что, действительно, был большим. Билл даже кончал иначе, совсем не так, как Генри. Генри. Мысли о нем растворялись от прикосновений Билла. Он будто знал, где нужно потереть и надавить, чтобы образ Генри перестал навязчиво маячить перед глазами. Стэн не ощущал его ни единым мускулом, даже сердце вдруг перестало ныть, когда Билл нашел нужный темп и выбил из него несколько громких стонов. Биллу явно нравились его крики, потому что стоило Стэну издать первый громкий звук, как он повторил движение, а потом удвоил, утроил его, вынуждая Уриса подавиться бурлящим воем. Излившись в руку, Стэн свернулся клубком, прикрыв локтем лицо. Тело было пустым, голова — тоже, и в неё отчетливо влетали все посторонние звуки. Даже шум телевизора, гудящего в гостиной. Он ощутил, как руки Билла обвивают его сзади, и вдруг отчаянно захотел отстраниться, но всё-таки не пошевелился. Его взгляд уткнулся в противоположную стену, в груди медленно нарастала тяжесть. Из него вытекало семя. Он был мокрым от пота. У него растрепались волосы. Он чувствовал, как Билл дышит ему в затылок — обнимает крепко и нежно, воровато целует спину, плечи, затылок. «Я должен уйти, – подумал Стэн, кусая губы, чтобы не заплакать. – Должен уйти сейчас или просто умру здесь, в его постели. Но я не могу просто оттолкнуть его и встать, когда Билл обнимает меня так. Не могу». Ладони Билла разжались. Кажется, он ощутил, что тело Стэна окаменело, потому что вдруг отстранился и перевернулся на спину. Когда Стэн бросил на него взгляд, лицо Билла ничего не выражало. Взгляд казался мертвым. – Спасибо, – наконец, сказал Стэн, садясь на кровати. – Думаю, мне стало легче. Он не лукавил — ноющее чувство, сжимающее его грудь, утихло. Сейчас Стэн отчетливо ощущал что-то другое, и ему хотелось скорее смыть это с себя. Взгляд Билла вдруг стал обеспокоенным. – О-о-останешься? – спросил он встревоженно, поднимаясь на локте. – Уже поздно, ты м-можешь переночевать у м-м-меня... «Прости, я не вынесу ни секунды, если ты продолжишь на меня так смотреть», – подумал Стэн, кусая нижнюю губу. – Я пойду, – быстро проговорил Стэн и оглянулся, пытаясь зацепиться взглядом за свою одежду. – Мама будет волноваться, меня уже давно нет... Теперь его вдруг волновали чувства матери, хотя он и думать о ней забыл, когда шел к дому Билла, чтобы с ним переспать. Чувство неприязни к себе возросло до такой степени, что Стэн невольно зажмурился. Он почувствовал, что Билл сел на постели, приблизил свое лицо, мягким движением отодвинул непослушный локон с его лица. Стэн приоткрыл рот — ему не было неприятно, когда Билл поцеловал его, потому что он любил его. Любил не так, как этого хотел бы Билл, но другого Стэн не мог ему дать. – Я... Билл замолчал. В его глазах стояли слезы, и Стэн сжал руки в кулаки, впиваясь ногтями в ладони, чтобы отрезвить себя. «Позволь ему это сказать. Пусть скажет, ему станет легче. Дай ему хотя бы это, если не можешь дать всё остальное». – Да? – осторожно произнес Стэн. «Я тебя слушаю. Можешь сказать мне всё, что хочешь. Даже это», – подумал Стэн, скользя взглядом по бледному лицу Билла. – Н-н-ничего, – Билл мучительно улыбнулся и резким движением убрал волосы с лица. – Ты к-к-красивый. П-п-правда. Стэн опустил глаза. – Да, наверное, – пробормотал он и подался навстречу, чтобы бегло поцеловать Билла в щеку. – Спасибо тебе, Билл. За всё. Будто щелкнул переключатель — Билл встал с постели, помог Стэну стереть с себя подсыхающее семя и привести волосы в порядок, одолжил ему чистое белье и рубашку, после чего проводил до порога, пожелав на прощание приятных снов. Стоило двери захлопнуться, как Билл ощутил опутывающую его усталость. Он медленно побрел в свою комнату, на ходу задевая ладонью стену, чтобы не упасть. Сердце дрожало от боли. Ноги еле держали. Билл устало упал на кровать, чувствуя, как мучительно сжимает грудь. То, что случилось буквально пять минут назад, больше никогда не повторится — даже если Стэн разлюбит Генри, он никогда не полюбит его, это очевидно. Чем скорее поймешь это, тем меньше будет длиться эта боль, Заика Билл. – Я п-п-понимаю, – тихо проговорил Билл, задыхаясь от пронизывающих тело спазмов. – П-п-понимаю, п-п-правда. Он протянул руку, взял со столика шариковую ручку и вывел на запястье «Стэн Урис» так красиво, как только смог дрожащими пальцами. Нос уткнулся в подушку, в легких осел аромат теплой кожи. Теперь постель немного пахла Стэном. Тем, прежним Стэном, который не проводил с Генри каждую свободную минуту. Билл знал, что будет дышать этим запахом, пока он окончательно не выветрится, и только после этого отнесет белье в прачечную. Он будет мучиться, будет трогать себя, плакать, но не постирает простыни, пока на них есть хотя бы капля запаха Стэна. Эта боль будет длиться вечно, так? Пальцы медленно скользнули по запястью, очерчивая каждую букву. Чернила немного смазались, но надпись была хорошо различима. Он не на руке — он в сердце. Всегда был там и будет. Всегда. Сдерживая слезы, Билл закусил губу, вновь прижался лицом к подушке, лишь бы не видеть свою комнату. Родители в гостиной по-прежнему смотрели телевизор, и даже если бы он захотел с ними поговорить, они бы никак на него не отреагировали.