Танец под небом цвета стали

      Стервятники слетелись ровно в полдень.       Ровно через восемь неисчеслимо долгих часов от мгновения, когда Кристона ударом под дых прошибло — Эйгон мертв, тело холодное и уже окоченало, а глуповатая улыбка навечно застыла на синих губах. Так нелепо. Когда гвардейцы выносили королевский труп из борделя — все колокола на септах и башнях уже ошалело били трубя злую весть. Будь бы на то воля Кристона — перевешал бы всех дураков на колокольнях, что украли драгоценное время. Теперь времени нет. И пока тело готовят к костру Молчаливые сестры в зал малого совета слетаются грифоны и сползаются змеи. Облачились в траурный шелк да бархат, но позабыли скрыть блеск алчности и безысходства в глазах. А над всем этим — холодный и нерушимый, будто кремень Отто Хайтауэр сверлит взглядом прищуренных глаз всех присутствующих.       Под мерную дробь резной трости последним в зал вполз Ларис Стронг. Калека подволакивающий увечную ногу и ухмыляющийся невесть чему, будто его партия игры сложилась как нельзя лучше. Но это вот как раз не удивляло никого, что на уме у Лариса Колченогого было ведомо лишь Неведомому. — Прискорбная весть. — голос мейстера Орвиля тихий и сиплый, почти не в силах преодолеть ропот за столом, но старик упорно продолжает — Прискорбная весть собрала нас здесь, но не как подданных нашего короля, а как мужей верных Вестеросу. Нашего милостивого и доброго короля подло убили, но наше государство… — Довольно! — кубок Отто Хайтауэра громыхнул о дубовый стол. — Эйгон второй этого имени, наш правитель и мой внук был найден мертвым этим утром. Всем и без того ясно, что это дело рук Черных, но Железный Трон не достанется им, ведь есть священные законы престолонаследия, которые нам и нужно обсудить в этот темный день.       Кристон обвел стол в зале глазами. Десницу во главе, Эймонда по левую руку от него, Дейрона по правую, мастера над законами и лорда казначея Ланнистера, мейстера обтяженного цепью, и Стронга с липким выражением на ухмыляющемся лице. Не хватало только королевы. Она заперлась в покоях и ей подавали отвар снотворных трав. Весь замок ошалело ждал, чем кончится день сегодняшний и не знал, чего ждать от следующего. И Кристон тоже не знал. Единственное на что ему ещё приходилось уповать — верность золотых плащей так удачно подкупленных Эймондом, но любая армия бессильна, когда драконы парят в небесах. — Милостью Богов наш король оставил после себя наследников. — Начал Тиланд Ланнистер поигрывая золотой цепью на шее. — Джейхерису едва ли минуло семь. — вмешался мастер над законами — он будет нуждатся в регенте. — Милорды, но состояние мальчика плачевно, после пережитого он не говорит и может часами смотреть в окно или стену. Бремя короны… — Если Джейхерис взойдет на трон сейчас это равно смертному приговору! — Стул Эймонда царапает плиты пола, когда он вскакивает едва не опрокинув кубок. — Королевская Гавань кишит крысами, весь замок изрыт тайными ходами и если они прокрались в королевские покои, если им хватило духу убить Эйгона, что остановит их перед мальчиком, который и меч в руках не удержит? — Мой принц, — Ларис Стронг, будто змей из зачарованного сосуда, вытягивает голову из сутулых плеч склоняя её набок. — Вы так рьяно отводите престолонаследника от отцовского трона, неужели имеете предложение получше? Ведь всё складывается как нельзя удачно, как для второго сына от второй жены, теперь вы ближе к трону, чем когда либо. — Что ты несешь, калека? — Лишь размышляю о том, что стряслось бы, если в королевских покоях Джейхериса убили вместе с Мейлором и Джейхерой, тогда список наследников поубавился и кто-то очутился бы в его начале. — Не смей! — Ваше высочество, прошу вас. — Кристон опускает руку Эймонду на плечо. Сжимает, как в детстве, когда этот мальчишка — комок из ярости и обиды ненавидел весь мир так рьяно, что хотел испепелить до тла. Он вырос, но по прежнему чувствует себя неправильным глубоко в душе, недостаточно хорошим, неправильным. Пытается наверстать всё, что упустил, но всё равно остается стоять на обочине. — Я не хотел оскорбить вас, мой принц — елейный яд ручьем льется из Стронга. — Просто вы так яростно вступили в спор, что я не мог не заметить, как вы защищаете принца Джейхериса, будто… будто своего собственного сына.       В зале на мгновение нависла колючая тишина, все замерли, ведь каждое движение — риск уколотся острыми шипами. — Это здравая мысль. Братья короля уже мужи, а его малолетний наследник лишь недавно пережил покушение. Недальновидно подвергать его ещё большей опасности. — Тело Эйгона едва ли успело остыть, а вы смеете! Вы все смеете делить трон, пока его не предали огню. — Слова Дейрона все принимают, как всегда, равнодушно. Его благородства и чести хватило бы на добрый десяток рыцарей из баллад. Но в зале малого совета он донельзя бесполезен. Совсем мальчик, верит в справедливость и в то, что зло попадает в преисподнюю, а не правит над раем.       Кристон чувствует, как тело горит под тяжелым доспехом, туника прилипает к разгоряченной коже, но ему назначено стоять на совете в броне от начала и до самого конца, жаль только, что собственного полного голоса ему так и не дали. Будь он и вправду делателем королей, а не всего лишь рыцарем, который всего лишь охраняет подножье престола — он бы отдал трон Эймонду. Потому что видел в нём прежнего себя? Или потому что видел среди сгустка тьмы проблеск надежды? — Сир, — чашник осторожно одергивает его за рукав и приподнимается на цыпочки чтобы продолжить шепотом. — Миледи Эллин, она желает видеть принца Эймонда сейчас же. — Она? — в его голосе больше неверия, чем удивления — Она здесь? — За дверью.       Кристон борется с желанием расхохотаться от столь нелепой шутки, ведь когда он видел жену Эймонда в покоях — мейстер клялся, что без улучшений ей осталось не больше, чем четыре дня.       Спор продолжается, Ланнистер пытается доказать что-то Уайлду, а тот брызжа слюной что-то вопил к скучающему Стронгу, старый мейстер в надежде обращался к Хайтауэру, а тот не обратив внимания отдал предпочтение Дейрону. Обычное, привычное безумие присущее для этих стен теперь казалось проклятьем.       Кристон выскользнул за маленьким, курносным чашником в тьму арки, а после и узкого коридора через дверь для прислуги и его, кажется, даже не заметили. Воздух тут был свежее и легче, откуда то тянулись спасительные сквозняки. Чашник проскользнул мимо и скрылся в очередном арочном проеме, Кристон поступил бы так же, если бы не уловил краем глаза смутно знакомое очертание. А после приблизившись на шаг рассмотрел, как нельзя лучше тонкую, болезненную фигуру стоящую к нему спиной цепко схватившись за локоть служанки. — Миледи? — прошептал он и ужаснулся, когда она медленно повернула к нему лицо исполосованное шрамами. На тонкой, будто атлас коже безобразные следы казались диким кощунством. Все собраные в одно целое слова внезапно застряли вгорле сбитым комом. — Зачем вы поднялись с постели?       Это последнее, что пришло на ум, лишь бы заполнить нависшее в пространстве напряжение и усмирить собственное сбитое дыхание. — Будет поздно. Они знают. — слова срываются с истресканных губ шепотом, а в глазах лихорадочный блеск, на высоком лбу мелкая испарина бисеринок пота. — Калека знает. Будет поздно. Он всё о нём знает.       Кукловод получше меня и вас, раз сумел так хорошо перетасовать карты. Девчонка знает о нём, но всё равно скоро умрет. — с жарким зноем голос Миссарии возникает по ту сторону сознания Только вот что она знает? — Расскажи мне всё! — он хватает её за костлявые плечи, почти что трясёт, но в её глазах размитые отражения мира. Она его не слышит. Или совсем утратила способность понимать, а единственное, что держит её на ногах подставленный локоть служанки. — Калека убьет его. Убьет Эймонда.       Когда Кристон впервые вложил ему в руки меч — уже знал, что Эймонд Таргариен от меча не погибнет. От меча может спасти добрый щит, от заговора же — броней не защитится. Когда Кристон впервые вышел с Эймондом на тренировочный двор был такой же болезненно солнечный день и он, тогда ещё такой же разбитый на тысячи осколков и обиженный миром ровно настолько, как этот мальчишка, вручил остатки своей чести ему. Стал его рыцарем, попутчиком, защитником. Почти что стал ему заменой отца, который оставлял его незамеченным, просто невидимым. Он поклялся стать его щитом от угрозы, но что если угроза сейчас так туманна и неточна. Что если все сведения, на которые можно положится — слова девченки, которая вовсе ослабла от боли и жара.       Чаши весов колеблются. Противовесы безмерно велики. А на кону стоит слишком многое. Кристон уже позабыл, каково это действовать прямо и без вереницы замыслов да интриг, но мешкая меньше мгновения выкрикивает: — Стража! Взять Лариса Стронга и спустить в подземелья по подозрению в измене!