Танец под небом цвета стали

      Чертог гудел.       Смех звенел отовсюду и ручьем вливался в уши.Огромный, звучный улей льстецов и придворных лжецов купался в вине и наслаждался яствами, пока город за замковыми стенами вторил тысячью восторженных голосов. Удивительно, как быстро можно заткнуть голодные рты вкусом близящейся победы. Жаль, что ненадолго. Уже к утру они вспомнят, что животы их напрочь пусты уже дюжину дней, Речные земли выжжены, а продовольство с Хайгардена поступает тонким ручейком выжатым сквозь сжатые пальцы лордов Простора. Но сегодня об этом забыли. Забыл каждый, и Эллин, наверное тоже была в их числе. Пила борское золотое, улыбалась в ответ на скользкие любезности лордов, слушала музыку лютней и свирели. И не думала о завтрашнем дне. В конце-то-концов он станет подобным целой веренице других, что тянулись медленно, будто вязкая патока. — Да здравствует его Величество! Да пошлют ему Семеро ещё множество новых побед! — громогласно ревет шатавшийся в винном хмелю лорд и весь зал водночасье поднимает полные кубки.       Здравиц в этот вечер звучит много. Эллин улыбается каждой и тайком жалеет, что он их не слышит. Сегодня весь вечер — его. Весь восторг их разящая радость — ему. И никто не посмеет сказать, что он занял трон не по праву или же был его недостоин. Для них он сейчас — герой. Для него же все они — всегда были не более, чем назойливые серые мыши. Он жаждет одобрения лишь от одной, от той, что уже луну не выходит с своих покоев и не снимает траур. Кажется, её милость похоронила себя вместе с первенцем. И напрочь позабыла, что жизнь продолжает течь. А поэтому сегодня даже не вышла. И это к лучшему.       На помосте Эллин одна. А поэтому чувствует себя истинной королевой. Сир Отто откланялся час назад, Хэлейна устала и ушла того раньше. Эллин же осталась сидеть одна, ощущая себя властительницей всеобщего внимания. Это было лестно. И приятно. Может, она всю жизнь мечтала ловить на себе их взгляды и купаться в лучах почтения, которое каждый из них пытался выказать, как только мог. Может, именно этого ей всегда не хватало. — Не скучаете здесь, миледи? — Эллин встрепенулась и перевела взгляд на человека, что возник за спиной будто демон преисподней подволакивая изувеченную ногу. — Нет, что Вы, милорд Ларис. Полагаю, вы составите мне компанию? — С радостью — омерзительное лицо просияло широкой улыбкой. — Тем более я ещё не успел выразить Вам восхищение подвигом нашего короля. Музыка сменилась. Кто-то возжелал услышать давнюю песнь о девице, что обратилась в морскую пену. Эллин её знала. Слышала в отцовских чертогах тысячу раз, но сейчас отдала бы всё лишь бы слушать тоскливую мелодию вечно. Она в сотню раз милей чем голос Калеки пробирающий тело холодной дрожью. — Выражайте. — она снисходительно указала рукой на стул и пригубила вина. Её замутило от слащавости слов, что работали будто смола обволакивающая ноги. — Невообразимо, какой оттенок приобрело лицо лорда Велариона, когда юный принц Дейрон нанес удар на Дрифтмарк и сжег часть его фамильного замка посреди ночи. — Ларис Стронг неуклюже ввалился в кресло справа отбросив резную трость и потянул руку за кубком. — Говорят, тот послал воронов на драконий камень, чтобы вызвать подмогу. Но каким же было его удивление, когда никто не откликнулся на зов. А всё потому, что в это же время Вхагар и Его величество принесли на драконий камень огонь. Испепеляющее древнее строение пламя. Камень слишком прочен, но кровля пострадала, а две башни выжжены дотла. Уже к утру туда высадился наш флот, но ни Рейниру, ни её ублюдков найти не удалось, должно быть учуяла беду и сбежала. Как на зло, какой-то ретивый служака успел распахнуть драконьи стойла. — Печально. — протянула Эллин борясь с болью, что внезапно заворочалась в висках, будто червяк. Дурнота подкатила к горлу, должно быть она всё же перепила вина. — Веселитесь, лорд Стронг. Среди тысячи горестей эта победа словно луч надежды.       Она поднялась с места и двинулась прочь. Медленно, под провожающий взгляд Стронга, потому что голову окатил жар от духоты чертога и чада свечей. К двери у помоста оставалось не больше дюжины шагов, а там её ждет спасительная прохлада. Оттуда звук смеха с чертога слышится будто далекое, призрачное эхо, а полумрак освещается всего лишь тройкой свечей в канделябре. Но даже там звук голосов кажется слишком громким. Эллин идет дальше, опираясь на стену, ведь почему-то не чувствует должной опоры в ногах.       За следующей дверью в лицо наотмашь бьет ночная прохлада и ветер. Отрезвляюще. Успокаивающе. Стоит постоять лишь миг чтобы привыкнуть к нему и уже не хотеть скрыться внутри покоев. С балкона виден город. Множество кварталов. Факелы на крепостной стене и огромное блюдце луны. Странной. Молочно-белой.       Пальцы шарят мгновение и сами находят свиток в складках платьев, сами срывают сургучную печать и на миг замирают боясь развернуть. Дыхание в груди тоже замирает. А после вырывается тяжелым вздохом. Сердце колотит собираясь с духом. Темные чернила в лунном свете казались совсем свежими, а лист пах металлом и походным костром. Размашистый почерк, резкий, неразборчивый, будто фразы ложились на лист в спешке.       «Ваша милость. Здесь идут дожди. Грязь липнет к сапогам, а одежда к коже. И мы в этой грязи, будто стая копошащихся жуков среди дюжины шатров и потухших костров. Но ведь письма своим королевам пишут не об этом? Поэтому пишу о том, что бой сменяется боем. А я устал, но об этом тоже не принято писать. Просто знай, что я отплачу за всё причиненное ими горе. От первого и до последнего дня. Помолись за меня Эллин. И если они будут милостивы к тебе, то меня прошибет арбалетный болт в одном из множества сражений. А если сжаляться надо мной — я вернусь. Береги матушку, Хэлейну, Джейхериса и Джейхейру. И береги себя. Не спрашивай ничего, а если хочешь не пиши ответ. Береги. Просто береги.»       От последней строчки что-то жжет в месте солнечного сплетения. Пусть. Это дурацкое наваждение. Дурацкая полуулыбка на лице, будто наваждение или проклятье. Она сжимает письмо в пальцах и подносит к пламени трепыхающегося на ветру факела. Лист горит. Плавится восковая печать, пылают слова и Эллин чувствует на губах вкус жженого пепла и разочарования.       Ветер бережно треплет волосы, как когда-то на стене Штормового Предела. Но тогда всё было иначе. И кажется, что с того мгновения миновала тысяча лет. Но на небе всё та же луна, всё те же звёзды сложены в яркую дымку созвездий. А между ними тень. Черная. Ещё чернее сумерков. Сначала ей чудится, что это птица. Большая. С крыльями, что мерно поднимаются и опадают. Нет, не птица, очертание приближается ближе. А Эллин вглядывается в неё до рези в глазах. Это винный дурман? Нет, тень всё ближе, кажется вот-вот минует замковую стену. Пальцы вжимаются в каменный парапет.       Внутренности стягиваются в узел и болезненно ноют от предчувствия чего-то дурного. Она моргает и внезапно выдыхает воздух с сжатого страхом горла.       Это Вхагар. Вхагар возвращается разрезая воздух могучими крыльями. Только вот Эймонд направил бы её в Драконье Логово, не в замок. Эллин смотрит, но всё ещё не понимает. Отступает на шаг видя, как фигура делает круг над крепостными стенами опасно снижаясь.       А после на красные башни опускается Драконий гнев. И губительное пламя.