Танец под небом цвета стали

      — Именем Рейниры из дома Таргариенов. — голос глашатого разливается среди утренней прохлады рокотом грома. — Первой этого имени. Королевы Ройнаров, Андалов и Первых людей, Защитницы государства, сир Роннет, межевой рыцарь из Хайгардена, приговаривается к смерти за предательство законной королевы и сеянье смуты в рядах Зеленой пошести. Приговор привести в исполнение.       Рыцарю было не больше двадцати. Молодой, чернявый, с жидкой щетиной на подбородке. Когда-то он красиво улыбался девицам, раньше, чем люди королевы выбили ему половину зубов. Сейчас же из услужливого и прыткого парнишки остался старик, которого втащили на плаху, будто груду лохмотья. Когда-то сир Роннет подносил Эймонду меч на западном дворе и низко кланялся Эллин при встрече. Когда-то выиграл турнир и был представлен при дворе. Всё это было, кажется, так давно, что уже и не вспомнить, случалось ли это взаправду. Его втащили на помост и палач равнодушно прицелился острым лезвием. — Право на последнее слово.       Сир Реннет встрепенулся, дернулся будто пробудившись от страшного сна и снова встретился с явью. Стоило отдать ему честь, он расправил ссутулившиеся плечи. Обвел блестящими глазами двор, жидкое сборище слуг и придворной челяди. Эллин среди них выделялась чернильным пятном в платье из темного бархата, что так контрастировало с болезненой бледностью кожы. Она почти не ела в последенее время, ей было дурно от воздуха этих стен. Если бы не двое гвардейцев, что неотступно стояли за спиной — можно бы подумать, что она пришла сюда по собственной воли, а не по прихоти Рейниры Таргариен, которая забавлялась балами и смертями в стенах своего дворца. — Боги… — Рыцарь вперил в Эллин стеклянные глаза и облизнул дрожащие губы. — Храните королеву.       На миг воцарилась мертвенная тишина. Кажется, даже челядь и слуги не дышали. Взмах меча рассек воздух. С тихим шуршанием лезвие вошло в плоть, хрустнули позвонки, кровь хлынула на сухую землю, но почва жадно вобрала её так, чо следа почти не осталось. Тело покачнулось, мгновение корчилось в агонии, а после застыло. Сир Роннет был шестидесятым казненным? Или шестьдесят вторым? Однажды Эллин сбилась со счета и не могла восстановить последовательность.       Эллин не отвернулась. Отварачивалась раньше, но с тех пор, как частью каждого рассвета королева назначила казнь — глаз больше не отводила. Не имела права, ведь каждый из приговоренных на смерть считал королевой — её, а не Рейниру из дома Таргариенов, что теперь грузной тенью возвышалась на троне. Они умирали за Зеленых. За Эймонда. За неё. И кто она такая чтобы прятать глаза от их изможденных лиц? Королева сердец? Или королева боли? Кто ты, Эллин?       Она не знала. Любая пешка может стать королевой для кого-то на единственный последний миг. — Водрузите голову на пику, — ноздри Рейниры раздувались от вспыхнувшей ярости, серебряные волосы тугими косами стекали на обнаженные плечи — Тело отдайте Сиракс. Пусть сожжет.       Эллин замутило, когда возле конюшен из пасти драконицы вырвалась яркая вспышка. Желудок скрючило от запаха жженой плоти, который протянулся вдоль двора навязчиво проникая в сознание. — Вам нехорошо? — спросил гвардеец тронув её за плечо, но тошнотворный сладковато-горький запах человеческой кожи обьятой пламенем приводил её в ужас. Каждый раз, будто впервые и она не знала что с этим поделать, не могла унять возникшую в пальцах дрожь. — Уже лучше. — Но лучше не было. Был лишь горький вкус желчи на языке, который с каждым мгновением становился всё навязчивее. — Много их здесь ещё. — хохотала Рейнира с другой стороны двора. — Начать пришлось с чашников и стюартов, но закончить можно крысами покрупнее.       Эллин ощутила, как индиговый взгляд королевы замер прямо на ней. Застыл где-то между лопатками. — Подойди сюда. — Да, ваша милость. — Да, ваше величество. — поправила та, смеряя её с головы до ног с выражением отвращения. — Ты опять дрожишь, как и всегда. Боишься драконов? — Огня.       Королева безудержно захихикала, будто юная хохотушка, окруженная стайкой собственных прихлебателей. — Ты всего лишь глупая девчушка, На месте твоего отца я подумала бы тысячу раз прежде чем отдать дочь такому, как он. Но, если память не подводит дочь у Баратона вы далеко не единственная. Пятая, верно? - Всего лишь третья. - И не любимая. Эймонд возжелал себе в жены Хелейну. Думал, что лишь дракон может понять дракона. Только вот он не дракон... он жестокое чудовище. И я не знаю, что может спасти тебя от него.       Эллин молчала. Люди не убивают людей. Это делают чудовища. Война — это чудовище. Королевство — чудовище. Жадность — чудовище. И она... тоже чудовище. Потому что без сомнений всадила бы в сердце Рейниры нож.       Вокруг послышались натянутые смешки, это придворные дамы королевы выдавливали из себя улыбки. — Подойди к ней. Подойди к Сиракс. Она не тронет тебя, если почувствует силу. Или если я не прикажу. — Ваше величество… — Ну же!        Противится было бесполезно. Эллин сделала шаг. Горло будто сжали стальными тисками и наполнили едкой слюной. Ещё шаг. Драконица жует пищу и лишь изредка поднимает янтарные глаза. Ярд. Сиракс вскидывает голову. Шесть футов. Рык дракона оглушает двор, а пасть украшена сотней зубов-кинжалов. Внутри драконьей глотки кипит жар — у Эллин замирает сердце. — Довольно, Ваша милость. — Дэймон Таргариен появляется во внутреннем дворе, и пересекает его вдоль за мгновение. Пружинистая походка лесного кота, черный плащ, дублет, сапоги, даже ножны из иссиня-черной кожи. Ветер играет в растрепанных напрочь платиновых волосах. Вероятно, он опять возвращался из борделя. Весь замок шептался о том, что бывал он там часто. Гораздо чаще, чем в покоях своей королевы. Но разговоры подобного толка были запрещены. — Дэймон…- Губы Рейниры сжались в тонкую линию. — Эйгон нуждается в матери, да и Джофри тоже, а стране нужна её королева, развлечения подождут.       Он бесцеремонно ухватил Эллин за локоть и приказал стражникам ждать. Те покорно склонили головы и не посмели сделать и шага, пока она под руку с Порочным принцем шла вдоль внутреннего двора, а после криво обогнула башню Мейегора. — Мои покои не в этой части замка, Ваше высочество.       Он криво усмехнулся бросив на неё хищный взгляд. — В моем замке я волен делать с пленниками что угодно.       Они поднялись на крепостную стену. Взошли по витым ступеням, миновали часовых и ступили на каменную кладку вверху. Стены здесь были выше, чем в Штормовом пределе, но в половину уже, их строили гораздо позже, чем твердыню Баратеонов и море не билось о них норовя подмыть само основание. Здесь подмывали лишь людей. — Таргариену позорно бояться огня. — Дэймон оперся о каменный парапет разглядывая город под ним. Эллин ничего не стоило с силой столкнуть его в спину, но не было уверенности, что тот не удержится. — Пока это забавляет нашу королеву, но сегодняшней ночью изменники предали нас под Тамблтоном. Переметнулись на сторону Эймонда и Зеленых. Королева узнает об этом после полудня. А с рассветом следующей в пламени можешь оказаться ты, если будешь держать голову столь высоко. Унижайся. Немного слабости стоит жизни. — Огонь не разбирает правых и виноватых. Он пожирает все. — Н-е-ет, — протянул порочный принц повернувшись к ней лицом. — Огонь и страх хорошие слуги, Огонь очищает. Сухожилия от мяса, кожу от мышц, потом остаются лишь кости. Ты не боишься огня, ты боишься быть сожженной.       Эллин ощутила, как с лица оттекает кровь, а в горле появляется знакомое липкое чувство ужаса. Рот наполнился слюной, её замутило. Она едва ли успела привалиться к парапету прежде, чем вырвала на камень горькую желчь с водой.       Деймон не отпрянул. Лишь вопросительно выгнул бровь разглядывая её настолько пристально, что внутри всё оцепенело. — Давно не здоровится?       Она не успела ответить, скрючилась у парапета в очередном позыве. Голова закружилась, ноги стали ватными. — С тех пор, как вы взяли замок и начали жечь тела. — Она выдохнула это с трудом привалившись к камню в поисках опоры. — Запах жженой плоти нельзя вынести. Он омерзителен.       Принц хмыкнул растянул губы в липкой улыбке. — Три луны… — он цокнул языком и запустил пальцы в собственные волосы. — А ещё луну перед этим с замка выступил Эймонд с войском… Всего выходит четыре… Четыре, Седьмая преисподняя.       Деймон расхохотался. Смех был низким, больше похожим на собачий лай, но до рези искренним, раскатисто разлетался в стороны, так, что часовые с опаской поглядывали на них со стороны сторожевой башни. — Три. — Эллин вскинула голову уложив руки на парпет и не глядя ему в глаза, если поглядеть — она пропала. Деймон Таргариен старый волк и непременно учует ложь в каждом сказанном ею слове.       Она знала уже давно. Но не решалась кому-то сказать. Сначала желала увериться в этом, а после Королевскую Гавань взяли. Только тогда она и поняла, что носит в себе смертный приговор и если кто-то из них узнает — она обречена. — Не изображай себя дурой. — Он возвышался над ней почти на две головы, даже в свои сорок девять казался поджарым и быстрым, а ещё имел проницательный нюх на девиц, что хотели его одурачить. — Мы проиграли битву при Тамблтоне, но главный козырь против Эймонда уже у меня в руках. — Ваше высочество, вы заблуждаетесь. — Заблуждаются овцы в стадах, а Драконы не ошибаются.       Эллин возвела глаза к небу. На востоке алым заревом разгорался следующий день.