Танец под небом цвета стали

      Под незатейливый мотив в наполненный пьянчугами зал, будто горящие в пламени мотыльки вышли разодетые в полупрозрачный шелк танцовщицы. Оголенные плечи, открытые бедра, локоны волос, что едва прикрывали юную грудь. Всё это было знакомым до оскомы на языке. Сколько лет прошло? достаточно. В тот вечер она стояла там, на крохотном помосте в шелке цвета лазури, а он сидел здесь, в латах, кольчуге и своем золотом плаще.       «кто это?» — шепнула девчушка на ухо хозяйке трактира.       «Вот дура, безмозглая» — жестоко рявкнула та, — «Деймон Таргариен, начальник городской стражи»       Девчушка тогда нахально ругнулась про себя, расправила узенькие плечи и танцевала так, как никогда до этого дня. Юбки взмывали вверх, пальцы ног едва ли касались пола. Сердце билось у девчонки в самих висках, когда она наконец-то встретилась с ним глазами.       Как мало изменилось с тех пор. В комнатах трактира по прежнему пахло гнилью, блевотиной и отвратно дешевым пойлом, на помосте, как и раньше кружились девицы в шелках. Миссария непременно поморщилась бы от этого смрада, но та, что звалась Пявкой помнила прошлую жизнь, ту, что началась по эту сторону моря и закончилась, когда в бордель на Шелковой улице явился Он. Молодой, статный, поджарый — девичья мечта. Многие хотели провести с ним ночь, но он выбрал её. Тощую, бледную, с глазами на половину лица и тонкой кожей под которой проступает каждая жилка. Сказать, что она была счастлива в ту ночь? не сказать ничего, если бы только с рассветом он не назвал её этим резким, четким, острым, будто лезвие кинжала, именем.       «Рейнира» — стало её ночным кошмаром, её личным котлом в преисподней. Но Миссария была в постели с драконом, а им не положено возражать. Но их можно любить. Так искренне и жарко, как только умеет несмышленая девчонка из Лисса, которую волей судеб жизнь отправила в Вестерос. Тогда она была танцовщицей. Всего лишь одной из разодетых в полупрозрачный шелк фигур, что кружились в безудержном пируэте. В вечернем сиянии мягких лучей летнего солнца она шагала уверенно, будто лицедейка по ровно натянутому канату жил. На устах искрилась игривая полуулыбка от чего-то призрачно-неизвестного, горизонт соблазнял недосягаемостью солнечных лучей. В этот сладостный миг она рассуждала, сколько восторженных взглядов может приковывать к себе, как горячо клеймит нутро мужчины. Тогда она и не думала, что для неё когда-то наступит покой. Неожиданно появятся осторожные шаги, а она станет хищной, жестокой, расчетливой шаг пантерой, а не красавицей с грацией дикой лани.       Вся беда от драконов. Или же от любви. Но и то и другое неотрывно граничит со смертью. Она хотела любить дракона, она хотела убить дракона… Но он достался другим. Был любим своей проклятой племянницей и убит племянником в пламени и жгучем огне. Да, вся беда от драконов…       Говорят, первый шаг — принять и смириться. А потом отпустить — это и станет началом исцеления. Но болезнь Миссарии успела прорости в сухожилия, отравить кровь ядом, стать в один миг чем-то граничащим между слабостью и одержимостью. Все её беды были с милости проклятых драконов… Так пусть они будут проклятыми навсегда. — Прикажи однорукому пророку… — она равнодушно теребила палец на левой руке будто невзначай скользя по огранке крупного рубина. Когда-то Деймон принёс его ей вместе с треклятым яйцом, а потом отослал её прочь как последнюю дворовую шавку. — Пусть этот безумец поднимет восстание. — Миледи — зароптал септон кутаясь от холода в серую рясу. — Он ведь вовсе же лишился рассудка, не миновать беде… — Исполняй! — рявкнула Миссария кутаясь в черный с алой подбивкой плащ, холод и вправду врезался острыми иглами в кожу. — Отдай приказ, пусть исполняет. Эймонд хочет взять столицу уже сейчас.       На стол перед долговязым септоном высыпалась горсть серебра чеканки короля Визериса первого. Синие, водянистые глаза долго глядели на роняющие блики монеты, после ловким движением те скрылись среди многочисленных складок рясы в хватке скрюченных от подагры пальцев.       Миссария ухмыльнулась глядя на танцовщиц. И вправду мотыльки, а в зале ревущее пламя из масных взглядов и хищных улыбок, каждая из них найдёт тут свою погибель, как и она когда-то, множество лет назад.       Она вышла в ночь кутаясь в черном плаще, полная луна фарфоровым блюдцем нависла над Шелковой улицей, кварталом ремесленников и блошиным концом. Эймонд желает столицу? Что ж, она преподнесет ему её. В пламени и крови.