De tu (mi) parte

– Вот что, Грант, у меня уже голова болит от твоих постоянных отгулов, ясно? Недовольный голос Донны заставляет Стивена вздрогнуть и вынырнуть из своих мыслей. Она маячит перед ним, раскладывая на стенде пакетики с драже, и ворчит, что делает всю работу за него. Стивен вертит в руках кусочек бумаги, ручка тоже рядом, он всё пытается понять, что же он здесь записал всего минуту назад, и никак не может, а Донна не дает и шанса сосредоточиться на этом. Ее голос поднимается до феноменальных высот, и она даже грубо тычет пальцем ему в грудь, но Стивен только отступает на шажок, уходя из-под атаки, и виновато улыбается: – Я просто хочу уйти на пару часов пораньше. Только и всего, Донна. Стивен, вообще-то, не припомнит, чтобы брал отгулы, тем более в последнее время, но решает простить Донне эту… оговорку. Мелкие несостыковки между мнением о нем других людей и тем, кем он на самом деле является – к ним он давно привык и пропускал мимо ушей, предпочитая сосредоточиться на делах насущных. И сегодняшнее дело кажется особенно важным, поэтому Стивен примирительно поднимает руки и пытается очаровать Донну своей самой искренней улыбкой: – Два часа сегодня, и все инвентаризации до конца недели мои, уговор? Та, фыркнув, неопределенно машет рукой и уходит. Стивен смотрит ей вслед с ощущением маленькой гордой победы и опускает руку в карман. Там нащупывает и гладит подушечками пальцев билеты на представление, на которое никак не мог опоздать. Красивая и добрая сотрудница из отдела гидов с игривой улыбкой интересуется, кто заставил его так мечтательно улыбаться, и уж не собрался ли он на свидание, и Стивен толком не запоминает, как конкретно отшутился от нее, сбегая в музейный туалет, чтобы… привести себя в порядок, наверное? Зеркало открывает ему неожиданную реальность: влажный взгляд и пылающие румянцем щеки, Стивен даже трогает их костяшками пальцев, чтобы убедиться, что они и впрямь теплые. Ему определенно нужно умыться и заодно как-то, пожалуй, пригладить волосы, торчащие в полном беспорядке. Стивен плещет в лицо прохладной водой, и сразу становится легче. Подняв взгляд на себя в зеркало, он уже не видит взволнованного перед свиданием школьника: плечи расслаблены, на губах играет легкая уверенная улыбка. Сердце коротко пропускает удар, потому что таким Стивен себя даже представить не мог, и приходится снова плескать в лицо водой, едва не засовывая голову под кран. Когда Стивен разгибается, взгляд из зеркала уже совсем другой – прямой и тяжелый, ни следа улыбки. Прикрыв глаза и глубоко вдохнув-выдохнув, Стивен снова смотрит в зеркало и робко улыбается: – Ну, давно пора же, да? – его голос эхом отражается от кафельных стен, своего рода тысячекратное согласие его словам. Оказавшись на улице, среди людей, Стивен привычно испытывает некоторое едва заметное облегчение. Не голоса в голове, но всегдашние тихие мысли, толпящиеся в сознании, приглушаются, перестают сбивать его с хода собственных размышлений. Он мог бы привычно сесть на автобус или взять такси, чего почти никогда не делал, но ему нужно пройти лишь пару кварталов. На билетах у него в кармане – красивый золотой оттиск Ковент-Гардена, до которого от музея рукой подать, и побывать в котором Стивен никогда даже не мечтал. Билет туда стоит непомерно дорого, даже если выбрать самое дальнее боковое место. У Стивена места в самом центре бельэтажа – он откуда-то знает, что поначалу это должен был быть первый ряд, но там оркестр слишком оглушает, и слишком мельтешит перед глазами действие. Это мешало бы слишком сильно. По дороге до оперы Стивен разглядывает билеты, практически задерживая дыхание. Вместе с ними в кармане оказывается тот самый листочек бумаги, на котором он что-то записал, пока выслушивал ругань Донны. Бережно спрятав билеты, Стивен на ходу вглядывается в этот листок. «De tu (mi) parte». Он не помнит, как писал это, да и о смысле может только догадываться, но точно знает, что это испанский. Это странно, по-испански Стивен не понимает ни слова, но он, можно сказать, привык. Привык оценивающе задерживать взгляд на ретро автомобилях, мимо которых случайно проходит его путь. Привык быстро подмечать на улице вокруг себя места, удобные для… он сам толком не знает, для чего, но в такие моменты это кажется чем-то жизненно необходимым. Иногда вместо овощного салата Стивен обнаруживает, что заказал себе фабаду, а иногда зачем-то выставляет на стиральной машинке режим высокоградусного отбеливания, хотя что ему особо отстирывать… Это его жизнь. И, отрыв в рюкзаке карандаш, Стивен прямо на ходу приписывает к этой загадочной надписи: «Скоро буду». Лондонская Королевская опера изнутри оказывается еще более роскошной, чем снаружи. Стивен в своих мягких тапках выглядит настолько же неуместно, насколько и чувствует себя, когда контроллер изучает билеты дольше необходимого. К счастью, заведение приличное до такой степени, что ему ничего не говорят, Стивен только ловит на себе странный взгляд, прежде чем ему указывают, куда проходить. Может, всё дело в его рубашке в полоску и мелкий цветочек, а может – в том, что когда он занимает свое безумно дорогое место, кресла по обе стороны от него остаются свободными, и их точно никто не займет. У Стивена три билета. И он совсем не удивляется, когда с первых минут становится ясно – опера, разумеется, на испанском. Стивен закрывает глаза, позволяя мельтешению красочных нарядов исчезнуть под темнотой век. Он очень хорошо помнит, как покупал два билета на студенческую постановку «Короля Лира», чтобы попытаться пригласить замечательную девушку из отдела гидов. И вот он здесь, среди золота отделки и алого бархата, по обе стороны от него пустые кресла, и он с огромным трудом может разобрать во вступительной партии главной героини только то, что ее, должно быть, зовут Амапола. «Верно. Она цыганка, и ее поцелуй станет смертельным для того, кто ее полюбит». Стивен громко вдыхает и не может сделать выдох. В темноте закрытых глаз голос звучит уверенно и снисходительно и пробирает мурашками по затылку. «Это сарсуэла, кстати. Я так понял, ты любишь классику». Тихий скрип кожи, который звучит отчетливее, чем вычурно мелодраматичное представление на шикарной сцене. Стивен почти чувствует гладкое прикосновение к тыльной стороне ладони и кивает, не открывая глаз. «Отличный способ подмазаться. Я-то думал, у тебя реально есть план, а эти пляски нам чем должны помочь?» Недовольный голос, строгий. Стивен чувствует едва уловимый запах горячего песка и боится открывать глаза – вдруг всё исчезнет тут же. «Я достаточно времени провожу внутри и успел изучить, ну знаешь, «разные стороны» вопроса». В старых британских ситкомах, которые крутят без перерывов в ночном эфире, ворчливые супруги обычно общаются точно также, и Стивен не может сдержать улыбку, лезущую на лицо – и наконец открывает глаза. Кресла рядом с ним по-прежнему пусты. Он слышал эти голоса раньше, и ему определенно было обидно, что с ним они никогда не заговаривали. А ему так не хватает общения, хоть бы даже записками, навроде той, которая вдруг оказалась у него на работе, и смысл которой теперь становится Стивену совершенно ясен. – Так вот как это переводится. «На твоей стороне – на моей стороне», да? По загривку моментально пробегает волна холода и исчезает тут же. «Ты, блять, окончательно всё сломал, поганец?» Внезапно Стивен чувствует, как полностью расслабляется. Цыганка Амапола на сцене впервые встречает своего возлюбленного, а Стивен растекается в кресле, чувствуя в голове непривычную легкость, и бормочет: – А мне кажется, так даже лучше стало. Давайте знакомиться? Солидные люди в дорогих костюмах поглядывают на него неодобрительно со своих мест, кто-то даже шикает, вызвав неконтролируемую волну не-его агрессии, но Стивен только улыбается и примирительно поднимает ладони. Он очень внимательно следит за действием на сцене, хотя все еще не понимает ни слова, но в голове призрачно звучит одобрительное обещание перевести всё, когда он придут сюда снова. Стивен не отрывает глаз от сцены, подмечая каждую деталь, какую может ухватить, сосредотачивается полностью – только затем, чтобы боковым зрением ему хотя бы показалось. – Я Стивен Грант, и у моих голосов в голове есть свои законные места. Теперь вы. Он чувствует лукавое самодовольство и удивленное одобрение, и теперь запросто может отделить их от собственного возбужденного любопытства. Устроившись в кресле с максимальным комфортом, Стивен готовится к тому, что следующие два с половиной часа пройдут потрясающе. Давненько он не знакомился с новыми людьми.