Самый хрупкий мальчик на свете

Но утром эти глаза опять стали привычно холодными. Когда Тима проснулся, парень уже щелкал клавиши и с серьезным видом смотрел в экран. После завтрака Рома стал мыть посуду и, не оборачиваясь к парню, сидевшему за столом, спросил: — Тебе никуда не надо? — Вообще у меня смена сегодня, но я думаю проебать. Меня мужики прикроют. У нас часто кто-то как запьет, так проебывается — и ничего. — Так нельзя. Иди на работу. Услышав металлические нотки в голосе, Тимур потупил взгляд в стол. Он подумал, что парень спросил это, чтобы предложить какое-то совместное времяпрепровождение, а вышло, что он хотел избавиться от него… Разочарованно вздохнув, Тима пошел в душ. В середине дня на работе он даже разок зло отшвырнул гаечный ключ, когда у него что-то не получалось. — Ты че? — спросил его коллега, вытирая грязные руки о тряпку. — Ниче, — Тима по-недоброму сверкнул в его сторону глазами и ушел курить. Прислоняясь рабочей курткой к фасаду здания, он закрыл глаза и медленно выпустил сладкий пар изо рта. Больше всего парня бесило, что он не может успокоиться. Вроде бы все по-взрослому: потрахались, Рома предупредил, что постоянно общаться не может, значит, все в порядке — позовет его как-нибудь потом, но при этом сам Тима так и изнемогал от чувства голода. Как будто ему дали что-то очень вкусное, но дали совсем чуть-чуть, а наесться он не успел и теперь ходит, вспоминает вкус и злится. Ближе к вечеру юноша все же не сдержался, написал Роме: «Погнали пива бахнем?», парень ответил только через два часа: «Сегодня нет». Домой Тима пришел злой как черт. Бабушка начала с порога: — Ты где ночуешь-то? Хочешь, как твой папаша, да? Наделать делов — и бросить какую-нибудь с пузом? Парень практически взвыл, отмахнулся от нее и кивнул на застеленную кровать матери: — А где эта сущность?.. — Со вчерашнего не было. Мне делать нечего — я то ее ищу, то тебя! Мог бы позвонить! Почему не отвечал-то?! — И че, нашла? — С третьего подъезда ее видела Тамара Васильевна. Опять у этих уродов. Тима не стал уточнять: у каких именно уродов. Вариантов было много. Устало потянулся и сказал: — Я с Артаком был. — Не ври мне. Я матери его звонила. Он домой пришел ночью! — Че ты меня позоришь! Мне двадцать лет — ты родителям моих друзей названиваешь! — Ты сам себя позоришь. Ночами шляешься хрен пойми где. Как мать! Стыдно! Сравнения с матерью для Тимы были главной болевой точкой. Выматеревшись, он ушел в комнату и хлопнул дверью. Пытаясь успокоиться, долго скролил соцсети, листал тиктоки, в какой-то момент наткнулся на сторис Артака: он сделал селфи вместе с Региной. На взгляд Тимы, эта девчонка вообще не для него: она, как минимум, выше ростом, поэтому вместе они смотрятся по-дурацки. Нажав на отметку, парень перешел в ее инстаграм, стал листать — и вдруг замер. На одной из фотографий в профиле их было трое: Регина, Артак и… Алиса. Что за хуйня?! Тима принялся изучать всю ее страничку. Увидел, что они с Алисой взаимно подписаны друг на друга. Значит, подружки. А Артак ему ничего не сказал. Друг называется! Вечно пилит его, что он секретничает… а сам. Ну он это ему припомнит! Вдруг Тима отложил телефон и даже задумался: а почему это так сильно его задело? Какое ему вообще дело до Алисы? В конце концов это же он ее травил, а не она — его. А злится он постоянно так, как будто все было наоборот… Наверное, это из-за чмошника. Он-то, когда за нее заступался, бесил его по-настоящему. Открыв закладки, Тимур глянул на его профиль — о, новая фотка. Вау! Костя, по-царски раскинувшись в убитом советском кресле, сидел в клетчатой юбке и длинных белых чулках. При этом Тиме показалось, что в таком провокационном наряде он выглядит скорее как панк, нежели как пидор. Еще и черные мартинсы начищенные. Ну пиздец. Словно реально за своей бывшей — Алисой — донашивает. Совсем уже ебанулся. Приблизив телефон к глазам, юноша разглядел новую татушку у него чуть выше сгиба локтя. Там был нарисован розовый мультяшный котенок, сверху надпись «Чмоня», а снизу «100%». — Самокритично… Ебанушка… — Тима посмеялся в голос и добавил фотку в закладки. Еще пару дней они не виделись. Потом началось что-то странное. Рома стал много писать, рассказывать о своей жизни. Тима с трудом вчитывался в его длинные сообщения. Ему казалось: он за всю свою учебу так много текста не читал. Сам он всегда отвечал голосовыми: очень стеснялся ошибок и опечаток, особенно в сравнении с Ромиными сочинениями. Каждый раз натыкаясь в них на тире и двоеточия, Тима неловко сглатывал… Среди его друзей такое никто не использовал. Довольно быстро он выучил, что юноша имитирует многоточие, добавляя лишний пробел «. .». Так он выражал сарказм. Читая это, Тимур казался себе на его фоне совсем маленьким и глупым. Его не отпускало ощущение: он ходит на носочках по очень тонкой веревочке. Такому умнику парень в любой момент может надоесть, поэтому стоит быть очень внимательным. Переписываясь с ним, Тима практически ничего не рассказывал о себе, только отвечал на его мысли. Каждый день вчитываясь в его тексты, нервно покусывал губы и думал: ну когда же он его пригласит опять?.. Но стоило только Тимуру написать: «Давай зайду через часик к тебе», Рома куда-то девался. Юноша быстро отследил эту связь и прекратил навязчивые предложения, решил ждать, когда он сам позовет. В конце концов — зачем-то же он ему пишет?.. И он позвал. В следующую пятницу они сходили в кино. Это было странно. Тима больше смотрел на Рому, чем на экран. Время от времени он косился на людей вокруг и пытался незаметно взять парня за руку, но тот отстранялся от него и смотрел неодобрительно. После они зашли в «Красное и белое», взяли несколько банок пива, захватили чекушку бренди и, морщась, быстро распили на двоих. Тиме было необычно от того, как весело заиграл на щеках Ромы румянец. Он вообще был довольно бледный, а тут стал такой живой. Может, это от мороза. Было уже поздно, поэтому у Тимы тоже раскраснелся нос. Выпив, Рома опять приоткрылся ему: стал подвижный и смешливый. Они возвращались назад через промзону, вдоль железной дороги — она шла за насыпью и создавала хорошее укрытие от чужих глаз, поэтому парни могли в шутку трогать друг друга. Хотя, может, это только Роме казалось, что они играют. Тима же трогал его всерьез: так, что парню приходилось время от времени выпутываться из объятий и опасливо озираться с возгласом: — Ты что исполняешь?! — Да нет тут никого. Ты чего? Погнали, вон, за гаражами полапаем друг друга. Темно все равно. Даже если кто увидит — убежим. Рома на это только закатывал глаза, улыбаясь, и шел дальше. На дороге, перед большим подъемом в гору, они решили передохнуть. Рома закурил свои вишневые сигареты — на холоде дым густо белел — и повернул голову в сторону котельной — из ее бело-красной трубы вырывались пышные клубы и ровно уходили в серое зимнее небо. Глядя на него сбоку, Тима стал тяжелее дышать, подступил ближе, впился губами в щеку и крепко сжал в объятиях. Рома посмеялся от щекочущего прикосновения, но все же сдался — они стали целоваться: долго и жадно. — Давай домой, — быстро проговорил Тимур, отстранившись, и стал ловить ртом обжигающий легкие ледяной воздух. — Я тебе хуй отсосу, короче. Рома хитро посмотрел на него. Выбросил бычок. И вдруг резко сорвался с места. Через минуту они уже были на вершине горки — тут начинался городской парк и снега нападало еще больше. Остановившись без сил, Тима, взмокший, опять сжал парня в объятиях. Рома, задыхаясь, отвернулся от поцелуя — деревья вокруг стояли голые, поэтому их могли увидеть издалека. Дома они побросали одежду еще в прихожей, вдвоем залезли в душевую кабину и стали целоваться уже там. Наскоро вытеревшись одним полотенцем (Рома точно был не в себе — раз допустил такое), оказались в комнате. Тима тут же опустился на колени, стал целовать родимое пятно на животе парня, медленно спускался ниже, вжимаясь губами в его колючий бритый лобок. Юноша все время держал руки на его затылке, и ему нравилась властность этого прикосновения. Он совсем не волновался, действуя наугад, но, судя по сбившемуся дыханию Ромы, справлялся как надо. Прикрывая глаза, Тима часто сглатывал сочившуюся слюну вперемешку со смазкой и, беря неглубоко, двигал головой, трогал яички. Сам он дико возбуждался, ощущая заполненность внутри и солоноватый вкус. В какой-то момент парень расслабился и позволил партнеру двигаться самому: он обходился с ним галантно, поэтому проблем не было. Кроме одной в самом конце: запыхавшись и полузакрыв глаза, Рома вдруг сбивчиво проговорил: — Знаешь… такие быдланы всю жизнь вытирали об меня ноги, а теперь… один из них на коленях берет у меня в рот. Тима глянул на него снизу вверх с непониманием, но юноша тут же вытащил и, быстро работая рукой, кончил ему на лицо. Парень зажмурился, потому что сперма попала на веки. Тяжело дыша, Рома стал осторожно салфеткой стирать все капли. Затем потянул юношу за руку и усадил на кровать. Сев рядом, принялся дрочить ему. Тиме стало странно, он ощутил, как теряет возбуждение, поэтому Роме понадобилось чуть больше времени, чем ожидалось, чтобы довести его до финиша. Когда после они лежали в кровати, Тима не говорил ни слова, а Рома быстро уснул, прижимаясь к нему сбоку. Осторожно выпутавшись из его объятий, он поднялся, пошатываясь, пошел в туалет и — проблевался. Утром Рома опять был добренький. Заказал парню пиццу, себе сделал овсянку. Тима нехотя жевал пепперони — его все еще мутило. В какой-то момент Рома потянулся к нему рукой и нежно вытер уголок рта пальцем — тело юноши дрогнуло от этого прикосновения. — Тебя парни доебывали в школе? — вдруг угрюмо спросил Тимур и отложил надкушенный кусок. — Допустим. — Типа Рус там, да? — Типа. Тимур подумал и бесцветно спросил: — И ты хочешь, чтобы я разъебал его типа? — Да вовсе и нет, — Рома криво улыбнулся и отпил черный кофе из маленькой красивой чашечки. Он сделал это так утонченно, что Тима даже поморщился. — И все-таки тебе это было бы приятно, да? — Я и сам умею мстить людям. Мне для этого не нужны помощники. К тому же у тебя нет причин с ним терки устраивать. — Ой, да причины и не нужны. Вон, например, Вику он позвал. Я его могу за это в ухо ебнуть — никто ничего такого и не подумает. — Да он же не слабый. Что если он тебе в ответ ебнет? — Рома хитро сузил глаза. Тима спросил прямо: — Ты меня байтишь что ли? Рома не ответил и отхлебнул еще кофе. Тима нахмурился, не понимая, что чувствует, и, помявшись, спросил: — И че… че он тебе делал-то? — Всякое. — Например? Рома перестал улыбаться и равнодушно проговорил: — В восьмом классе взял помаду у девок, зажал меня в коридоре, вымазал мне рот, а потом засунул к ним в раздевалку. — Классика, — Тима усмехнулся и тут же осекся — поднял испуганные глаза на каменное лицо партнера; поежившись, несмело добавил: — Извини… я… — Делал что-то такое же, да? — Ну… Да не особо. Я раздавал, конечно, поджопники всяким чмошникам, но только таким, которые этого заслуживают. Слушай, ну я сам вон класса до восьмого был таким, типа… жирным, меня и самого опускали, но я же не сдался. Вон, дал им всем отпор, поставил себя, и нормально. Чего ныть?.. Это школа жизни. Ты ее прошел — и стал сейчас таким важным. Полезно же. Кого-то такое ломает — ну что поделать. Это петушки. У них там место свое под шконкой. Выслушав его, Рома натянуто улыбнулся и, повозив ложкой в пустой тарелке, быстро сказал: — Понимаю тебя, да, ты прав. Хорошая школа для характера, мужская. А ты как кстати понял, что ты по пацанам? Это потому, что тебя тот петушок засосал в туалете? Тима поднял на него растерянный взгляд и чуть ли не позеленел, тут же опустил глаза, поиграв скулами, ответил: — Откуда ты знаешь?.. — Говорят люди. — Ты мне имена дай. Я им в ебучку разок приложу, чтобы помалкивали. — Да ладно тебе. Ты же знаешь людей: сколько их не пугай — за спиной все равно пиздеть будут. А покажи мне его? — Кого?! — Петушка того. — Да зачем тебе… — Может, я ревную: хочу посмотреть, с кем ты целовался до меня. — Да не целовались мы с ним. Это вообще не то было. Он сам ко мне полез, чтобы выбесить. Это вообще не то. — И все-таки? — Нету у меня никаких его фоток. — А приятно с ним целоваться было? — Ты ебанулся? Он, как телка, выглядит. И ведет себя, как телка. Мне такое не нравится. Он вообще больной. Рома понял, что дошел до грани, дальше которой нельзя, и поднялся мыть посуду. Парень следил за ним насупившись. Закончив, Рома наклонился к нему и чмокнул в висок. — Ладно тебе, извини. Ну люблю поиздеваться. Едкий я человек — не каждый такого вытерпит, — он принялся поглаживать Тиму по плечам. Парень выдохнул и ткнулся носом ему в грудь, закрыл глаза, с наслаждением утопая в теплых объятиях. На фоне его колких слов эти ласки показались ему особенно нежными. Днем Тима опять был на работе и много думал о Роме. Дел особо не было, поэтому он всю смену провел в фантазиях об их будущих встречах. Юноша не замечал странности: рядом с Ромой он временами чувствовал себя одиноко и уязвимо, вдали от него — начинал сильнее привязываться, вспоминал лишь хорошее.