Самый хрупкий мальчик на свете

Тиме так нравилась эта ночь, что время от времени он нервно поглядывал на лицо Ромы с мыслью: «Завтра это закончится». Они не спали до четырех утра. Умяли на двоих весь сет. Тимур смутился, заметив, что Рома съел довольно мало, а самому ему хотелось еще. Парень поймал его взгляд и кивнул на цветастые роллы: — Да ешь, че ты. Завтра они будут никакие все равно. Тима обрадовался — быстро и нервно прикончил оставшиеся три порции. При Роме он старался жевать спокойнее, медленнее (Очень боялся, что юноша заметит его сложные отношения с едой.), но всякий раз выходило, что он проглатывал все куда быстрее партнера. Они стали смотреть фильм.Тима опять предложил включить что-то про геев, и Рома согласился. Парни полистали «Кинопоиск» и выбрали «Зови меня своим именем». Уже минут через тридцать они оба потеряли интерес к фильму — он оказался нежизненным. По-летнему теплый, вялотекущий, на вкус — как-то дорогое вино: вроде бы красиво и здорово, а на деле ничего особенного. Тима не мог уцепиться ни за одного героя, чтобы найти в нем что-то родственное. Так, они переключились друг на друга. Тимур, лежа сбоку, водил пальцами по груди юноши. Тот улыбался от щекотки, поворачивал к парню голову и прикасался губами ко лбу. Хоть от фильма и было скучно, Тиме нравилось, что он может просто так взять и перевести взгляд на Рому: от этого ему становилось здорово. Он с удовольствием разглядывал родинки на шее, выпирающую остроту кадыка. Вдруг уголки рта Тимура опустились, он сполз головой ниже, целуя парня в предплечье и надеясь скрыть смену настроения. Ему было так классно минуту назад, а сейчас в его голове мелькнула мысль: завтра надо будет ночевать дома… Там не будет ни пива, ни роллов, ни Ромы… Только горьковатый «Майский чай», заваренный еще с утра в старом советском чайничке, кислая солянка, холодная постель и одиночество. — Ром… — А? — Когда мы увидимся? — Мы же еще не разошлись, — парень усмехнулся. Тимуру было стыдно встретиться с ним глазами, поэтому он не поднимал лица и очерчивал пальцами родимое пятно на его животе. — Ну… это… Я уже скучаю. Рома умилился этой реплике и мягко погладил юношу по колючей макушке. — Типа не хочу, чтобы ты пропал на неделю, — сглотнув, продолжил Тима. — Сегодня же было классно… Ты же можешь меня и почаще звать, чтобы было классно? — Я постараюсь, но, ты же знаешь, у меня много дел, учеба… Бывает, я устаю от общения. И на следующий день мне еще плохо от этого перенасыщения… Стараюсь как-то сбалансировать. Тима тяжело вздохнул. Ему не хотелось ничего балансировать. Ему хотелось закинуть все свои поношенные пожитки в икеевскую синюю сумку и завтра же притащить сюда. — А ты можешь мне как-то писать все равно?.. Ты когда пропадаешь, мне сразу кажется, что ты, типа, с концами съебался… И я ничего не понимаю… И… — Тима зажмурился, у него никогда не было достаточной силы, чтобы признавать свою слабость. — И как-то ну… Хожу и ничего непонятно… У меня такое с девками было вот… Когда они меня все звали… И, типа, мы в отношениях, а меня уже заебало и я не знаю куда деться… Игнорю, пропадаю… А они типа тупят, всё пишут. Вот я не хочу, чтобы ты так со мной… Парень в ответ погладил его по голове. Тима приподнялся на локте, и они встретились глазами. Ромины карие опять наполнились лучистым теплом, и Тима, глядя в них, тоже улыбнулся. Кажется, парня очень тронула откровенность партнера. Не каждый осмелится так быстро показать свой главный страх. А может, Рому так восхитило неловкое признание юноши? Вдруг он не верит, что время с ним действительно так ценно? Кажется, он не очень общительный. Может, ему такое вообще в новинку?.. Дальше они долго целовались: медленно и плавно. Потом Тимур, чувствуя себя увереннее, продолжил говорить. Вдруг он перескочил на Артака. Недовольно цокая, рассказал про их ссору. Рома слушал, не перебивая. Это было приятно и придавало уверенности. В диалоге с другими Тима всегда боялся, что его поймают на какой-то детали и про себя осудят: «Ну он и тупой, раз так думает!», поэтому юноша предпочитал молчать. Потом Тимура словно прорвало: он пошел по всем своим делам. Даже переживания насчет ориентации затронул: «Я завидую тебе, типа, что ты такой четкий в этом плане. Что ты типа вроде бишка, а с парнями спокойно спишь… Я ну… Мне оч круто с тобой, и я как-то ща и забыл то, что так сильно раньше крутил в голове вот это вот, что не должен так типа… Но я ж тогда крутил… Прям пиздец. Как-то столько сил отнимало… Так проще щас… Прям стыд куда-то потерял… Распетушился нахуй». Остановился он, только когда Рома закрыл глаза и мирно засопел. Парень убрал с кровати ноутбук и, погасив торшер, устроился рядом с ним. А утром было странно. Они проснулись только к двенадцати, и Рома быстро вскочил, сказал, что проспал. — А что у тебя за дела в воскресенье? — Тима медленно поднялся, потягиваясь, и сел на кровати. Парень не ответил, энергично собирая с пола банки от пива и коробки от роллов, и с угрюмым видом бросил: — У тебя десять минут. — А завтрак?.. — Тима сказал это так быстро, что не успел спрятать своей капризно-детской интонации. — Тут тебе что, шведский стол? — вдруг холодно выплюнул Рома и строго глянул ему в лицо. Тимур растерялся от резкого переключения и только сейчас понял, что юноша всерьез куда-то опаздывает. Ответ буквально парализовал его на несколько мгновений. Ощущение было такое, словно ты говоришь с родителем по душам и вдруг он бросает как-то отрешенно: «Обсыпало у тебя все лицо прыщами. Ты хоть мылом умываешься?.. Запаршивел весь. Смотреть неприятно». Отойдя от испуга, Тимур резко встал, и Рома тут же отступил на шаг назад и его лицо переменилось от злого к взволнованному. Он даже замер на секунду, следя за тем, что Тима сделает. И Тима тоже замер, не понимая, что с ним. Справившись с собой, Рома продолжил нервно ходить по квартире и наводить порядок. Тимур, боясь сказать ему и слово, быстро оделся, дрожащими руками открыл замок и ушел, не прощаясь. Даже в туалет сходить не успел. На улице ему стало тошно. Он зашел отлить в «Макдональдс» и долго умывал лицо холодной водой, вглядывался в свое отражение в зеркале. Вдруг его стала окутывать липкая тревожность: это он виноват, что Рома проспал… Заговорил его до ночи! А этот тупой вопрос?! Это же просто стыдно… Да, Тиме нравится получать заботу, но требовать ее вот так — просто идиотизм! Может, он правда терпит его?.. Он вчера так хорошо его слушал — вроде бы это интерес… Хотя сам он ничего так и не рассказал… И секс у них вечером вышел такой случайный… Но он даже минет сделал… Значит, он ему так сильно нравится?.. А может, ему просто хотелось сделать минет?.. У него вообще есть влечение?.. Тима его все время трогает, а он к нему почти не прикасается… Может, дело не в уровне тактильности… Может, это ему просто тело Тимы не нравится? Судорожно выдохнув, парень вгляделся в свое отражение. Ему показалось, будто бы щеки припухли. Когда в туалет зашел еще кто-то, Тимур быстро отлип от зеркала и вышел. Задержавшись у кассы, он устало поднял глаза на меню и прикинул, что бы было подешевле взять так, чтобы быстро наесться. Кликнул приложение банка и раздраженно закатил глаза: на 132 рубля особо не погуляешь… Купил пару чизбургеров, быстро проглотил их по дороге домой. Матери не было — и он выдохнул. Но выдохнул ненадолго — с кухни вышла бабушка в цветастом халате и, уперев руки в бока, строго спросила: — Где ты был? Тима только отмахнулся и стал стаскивать кроссовки. Не снимая пуховика, пошел в комнату. — Мне твои блядки уже остоебенили! — крикнула она вслед. — Ты дома что-то будешь, вообще, делать? Кроссовки вон свои хоть помой. Ходишь как бомж! — она подняла их. Закинув спортивную форму в рюкзак, Тима, громко топая, вернулся в прихожую и грубо вырвал обувь из ее рук. — Ба, иди там занимайся, чего тебе надо. Не трогай меня. Мне не до этого! — Ох, какой деловой… — она театрально всплеснула руками и покачала головой, затем сказала уже спокойнее: — Иди поешь хоть… Тимур подумал. Оценил, как мутно от голода у него в голове, и нехотя закивал, стал стаскивать пуховик. — А то вон… какой-то весь синий идешь… с притона своего. Там-то не кормили, да? — Ой, ба… Иди ты, честное слово… — он быстро прошел на маленькую кухню и устало опустился на стул. Бабушка сняла с накрытой полотенчиком сковороды крышку, положила ему омлет, налила чай. Парень, подперев рукой голову, смотрел в стену. Когда она поставила перед ним тарелку, стал есть, но его тут же замутило от нервозности. Бабушка села напротив и, хитро разглядывая нервное лицо внука, сказала: — Если таким голодным девчонка утром выпроваживает, что это будет за хозяйка? Это надо сразу понимать. А то будет, как твоя мама… Тимур медленно поднял на нее округлившиеся глаза и посмотрел, как нервнобольной. Бабушка хорошо считала его пограничное настроение и замолчала. Раздраженно выдохнув, юноша продолжил медленно есть густо начиненный помидорами и луком омлет. Ему вдруг стало даже смешно от того, как он может переложить эти бабушкины слова на свою ситуацию. Одно юноша знал точно: семье он о себе никогда не признается. Этого не существует даже как варианта. — Есть двести рублей до зарплаты?.. — опустив глаза в тарелку, мрачно проговорил он. — Есть. Но ты уж сиди — «до зарплаты»! Когда я у тебя деньги назад требовала? — бабушка, опершись на стол, встала, принесла тысячу рублей и положила на стол. — Спасибо, — кивнув, Тима быстро сунул купюрку в карман и, отставив пустую тарелку, отхлебнул побольше чая. — Ну а все-таки-то, — аккуратно начала бабушка. — Ты ее с нами познакомить не хочешь? Тимур поднялся, потягиваясь (тело опять сводило от стресса) и устало сказал: — С кем знакомить?.. С мамашей?.. О-о-о… — махнув рукой, он пошел скорее обуваться, боялся, что опять разругаются. В зале он поработал как следует. Очень хотел выплеснуть негативные эмоции и привести себя в форму. Тима под волной общей тревоги не мог отвязаться от мысли, что дело в его теле. Стоило ему забросить тренировки — тут же произошел регресс! Приседая со штангой, он с ужасом вглядывался в свое отражение в зеркале во всю стену. Как-то давно за обедом бабушка сказала ему: «Ты чем там в своем спортзале занимаешься? Лицо у тебя совсем обздрюхло». После Тимур часто, глядя в зеркало, вспоминал те ее слова. Он никогда не мог уловить изменения своей внешности: цифра на весах увеличилась, потому что он накачал мышцы или, наоборот, слишком расслабился? Щеки правда припухли или ему кажется? Он выпил вчера слишком много пива и это отёк? или же правда привес?.. Иногда парню казалось, что он умеет смотреть на себя только чужими глазами. Бывало, он мельком глянет на себя в зеркало в раздевалке: бицепсы налились силой, хоть кубиков под пухлым животом и не видно — зато грудак твердый и лицо… да нормальное лицо, красивое. А потом услышит что-то такое колкое от матери, бабушки, поймает смешливый взгляд какой-то девчонки и тут же в зеркале увидит все их замечания. И живот у него есть и икры толстые, как у женщины… Никуда не годится… Поверх фонка в наушниках звякнуло уведомление. Без сил плюхнувшись на пуфик в углу зала, Тима стер полотенцем пот со лба и промакнул руки. Рома написал «Привет». Парень даже проморгался. Отправил в ответ «прив». Заметил статус «печатает» и потянулся рукой к фляжке с водой, жадно отхлебнул, не отрывая глаз от экрана. Рома прислал: «Как ты думаешь, я плохой человек?». Тима не поверил и прочитал сообщение раз семь. Хотел записать голосовое, но подумал, что не знает, куда ему в зале сныкаться, поэтому в спешке, наскоро проверив, напечатал: «ты что ты нромальный. сорян я утром саказал тебе вышло страно. извиняй. ты вообще как хороши чел. Мне с тобой очеьн нравица». Когда Тима увидел, как сообщение в телеграмме пометилось двумя галочками, он даже губы облизал от нервозности. Парень ощутил, как у него словно открылось второе дыхание — опять хочется кинуться к гантелям, а лучше всего — полететь скорее к Роме! Ведь он ему написал! Значит, переживает, что обидел! А может, даже скучает! Но юноша не отвечал долго и все печатал-печатал. Тима пил много воды и промакивал полотенцем пот со лба. Майка у него совсем прилипла. Он ждал ответа уже больше пяти минут — и каждая последующая минута проходила во все большей нервозности. В какой-то момент парню даже стало неловко: неужели он там печатает простыню извинений?.. Да зачем это… Тимур хотел написать: «Все норм. Проехали. Давай на ночь зайду?», но пришло Ромино сообщение… И там были не извинения. Он написал длинный текст, который начинался так: «Конечно, тебе со мной нравится. Это все потому, что я удобный, да? Мной удобно пользоваться, когда хочется. Можно у меня переночевать. Можно со мной потрахаться. Можно поесть бесплатно. Это все очень удобно». Тима ощутил, как сердце стучит у него в ушах, а по затылку словно разливается что-то горячее. Дальше он не смог читать: буквы забегали невпопад. Почти не дыша, он скопировал текст (у него это не с первого раза получилось) и вставил в голосовой помощник, попросил озвучить. Тогда яндексовская Алиса продиктовала ему все эти страшные слова вслух… Дальше там еще было о том, как Ромой все время пользуются. И с каждой такой новой мини-информацией про какого-то большого злодея из его жизни Тима все больше сжимался и чувствовал себя так, будто все Ромино болезненное прошлое — это тоже его вина. Очнувшись, он быстро напечатал: «бля соре я непонял я нехотел типо что быты растроился. Затупил извени». Дальше разговор продлился недолго. Рома еще пару раз укусил парня за его недогадливость: «Приходишь, как к себе домой… Потом морщишься от моего вина. Не нравится — не пей. Это было обидно, знаешь. Мое любимое», а Тима продолжил на каждый выпад извиняться… Но закончили они на позитивной ноте. Словно закрыв свою потребность, Рома написал: «Ладно, увидимся на неделе. В следующий раз презервативы с тебя. И, учти, дюрекс и контекс — хуета. Бери нормальные». Тима отправил: «Ок» и просидел в оцепенении еще минут десять. Телу было тяжело от скакнувшего уровня кортизола в крови. Приложив немалое усилие, парень поднялся, стал разминаться, словно только пришел в зал. Сначала медленно, потом энергично. Пошел на дорожку и бежал, пока боль в легких не стала невыносимой. Юношу замутило, он пошел в туалет и проблевался. Вытерев рот туалетной бумагой, Тимур поморщился, дрожащими руками закрыл крышку унитаза, сел поверх и запрокинул голову к потолку. «И… че все это было?».