Самый хрупкий мальчик на свете

Следующая неделя была еще хуже. В первый день Тима не мог думать ни о чем, кроме вчерашней ночи. Написал Роме неловкое извинение, но он прочитал и не ответил. Тимур барахтался в чувстве вины, но погружался в него не целиком. Большее место в его сердце занимала злость. Злость на себя самого. Работая вполсилы, он с утра до вечера крутил в голове произошедшее и вспоминал подобное из прошлого. Он ведь и раньше так делал, но никогда не задумывался, что за такое может прилететь… Частенько уговаривал своих девушек на секс. Признаться, парень тогда с ними и сам не очень хотел, но считал, что должен перебарывать свою «не хочу» и злился, когда партнерши с чего-то вдруг показывали свои личные границы: «У меня нет настроения», «Давай в другой раз». Тогда он долго и занудно к ним цеплялся: «Ну че ты, ну давай, ты же хотела, сама пришла, че ты». Часто, устав от его напора (или даже испугавшись, поддавшись чувству долга-вины), они соглашались… Но на деле согласием это можно было назвать только с натяжкой. С Ромой вышло еще хуже. Это были даже не уговоры — парень игнорировал прямые просьбы остановиться. Сейчас Тиме хотелось успокоить себя: «Ну ему же всегда нравилось… Это ничем не отличалось от других разов… Хотел бы — остановил меня жестче… Откуда я знал — может, он так играл?». Но после таких аргументов в голове тут же всплывал тот замыленный взгляд Ромы. Тима помнил такие лица у ребят, которых он всерьез бил в первый раз. Этакие изнеженные домашние, которым даже нос ни разу не разбивали в кровь. У них была такая же реакция на насилие. Страх, перерастающий в немую неподвижность. Они никогда не пытались вырваться и убежать, только сжимались в комочек, беззвучно плакали. С такими было скучно. И Тимур щемил их в школе без азарта, лишь чтобы поправить свой авторитет. Вечером парень написал еще: «Бля я чесно обложался прости». В этот раз Рома долго не читал, а на другой день написал: «Привет. Как ты себя чувствуешь?». Когда пришло сообщение, Тимур сидел на кровати и лениво листал тиктоки, пытаясь отвлечься от тревожных мыслей. Без телефона в руках он теперь не мог провести ни минуты — стоило ему остаться наедине с собой, как его тут же рикошетило в фантазийные диалоги с Ромой. В них он долго и натужно объяснялся, а партнер молча слушал. Но сейчас, получив это сообщение, Тима потерялся. Все его аргументы посыпались. Что-то хотел сказать, мол, сильно скучал, поэтому не справился с собой… Что-то про свою тупость… И еще что-то было… Но сейчас в голове все смешалось и юноша лишь беспомощно смотрел на чат в телеграме. Сев на кровати, он стал глубоко дышать грудью так, как он делал в спортзале во время тренировок. Подрагивающими руками он написал: «Привет нормаль но но я переживаб». Тима заранее просчитал ответ Ромы. Он знал, что парень пишет это не из беспокойства за партнера. Это был крючок. Крючок номер два. Тимур теперь это так называл. Схема простая. Сначала Рома дает что-то очень теплое. Это выглядит как первый шаг к чему-то хорошему. Прямо как тогда, когда он будто бы показал свою уязвимость, написал: «Я плохой человек?» и Тима, не чуя подвоха, кинулся его успокаивать: «Ты что, ты лучше всех!». И только юноша проглотил наживку, как Рома дернул за крючок: твердо и аргументированно объяснил, кто здесь на самом деле плохой человек. Сейчас Тима легко отметил его фирменный заход: предварительно размягчить место, в которое собираешься ударить. От этого ощущения контроля над реальностью парню стало спокойнее — это не будет такой страшной неожиданностью, как в первый раз. Он готов. Когда Рома прислал огромный текст, Тима быстро скопировал его для воспроизведения в голосовой помощник. Слушая, дважды останавливал, чтобы справиться с эмоциями — все-таки он не до конца оценил свои возможности и теперь держал телефон мокрыми от пота руками. Рома сказал, что теперь ему плохо. Долго и длинно описал в деталях. Больше всего Тиме запомнилось: «У меня от тебя заболела голова и теперь будет болеть еще двое суток». От его педантичной точности юноша и сам ощутил, как у него закололо в висках. Еще там было что-то вроде: «Ты используешь меня, как тебе нравится… Вообще не думаешь, что делаешь… Я тебе чисто для разрядки, да? Выговориться и кончить? Нашел себе ведерко для слива эмоций?». Тогда Тимур впервые почувствовал на Рому обиду — еще неосязаемую и притупленную, но обиду. Даже ощутил порыв иронично переименовать его в телефоне на «Ведерко для слива эмоций». Это осуждение за попытку сблизиться ранило его больше всего. Юноше, наоборот, хотелось, чтобы они сломали этот невидимый барьер и стали говорить больше. Как ему казалось, над ними постоянно висело ощущение недоговоренности: он сам хотел что-то рассказать, но боялся навязываться, а Рома, кажется, в принципе боялся высказывать какие-то свои мысли… И в результате они копились и вырастали потом в такие жуткие сообщения. Но на чувстве обиды Тима долго не задержался — опять метнулся к чувству вины. Узнав из сообщения про каких-то «других», которые поступали с Ромой так же, он сразу же поставил себя с ними в один ряд и под тяжестью этой общей ноши, написал: «очень виноват извени что мне зделать?». «Не знаю…». Тимур долго отходил от эмоций. Почти не спал ночью. На следующий день перед работой вышел раньше, сел на заснеженную лавочку, закинул руки на спинку и, закрыв глаза от слепящего солнца, долго так сидел. Сил не было даже подносить вейп к губам. Видя только оранжево-красный свет через закрытые веки, парень пытался заземлиться, урывками слушал разговоры проходящих мимо людей. Через штаны ощущал холод снега и все время упирался в слабость тела. Как будто даже дышать было тяжело. Слыша только голоса людей, но не видя их самих, Тима додумывал их внешность. Доброй, извиняющейся интонацией одна женщина объясняла другой: «Выписали специальные ботинки. Вот, страшненькие, но, ничего, ношу». По хрусту снега оценивая скорость их шага, парень предположил, что это, наверное, бабушки. Так он сидел довольно долго. Потом выпихнул себя на работу. Эту неделю Тима опять игнорировал Артака. Даже на его сообщения теперь отвечал спустя долгое время. Но в пятницу ответил сразу… Может, зря. Артак ни с того ни с сего написал: «С Щучкой теперь тусишь?». Тимур узнал прозвище Ромы и отправил: «А тебе непохуй?». Он не ответил. Тима закрыл чат и зло подумал: «И так дерьмово — еще этот че-то хочет…». А на следующую неделю стало еще хуже, и Тима написал Артаку сам: «По пиву?». Тот ответил быстро: «Давай». Вечером, когда уже стемнело, они стояли во дворах за «Красным и белым». Артак, хоть и выглядел нервным, но быстро включил привычную пластинку — начал пересказывать Тиме все, что тот пропустил в колледже за эти полторы недели. Выходило, что ничего особенного. Парень слушал его через силу. Отметив в себе это усилие, он с раздражением подумал: «Мне с ним больше не интересно». Действительно, все выглядело так, будто слишком много воды утекло. Слишком сильно увеличилась пропасть между ними: Артак и понятия не имеет, что сейчас у Тимы на душе. Он даже пропустил мимо ушей вопрос друга: «А че, как у тя дела?», поэтому ему пришлось повторять. Покрутив рукой в воздухе, юноша неохотно отозвался: — Да так себе… Нечего рассказывать. Тогда Артак помолчал, а потом несмело (словно боясь пораниться) спросил: — Ты с Ромой гулял все это время?.. Тимур быстро изменился в лице (от унылого оно переменилось к раздраженному) и бросил: — Нет. Мы с ним посрались. — Хуя… — Артак округлил глаза: Тима никогда ни с кем не «срался» — только «давал пизды» и уходил. — А че он сделал? — Это я накосячил. Юноша удивился еще больше, помолчал, ожидая подробностей. Когда их не последовало (Тима стал нервно затягиваться вейпом и всем своим видом показывал, что дальше в эту тему не пойдет), Артак осторожно проговорил: — Слушай, я хотел тебе сказать все это время… — Ну?.. — Я знаю… Ты у него ночевал… — парень потупил взгляд, неловко перешагивая с одной кроссовки на другую. — Чего?! — Тимур выплюнул это слово так быстро, что вместе с ним вырвался весь его ужас. — Это… это неправда! — От тебя пахло его гелем, и в тот раз же ты к нему пошел… Ну я не тупой же… Тима внутренне сжался, даже пальцы на ногах больно напряглись. Он смотрел на друга, не мигая. — Тим, ты мог мне сказать… — мягко продолжил тот. — Чего?.. — беспомощно выдавил он. Артак медлил, не зная, какие слова подобрать, чтобы это прозвучало аккуратнее, а Тима чувствовал, как его спину облепил холодный пот: «Он только меня спалил? или сейчас признается, что… Бля…». — Тим, я хочу сказать, что мы давно дружим и ты… Ты… слушай, ты ведь мог пойти ко мне… — В плане?.. — Ну, когда тебе некуда пойти. Я понимаю, что у тебя дома очень тяжело… Знаю, что ты не любишь поднимать эту тему… Извини. Но, честно, если в другой раз тебе нужно где-то перекантоваться, ты же можешь мне написать… Мама вообще не против. Она про тебя спрашивает. Я знаю, что иногда у чужих проще просить помощи, но… Ты можешь на меня рассчитывать. Правда. Тима замер, не меняясь в лице. Только спустя полминуты он вдруг ожил, широко улыбнувшись, шлепнул Артака своей большой лапой по голове и ласково потрепал через шапку. Это было так странно, что юноша даже отступил на шаг назад. — Бля, спасибо, — быстро проговорил Тимур и выдохнул: — Это, ну, спасибо. Реально. Я это… Типа к нему ходил пару раз чисто перетерпеть, пока мать исполняет, да… Дальше вечер пошел хорошо. Пережив такую мини-истерику внутри себя, Тима сжег много стресса и теперь чувствовал себя приподнято. Они оживленно болтали обо всяком. В конце Артак даже осмелился еще раз выйти на эту тему: — А из-за чего вы посрались-то? — Да из-за хуйни… Но, знаешь, вообще он нормальный чел. Хочу с ним помириться типа… Ты не знаешь, кстати, может, он ходит куда? На общую тусовку, типа… Ну как тогда. Может, ты можешь еще раз эту штуку провернуть, чтобы я с ним пересекся, как бы случайно. — Ладно, я поспрашиваю пацанов… — сказав это, Артак почему-то погрустнел. Но Тима не заметил этого и, довольный, благодарно закивал.