Самый хрупкий мальчик на свете

Тима услышал, как в дверной скважине повернулся ключ, и открыл глаза. — Э! — он пихнул спящего Костю ногой в бок. Тот забурчал, но не проснулся. Тимур хмуро глянул в лицо пришедшего — это был молодой человек лет двадцати пяти или моложе, среднего роста, как Костя. Парень глядел на Тиму растеряно и, стоя в дверях комнаты в кремовом пальто, нерешительно стягивал кожаные перчатки. — Доброе утро… — с неловкостью произнес он. — Доброе… — интонация у Тима вышла совсем недоброжелательная. — Кость… — парень наклонился и тронул его за руку. — О, здорово, — вздрогнув от холодного прикосновения, Костя на миг открыл глаза, глянул на Матвея и, поморщившись, опять ткнулся носом в подушку. — Ты чего пришел? — Ну там… — парень замялся, еще раз покосился на Тиму и, нервно покусав губы, строго сказал: — Пошли на кухню. — Ну ща-а-ас… — Костя тяжело вздохнул и, лениво поднявшись, натянул шорты. Матвей снял шапку, и Тима удивился цвету его волос — они были чисто белые. Юноша тут же вспомнил, что уже видел его — тогда в колледже. Они вдвоем пошли на кухню, но Матвей то ли не сдержал своего гневного порыва, то ли специально решил сказать во всеуслышание, поэтому начал еще в коридоре: — Это кто? — Неважно… — Наплетешь мне, что он твой друг, да?.. — Нет. Он мой враг вообще-то. Матвей тяжело вздохнул, а дальше они закрыли дверь и ничего не было слышно. Минут через десять парень ушел, а Костя, недовольный, вернулся в комнату и потянулся. Тима, одетый, сидел на кровати и вдруг, смешливо скаля зубы, бросил: — Красивый он пиздец, да? — Ой бля, худшее, что ты мог сказать сейчас… — юноша закатил глаза и стал проверять чаты в телеграме. — Ёбырь твой? — Хуже… Брат. — А я догадался. Вы с ним, это, похожи. — Да не похожи мы… — устало ответил Костя. — Есть пойдешь? — Ну погнали. Че он сказал-то? — Насчет? — Костя ответил, когда они уже были на кухне: сам он открыл холодильник и стал озадачено пялиться на полупустые полки, а Тима сел за заваленный грязной посудой квадратный белый стол. — Ну он же недовольный, что я здесь типа… — Он по жизни недовольный, знаешь… — мрачно ответил юноша и взял с двери несколько яиц. — Часто тебя с мальчиками палит, да? — С тобой, вон, первый раз. Но ему хватит и раза — он все выводы сразу сам делает. До него не достучишься. — Понятно. А че он приходил-то? — Да палит меня постоянно, — Костя с трудом нашел, где приткнуться, на заставленной посудой столешнице и стал взбалтывать яйца. — Старший… вот и… играет в старшего. Надоел. Лезет все время… когда не просят. Вон он, типа, сказал продуктов мне купит… И специально, блин, пришел без предупреждения… Мог бы сразу тогда продукты притащить. Нет. Пришел чисто спалить. Специально с утра еще знаешь, мол, хотел проверить, что у меня есть и вечером принести… Но я-то знаю. — А че он палит-то? — Ой, да это долгий разговор, — Костя поджег плиту, достал черную чугунную сковородку и, от души плеснув масла, вылил туда желтую яичную жижу. — Насчет этого, что ты такой крашенный и вот это все? — Ага… — Костя повернулся, лицо у него было совсем кислое. — Самое тупое, знаешь, что вот он такой человек, понимаешь… Вот ему вечно что-то не нравится. Он же сам гей и чего-то все до меня докапывается. — Правда? — Тима даже брови вскинул. — А, да, помню… Я тебя раз в толкане прессовал, ты ж тогда спизданул что-то, мол, у тебя брат гомик. — Я уже не помню… Это я тебе так угрожал что ли? — Костя вдруг улыбнулся. Тима тоже сверкнул зубами. — Ну ты там че-то давил, типа, что вот уважаешь таких ребят. Хз… Тебя несло там, как обычно. Но ебать он красивый, конечно. У него лицо такое… Он прям топ-модель, секс вообще. Я таких только в порнухе видел. — Тима заметно оживился, даже губы облизнул. — Ты точно не приемный? Как ты, такой бедолага, с ним уродился? — Бля, да иди ты нахуй. Фу. Он мой брат… ты, блядь, фу… Успокойся, у него, вон, парень есть. В голове у Тимы вдруг стрельнуло: «У меня тоже… был», и все вчерашние переживания накрыли его с новой силой. Секунду назад он смеялся и словно не помнил, а тут помрачнел и почувствовал, как грудь больно сдавило. Костя не заметил этого переключения и поставил перед ним яичницу, сам сел с противоположного края, но тарелку пристроить было некуда, поэтому он стал есть, держа ее в руках. Тима сжал вилку и, ощутив неприятную горечь во рту, недовольно сказал: — Чай-то налей, блин, хозяин. Гостя кормишь или как? Костя с выдохом поднялся и поставил чайник. Тимур стал есть, но вкуса он не чувствовал и жевать было как-то лениво. Парень испытывал не столько слабость, сколько именно скуку и непонимание, зачем это делать. Ел, но чувствовал, как будто бы это уже не имеет никакого смысла. Вдруг он поморщился и отставил тарелку на стол. — Бля, ну ты и повар, нахуй. С какой-то слизью сверху. Крышкой, бля, надо закрывать. Вон у меня бабушка всегда накрывает — у нее нормально выходит. Поучись что ли. Костя посмотрел на него хмуро, в его серо-голубых глазах на мгновение блеснули стыдливость, неловкость, уязвленность, но только на мгновение — в следующую секунду парень посмотрел на Тиму зло. — Хватит, — холодно бросил он. — Чего? Я неправду что ли говорю. — Тебя эту правду не спрашивали. Тебе дали — ешь. Не нравится — не ешь. — А че ты слушать не хочешь — обиженка? Оскорбился что ли? Ущемился, да? — Тима криво улыбнулся, почувствовал, как внутри у него что-то поднимается. Костя резко вскочил, схватил тарелку парня и со звоном отправил ее в раковину. — Иди нахуй! — громко крикнул он, указывая на дверь. — Да че ты как телка… Слушать советы не умеешь… — Тимур вцепился в табурет, словно ожидал, что юноша будет его с него стаскивать. — Иди нахуй! Пришел, блядь, ко мне… Че-то недоволен еще. На моей кухне сидит, че-то мне предъявляет. — Это не кухня, бля, помойка нахуй, — парню даже не нужно было подбирать слова — все они быстро выпрыгивали сами. — И че ты тогда на помойке сидишь?! Вали! — Костя разозлился не на шутку и хотел было правда тронуть юношу, но тот сам вскочил и быстро пошел в комнату, схватил рюкзак и стал одеваться в прихожей, попутно цедя сквозь зубы: — Истеричка конченная! Готовить научись, блядь, тогда тебе никто ничего говорить не будет. Через минуту Тима, голодный и помятый, уже насасывал вейп под подъездом. «Долбоеб. Ничуть не поменялся за год…» — продолжал накручивать он. Из мыслей парня вырвал телефонный звонок: на работе интересовались, где его носит… Сначала он хотел отмазаться «заболел», но все же решил пойти. Весь день провел в полубреду. Тимуру казалось, что он во сне. Копаясь в машинах, юноша крутил в голове вчерашние события и все время разыгрывал сцену объяснения с Ромой. И в каждой такой фантазии он из шкуры вон лез, чтобы рассказать ему о том, какую рану в нем оставили его слова, — а Рома стоял и молча слушал с каменным лицом. Почему-то Тима даже в своей голове боялся услышать его ответ. Домой парень пришел выжатый как лимон, но бабушка добавила еще — зарядила порцию нравоучений прямо с порога: «Ничего дома не делаешь, только шляешься», «Не ночуешь, не звонишь», «Очень взрослый стал, да? Тогда делать что-то начни». Тима лениво попререкался с ней и пошел спать. Долго крутился, а утром проснулся совсем разбитый. Ему снилось, как он, лежа в кровати, проверил звякнувший телефон — а там Рома извинялся и звал обратно. Писал, что был на нервах и теперь хочет увидеться и все объяснить. Тимуру во сне стало так хорошо, что он заулыбался. Проснувшись, парень не сразу открыл глаза и какое-то время пролежал с закрытыми. Из-под век медленно катились слезы. Тима понимал, что все это не по-настоящему, но приходить в себя, проверять телеграм и убеждаться в этом — сил у него не было. Постепенно печаль перешла в злость, но злость не на Рому, а на самого себя. Тима очень давно не плакал и сейчас проклинал свой организм за эту слабость. Ткнувшись носом в подушку, он попытался успокоиться и через минут десять действительно сел на кровати, стал тереть распухшее лицо. Потянувшись к телефону, юноша даже дыхание задержал, но на экране не высветилось ни одного оповещения из телеграма и что-то внутри опять ухнуло куда-то вниз. Опасливо выглянув из комнаты, Тима разобрал шкварчание сковородки и тихо прошел в ванную. После душа ему стало чуть легче. На кухне мама нарезала капусту для щей. С высоты своего роста Тимур из-за ее плеча глянул, как она быстро стучала ножичком, и, пытаясь размять затекшие от стресса плечи, опустился на стул. — Доброе утро! — Угу… — подперев кулаком щеку, парень разглядывал улицу за окном — за ночь опять навалило снегу. Мама поставила перед ним тарелку с драниками и сметаной. — Кофе, чай? — Давай чай… — взяв вилку, парень раздавил один драник и сунул половину в рот — аппетита совсем не было. Мама быстро поставила перед ним граненый стакан и продолжила готовку. — День трезвости, да? — Я почти не пью в последнее время, Тима, вот ты редко дома бываешь и не замечаешь… — Да часто я бываю, а все равно незаметно… Толку от твоего дня трезвости, если у тебя за ним недельный запой. — Не придумывай. Не было у меня такого очень давно. — Да ты просто не помнишь, потому что у пьяной мозги отключаются. — Что ты ко мне с утра прицепился? — выдохнув, беззлобно спросила мама. — А ты ко мне все время цепляешься, а мне, типа, нельзя? — он закончил с драником и запил чаем. — Сейчас-то зачем начинать?.. Вот сам начинаешь — ты заметь! — не оборачиваясь, она стала чистить картошку. — Да иди ты. Ты один раз в жизни че-то сделаешь по дому, потом будешь и мне, и бабке весь месяц об этом напоминать. — Придумываешь на ходу… — Ага-ага, на той неделе колбасу свою притащила, потом три дня ныла, что твое всё съели — давайте деньги! — Тим, — мама глянула на него через плечо и многозначительно подняла брови: мол, что ты как маленький капризничаешь. — Ты где позавчера ночевал-то? — Тебе-то че?.. — Я же не знаю, где ты ходишь… Бабушка вон волновалась. Ночь всю тебя ждала. Маму Артака разбудила. — Ой, бля… — Или ты, там, жениться собрался? Если девочка так просто к себе пускает — на ней жениться нельзя. Ты подумай — она же кого угодно так пустит. Будешь потом рогатый ходить. И смотри, чтобы она из приличной семьи была. У нас тут не богадельня. Сами на этих квадратах еле помещаемся. Если она без квартиры — надо умным быть Тима — искать с квартирой. — Бля-я-я-я, — устало протянул парень себе под нос и отодвинул тарелку. В другой день он бы поднял крик, выматерил бы ее от души, но сегодня во всем теле была такая слабость, что даже языком ворочать не хотелось. Вскочив, он стал собираться в спортзал. В дверях его поймала мама и сунула ему пятьсот рублей. — За че это? — хмуро спросил он. — Ну просто. Получку получила позавчера, — она улыбнулась, поправляя парню капюшон. — Да зах даешь? Все равно потом назад просить будешь… — нервно поиграв скулами, Тима ушел от прикосновения, но деньги все же в карман спрятал. В зале стало только хуже: делая подход за подходом, Тима старался концентрироваться на фонке в наушниках, напряжении в мышцах, но сколько он ни пытался это делать — его все время перебрасывало назад в мысли о Роме. Да и смотреть на себя в зеркало было противно — сегодня Тима казался себе особенно толстым. Покрутив головой — на него точно никто не смотрит — парень тронул свой живот через налипшую мокрую футболку и поморщился. «Конечно, он тебя послал. Как он тебя вообще терпел раньше?» После тренировки и душа Тиме в раздевалке стало совсем тошно — он вспомнил, как здесь впервые заметил Рому. Закусив губу, парень быстро вытащил телефон и, пока решимость не угасла, открыл их диалог, застрочил сообщение. Написал быстро и отправил: «Слуш извини что я пришел тгда хочешь увидитьчя? приду когда хочеьш». Потом занервничал, стал вглядываться в текст и исправлять ошибки. Рома был онлайн, но сообщение не читал. Ожидая ответа, Тима нервно дергал ногой. Сначала его догнало чувство вины за его позавчерашний непрошенный визит: кажется, это правда было очень грубо. Ведь Рома предупреждал его, как ему важно личное пространство, а он притащился… Еще и девушка его могла что-то не то подумать… Подставил его короче. А все потому что слабый. Не умеет справляться со своими проблемами сам. А сейчас к этому стыду добавился еще и стыд за импульсивное сообщение: «Блядь, надо было хоть подождать, пока он там успокоится… Хотя, вдруг он подумает, что мне все равно… А вдруг он сожалеет… Я часто людей захуй-нахуй посылаю, но я ж не хочу, чтобы они уходили… Вдруг он ждет, чтоб я пришел…» Но судя по всему Рома не ждал — ответа так и не было. Болтаясь по городу в одиночестве, Тима хотел зайти на трубы и прицепиться к кому-то из своих: пары уже закончились, так что можно было ловить парней в городе. Но вдруг ему подумалось, что там обязательно будет Артак: светить перед этим «психологом» своим кислым лицом не было никакого желания — казалось, что он тут же все поймет и обязательно скажет ему что-то больнючее, мол: «Променял кента на ёбыря, а он тебя кинул да? Ну так тебе и надо!» Полистав переписки в телеграме, Тима вдруг сделал нечто совсем странное, написал своей бывшей девушке Вике: «Прив. Че делашь ща?» Отправив сообщение, он представил, как придет к ней, как раньше: они лягут на диване у ноута, будут угарать над каким-нибудь обзором шоу «Беременна в 16» и потягивать пиво. В целом ему с Викой нравилось, пока она не начинала его трогать и лезть целоваться. Тогда он примерял на себя роль альфа-самца и становилось противно. Жалко, что нельзя было просто сказать: «Да нахуй, давай лучше досмотрим…» От нее ответа долго ждать не пришлось — на экране тут же высветилось: «Номером ошибся? Нахуй сходи». Закатив глаза, парень сунул телефон в карман и стал вейпить. Вечерело и мороз начинал покусывать пальцы ног, поэтому он пошел домой. Но дома тут же понял: лучше бы погрелся где-нибудь в ТЦ и двинул дальше — потому что тут опять было не спокойно. Тима быстро скользнул в свою комнату, стараясь не вслушиваться в крики мамы и бабушки с кухни. Юноша понимал, что трезвость матери не причина для мира. Они просто обмениваются ролями в такие моменты. Теперь бабушка нападает и читает ей нравоучительные лекции. С пьяным человеком такое делать — себе дороже, а вот трезвому можно нервы трепать спокойно. В комнате Тима опять проверил диалог с Ромой — ни ответа, ни привета, как говорится. Тогда он, покусав щеки изнутри, вдруг написал Косте: «Ты несказал спасибо за пиво чмошьник». Парень вдруг криво усмехнулся — прямо над этим сообщением висело его последнее прошлогоднее: «Обарачиваися уро д». Но Костя ответил без кровожадности: «Ты не сказал спасибо за вейп». Тима подумал и написал: «спасибо» И Костя тоже написал: «спасибо». Вспомнив про новую жижу, Тима достал ее из рюкзака и, заправив, немного попарил. Вкус ему понравился. Выдохнув, он подрагивающими пальцами написал: «хочеш я в след раз сам яцйа пожарю?» Отправив это, парень даже сглотнул: как бы ни выглядело это предложение со стороны, для него оно целиком состояло из уязвимости. Когда оповещение звякнуло, Тимур даже выждал пару мгновений, прежде чем проверить его. Костя ответил лаконично: «забились повар».