Кайл в цепях

      В доме Картмана было темно и тихо, когда мы вошли через парадную дверь. Ранее он упоминал, что его мама уехала из города в «деловую поездку». Я не стал выпытывать подробности. Шли мы сюда молча. Прогулка помогла мне немного проветрить голову, и мне удалось избавиться от стояка, благодаря тому, что затянувшийся привкус желчи в задней части моего горла был совершенно отвратителен. Оставив ключ в двери, которую он запер за нами, Картман прошел мимо меня и поднялся по лестнице.       — Ну, раз уж я весь в жидовской блевотине, пойду приму душ. Думаю, ты сможешь воспользоваться им, когда я закончу, если захочешь. А пока займись собой и свари кофе. И постарайся, чтобы тебя снова не стошнило: у нас только что перестелили пол на кухне.       Его голос немного затихает, когда он поднимается по лестнице, но я улавливаю суть его наставлений. Я послушно прошёл через гостиную на кухню и включил кофеварку, изо всех сил стараясь не думать о Картмане в душе наверху. Когда кофе стал капать в кофейник, я приблизился к раковине, чтобы плеснуть холодной водой себе на лицо. Глаза ужасно свербели; я давно так не плакал. Дурацкое виски.       Обычно я не пью кофе, но мне неистово не терпится «просохнуть», прежде чем я снова сделаю или скажу какую-нибудь глупость. Я наливаю себе кружку чёрного кофе, добавляю немного воды из холодного крана, чтобы его разбавить. Когда я уже допиваю, то в дверном проёме кухни появляется Картман. Его волосы ещё мокрые после душа; на нём шёлковая бордовая пижама — ему очень идёт этот цвет. Я бессознательно облизываю губы, стараясь не пялиться. Мне нужно взять себя в руки. Как раз, когда я собираюсь налить себе ещё одну чашку кофе, подходит Картман и осматривает меня с ног до головы.       — У тебя одежда мокрая.       Я опускаю взгляд на себя. Он прав: моя рубашка и джинсы всё ещё влажные с того места, где я сидел на снегу. Картман пожимает плечами и начинает готовить себе чашку кофе. Он намеренно не смотрит мне в глаза. Помощь «еврею» в трудную минуту, должно быть, сильно ущемляет чувство гордости Картмана.       — Можешь повесить её где-нибудь сушиться, если хочешь, мне всё равно где. На обратной стороне двери ванной висит футболка, которую ты можешь пока надеть. Она, наверное, будет тебе великовата, но, думаю, это лучше, чем когда твоя тощая еврейская задница бегает по моему дому голой.       Я нахмурился: я не тощий. Я играю в баскетбол с девяти лет, и — хотя худой — у меня есть определённый мышечный тонус; его мало, но он определённо есть. Я подумываю высказать эти мысли, но сейчас мне действительно не до споров. Когда я поворачиваюсь, чтобы идти наверх, Картман снова говорит.       — О, и под раковиной в ванной есть запасная зубная щетка, если хочешь избавиться от привкуса виски, рёбер и рвоты во рту.       Интересно, Картман специально так заботлив, чтобы напугать меня? Или, может быть, он просто делает это, чтобы побольше пошутить о том, что меня на него стошнило? Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на него — он по-прежнему стоит ко мне спиной. Это самое долгое время, которое я когда-либо видел, чтобы кто-то наливал кофе в чашку. Я не совсем уверен, что сказать.       — Эээ… спасибо…       Картман прочищает горло, прерывая меня.       — Уже поздно. Тебе стоит поторопиться и принять душ.       Он явно не хочет, чтобы я его благодарил, поэтому я решаю сотрудничать и поднимаюсь наверх в ванную. Когда за мной закрывается дверь, футболка, о которой мне говорил Картман, падает с вешалки на обратной стороне двери. Я поднимаю её и бегло осматриваю. Не люблю носить синее, и она, наверное, будет мне велика, но, как ни странно, с нетерпением жду, когда смогу её надеть. Я вешаю её обратно и начинаю расстёгивать рубашку. Та часть меня, которая опасается Картмана, хочет, чтобы я проверил комнату на наличие скрытых камер, прежде чем раздеваться — решаю проигнорировать эту мысль. По крайней мере, если Картман тайно снимает меня голым, чтобы потом использовать эти кадры для шантажа, у него будет видеодоказательство того, что я явно не такой тощий, как он думает.       Сняв рубашку и джинсы, я убираю пару полотенец с подогреваемой вешалки для полотенец, чтобы повесить одежду. Когда собираюсь снять боксеры, понимаю, что они тоже довольно мокрые после пребывания на снегу. Я вешаю их рядом с одеждой, однако сомневаюсь, что они высохнут к тому времени, когда я закончу принимать душ. Я осторожно ступаю в ванну и включаю воду. Горячая вода льётся на меня каскадом, и я снова начинаю чувствовать себя нормально. Я беру брусок мыла с края ванны. Начинаю намыливаться, и меня осеняет, что Картман только что был здесь голым и, возможно, использовал этот самый кусок мыла, чтобы помыться. Какой бы притягательной не была эта мысль и как бы отчаянно мне не желалось разрядки после проведённой ночи, я не хотел бы дрочить в ванной Картмана. Вместо этого я решил тщательно вымыть «маленького Кайла» и пообещал, что уделю ему так необходимое внимание, когда только вернусь домой.       Я вытираюсь одним из полотенец, которые снял с вешалки ранее, и снимаю большую синюю футболку Картмана с задней двери ванной. Я вдыхаю аромат материала, когда надеваю её через голову; она пахнет лавандовым смягчителем ткани, имбирным пряником и «Сырными шариками» — она пахнет Картманом. Мне противно от того, что я это знаю. Я как какая-то обморочная фанатка! Когда я правильно надеваю футболку, рукава доходят до локтей, а подол — чуть выше колен. Это больше похоже на пончо. По крайней мере, я могу обойтись без нижнего белья.       Я открываю дверцу шкафа под раковиной и удивляюсь, когда на пол ванной вываливается дюжина или около того зубных щёток в упаковке. Я быстро выбираю зелёную щетку как свою собственную, а остальные заталкиваю обратно.       Никогда в жизни я не был так счастлив чистить зубы. Использовав примерно полтюбика зубной пасты и немного ополаскивателя для рта Картмана, я наконец-то снова чувствую себя нормально. Пока я чистил зубы, мне пришло в голову кое-что странное — сегодня вечером я поцеловал парня прямо на глазах у Картмана, и он до сих пор не сделал по этому поводу никаких уничижительных замечаний. То есть, он посмеялся над тем, что Стэн смутился, а Венди разозлилась, но он ничего не сказал обо мне и о том, что я сделал. Я думал, он хотя бы назовет меня педиком или что-то в этом роде. Это странно, но в то же время интригующе.       Интересно, Стэн всё ещё злится на меня… Вдруг в кармане моих джинсов пикает мобильный телефон. Я снимаю джинсы с вешалки для полотенец, достаю мобильник и вижу сообщение от Стэна:       «ТЫ ДОБРАЛСЯ ДОМОЙ? — СМ».       Я слегка вздрагиваю: это действительно жутко, когда ты думаешь о ком-то в тот момент, когда он звонит или пишет тебе. Я быстро отправляю ему ответное сообщение, затем выключаю телефон, кладу его обратно в карман и бросаю джинсы на вешалку:       «ДА, СПАСИБО. НАДЕЮСЬ, Я НЕ ИСПОРТИЛ ТЕБЕ ВЕЧЕР. ИЗВИНИ — КБ».       Я мог бы подробно рассказать о возвращении домой с Картманом, но сомневаюсь, что Стэну это сейчас интересно, а Картману я пообещал, что никому не скажу, что он мне помог. Убрав всю воду, которую я пролил на пол в ванной, я кидаю мокрое полотенце в корзину для белья и спускаюсь вниз. Картман сидит на диване в гостиной, в руках у него чашка кофе. Комнату освещает только абажур в углу комнаты. Как уютно. Когда я пересекаю комнату и подхожу к дивану, замечаю, что Картман смотрит прямо на меня и ухмыляется, из-за того, что его футболка на мне висит. Я закатываю глаза, признавая это, и опускаюсь на диван рядом с ним.       — Почему у тебя в ванной так много зубных щеток?       Он вздыхает.       — Мама хранит их для своих «джентльменов».       В его голосе звучит некоторое недовольство, и мне вдруг становится его жаль. Нелегко иметь мать-городскую шлюху. Видимо, он ожидал, что я сделаю какое-нибудь умное замечание, так как он быстро продолжает говорить.       — Кстати, о мамах, я только что говорил с твоей. Рассказал ей, что ты пришёл ко мне от Стэна, чтобы помочь с учёбой и что мы заснули. Она просила передать, чтобы ты пришел домой рано утром для введения своего инсулина. Я забыл, что у тебя ебучий диабет. Неудивительно, что тебя стошнило. Хуй знает, что с тобой сделал этот алкоголь.       Я подумываю о том, чтобы сказать, что алкоголь не влияет на диабет, но могу поклясться, что в его голосе звучит лёгкое беспокойство, поэтому я ничего не говорю. Наступает тишина, пока Картман потягивает свой кофе.       — Слушай, Картман, я просто хотел сказать спасибо за…       — Не смей говорить мне слово на букву «С», Брофловски!       Я немного шокирован резким парированием. Он не смотрит на меня, а, скорее, в свою чашку с кофе, быстро проглатывает оставшееся содержимое на дне и, наконец, смотрит на меня. Его лицо лишено эмоций.       — Скажем так, ты мне должен.       Я киваю, когда Картман заметно расслабляется после своей вспышки гнева. Он наклоняется вперёд, чтобы поставить пустую чашку на журнальный столик перед нами. Когда он садится обратно, кажется, что он каким-то образом придвигается ближе ко мне. Я чувствую тепло его тела, и в моей голове внезапно проносятся образы обнажённой плоти — чувствую знакомое покалывание и немного отстраняюсь от него.       — Э… итак, чем я могу отплатить тебе?       Наверное, это не самая лучшая тема для разговора, которую я мог бы выбрать. Картман смотрит на меня таким взглядом, который будто говорит мне, что он собирается сделать что-то, что сильно меня разозлит. Он делает вид, что глубоко задумывается: глаза устремлены вверх, он поглаживает подбородок.       — Сегодня я оказал тебе много услуг, Кайл. Я оставил бесплатную выпивку и еду, чтобы позаботиться о твоей пьяной заднице. Тебя стошнило на меня, и я забыл об этом, хотя ты сделал это на мою любимую ебаную куртку. Я разрешил тебе воспользоваться моим душем, пить мой кофе и надеть мою одежду. И самое главное, я спас тебя от гнева твоей очаровательной матери. Что я могу хотеть от тебя в обмен на все это? Что я могу хотеть от Кайла? Давай посмотрим…       — Просто выкладывай, Картман!       Я срываюсь, потому что он успешно меня заводит не только напоминанием о том, каким мудаком я себя выставил сегодня вечером, но и зловещим качеством его низкого тягучего голоса. Я практически чувствую, как дёргается мой член, когда он смотрит мне в глаза, и на его суровом красивом лице появляется безумная ухмылка.       — Ты всё ещё девственник, Кайл?       — Что?!       Мои глаза чуть не выпали из орбит. Не могу поверить, что он только что спросил меня об этом, особенно таким тоном. Я вдруг осознаю, что на мне нет нижнего белья, и сдвигаюсь на диване. Картман смотрит на меня так, словно не может понять, почему я не могу ответить на такой простой вопрос.       — Простого ответа — «да» или «нет» — будет достаточно, Кайл.       Картман ухмыляется ещё шире, когда я краснею и отворачиваюсь. Ему это чертовски нравится. И, как оказалось, мне тоже.       — Да.       — Понятно. Интересно…       Я подпрыгиваю, когда одна из рук Картмана скользит вверх по моему колену и нежно сжимает его. Другая тянется к моему подбородку и поворачивает моё лицо обратно, чтобы взглянуть на него.       — В таком случае это то, чего я хочу.       — Прости?       Усмехаясь, Картман приближает своё лицо к моему так близко, что кончики наших носов соприкасаются. Его тёмные глаза горят удовольствием от озорства, когда они заглядывают в мои зелёные. Его дыхание горячо и ароматно прижимается к моим губам, когда он говорит.       — Я думаю, это самое малое, что ты можешь для меня сделать. Я хочу попробовать твою маленькую еврейскую вишенку, Кайл.       Сердце замирает в груди, когда его хватка на моём колене слегка ослабевает. Как бы мне не было жарко от этого и как бы мне не хотелось, чтобы он был таким, я знаю, что он не серьёзен. По его дразнящему выражению лица я понимаю, что он просто пытается меня напугать, однако в эту игру могут играть двое. Улыбаясь соблазнительно, я делаю глубокий ровный вдох, прежде чем ответить.       — Давай.       Ухмылка Картмана мгновенно исчезает, и он отпрыгивает от меня, как будто я только что укусил его.       — Какого хрена?       Он выглядит совершенно ошеломлённым. Мне нравится эта игра. Хотя часть меня — та часть, которая всё ещё навеселе и невероятно возбуждена — задаётся вопросом, смогу ли я убедить его «попробовать мою вишенку», как он выразился, правда ли я хочу, чтобы Картман был моим первым разом? Я быстро соизмеряю ценность своей девственности с тем, как сильно я хочу, чтобы Картман выебал меня. Без вариантов.       — Ты меня слышал. Если ты этого хочешь, бери. Она твоя.       Картман смотрит на меня так, будто я выжил из ума.       — Я пошутил, Кайл!       — Я не шучу.       Я почти не могу поверить, что делаю это, но если в конце концов я получу то, что хочу, то мне будет всё равно. Однако мне приходит в голову, что я подвергаю себя риску; хотя у меня и были подозрения, я понятия не имею, является ли Картман хотя бы отдалённо геем, и он вполне может выбить из меня дерьмо за то, что я так к нему пристаю. С другой стороны, мне бы это, наверное, понравилось, так что для меня это практически беспроигрышная ситуация. Судя по его глазам, я не думаю, что он находит эту идею такой уж отталкивающей.       — Ты… серьёзно?       — Я серьёзно.       Он смотрит на меня настороженно.       — Ты пьян.       Я надулся на это.       — Я не пьян! И что в этом такого? Не говори мне, что ты чувствовал бы себя виноватым за то, что воспользовался мной, потому что это чушь. Ты никогда ни за что не почувствуешь себя виноватым.       Сладко улыбаясь, я жую нижнюю губу, медленно приближаясь к Картману. Его тело слегка напрягается, когда я обхватываю его за плечи и прислоняюсь к нему, стараясь выглядеть как можно более невинным, глядя ему в глаза.       — Разве ты не хочешь? — мурлычу я.       Картман открывает рот, чтобы ответить, но из него не вырывается ни звука. Он выглядит очень испуганным. Это весело.       — Простого ответа — «да» или «нет» — будет достаточно, Картман.       Не в силах оторвать взгляд от моего лица, он поднимает бровь, когда я передразниваю его прежний тон. Мне кажется, его лицо покраснело, но при таком тусклом освещении я не могу этого точно определить. Внезапно почувствовав себя очень смелым, я кладу свободную руку на центр груди Картмана и скольжу вниз по его передней части, пока не дохожу до эластичного пояса его пижамных штанов. Он подпрыгивает и издает короткий писк удивления, когда я провожу пальцами по растущей выпуклости.       Я внезапно радуюсь, что освещение плохое, так как чувствую, что моё лицо тоже покраснело. Не могу поверить, что он действительно возбуждается от того, что я делаю: ведь я едва прикасаюсь к нему. Тем не менее я не могу позволить себе испортить это, внезапно застеснявшись, поэтому я тихонько хихикаю, поглаживая затвердевшую область во второй раз.       — Я расцениваю это как «да».       Я поворачиваю шею в сторону, чтобы лизнуть и пощипать мочку его уха — очевидно, это очень приятно, хотя не могу сказать наверняка, так как никто никогда не делал этого со мной. С губ Картмана срывается дрожащий вздох. В ответ я медленно опускаюсь на его бёдра и наклоняю лицо вниз, чтобы поцеловать его шею. Я скольжу руками вверх по его торсу и ласкаю ладонями его плечи. Его плечи охуенно приятны на ощупь, и я выражаю это стоном, когда мои зубы нежно касаются кожи шеи Картмана.       Вдруг я чувствую руки Картмана на пояснице, и он притягивает меня ближе к себе. Это всё хорошо, но мне бы очень хотелось, чтобы он был более увлечен тем, что мы делаем. Это доминирование — довольно забавная штука, но я бы предпочёл, чтобы он всё контролировал. Прижавшись к его промежности, чтобы дать ему понять, что я так же заведен, как и он, я потянулся, чтобы расстегнуть верхнюю пуговицу его пижамной рубашки. Заметив это, он внезапно хватает мои руки в свои, останавливая мои действия. Я отстраняюсь и смотрю ему в лицо. Его глаза пылают желанием, но в то же время он выглядит немного скептично.       — Почему ты хочешь сделать это со мной?       Вполне разумный вопрос, на который я даю вполне разумный ответ.       — Потому что думаю, что это будет круто.       Картман долго смотрит на меня, как бы сканируя на предмет неискренности. Он ничего не находит — я так сильно хочу этого, что мне страшно. Я хочу, чтобы он взял меня прямо здесь, на этом диване, и трахал меня до тех пор, пока я не истеку кровью и не буду кричать его имя. Мои глаза, кажется, эффективно передают это, так как Картман медленно расплывается в злобной улыбке.       — Можешь не сомневаться, так и будет.       Конец разговора.       Прежде чем я успеваю подумать, язык Картмана вторгается в мой рот. На вкус он как кофе и зубная паста, но это сочетание пиздец как вкусно, как по мне. Я также целую его со страстью, о которой даже не подозревал, и слышу его стон в ответ. Его руки тянутся к моей заднице, чтобы сжать её, пока я расстёгиваю пуговицы на его рубашке.       Когда я уже наполовину закончил, меня внезапно переворачивают на спину на диване. Картман набрасывается на меня сверху, прижимает меня к подушкам, и наши губы снова встречаются. Мои ногти впиваются Картману в плечи, когда он опускается на мои бёдра и скользит рукой по внутренней стороне бедра. Когда она достигает вершины, я чувствую, как губы Картмана кривятся в улыбке на моих. Я шиплю и откидываю голову на спинку дивана, пока он экспериментирует с поддразниванием моего члена. Кажется, что я целую вечность ждал, когда эти пальцы коснутся меня вот так.       Мне это так нравится, но простой ласки недостаточно, чтобы удовлетворить меня. Картман, наверное, просто не понимает, чего я хочу — придётся тонко намекнуть. Я прерываю поцелуй.       — Тебе обязательно быть таким пиздец нежным? Я не буду ломаться, чувак.       Вот тебе и тонкий намёк. Картман хмурится в замешательстве, потом понимает, что я имею в виду, и смеётся.       — Значит, благовоспитанный еврей любит немного грубости, да?       Я киваю с излишним энтузиазмом.       — Я люблю грубые вещи.       Недосказанность века. Снова смеясь, Картман проводит пальцами по моим волосам, крепко прижимаясь ко мне.       — Насколько сильно любишь?       Я ухмыляюсь.       — Выкладывай, что у тебя есть, и я тебе скажу.       Не помню, когда в последний раз я видел, чтобы Картман выглядел таким довольным.       — Ну, тогда, если ты настаиваешь…       Я вздрогнул, когда Картман схватил мои волосы и грубо притянул моё лицо к своему. Он целует меня достаточно сильно, чтобы вырвать дыхание из моих лёгких, прикусывая губу, пока знакомый медный вкус не заполняет мой рот. Он делает несколько сильных движений по моему стволу, а затем просовывает руку под меня и хватает за задницу, крепко притягивая меня ближе к себе. Я вздрагиваю и стону под его натиском, обхватываю руками его затылок, чтобы усилить давление поцелуя, и упираюсь бёдрами в его бёдра. Вот это уже больше похоже на это!       Без предупреждения Картман разрывает поцелуй и вскакивает на ноги. Он хватает меня за руку и тащит с дивана, освобождая меня так, что я падаю на пол. Я вскрикиваю, когда кожа на моих коленях обдирается о ковёр. Картман опускается на колени рядом со мной, когда кровь начинает стекать по моим голеням. Он жадно смотрит на мои раны и, наклонившись вперёд, лакает кровь длинным языком. Моя нежная кожа жжёт и посылает маленькие волны удовольствия по моему телу. Я проглатываю полный рот крови из того места, где Картман лихорадочными поцелуями разорвал мою губу, и скулю от осознания того, что мы с Картманом оба наслаждаемся одним и тем же сладким металлическим вкусом во рту.       Закончив лизать, Картман смотрит вниз, между моих ног, и улыбается, замечая, какое воздействие оказали на меня его ласки. Удовлетворённый своей работой, он поднимается на ноги. Я смотрю ему в лицо, а он смотрит на меня сверху вниз, ухмыляясь в своей обычной садистской манере, и кивает в сторону лестницы.       — Наверх, Кайл.