Кайл в цепях

       На следующий день мама и папа пошли с Айком на одну из его хоккейных игр, так что Картман смог пробыть с нами примерно до середины дня. Несмотря на то, что дом был в нашем распоряжении несколько часов, мы так и не занялись сексом. Не поймите меня неправильно — это не значит, что мы сидели в противоположных концах комнаты. На самом деле, мы практически не вставали с моей кровати весь день. Мы просто лежали полностью одетые, прикасаясь друг к другу и разговаривая ни о чем конкретном. Это было очень… романтично, я думаю. Это так интересно, что отношения, построенные на фундаменте ненависти и похоти, развиваются таким образом. Я думаю, это многое говорит о нас, что мы можем просто быть вместе, не срывая друг с друга одежду. Это делает все происходящее гораздо более реальным для меня.       Несмотря на то, что я провел с ним почти двадцать четыре часа, мне было очень грустно, когда Картман наконец ушел домой. Он даже не успел поцеловать меня на прощание у двери, потому что из-за нашего неудачного выбора времени машина моего отца подъехала к подъезду как раз в тот момент, когда он уходил. Но все в порядке. Скоро я смогу поцеловать его снова. Стэн позвонил мне примерно через час, чтобы спросить меня о части домашней работы по физике, которая его смущала. Мы поболтали, и он предложил мне потусоваться с ним на баскетбольной площадке в понедельник после школы. Он даже не упомянул о моей вчерашней стычке с Венди, что показалось мне немного странным. Не может быть, чтобы она не сказала ему об этом, и не может быть, чтобы ему было все равно, если бы она сказала. Может быть, он захочет поговорить об этом в понедельник. Тогда мне лучше начать придумывать хорошие отговорки.       В воскресенье я проснулся и почувствовал себя дерьмово. Сахар в крови был высоким, когда я проверил его утром, но прием инсулина, похоже, не помог мне взбодриться. Я ненавижу такие дни — я могу чувствовать себя усталым и измотанным в течение непредсказуемого времени и ничего не могу с этим поделать. Я даже не мог сосредоточиться на выполнении домашнего задания. Конечно, мне удалось сохранить достаточно энергии, чтобы отправлять Картману сообщения в течение дня. В этом месяце счет за мой мобильный будет просто чудовищным! Единственная проблема заключалась в том, что каждый раз, когда мой телефон пищал, мама задавала вопрос. Она спрашивала меня, встречаюсь ли я с кем-то. Я подумывал сказать, что это просто Картман, но после фиаско, которое произошло в пятницу вечером, мне не очень хотелось упоминать его имя. Мой измученный мозг медленно придумывал ложь, и я заикался и спотыкался на словах, так что она точно подумала, что я сейчас с кем-то встречаюсь. Она выглядела довольно взволнованной перспективой того, что у меня наконец-то появилась «девушка». Если бы только она знала правду…       Воскресенье прошло без каких-либо значимых событий. Ближе к вечеру, несмотря на то, что я ничего не делал весь день, я просто не могу дождаться, когда лягу в постель и немного посплю. Еще одно сообщение приходит от Картмана, когда я уже укладываюсь под одеяло.       «ТАК И ЧТО, ТВОЯ МАЛАФЬЯ СТАНОВИТСЯ СЛАЩЕ НА ВКУС, КОГДА У ТЕБЯ НИЗКИЙ САХАР? ЛОЛ! — ЭК»       Это жесть как отвратительно, но меня это все равно смешит.       «БЕЗ ПОНЯТИЯ. НО Я ТЕБЕ ДАМ ПОПРОБОВАТЬ! — КБ»       «ЕЩЁ Б! Я ЛОЖУСЬ СПАТЬ. БЫТЬ МИЛЫМ С ТВОЕЙ СЕМЬЕЙ МЕНЯ ПИЗДЕЦ УТОМИЛО! — ЭК»       Я закатываю глаза.       «ДА, МЕНЯ ЭТО ТОЖЕ УТОМЛЯЕТ! СЛАДКИХ! X — КБ»       «И ТЕБЕ. ВЫЗДОРАВЛИВАЙ. — ЭК»       Я кладу телефон на прикроватную тумбочку и зарываюсь в подушки. Как бы я ни хотел спать, мне трудно устроиться поудобнее. В кровати сегодня так холодно. Гораздо легче заснуть, когда он здесь, со мной. Интересно, а Картману когда-нибудь было трудно заснуть, когда я не рядом с ним?       Пожелание Картмана, похоже, сработало, так как я проснулся и почувствовал себя гораздо лучше, если не считать моей общей нелюбви к утру понедельника. Когда я подхожу к воротам школы, Картман уже стоит рядом со Стэном и Кенни. Он не поднимает глаз, когда я подхожу, что не так уж необычно. Думаю, у него одно из его странных настроений, поскольку он смотрит на землю с отрешенным взглядом — такой же взгляд был у него, когда он смотрел в окно на вечеринке той девушки. С тех пор я видел этот взгляд несколько раз, но пока не понял, что его вызывает. Замечаю, что Крейг тоже присоединился к нам сегодня. Может быть, из-за этого у Картмана плохое настроение. Я считаю Крейга нормальным в небольших дозах, но Картману противен один только его вид. Когда Крейг замечает меня, он ухмыляется и начинает рыться в рюкзаке.       — Кайл, тебя-то я и хотел увидеть! Помнишь ту девку Ребекку, с которой ты встречался в начальной школе?       Я отрывисто киваю, хотя, строго говоря, мы с Ребеккой Котсуолд официально не ходили на свидание друг с другом. Впрочем, мы с Картманом тоже никогда официально не ходили на свидание. В любом случае, я бы предпочел преуменьшить свои предполагаемые отношения с этой шлюхой настолько, насколько это возможно. Крейг находит в сумке то, что искал, и достает потрепанный выпуск журнала «Шлюхи-наркоманки».       — Зацени!       Он открывает журнал на странице с закладкой и размахивает вульгарным центральным разворотом, чтобы все увидели. У Кенни и Стэна отпадают челюсти, хотя, несомненно, по разным причинам.       — Ого! Вот это дыньки!       — О Боже! Это отвратительно! Она нашего возраста!       Крейг смеется.       — Ах, не будь таким ханжой, Марш! Ты начинаешь говорить, как твоя сучка.       Я могу быть просто параноиком, но уверен, что Стэн намеренно бросает взгляд в мою сторону, когда Крейг использует это слово для описания Венди.       — Да, — добавляет Кенни. — И фотки ничего такие. Тут даже наложили черную полосу на ее киску.       — Хм, — задумчиво говорю я, кивая. — Жаль только, что не наложили такую же на ее лицо.       Крейг, Кенни и Стэн смеются над моим издевательским замечанием.       — Несомненно! — говорит Крейг, кивая. — Ебнулись совсем!       По какой-то причине Картман не присоединяется к нашей дискуссии. Это странно — обычно он первым выступает с неприятными комментариями. Кенни, похоже, тоже замечает что-то неладное, берет журнал у Крейга и машет им перед лицом Картмана.       — Зацени, Картман.       Картман сморщил нос, но не поднял глаз.       — Нет, спасибо.       Стэн, Крейг и я обмениваемся взглядами, когда Кенни хлопает Картмана по плечу.       — Что с тобой, жиртрест? Обрушил свой дом, когда упал с кровати сегодня утром, или что?       Двое других смеются, а я нет. Я даже не могу заставить себя улыбнуться, чтобы сохранить притворство. Кенни прав — Картман выглядит… я не знаю, как он выглядит. Он не похож на Картмана. Его лицо выглядит как визуальное определение меланхолии, как будто он должен тусоваться с детьми-готами. Картман хмуро смотрит на руку Кенни и пожимает плечами.       — Отвали, Кенни. Я не в настроении.       Кенни пожимает плечами, затем отворачивается от Картмана и возвращается к разговору с Крейгом. Стэн начинает возиться со своим телефоном, пока я пристально изучаю Картмана. Хотел бы я знать, что с ним не так. Крейг обычно скорее злит его, чем огорчает, так что дело не в нем. Это не может быть что-то, что я сделал. Он был в порядке вчера вечером, когда мы переписывались. Может, он поссорился со Стэном или Кенни до моего прихода? Я бы спросил, но что, если дело не в этом? Это сводит меня с ума. В такие моменты мне хочется, чтобы люди знали о нас, чтобы не казалось странным, если я просто подойду и спрошу его, что не так. Как раз когда я пытаюсь придумать, как спросить Картмана, в чем дело, не вызывая подозрений, подбегает Баттерс.       — Привет всем!       Несмотря на мою тревогу за Картмана, я ярко улыбаюсь Баттерсу, а Стэн бормочет приветствие. Крейг и Кенни только закатывают глаза и возвращаются к журналу. Это так несправедливо, что все так отстраненно относятся к Баттерсу. Он хороший парень, если не раздражает своим неослабевающим оптимизмом. Думаю, я испытываю к нему слабость, отчасти потому, что он был моей первой однополой влюбленностью. Это было очень мимолетное увлечение, и я определенно не был прямо влюблен в него — я просто считал его очень милым и восхищался тем, какой он добросердечный и умный. Мне становится не по себе, когда я вспоминаю об этом, и это становится особенно странным, когда я думаю о том, кто мне нравится сейчас. Невозможно найти двух более разных по характеру людей, чем Картман и Баттерс. Не обращая внимания на то, что у Картмана сегодня на лице написано «отвали и оставь меня в покое», Баттерс подходит и начинает болтать с Картманом.       — Приветик, Эрик! Как тебе домашка по американской истории? Не знаю, где была моя голова в пятницу, но я совершенно забыл, какие страницы миссис Адамс задала нам изучать. Папа так разозлился на меня за то, что я забыл, что наказал меня. Он заставил меня прочитать весь учебник, чтобы я точно изучил нужные страницы.       Мне приходится прикусить язык. Отец Баттерса — такой мудак. То, как он обращается со своим сыном, — это позор. Моя мама всегда была довольно строгой, но, по крайней мере, в ее безумии есть хоть какая-то доля адекватности. Наказания мистера Стотча за «плохое поведение» Баттерса, на мой взгляд, всегда граничили с жестоким обращением с детьми.       — Можешь быть уверен, что в воскресенье у меня в мозгах все было наперекосяк, — продолжает Баттерс, потирая виски. — Я пытался зайти за тобой в субботу утром, но твоя мама сказала, что тебя не было дома всю ночь.       — Да, — отвечает Картман.       Баттерс слегка хмурится.       — Твоя мама говорит мне странные вещи, когда я захожу к вам. Но все в порядке. Она всегда очень добра со мной.       — О, мама Картмана добра ко всем, Баттерс, — с ухмылкой вклинился Кенни.       — Мм, я люблю, когда она добра ко мне, — хихикает Крейг.       — Да, она обычно добра со мной всю ночь напролет, — смеется Кенни. — Она добра со мной на спине, на коленях, у стены, в…       — Завали ебало, Кенни!       Все заметно удивляются, когда Картман внезапно вскрикивает, особенно Баттерс, который выглядит так, будто вот-вот заплачет. Наступает долгое молчание, все смотрят друг на друга. Картман коротко смотрит мне в глаза, но быстро разрывает контакт. Что, блядь, с ним не так?       — Что за…       Картман отпихивает Стэна и убегает по улице прочь от школы, как раз когда звенит звонок. По какой-то причине мы все стоим и смотрим, как он уходит. Мне приходится заставлять себя стоять на месте, пока мое тело содрогается от сильного желания последовать за ним. Когда он исчезает из виду, Крейг издает низкий свист.       — Господи, что за хрень с ним?       Интересно…       На уроке я никак не мог сосредоточиться. Все, о чем я мог думать, это странное тоскливое выражение лица Картмана и ненавистные нотки в его голосе, когда он огрызнулся на Кенни. Хотел бы я знать, что, блядь, с ним не так. Мое беспокойство усилилось в десять раз, когда наступило время обеда, а он все еще не ответил на сообщение, которое я отправил ему перед первым уроком. Было очень странно сидеть за обеденным столом без него, но, думаю, я был единственным, кто так себя чувствовал. Никто даже не обратил внимания на его местонахождение, даже Баттерс.       К тому времени, когда прозвенел звонок на последний урок, я больше не могу этого выносить. Я решаю, что могу позволить себе пропустить последний урок, и выбегаю за территорию школы. Я так быстро иду к дому Картмана, что к тому времени, как я дохожу до его входной двери, у меня уже немного болят ноги. Мне приходится постучать три раза, прежде чем он открывает, и он выглядит очень удивленным, увидев меня. Он улыбается, но очень принужденно.       — Кайл. Что привело тебя сюда?       Он отступает от двери и пропускает меня в гостиную. Я поворачиваюсь, чтобы понаблюдать за ним, когда он закрывает дверь. У него все еще странное выражение лица. Даже язык его тела совершенно не похож на обычный уверенный вид — голова опущена, плечи ссутулены, а его решительная походка замедлилась до неуверенного шарканья.       — Я просто хотел спросить, куда ты пропал, — объясняю я. — Ты не пришел на обед.       Картман пересекает комнату и садится на диван, издавая короткий сардонический смешок.       — Правда? Да, ух ты, хватит прессовать. Жиртрест не явился на обед.       Я хмурюсь от его сарказма.       — Я не это имел в виду. Что с тобой не так?       Он пожимает плечами.       — Ничего.       — Картман, не обманывай меня. Почему ты так набросился на Кенни?       — За дело. Тебе не нравится, когда люди называют твою маму сукой, так почему я должен терпеть подобную хуйню в свой адрес?       — Ты был расстроен еще до того, как Кенни что-то сказал. В чем дело? Вчера вечером ты был в порядке.       — Слушай, все… нормально. Просто… я заболел, вот и все. Ты болел вчера, и я не поднимал шум по этому поводу.       Я нетерпеливо вздыхаю. Он меня обманывает, и я вижу по его лицу, что он знает, что я знаю, что он меня обманывает. Наступает неловкое молчание, пока мы оба бесцельно оглядываем комнату. Только тогда до меня доходит, что чего-то не хватает…       — Где твоя мама?       Картман реагирует на мои слова, как на раскат грома. Его глаза нервно рыскают вокруг, прежде чем встретиться с моими, и он вздыхает.       — Она в больнице.       Наконец-то правда! Думаю, именно поэтому он был так чувствителен, когда Кенни заговорил о его маме.       — Когда она попала в больницу? — говорю я мягко.       — Сегодня рано утром.       — С ней все в порядке?       Картман раздраженно вздыхает.       — Какую часть фразы «она в больнице» ты не понял? Конечно, она не в порядке!       Ладно, я понимаю, что он расстроен, но не нужно так на меня огрызаться. Я отчаянно пытаюсь сохранить самообладание, но я близок к тому, чтобы потерять его.       — Ты не хочешь перестать быть таким засранцем? — говорю я сквозь стиснутые зубы. — Я просто пытаюсь помочь.       — Ну, я не помню, чтобы я просил тебя о помощи.       Вот и все! Теперь мое самообладание официально потеряно.       — Отлично! Извини, что побеспокоил тебя!       Я поворачиваюсь и топаю к входной двери. Я слышу, как он встает с дивана позади меня, и чувствую его руку на своем плече как раз в тот момент, когда я хватаюсь за ручку двери.       — Подожди! Кайл, я…       Мне хочется сказать ему «отвали» и выбежать из дома, но по какой-то причине я этого не делаю. Я оглядываюсь через плечо и с опаской смотрю на него. Его карие глаза такие большие и грустные, что он похож на отруганного щенка.       — Прости, — тихо говорит он. — Просто… я не люблю говорить о своих проблемах.       Я знаю об этом и ценю его осторожность, но когда его проблемы заставляют его выглядеть и вести себя таким образом, я бы предпочел, чтобы он рассказал мне, в чем дело. Я нерешительно поворачиваюсь к нему лицом, убираю руку с дверной ручки и кладу ее на руку, которая держит мое плечо.       — Картман, когда-то ты обещал мне, что я могу тебе доверять и что ты никогда не причинишь мне вреда. Я поверил тебе, и теперь я даю тебе то же самое обещание. Я не причиню тебе вреда, поэтому, пожалуйста, доверься мне. Поговори со мной.       Он смотрит на меня мгновение, затем закатывает глаза, убирая свою руку от моей.       — Ты еще не психотерапевт, Кайл.       Это замечание приводит меня в недоумение.       — Какое это имеет отношение к чему-либо?       — Не думай, что можешь использовать меня в качестве ебучего подопытного кролика.       Вот тебе и обещание никогда не причинять мне боль, потому что с таким же успехом он мог просто ударить меня носком в живот. Неужели он всерьез полагает, что я спрашиваю его, что не так, чтобы написать о нем ебаную диссертацию?       — Ты знаешь меня, Картман! Я просто хочу, чтобы ты помнил: если тебе нужен друг, с которым можно обсудить свои проблемы, я готов тебя выслушать.       — В этом-то и проблема, Кайл, — резко бросает он. — Ты никогда не можешь просто выслушать. Тебе всегда нужно делать из мухи слона. Ты не можешь просто сказать что-то и принять, что так оно и есть. Ты должен проанализировать и применить логику, а потом броситься и попытаться что-то с этим сделать. Ты можешь быть моим парнем или кем-то еще, но это не значит, что мне должно нравиться в тебе все. Такие педики, как Стэн, может, и ценят, что ты исправляешь их жизнь, но я — нет.       Я не могу решить, хочу ли я кричать или плакать. Я не понимаю, почему он так на меня нападает, ведь я не сделал ничего плохого.       — Я не хочу тебя исправлять, — говорю я прямо. — И если хочешь вспомнить, то я «сделал из мухи слона», когда ты обсуждал свои чувства ко мне с игрушкой, это причина, по которой я твой «парень или кто-то еще» в первую очередь.       Это было очень хорошее замечание, если я сам так считаю. Этого достаточно, чтобы Картман отступил, отвернулся от меня и пересек комнату, чтобы сесть на лестницу. Он кладет голову на руки и глубоко вздыхает. Несмотря на его недобрые слова, мое сердце разрывается, когда я молча наблюдаю за ним. Я мог бы легко воспользоваться возможностью уйти, но не делаю этого. Вместо этого я медленно подхожу к лестнице и сажусь рядом с ним. Он не вздрагивает, когда моя рука скользит по его спине.       — Послушай, я понимаю, к чему ты клонишь. Бывают моменты, когда я, наверное, навязываюсь людям и пытаюсь решить их проблемы, — Боже мой, как же тяжело это признавать! — Если не хочешь, чтобы я так делал, я буду уважать твои границы. Но если тебя что-то задевает, я бы хотел, чтобы ты сказал мне, что именно. Мне не нравится видеть тебя таким.       — Не надо меня жалеть, — бормочет он, все еще не поднимая глаз.       — Я и не жалею. Я забочусь о тебе. Есть разница.       Он поднимает голову, но по-прежнему отказывается смотреть на меня.       — Картман, я просто хочу, чтобы ты почувствовал, что можешь поговорить со мной. Мы должны быть парой. Если тебя что-то беспокоит, я рядом.       Он смотрит на меня, внимательно изучает мои глаза, а затем снова отводит взгляд.       — Мою маму избил ее клиент.       Срань господня… Я рад, что он не смотрит на меня сейчас, потому что я, наверное, выгляжу в полном ужасе от этого откровения. Неудивительно, что он разозлился. Удивительно, что он до сих пор не выследил этого ублюдка и не превратил его в чили. Я успокаивающе поглаживаю его по спине, пока он неуклонно продолжает.       — Я не видел, как это произошло, но слышал, как хлопнула входная дверь и мама заплакала. Когда я спустился вниз, чтобы проверить ее, она лежала на полу в гостиной, голая и вся в крови. Я просто затащил ее в машину и отвез в больницу. Там сказали, что она не сильно пострадала, но ударилась головой о кофейный столик, поэтому они хотят оставить ее на ночь на всякий случай.       Он делает паузу и испускает глубокий вздох. Я чувствую себя так ужасно, что ему пришлось разбираться с этим в одиночку. Мне очень жаль, что он не позвонил мне, хотя не знаю, чем я мог бы помочь. Его челюсть сжимается, и он тяжело сглатывает. Я чувствую, как его тело дрожит от моего прикосновения. Он крепко обнимает себя, слегка покачиваясь, когда глубокий вздрагивающий вдох наполняет его легкие.       — Это случается не в первый раз, — его голос понижается до шепота. — Я просто чувствую себя таким… бессильным. Каждую ночь очередной гад использует ее тело. Каждую ночь она курит или вводит хрен знает что в свое тело. Каждую ночь она подвергает себя опасности. И это реально… это реально пугает меня. Мысль о том, что я могу потерять ее, просто…       Он поперхнулся следующими словами, когда по его щеке скатилась одна слеза. Не могу вспомнить, когда в последний раз видел, чтобы Картман плакал. Видеть его таким расстроенным физически больно — у меня болит сердце, а комок в горле грозит помешать мне дышать. Когда я обхватываю его руками, с его губ срывается придушенный всхлип, и он обнимает меня в ответ, зарываясь лицом мне в шею.       — Она не заслуживает этого, Кайл. Почему она делает это с собой? Она умная женщина. Она могла бы добиться гораздо большего. Почему она шляется по улицам и употребляет наркоту? Мне так надоело бояться за нее. Мне кажется, что просто жду когда мне позвонят и скажут, что ее нашли мертвой где-то в канаве.       Я не могу придумать, что сказать, чтобы помочь этой ситуации. Возможно, это и к лучшему — я не хочу усугублять ситуацию. Я просто хочу, чтобы он снова чувствовал себя нормально, чтобы он не говорил таким напряженным голосом. Я никогда не понимал, что он так сильно переживает из-за поведения своей мамы, и я чувствую себя такой сволочью из-за своей невосприимчивости. Я легонько глажу его по волосам, пока он сопит и вздыхает. Напряжение медленно покидает его тело, когда он возвращает себе самообладание.       — Знаешь, люди удивляются, почему я такой урод, — тихо говорит он. — Удивляются, почему я всегда такой эгоистичный. Это потому, что забота о других людях — отстой. Ты не представляешь, как тяжело мне было быть таким с тобой, признаваться в своих чувствах к тебе, так сильно заботиться о тебе, живя в постоянном страхе, что ковер из-под ног могут выдернуть в одну секунду. Просто кажется, что каждый раз, когда я забочусь о ком-то, от моего несуществующего отца до моей ебаной кошки, я всегда в конце концов теряю его. Заботиться о себе гораздо проще.       Я киваю. Это чувство не является для меня новостью.       «Как я могу просить большего и рисковать потерять то, что у меня уже есть?»       Эти слова никогда не имели такого смысла, как сейчас.       — Ты никогда не потеряешь меня, — пробормотал я. — Обещаю.       — Ты не можешь сдержать такое обещание, — шепчет он.       — Могу и сдержу.       — Как?       Я отстраняюсь от наших объятий, чтобы посмотреть на него. Его глаза слегка налиты кровью, а на щеках следы от слез. Ему явно немного неловко от того, что я вижу его таким, поэтому я ободряюще улыбаюсь и вытираю слезы с его лица, пока говорю.       — Всякий раз, когда я мысленно представляю себе будущее, знаешь, что я вижу? Я вижу, как Стэн женится на Венди, заводит семью и переезжает в Денвер, чтобы играть за «Бронкос». Я вижу Кенни, путешествующего автостопом по Штатам с Крейгом, как они всегда планировали. А ты… все, что я вижу, когда речь идет о тебе, это то, что ты со мной. Ты всегда будешь со мной, потому что я просто не могу представить иначе.       Мое сердце учащенно забилось, когда на лице Картмана расплылась ненавистная, но довольная улыбка.       — Я тоже, — говорит он. — Я просто не могу оторваться от тебя, надоедливый еврей-всезнайка.       — А я бы не смог потерять тебя из виду, ты, ебаный жиртрест.       Он смеется громко, искренне. Я улыбаюсь и прижимаюсь губами к его губам. Так и должно быть. Он должен улыбаться все время, неважно, потому что он самодовольный засранец или потому что он действительно счастлив. Он никогда не должен быть грустным. Это ему просто не идет. Он снова смеется, немного презрительно, пряча лицо в ладонях.       — Не могу поверить, что только что, блядь, плакал перед тобой. Я такой еблан.       Я тоже не могу в это поверить — это был определенно опыт. Я не хочу его пережить — я не хочу больше никогда видеть эти слезы.       — Плакать нормально, чувак. Я не думаю о тебе хуже. На самом деле, я думаю о тебе больше. И ты не еблан. Ты просто немного грубоват. Именно такой, каким ты мне нравишься.       Он смотрит на меня с благоговением, его губы растягивает восхитительная улыбка, когда он тянется вверх, чтобы погладить мои волосы.       — Я и правда не заслуживаю тебя, — хрипло говорит он.       Я настолько ошеломлен его словами, что краснею и нервно смеюсь.       — Ну… у тебя есть я, — говорю я, пожимая плечами. — Так что используй меня по максимуму.       Мы улыбаемся и смотрим друг на друга в течение долгого момента, прежде чем все начинает казаться немного неловким. Обычно мы не так щепетильны друг с другом, поэтому это немного смущает. Картман реагирует на дискомфорт первым, прочищает горло и немного отступает от меня.       -Эээ… спасибо. Знаешь, за то, что выслушал.       Я непринужденно улыбаюсь.       — Все в порядке. Спасибо, что доверился мне. Я знаю, что тебе, наверное, было очень трудно рассказать мне все это.       Я импульсивно кладу свою руку на его руку, и в этот раз он не отстраняется. Вместо этого он переставляет свое запястье так, чтобы наши пальцы переплелись. Он смотрит на наши соединенные руки, хихикая под нос.       — Забавно, но в каком-то смысле мамин бред многому научил меня в моих чувствах к тебе, — размышляет он. — Видя, как мужчины ведут себя с ней, я понял, что есть разница между любовью и похотью. Несмотря на то, что нет ничего, что доставляло бы мне больше удовольствия, чем ебать тебя, я никогда не смог бы относиться к тебе так, как эти мудаки относятся к ней.       Я усмехаюсь — и над грубостью его выражения, и над тем, что он только что намекнул, что любит меня. Но сейчас я не буду обращать на это внимания. Думаю, ему и так достаточно эмоциональной травмы за один день без того, чтобы я указывал на косвенное признание в любви.       — Ты сказал, что твоя мама останется в больнице на ночь?       Он кивает.       — Хочешь, я останусь с тобой?       Он смотрит на меня и ухмыляется.       — Читаешь мысли, еврей.       Мне никогда не было так приятно слышать, что он так меня называет. Это верный признак того, что он возвращается к нормальной жизни. Я наклоняюсь, чтобы поцеловать его. В тот момент, когда наши губы уже почти встретились, звонит мой телефон. Я думаю проигнорировать звонок, но потом вдруг понимаю, кто это может быть. Я роюсь в кармане пальто и вижу, что это Стэн. Часы показывают, что прошло уже двадцать минут после окончания занятий. Упс. Я готовлюсь к тому, что меня будут ругать, когда открываю телефон.       — Кайл? Где ты?       — Чувак… Слушай, я забыл, что мы должны были встретиться. Прости.       Наступает пауза, затем Стэн смеется.       — Кайл, ты тупица! Ты пошел домой?       Я подумываю сказать «да», но моя совесть останавливает меня. Я и так уже обманул Стэна, не встретившись с ним, а врать ему в восьмимиллионный раз — все равно что добавлять оскорбление к оскорблению.       — Нет, я… я свалил с уроков, чтобы пойти проведать Картмана.       Еще одна пауза.       — Ты что?       — Свалил с уроков, чтобы…       — Да-да, я услышал. Просто не мог поверить в это.       Я бросаю взгляд на Картмана, который с любопытством наблюдает за мной. Я прочищаю горло и возвращаюсь к телефонному звонку.       — Я просто волновался за него. Сегодня он вел себя очень странно.       — Он ведет себя очень странно каждый день!       — Ты знаешь, о чем я. Он просто был не в себе.       — И что?       — Слушай, его мама…       Картман издает небольшой звук тревоги, и я успокаивающе поднимаю руку. Мне придется солгать — я не могу сказать Стэну правду об этой ситуации, это не в моей компетенции.       — Его мама легла в больницу на операцию по удалению миндалин, и он немного напуган. Это понятно, учитывая то, что случилось с ним, когда ему удалили гланды.       Я смотрю на Картмана, который хихикает.       — Так что ты хочешь сказать? — говорит Стэн, немного нетерпеливо.       — Я говорю, что мне очень жаль, но я нужен Картману здесь и сейчас, — еще одна пауза. — Может… перенесем?       Стэн вздыхает.       — Зачем ты нужен Картману? Он тебя ненавидит.       Он звучит так раздраженно.       — Именно. Я позволю ему немного порычать на меня. Ему сейчас нужно немного этого.       — И что, ты вполне счастлив позволить ему это сделать?       — Ну, да. Тупой еврей это, тупой еврей то. Это, знаешь ли… подбадривает его.       Еще одна долгая пауза.       — Ты позволяешь своему предполагаемому злейшему врагу издеваться над тобой за то, что ты еврей, чтобы подбодрить его?       Думаю, это звучит довольно глупо. Что я могу сказать? Я просто не очень хороший лжец.       — Просто я такой человек, Стэн.       — Что…       Он совершенно мне не верит.       — В любом случае, как насчет завтра вечером после школы? — предлагаю я.       — Ты придешь?       Я скривился.       — Обещаю.       — Ладно, отлично.       Он повесил трубку, не сказав больше ни слова. Я чувствую себя таким виноватым. Я так устал лгать ему. Начинаю думать, что мне придется просто взять и рассказать Стэну о нас с Картманом. Он не стал бы так злиться, если бы знал правду. Он как раз тот человек, который бы понял, почему я не могу бросить любимого человека, когда он расстроен.       Боже мой! Я только что сказал, что люблю Картмана?       Вау… Интересно, правда ли это? Может, я просто повторяю его слова, сказанные ранее. Не знаю… Даже если и так, лучше мне сегодня ничего не говорить. Он сейчас слишком эмоционален. Возможно, он подумает, что я говорю это, чтобы подбодрить его. Но, вау…       Я только что понял, что сижу на лестнице один. Куда, мать его, делся Картман? Наверное, он переместился с лестницы, пока я разговаривал по телефону. Я сразу же нахожу его, он сидит на диване и смотрит в пространство, сложив руки на груди. Он смотрит на меня, когда я подхожу, и наблюдает за мной, когда я сажусь рядом с ним.       — Это был Стэн, — тупо говорю я.       Он усмехается и бросает на меня взгляд «нет, ну надо же!». Я ухмыляюсь в ответ и прижимаюсь к нему. На этот раз наши губы встречаются без перерыва. Я беру его лицо в свои руки и глубоко целую его, пока он притягивает меня к себе. Я отстраняюсь, когда слышу чье-то урчание в животе, хотя не могу определить, мое оно или Картмана.       — Ты уже поел? — спрашиваю я. — Я могу приготовить тебе что-нибудь.       Он фыркает.       — Нет, спасибо. Я уже был в больнице сегодня.       Я закатываю глаза. По крайней мере, к нему вернулось чувство юмора.       — Уверен?       — Ну, раз уж ты об этом заговорил…       Он усмехается и снова прижимается своими губами к моим, толкая меня на спину на диван. Он прижимается к моим бедрам, его язык проникает в мой рот, пока он начинает расстегивать мое пальто. Я немного удивлен, что он в настроении заниматься этим прямо сейчас, но, думаю, если это отвлечет его от мыслей о маме, я с радостью соглашусь. Мы быстро скидываем наши футболки, и я с энтузиазмом целую Картмана в шею, пока он расстегивает мои джинсы. Похоже, мы полностью пропустили нашу обычную прелюдию, но, думаю, учитывая обстоятельства, это простительно. Я глажу выпуклость в его брюках, когда он снова захватывает мои губы, и он похотливо сосет мой язык, когда стягивает мои джинсы и нижнее белье ниже колен. Я снимаю кеды и носки, чтобы выпутаться из одежды, сбрасывая джинсовую ткань на пол.       Губы Картмана атакуют мою грудь и шею, пока я быстро тянусь вниз, чтобы расстегнуть молнию на его брюках, мои пальцы пробегают по коже его бедер и задницы, когда я стягиваю материал на его бедрах. Сбросив одежду, он достает из ниоткуда презерватив и маленький флакончик со смазкой. Забавно, когда он это делает — он как какой-то сексуальный фокусник. Я улыбаюсь про себя, когда его губы снова захватывают мои, его свободная рука пробегает по моим волосам, когда наши затвердевшие члены прижимаются друг к другу. К моему удивлению, Картман резко перемещается с меня на диван и ложится рядом со мной на бок, одобрительно глядя на меня.       — Знаешь, Кайл, в последнее время ты ведешь себя очень хорошо, — говорит он. — Ты всегда такой внимательный, такой послушный. Ты дал мне так много, что думаю, ты заслуживаешь кое-что от меня взамен.       Я наблюдаю, как он снова перемещается так, что оказывается на спине. Устроившись поудобнее, он берет меня за руку и тянет на себя, заталкивая презерватив и смазку в мою ладонь. Он выжидающе смотрит на меня. Я перевожу взгляд с него на оборудование в моей руке и обратно.       — Что? — глупо спрашиваю я.       Он закатывает глаза, легкий оттенок алого окрашивает его щеки.       — Я обещал подумать об этом, помнишь? Я думал об этом. И я готов.       Он не может иметь в виду, что хочет, чтобы я…       — Я готов к тому, что ты заберешь мою невинность.       Бля! Мои глаза расширяются. Я вдруг начинаю нервничать. Я никогда не делал этого раньше, что если я облажаюсь?       — Ты уверен? — тихо спрашиваю я.       Картман, кажется, распознает беспокойство в моих глазах и тянется вверх, чтобы погладить меня по лицу.       — Кайл… я тебе доверяю.       Я никогда не слышал его голос таким искренним. Успокоенный, я киваю и разрываю упаковку презерватива. Он берет у меня латексную оболочку и надевает ее на мой член.       — Только никому не говори, что я разрешил тебе это сделать, — рычит он.       Я слегка хихикаю, целуя его, смазываю пальцы смазкой и осторожно ввожу их в него. Я уже не так нервничаю из-за этой части — я готовился раньше, так что у меня было много практики в этом деле. Я изучаю лицо Картмана, который тихонько стонет, его бедра дергаются, когда я щекочу его простату кончиками пальцев. Когда я убеждаюсь, что он достаточно смазан, я растираю остатки смазки на руке по своему члену. Я удобно устраиваюсь на коленях между его ног и смотрю на его лицо, чтобы понять, готов ли он. Он встречает мой взгляд и решительно кивает. Очень медленно я вхожу в него, и мы оба стонем, когда он плотно охватывает мой член. Я постепенно погружаюсь в него до упора и чувствую, как он пытается расслабить мышцы вокруг меня. Я замираю так долго, как только могу. Это странное ощущение, к которому нужно привыкнуть, да и болевой порог у Картмана не самый высокий.       — Господи Иисусе! — задыхается он.       — Ты в порядке? — бормочу я.       Он неловко извивается подо мной, цепляясь за мои бедра, пытаясь привыкнуть к ощущению моего члена внутри себя.       — Господи… Господи.       Я хихикаю.       — Ты говоришь как мистер Мазохист.       Он перестает извиваться и смотрит на меня, явно забыв о своем дискомфорте.       — Ебать тебя в сраку, Кайл.       Я ухмыляюсь.       — Нет, ебать тебя.       Я медленно вытаскиваю свой член, а затем снова вгоняю его в него чуть быстрее. Я повторяю этот процесс несколько раз, и каждый раз Картман отвечает мучительным воплем. На мгновение думаю, что он не сможет привыкнуть, но после нескольких толчков его крики начинают уменьшаться и переходят в стоны удовольствия. Продолжая двигаться, я тянусь вниз перед собой и начинаю поглаживать его налившийся член. Когда убеждаюсь, что ему достаточно комфортно от того, что я делаю, я ускоряю темп и слегка меняю угол наклона, касаясь его простаты своим членом. Он издает восторженный вопль, и я понимаю, что попал в точку.       Теперь, когда Картман выглядит счастливым, я могу сосредоточиться на том, чтобы самому насладиться этой сменой ролей. Не могу поверить, что действительно трахаю Картмана. Чувствовать, как его напряженное отверстие захватывает мой член, так горячо. Как бы ужасно это ни звучало, моя садистская сторона наполняет мою маленькую еврейскую голову фантазиями о том, как я удерживаю нациста и трахаю его в задницу. Думаю, это не совсем неточное чувство.       Инородные ощущения не сразу берут верх, и мы достигаем кульминации почти одновременно. Я издаю протяжный рык удовлетворения, когда теснота Картмана высасывает семя из моего члена. Картман следует за мной, его сперма выплескивается на мои пальцы и на наши потные торсы. Когда мы оба восстанавливаем дыхание, я снимаю презерватив и иду к журнальному столику, чтобы взять салфетку из коробки «Клинекс» и вытереть беспорядок, который мы устроили. Когда я заканчиваю приводить себя в порядок, Картман притягивает меня к себе и благодарно целует в губы.       — Неудивительно, что тебе всегда так нравится член в заднице!       Я приму это как комплимент. Картман достает из-под дивана одеяло и накидывает его на нас обоих. Он немного смещается подо мной, его лицо слегка искажается от дискомфорта. Я игриво ухмыляюсь.       — Немного болит, да?       Он хмурится.       — Эй! Я был нежным девственным цветком, пока ты не осквернил меня!       — Неважно! — я смеюсь. — Надо было догадаться, что у тебя не хватит болевого порога, чтобы быть снизу.       — Отсоси, Кайл! Ты и сам в первый раз хныкал, как педик.       Я прижимаюсь губами к его щеке, чтобы заверить его, что просто шучу, а затем удобно прижимаюсь щекой к его груди. Мы долго лежали в тишине, вдыхая запах друг друга и наблюдая, как в комнате постепенно темнеет, а за окном наступают сумерки. Наблюдение за закатом в Южном Парке никогда не вызывало особого благоговения, но, уверен, Картман мог бы сделать хорошую фотографию.       — Знаешь, что мы должны сделать? — говорю я.       Картман хихикает.       — Снова потрахаться?       — Нет. Ну, да… — я ухмыляюсь. — Но я не это хотел сказать. Мы должны вместе съездить в Колорадо-Спрингс, пока не поступили в колледж.       — Зачем?       Я смотрю на растерянное лицо Картмана.       — Потому что там очень красиво. Там есть природные красоты, которые можно сфотографировать.       — Но зачем ехать туда, чтобы смотреть на естественную красоту, когда у меня есть ты?       По его тону и блеску в глазах я понял, что он шутит.       — Заткнись! — я смеюсь.       Картман ухмыляется.       — Серьезно, из тебя получилась бы идеальная модель. Я бы с удовольствием сфотографировал тебя как-нибудь. Голым, конечно.       Я вскрикиваю в притворном ужасе.       — Ни за что! Я знаю, как такие вещи попадают в Интернет.       — Может, тогда хотя бы позволишь мне нарисовать тебя голым?       Я поднимаю бровь.       — Мне кажется, ты слишком часто смотришь «Титаник».       — Блядь, нет! Этот фильм для педиков, как Баттерс!       Картман краснеет и отворачивается. Он, видимо, забыл, что прошлой ночью неохотно признался мне, что «Титаник» — один из его любимых фильмов. Я долго смеялся, потому что ни секунды не думал, что Картману понравится этот фильм. А я лично думал, что это полный отстой. Серьезно, такой затянутый сентиментальный кусок говна. Но каждому свое, наверное. Картман оглядывается на меня, задумчиво поглаживая мои волосы.       — Давай я тебя сфотографирую.       Блин, нет! Я серьезно не хочу, чтобы кто-то фотографировал меня голым. Я не стыжусь своего тела, просто не хочу рисковать и делиться им со всеми.       — Зачем?       Он пожимает плечами.       — Чтобы я знал, как ты выглядишь голым в любое время.       — Зачем тебе для этого фото? Я уже запомнил каждый сантиметр твоего горячего тела.       Он пытается что-то ответить, но слов не находится. Вместо этого он просто самодовольно улыбается. Мне нравится заставлять его так улыбаться. Мне многое в нем нравится…       — Так что, поедем куда-нибудь вдвоем?       Я пожимаю плечами.       — Почему бы и нет? Думаю, это хорошая идея, чтобы отпраздновать окончание школы.       — И какое у нас будет оправдание, чтобы отправиться в эту поездку куда-то вдвоем?       — Зачем нам оправдание? Думаю, к тому времени я буду вполне счастлив рассказать всем правду.       Я никогда не видел, чтобы лицо Картмана так быстро менялось от удивленного до восхищенного. Я все еще в шоке от того, что он не против того, чтобы все знали о нас, но я с радостью соглашаюсь. Картман притягивает меня к своей груди и крепко обнимает, на что я с радостью отвечаю. Я вздыхаю и утыкаюсь лицом в его грудь, наслаждаясь теплом его тела.       — Кайл? — мягко говорит он. — Прости… за то, что я так с тобой разговаривал. Я просто…       Я протягиваю руку и прижимаю пальцы к его губам, чтобы заставить его замолчать.       — Все в порядке, Картман. Я понимаю.       В следующий раз, возможно, я не буду таким понимающим. Но у меня хорошее предчувствие, что следующего раза не будет. Картман глубоко вздыхает и еще раз крепко сжимает меня, прежде чем сбросить с нас одеяло.       — Ладно, из-за траха в задницу я захотел есть. Думаю, у нас есть ребрышки, если ты голоден.       Он подмигивает мне, когда встает и идет на кухню, все еще полностью обнаженный. Я улыбаюсь, слушая, как он напевает одну из старых рок-песен 80-х годов, которые так любит, пока возится в холодильнике. Последние несколько дней — особенно сегодняшний — стали настоящим свидетельством прочности наших отношений, и я правда думаю, что мы очень выросли как пара за очень короткий период времени. Тот факт, что слово на букву «Л» случайно прозвучало раньше, еще больше укрепляет мою веру в то, что у нас действительно все получится. Может быть, пришло время для меня просто бросить осторожность на ветер и дать всем знать, что с нами происходит. Ну что самое худшее, что может сделать моя мама, если она все равно узнает? Я долго размышлял над тем, как лучше вывести наши отношения на чистую воду, и думаю, что готов сделать первый шаг. Он должен быть относительно простым.       Шаг 1 — Рассказать Стэну.