Бабочка на плече у доктора

Ватсон вновь вернулся на свое место. Забавно, он уже начал называть его "своим", хотя не пробыл здесь и трех часов. Обычно подобной привычке нужно намного больше времени на то, чтобы выработаться, еще больше — чтобы закрепиться в подсознании, однако Джон Ватсон всегда привык довольствоваться малым, в рамках подобных случаев. Сегодня это место твое, а завтра тебя уже переводят в другой дивизион, и все, что когда-то связывало тебя со "своими" ребятами, будь то койка на верхнем ярусе, или излюбленный угол письменного стола, под которым издавна валялись только твои дважды стоптанные берцы, все останется там, куда уже не вернешься ты. Джон тяжело вздохнул, и пользуясь моментом мысленного штиля, воцарившегося всего на долю секунды, отхлебнул свой крепкий черный кофе — последняя память о Дороти, да и та уже сползла до отметки в три четверти стакана. Когда его обмана хватятся, Джон будет уже далеко, когда о заведении узнает полиция, Дороти будет уже под другим именем проживать по другому адресу, изредка появляясь на людях в штопаных мешковатых обносках лишь для того, чтобы вынести мусор, и боязливо прячась обратно, откуда в свет уже не возвращаются. Коренастый мужчина с кухни, быть может, первое время воспламенится идеей отмщения обнаглевшему персонажу с подставной историей, преподнесенной доктором убедительнее правдивой, однако поубавит пыл, узнавая, что лицо с экрана было под крылом у британского правительства. Оно баловало Джона, поощряя его безоговорочную вседозволенность даже в самых скользких ситуациях, что зачастую влекли за собой одни лишь беды и разрушения. Вот, например, сейчас Джон разрушил в одиночку целый узел наркотрафика, обрекая на проверку еще миллион честных заведений подобного плана, однако его цель все же не была настолько приземленной, какой могла показаться на первый взгляд. В глазах искушенного критика, его поступок расценивался бы куда благороднее, хоть и на внутренней бомбе Ватсона таймер откатился обратно до н-дцати дней. Но это лишь симптом, Ватсон не искал спасения от скуки, на самом деле, он никогда его не искал, получая то своим чередом как бы в награду за доброжелательность. А разорение осиного гнезда с синтетическим ядом внутри было лишь неминуемым препятствием на пути к искомому. Джон осел обратно лишь для того, чтобы подозревающая толпа его потеряла, смешав с серой грязью одинокого человека, пьющего остывший кофе уже который час подряд. Был ли он здесь раньше, не был ли? Или, быть может, здесь был не он? Может, проверяющий выглядел как-то иначе? Впрочем, этого уже никто не помнил. Окружение рядом с ним успело смениться два, или три раза, не задерживаясь по долгу в заведении, где каждый вздох, каждый взгляд, каждая нервная улыбка будет тут же компрометировать его. Не дай бог, сюда однажды завалится полицейский, притянутый за уши за стереотип, и, заказав себе кофе с пончиками, будет долго сидеть у окна, чутко блуждая взглядом по залу, не щадя поспешно утекающих минут долгожданного перерыва. Черт разберет этих загадочных лондонцев, садящихся против света лишь затем, чтобы скрыть круги усталости на помятом лице. Ватсон наклонил чашку к губам, не замечая, как по его подбородку мимо рта сползла жидкая черная капля. Она на долю мгновения зависла на уклоне челюсти, после чего сорвалась и приземлилась в мягкую подкладку куртки, что ныне источала легкий аромат кофе с карамельным сиропом. Конечно, его целью было не просто так рискнуть чудом доставшейся жизнью, подаренной ему полком, как минимум, два десятка раз. Нет. Доктор знал, что он был здесь. Не видел, но чувствовал его присутствие, считывая его по крупицам в бездонных глазах Дороти, улавливая по ноткам в призрачном запахе мокрой шерсти его шарфика, витающем в глубине зала. Но стоило Ватсону обернуться, и его фантом пугливо таял, растворяясь в неведении несведущих глаз. Однако слишком уж странным Джону казалась череда таких любопытных совпадений. Сначала миссис Хадсон сообщает ему, что Шерлок направился куда-то в пригород, где и исчез пятью часами ранее, а после Ватсон натыкается на кафе, секрет которого разгадывает лично за считанные минуты. И если даже он справился с таким заданием в кратчайший срок, в одиночку провернув дешевенький цирк с перевоплощением, то Шерлок пронюхал бы про тайную жизнь кофейни в буквальном смысле, лишь проходя мимо обшарпанных дверей. О, Шерлок бы просто не смог воспротивиться соблазну войти и разыграть настоящее остросюжетное представление, в этом смысле мальчики были друг на друга очень похожи. Может, всему виной тот самый вечер, в который Холмс заразил Джона смертельным вирусом любви к риску самым тактильным, прельщающим образом? Хотя, Джон не мог бы утверждать, в тот ли самый вечер произошло инфицирование, или нет, ведь касался Шерлок врача очень, очень часто, иногда вообще делая это неосознанно. Неосознанно в том смысле, что на утро великий мозг уже обо всем забывал, либо не запоминая глупостей и вовсе, либо запечатывая чувственную ересь далеко в застенках памяти. Однако Ватсон, как существо более приземленное, помнил каждую деталь "подобного вопиющего случая", рассортировывая их в голове по алфавиту. А их было не мало. Шерлок называл подобное возобладание сантиментов над разумом сбоем программы, заверяя Джона, что в нормальном самочувствии он никогда не сделал бы ничего из перечисленного. И тем не менее, такие "сбои программы" зачастили с визитами, подрывая его непоколебимый авторитет, который и так едва удерживал на плаву Ватсон. Джон уже привык время от времени просыпаться от пальбы в соседнюю стену. Изобретательный будильник, если надо вставать куда-то в пять утра, сон снимает, как рукой. Джон уже воспринимал подобное без удивления, он знал — стреляли снизу. Вооружившись лишь верным полицейским фонариком и диванной подушкой, солдат бесстрашно спускался на звук, подлезая штопанной грудью под пули, захлебывающаяся очередь которых тут же прекращалась, едва ему стоило нажать на ручку двери. Джон появлялся в чертогах бесстрашно, настойчиво приказывая Шерлоку опустить пистолет, хотя сам стоял на мушке. На первых парах, это мало походило на заботу, Джон обращался с ним как с новобранцем, подведенным под трибунал, отдавая команды четко, коротко и громко, делая тон своей речи максимально повелительным, а смысл сказанного — максимально понятным. Даже при начальных признаках подобного сумасшествия Ватсон не желал его щадить, потому нередко его слова были жестокими и ужасно грубыми. Однако все менялось, едва Джону удавалось добиться исполнения первичных команд. Револьвер послушно ложился на кофейный столик, выкинутый барабан все еще прокручивался рядом с ним с характерным пощелкивающим звуком, замирающим с каждым поворотом шарниров. Затем едва различимый силуэт Холмса медленно поднимал руки в кромешной темени, для глаз, привыкших к электрическому свету, но все становилось по другому в тот самый миг, когда Джон зажигал настольную лампу. Теперь он уже не сможет ругаться на него. Холмс по-прежнему сидел на ковре, беспомощно подтянув к ушам ладони и слепо потупившись в пол, однако даже в тусклом дрожании лампочки Ватсон замечал полупрозрачные подтеки на его бледном, уставшем лице. Его глаза настолько опухли от бесконтрольных слез, что лишились знаменитого ясного взгляда, напоминая смотрящему расплывчатое месиво из кожи, бликов и ресниц, мешки под ними набухли усталостью и почти могли сровнять собою веки и скулы. Да и само лицо Шерлока уже было мокрым, его нос краснел от переживаний, бледные губы дрожали, бесплодно силясь сказать что-то важное, узловатые пальцы бессознательно вцеплялись в крупную шотландскую клетку светло-серого тона, ведь руки Шерлока были облачены в шелковые рукава пижамного комплекта. А значит, ранее он все же пытался поспать.       — Ну-ну тише, что произошло? — Отзывался Ватсон уже совсем по-другому, старательно пытаясь не обращаться с Шерлоком как с психически больным ребенком. Как же быстро менялся Джон в зависимости от контекста, и как же быстро менялся Шерлок в его глазах, в считанные секунды уменьшаясь из безумной угрозы до мальчика, ждущего спасения.       — Подозреваемые, Джон. Я упустил их. Через тридцать минут они будут уже в Аризоне, а я... А я буду здесь, Джон!       — Тише, ты позвонил в Скотланд-ярд?       — Да!       — И что сказал Лейстред?       — "Какие подозреваемые? Ты время видел? Катись к черту!", вот что сказал Лейстред. Ведущий, черт побери, детектив.       — И все же, Шерлок, — рассудительно замечал Джон, подходя вплотную к опасному существу. — Тебе не стоит так из-за этого переживать, даже такими эмоциями ты не решишь проблему. Сейчас я дам тебе успокоительное, а после, попробуй поспать, хоть немножечко, м?       — Да я пробовал, Джон, я пробовал! Ты видишь результат! — Не унимался детектив, сидя на полу в добром здравии, однако в самом разрозненном виде.       — Что случилось? — Сочувственно интересовался Ватсон, смело оседая на пол к пострадавшему и решительно беря его за руки. Джон был готов к тому, что Шерлок просто ему нагрубит, оттолкнет его к холодному камину или вновь потянется к пистолету, однако в этом случае он тотчас же будет остановлен точным нравоучительным ударом по запястью, который гарантированно вышибет оружие из нетренированных рук. Но каждый раз Шерлок позволял Ватсону гораздо больше. Он не сопротивлялся, чем уже оказывал доктору небывалое содействие.       — Я... не знаю. Мне страшно, Джон. — Дрожащим голосом выдыхал Шерлок, нервно перебирая пуговицы на пожелтевшем от разводов пота воротнике. — Я не знаю, что со мной не так. Мысли, много мыслей, терзают, не дают спать! А сердце..!       — Думаю, на счет этого я уже и так в курсе, — Невесело покачал головой Джон, отстраняя теплую ладонь от характерного излома на шее товарища. — ничего, это ничего, такое случается. Сейчас, сейчас я дам тебе лекарство, тогда ты сможешь наконец поспать. Однако не успел Джон еще договорить этой фразы, как руки Холмса сцепились в замок за его спиной, блокируя доктору возможность выйти.       — Шерлок? Нет ответа. Холмс только крепче стискивает на спине Джона худощавые пальцы, беспомощно подбирая носом душный воздух, спертый в тесных клетях маленькой гостиной, что для Шерлока сейчас была огромной, а для Ватсона — совсем крошечной.       — О, Шерлок... — Не находясь с ответом, Джон в свою очередь нежно прижимает к груди Холмса, помогая закинуть его голову себе на плечо. — Ну, иди сюда. Все хорошо, я здесь.       — Я знаю, Джон, — Тихо произносит детектив над самым ухом доктора. — я знаю.       — Тогда чего же ты боишься? Я от всего тебя смогу защитить, уж поверь мне.       — Того, что тебя однажды "здесь" уже не будет.       — Куда же я денусь?       — Не знаю. Уйдешь за успокоительным, например, и... — Шерлок не договорил, осекся на половине фразы. Джон и сам почувствовал, как резко в этот момент тряхнуло Холмса, ведь он был слишком крепко прижат грудью к его ключице, потому бы даже при желании не смог бы ничего скрыть.       — Тшш, — берет в свои руки инициативу Ватсон. Его ладони сжимаются только крепче на кольцах выступающих ребер худощавой спины. — Все хорошо, я здесь, Шерлок, я здесь. На улицах медленно тухнет утопший в тумане свет газовых фонарей, Шерлок и Джон сидят на полу, сцепившись крепче врагов в поединке, и молча наблюдают за тем, как на небе разгорается блеклое зарево печального рассвета, увядшего в пастельных красках первоначальной осени. За тонким стеклом сухо шуршали желтые листья, танцуя друг с другом последний вальс, да коротко переговаривались ранние пташки, чирикая наперебой трели встревоженных позывных, что никак нельзя было бы назвать даже кратким экспромтом в мелодии — настолько грубыми и экспрессивными были эти звуки для музыкального слуха, вышколенного ли, или попросту привитого виртуозной игрой на скрипке. Скоро по тихой "Бейкер стрит" потянутся первые вереницы машин, скоро из подножной лавочки вкусно потянет горячим ароматом свежего французского хлеба, карамелью мягчайших круассан, кондитерским шоколадом и сдобным тестом только-только подоспевшего печенья, но пока что старый Лондон беспечно спал, укутанный предрассветным туманом, в то время как небо над ним белело скудными красками в преддверии наступающего холода. В объятиях Джона Шерлоку постепенно стало очень хорошо; доктор и сам заметил это, когда почувствовал, что Холмса больше не трясет, его дыхание становится ровным и размеренным, и даже пульс возвращается в норму, не оставляя и от прежнего состояния и следа. Говоря другими словами, раньше Джон точно знал, что пациент на его плече не спит; уж слишком выразительно ходили его мышцы, сокращаясь без логических на то обособлений. Однако сейчас Ватсон уже не был в этом уверен. Раздумывая над тем, каким образом можно было бы ткнуть Шерлока, побудив его неугомонный разум переместиться к кровати, Ватсон не замечает, как растаяв в объятиях Холмса он смиренно засыпает сам, поникнув гордой головою на шее товарища. Миссис Хадсон обнаружила друзей только на утро, спящих в объятиях друг друга на прикроватном коврике. Ее телефон плавно ложится в руку, поднимается до уровня глаз на несколько коротких секунд и медленно скользит обратно в карман, унося с собой интересный кадр, в подлинное существование которого все равно никто не поверит. С того времени подобный "сбой в программе" повторился, как минимум, пару добрых раз, и везде один мотив, и везде тот самый почерк. Странно, но не для врача. Он не будет давить на Холмса; когда придет время, Холмс ему все расскажет сам. Джон бодро встряхнулся, отставляя по столу пустой бумажный стаканчик с мутной гущей, сползавшей по стенкам ко дну. Казалось, в воде, перемешанном с кофейном осадком, все еще плавали воспоминания прошлого, замершие в том самом бледном английском утре. Но сейчас Джон был настроен куда более решительно, отдавая предпочтение действиям, нежели сантиментам. Перекинув сумку через плечо, Ватсон оставляет за спиной скрипучую скамейку, более не опасаясь, что на нее позарится чья-нибудь уставшая натура. Был ли здесь Шерлок, или он поступил более осмотрительным образом, схватив товар подмышку и уехав первым же кебом — неизвестно, однако отрицать наверняка доктор не спешил. Чего не сказать о его более тяжелой задаче: различить Шерлока средь изобилия ему подобных. Куда ни глянь, всюду осунувшиеся лица в обрамлении черных походных капюшонов, всюду сгорбленные фигуры заговорщицки склоняются над столами, перешептываясь с ближним своим безэмоциональным голосом. "Вон же они, валяются друг на друге целыми охапками, бери любого — не пожалеешь! Одного даже сверху дадим, только заберите, пожалуйста, отсюда этих торчков!" Однако Джона не интересовало такое щедрое предложение, потому невидимый торговец бессознательных душ спешно растворяется в воздухе, унося с собой воображаемую ниточку веселья. Джон неспешно идет по рядам, силясь рассмотреть окружение так, чтобы не привлечь к себе тем самым докучливых взглядов, осведомиться краткой сводкой по сидящим, но не навести на себя подозрений, чтобы не услышать за спиной: "твою мать, это полицейский!", и последующего тяжелого грохота в глубине зала — наркоманы пытались бежать. Ключевое слово "пытались". Картина маслом, не иначе. От таких размышлений Джону очень скоро стало весело. И пусть он бесплодно проходил по рядам, минуя одну безынтересную скамью за другой, он чувствовал, что это не Холмс отсутствует здесь, а он сам просто не может найти Холмса. Однако первый обход кофейни закончился ничем. Ватсон очень скоро вернулся в исходную точку, проталкиваясь к своей лавочке через плотно столпившиеся плечи обитателей. По какой-то причине, людей здесь стало значительно больше, однако Джон, покорный старой ошибке, на первых парах не желал ничего замечать. Возможно, он не был настолько наблюдателен, каким был его спутник, однако кое-что пришло даже к нему в голову. Извлекая телефон из кармана куртки, Джон снова окинул быстрым взглядом зал, и, убедившись, что не видит рядом никого знакомого, набрал искомый номер, не надеясь на ответ. Вместо разговоров по душам, Ватсона интересовало другое, потому он так настороженно прислушивался к атмосфере необычного кафе, однако с грустью замечал, что не может различить трезвона знакомого сигнала. Сдайся, дружище, его здесь нет. Сдайся, налей себе двойной виски со льдом, попроси у Дороти сигару. Сдайся, и пусть поисковые службы далее ведут это дело сразу в несколько пар натруженных, мозолистых рук. Ты сделал все что мог, молодец, пора осознать, что большего уже не добиться. Уступи, успокойся. Сядь. Откинь на спинку кресла голову, но защити горло! Мало ли, кто запомнил и невзлюбил Джеффа Хакельберри с первых минут встречи глазами? Здесь всего можно ожидать, и тот факт, что за окном сияет день, ничуть не скрасит твоего положения, когда в горло уже воткнется что-нибудь острое. В лучшем случае, это будет что-нибудь острое, настолько, что боль мелькнет в сознании вспышкой кратковременной и единообразной. Но скорее всего, злоумышленник прихватит с собой острый тупой предмет, и тогда незавидная ситуация все расскажет за себя, распинаясь на двадцать, а то и тридцать минут предсмертной агонии. Кто ты такой, чтобы его искать? Он сам будет искать тебя, ведь он, черт побери, детектив. Но даже это не остановило Ватсона. Отважно покидая импровизированный перевалочный пункт, доктор побрел мимо сидений, повторяя бесхитростную манипуляцию из раза в раз, как только время соединения сбрасывало звонок, обесценивая безнадежные попытки доктора полностью. Тогда Джон непринужденно вытягивался по какой-нибудь стенке, или по высокой фигуре вешалки для шляп, и, сходя с коридорного маршрута, повторял процедуру заново. И повторял. И повторял. И так до тех пор, пока настойчивый трезвон с одного из тел не заставил Ватсона насторожиться, устремив на него средоточие ценного внимания. Быть может, это было просто совпадением, мало ли кому могли звонить в час, когда у рабочих заканчивается ленч? Однако, вероятнее всего, еще одного такого поразительного совпадения вселенная здесь просто не допустит. Два снаряда в одну лунку не падают, но в случае Джона, в одну лунку упало не два снаряда, а сразу целых пять, не может же прямо сейчас туда приземлиться шестой? Ватсон прищурился: по крайней мере, по росту тело под описание подходило. Не раздумывая более ни секунды, Джон самоотверженно ринулся к посетителю, готовясь, в случае чего, прикрыться долгом своей профессии. Однако когда ему довелось разглядеть лицо сидящего, все сомнении в необходимости последнего отпали сами собой.       — Шер-лок! — Радостно позвал Джон на французский манер, мысленно аплодируя собственной смелости. Если бы не она, Джону бы и в голову не пришло искать его здесь, тем более настолько тщательно. Сейчас он даже не боялся, что его могли услышать, вряд ли их с Холмсом знал контингент в такой глуши, тем более, вокруг детектива никто не толпился, да и от прилавка они были далеко. Однако все же Джон подсознательно упрекнул себя за отсутствие дальновидности, его меры предосторожности не были настолько убедительными, да и по-французски Джон не знает ничего, кроме пяти ругательных слов. К несчастью, восклицание Джона осталось без ответа, Шерлок не шевельнулся даже когда Ватсон непосредственно дотронулся его. Это было грязное, потасканное существо с тусклым лицом, безжизненном даже в полумраке комнаты. Его брови, неряшливо слипшиеся от сахара, были графично уложены по форме изгиба черепа, под носом засохло обильное кровотечение, напоминающее о себе темным пятном на лацкане пальто. Сбочив голову, Шерлок спал сидя, оперев челюсть о шарфик, местами распустившийся в виду недавней драки. Это подтверждали еще и краснеющие рубцы на его скулах, и - Ватсон приподнимает рукав выше, недовольно цокая языком - запястьях. Видимо, дерущиеся боролись за что-то совершенно пустяковое, за то, что можно было бы без труда вот так вот выхватить. Булку, например. Джон скептически прищуривается, примеряясь к бездыханному телу, но пока не замечает на нем никаких следов гастрономического насилия. Еще раз тянет Холмса за щеку, однако послушно отстраняется, понимая, что его не получится разбудить ни одним из деликатных способов. И все же, выглядело тело наркомана уж слишком свежо для покойника, да и по всем физическим признакам, Холмс скорее напоминал живого, нежели мертвого. Джон заметил это, когда перехватил в согретые ладони его руку, отсчитывая пульс. Вены Шерлока пробивались ослабшей, но, в пределах допустимого, живой нитью размеренных сердечных сокращений; детектив на скамейке словно спал, однако Джон все никак не мог вернуть его в сознание. Помявшись немного на одном месте, Ватсон поднес к лицу Шерлока руку, но тотчас убрал ее, убедившись, что почувствовал колебания теплого ветра. Несомненно, Холмс был жив. Его сердце билось, его легкие дышали, однако очнуть приятеля было задачей из ряда вон. Доктору повезло, что детектив сидел в одиночестве, хотя, как помнил Ватсон, при первом обходе никого одинокого за столом не было. Видимо, какая-то компания примостилась к Холмсу, делая его бездыханное тело совсем невидимым в толпе, однако по некой неизвестной причине, вся команда почему-то в спешке ретировалась, оставив Шерлока спящим и беззащитным. Вероятно, они просто подсели на пустые места, давая отдых ногам, либо они подстроились к Холмсу лишь затем, чтобы его обокрасть; вариантов у Джона было немного, хотя и тот и другой он ставил под сомнение.       — Эй, ты слышишь меня? Дружище, ты очень плохо выглядишь! — Не устает допытываться Джон, подлезая к Шерлоку по лавочке совсем близко. Однако докричаться детектива было попросту невозможным, ни на какие внешние раздражители он по-прежнему не реагировал, даже если Ватсон проявлял их весьма грубо и настойчиво, аргументируя избиение ценой предстоящего блага. Отрезвляющий удар по лицу, внутренняя сторона щеки прилипает к зубам, под ладонью чувствуются десна. Звонкая пощечина оглашает зал, однако в таком месте это уже никого не повергает в удивление. Привыкшая к подобным мелочам публика с большей вероятностью перешагнула бы через труп на полу, если бы он мешал подойти к прилавку, так что же удивительного было в том, что к какому-то торчку, именуемому "Шером Локком", внезапно подскочил его товарищ? Тут постоянно кого-то расталкивали.       — Сейчас, дружище. Я сейчас. — Заверил спящее тело Джон, и решительно развернувшись кругом, направился к кассе, чтобы справиться о лекарствах. Джон уже рассчитывал свои планы после оказания первой медицинской помощи, перебирая знания и так, и эдак, вертя их вокруг своей оси и складывая обратно в закрома долговременной памяти, туда, где она граничила с мышечной. Однако вскоре доктор с прискорбием выяснил, что тут работники кофейни уже кое-что, да нарушали: содержимое единственной аптечки давно было разворовано, а новыми припасами ее никогда не пополняли. Если только Джона не интересуют бинты, вот этого действительно валялось тут в изобилии еще с прошлых годов. Позаимствовав одну из безликих пластиковых упаковок на добрую память, Джон вернулся к пациенту, и, нахмурившись, склонился над ним, недоумевая, что бы это могло быть. К сожалению, Дороти - как он осведомился уже дважды - точного ответа на такой вопрос не знала, сказав, что впервые слышит о любопытном симптоме. Соврав ему — Джон точно видел это. Но на то, чтобы допрашивать поспешно убежавшую на кухню девочку времени уже не было. Дальше ее мучить было бы бесполезно, а для сокрытия деланного амплуа — еще и отнюдь не безопасно, потому Ватсон и вернулся восвояси, и теперь, согнувшись над товарищем, колдовал над ним с бинтом, смоченным в высокой стеклянной вазе. Доктор осторожно обтирал бледное лицо холодной шершавой марлей, не рискуя, пока что, полить Шерлока прямо из сосуда. Что и говорить, он словно комнатный цветок, увядающий на подоконнике. А на улице, все-таки, было холодно, незачем Холмсу еще больше промокать, вдруг простудится. А это, между прочим, тоже было чревато последствиями, но уже непосредственно для Джона; в дни болезни Шерлок был особенно невыносим. Потому Джон с ним так осторожничал, излишне для их положения, степенно подавляя заученную привычку, что в подобных ситуациях была бы так применима к Холмсу, но не в этот раз. Здесь, на виду у людей, зажавшийся в комок Шерлок делался словно совершенно беззащитным, когда сидел вот так, подбоченившись к стенке, и завернувшись в пальто, как ребенок в одеяло. Мертвенная хватка детектива, спящего в наркотическом сне, крепко стиснула пальто за плечи, впиваясь в пелерину, зажав в руках тесьмы декоративных погон. Джон уже несколько раз попытался разжать эти покойницкие объятия, однако успехом его деятельность увенчалась только на третью попытку. Теперь можно было приступить к первичному осмотру, и тут вдруг Джон мешкает, хватаясь за голову, и расправляется, словно Холмс вдруг перестал значить для него что-то важное. Миссис Хадсон! И как он только мог забыть? Ватсон поспешно включает дисплей телефона, раздраженно выругавшись в ослепивший его прямоугольник, и низводит яркость до нуля, раскрывая глаза на их привычный угол. Взмах руки, шустрый бег пальцев по сенсорам,- "Миссис Хадсон, я нашел его. Он в порядке, скоро будем!" -отправить сообщение. Выдох. Но уж лучше поздно, чем никогда, Ватсон не по наслышке знает цену правдивости этой фразы, потому не суетится более, убирая средство связи в надежное место. Не беря в расчет непредвиденные обстоятельства, Джон был уверен в том, что сегодня телефон ему больше не понадобится. Так и продолжая стоять у Шерлока над душой, Ватсон выпрямился, окидывая пациента профессиональным взглядом, однако только сильнее почувствовал замешательство, заскребшее по тщеславию. Джон не был силен в наркотиках, не всегда мог сказать, какое действие оказывало то или иное вещество, исключая, пожалуй, только самые очевидные. Тем не менее, кое-что настораживало доктора сильнее остального; эффект, которого достиг Холмс, не был похож со стороны на что-то разрушительное, или опознанное. Как заметил Ватсон еще в подполье кухни — ампулами они не торговали, в виду сложности потребления и большого риска взорвать весь товар, если хотя бы одна из них по ошибке окажется в духовке. К тому же, такие манипуляции были бы очень рискованными, так как ампула сама по себе подразумевала абсолютную стерильность, которую не смогло бы обеспечить сырое сдобное тесто. В доказательство или опровержение своей гипотезы, Джон нежно приподнимает рукав с запястья Холмса, выискивая след прокола, или хотя бы пластырь на месте преступления по делу о запрещенных веществах. Но, как и ожидалось ранее, руки детектива были чисты. Ватсон осмотрел их внимательно, только лишний раз убеждаясь в том, что кроме синяков Шерлоку нечего было опасаться. Значит, Холмс принял внутрь эту дрянь, и судя по его состоянию, подтвержденному потерей связи с Шерлоком, это было около пяти часов назад, а то и больше. Тем не менее, Джон не спешил предпринимать отчаянных попыток очнуть товарища, метаясь из угла в угол по залу, зазывая на помощь бригады скорых со всей округи, или заталкивая Холмсу два пальца в рот прямо здесь, над его же коленями. Для такого состояние пострадавшего было более чем нормальным. Просто разбудить его являлось задачей куда более сложной, и пока что неразрешенной для Ватсона. Решив не тормошить Шерлока на публичном обозрении, Джон сел рядом с ним, пытаясь вспомнить, где он слышал похожие вещи раньше. Кажется, не так давно, Шерлок рассказывал ему о некотором синтетическом веществе, разработанном совсем недавно и получившем в широких кругах кличку "Марипоса", как о легком наркотике, побуждающем воображение. Кажется, эта дрянь работала как раз таким же образом: усыпляла реципиента и снабжала его доверчивый мозг дополнением "яркие сны". Только вот зачем Шерлоку с его сумасбродной головой понадобилась еще и эта чертовщина, тем более, в таком месте, Джону понятно не было. Забрал бы домой, все равно с ним никто ничего не сможет сделать, все равно он с чувствами бедной миссис Хадсон не считается, постоянно стаскивая в квартиру всякую дрянь. С другой стороны, ключей рядом с Вастоном могло быть полно, только выглядели они не такими блестящими и яркими, как единственный очевидный. Ему могло бы срочно понадобиться уйти в чертоги с головой, детальнее представить расследуемое дело, очутившись богом в осознанном сновидении, провести хотя бы один день подальше от забот, и еще уйма подобного, что только могло прийти на ему тронувшийся ум. Вроде, если не подсесть на эту штуку, ничего страшного с потребителем не произойдет, и по пробуждении Холмса, вероятно, будет мучить сухость во рту, тошнота и головокружение, однако одним из самых опасных эффектов "Марипосы" устные источники называли плохую контролируемость маленькой искусственной комы при передозировке. Так один кадр проспал неделю, и если бы не скорая, он бы не смог выкарабкаться, унесенный на крыльях чудовищной бабочки в царство Морфея на веки вечные. Конечно, не самое страшное, учитывая, что Ватсон уже нашел своего потребителя волшебной выпечки, но влияние этой дряни на организм еще не было изучено. А значит, дело требовало от Джона предельной осторожности. Доктор деловито примерился к лицу Холмса, подмечая, что мокрая марля помогала плохо. Будь здесь хотя бы относительно не разоренная аптечка, Джон бы попытался привести Шерлока в чувство путем применения паров нашатырного спирта, однако в антикафе с наркоманами ему такой возможности уже не представилось. Значит оставался один, самый проверенный, но не самый деликатный способ. Ватсон перехватил лицо Шерлока удобнее в свои руки, и придерживая его за челюсть и уши, принялся неистово тормошить его, вкладывая весь накопленный опыт в импульсные движения. Да, безумно грубо. Однако, вопреки предыдущему, еще и безумно действенно. Холмсу понадобилось всего лишь около минуты интенсивных колебаний, чтобы веки его подернулись слабой дрожью и приоткрылись, безвольно расползаясь по трясущимся глазным яблокам в две разные стороны, образуя прорезь. Сейчас Шерлок больше напоминал доктору старую куклу с заедавшими шарнирами в лице, механизмы которой тоже сходили с ума от подобных манипуляций, потому она словно не знала куда ей смотреть, дезориентируясь в своем положении в пространстве, пока полуприкрытые длинными ресницами из конской щетины зеленые шарики вставленных глаз тряслись в резиновой голове, разъезжаясь в разные стороны.       — М-м... — Сонно заскрипел Шерлок громовым голосом; точно потревоженное чудовище, выказывающее всем своим видом жажду неприкосновенности.       — Шерлок! — Радостно прошипел детективу доктор, продолжая тормошить его за плечо. — Как это понимать?!       — Мм... Пони..? Мать? — Вяло отозвался тот, не переставая хрипеть на смазанной гортани. — Что.. где..       — Ох. — Смягчился Джон, останавливая тряску. — Ты в порядке? — осторожно поинтересовался доктор, ласково заглядывая Шерлоку в лицо. Однако в этот момент его сознание, оставленное без непосредственной стимуляции всего лишь на секунду, вырубило снова. И Шерлок бы упал вперед, приземлившись лбом на край стола и вряд ли бы от этого проснувшись, если б рядом с ним в насущный момент не оказалось бы Джона. Вытянув руку, доктор подхватил товарища в воздухе, и, придерживая его затылок, отклонил аморфное тело обратно на спинку. Пощечина. Рука снова почувствовала десна. Пощечина. Теперь ладонь поцарапали оголившиеся зубы спящего. Пощечина. Еще одна. Еще одна. Еще одна.       — Ох, мне нехорошо, — Сипло стонет Шерлок, пытаясь проморгаться. Джон останавливает избиения. Судя по бегающему взгляду, Ватсон предполагал, что последний был еще в бреду. — щас сблюю. — Констатировал свое состояние Шерлок, однако к непосредственным действиям так и не перешел, безвольно откинувшись Джону на руки.       — Скорее, тебе нужен воздух! — Поднимая домашнего наркомана силками все суетился Джон, тщетно стараясь не привлекать к себе ненужного внимания, так как вокруг них уже начала собираться праздная толпа зевак. Джон умел различить таких среди людей; занятые своими делами одни однажды отвлекались от столиков, поворачивались и наблюдали, не прекращая обыденных бесед. Хорошо еще, что от кассового прилавка Джона надежно отгораживало столпотворение неравнодушных. Перекинув через плечо безвольно болтающуюся руку товарища, Джон потянул его на себя. Уверившись показаниями первичного осмотра, не давшего никаких обескураживающих результатов, Джон попытался вытащить к себе детектива, попутно не сбив им стола. Что получилось с переменным успехом: скрипнув, стол отъехал прямо на сидящую рядом публику, издавая тираду неистовых звуков, пока Ватсон, спешно извиняясь за беспокойство во все стороны, подтаскивал к себе Холмса, как тряпичную марионетку с оборвавшимися ниточками. Один раз он даже пришел в себя, когда Джон ударил его ляжкой об угол, однако спустя несколько нечленораздельных звуков, Шерлок снова отключился, повиснув в объятии надежных, крепких рук.       — Он просто слишком много выпил, — Пояснил доктор, осматривая развеселившуюся толпу. — ничего серьезного, я просто отвезу его домой. — Добавил он так, будто это действительно было кому-то важно.       — Слуш, мужик, а может скорую? — Небрежно бросил чей-то нахальный голосок из второго ряда. Интонация его владельца была настолько издевательской, словно он желал Шерлоку смерти лишь в угоду собственной потехи.       — Не надо, — не отвлекаясь от вызволения Холмса, отказался Джон, железно не реагируя на провокацию, и когда уже подхватил за талию едва держащееся на ногах тело, пояснил, глянув в сторону источника звука, но замечая как минимум пятерых из множества тех, кому он мог принадлежать. — Я доктор, я присмотрю за ним.       — Ну же, Шер, — обращаясь уже к Холмсу, подбодрил его Ватсон, нисколько не заботясь о том, что он был мало похож на француза сейчас. Хотя, кого только не выводит в свет Франция, так что на каждый клишированный образ однажды найдется свой Джон Ватсон, называющий кого-нибудь "шером", игнорируя манерную картавость, или шепелявя в слове "сэр", но содранного уже с официального английского языка. Стоило ли говорить, что это было мало применимо к товарищу? Так что очевидный вывод о военном, проверяющем, докторе-французе в одном лице напрашивался сам собой на внимательные умы тех, кто следил за представлением с самого начала и до сей поры. Однако это заботило Джона в последнюю очередь. Протащив волоком Шерлока по лавке, Джон крепко объял его за пояс, поднимая, и наблюдая за интересным поведением подопечного, напоминающем попытки ходьбы. Не успев еще толком выйти из-за стола, доктор опустил Шерлока обратно, понимая, что так они точно далеко не уедут. Расстегнув пальто Холмса на три верхние пуговицы и сняв окровавленный шарфик с его шеи, Ватсон прикрыл грудь детектива собственной курткой, и только после этого поднял со стола вазу.       — Прости, мой дорогой. — Обратился он к товарищу, видя, что собравшиеся потеряли интерес к союзу доктора и наркомана. С этими словами Джон окатил Шерлока холодной водой, выплеснув сразу все что было в вазе на бледные черты милого лика. Это сработало незамедлительно, и даже лучше, чем предполагалось Джону: мокрые ресницы Холмса распахнулись почти на дюйм, открывая Ватсону убеждение в печальной правде о том, что Шерлок был не в себе. Зажав товарищу рот, чтобы тот не закричал, Ватсон подержал его так какое-то время, после чего обеспечил Холмсу приток кислорода, однако все еще не выпускал из рук его голову, придерживая Холмса за уши.       — Что?! Джон..? — Метаясь между беспамятством и забытьем пролепетал Шерлок, заглатывая душный воздух. Джон стоял над ним монументальной фигурой, замершей в немом осуждении, беспокойство в которой выдавали только исступленно прищурившиеся веки, защищавшие пересыхающие глаза от внутреннего гнева. Холмс и не заметил, что сосредоточенное лицо Доктора в момент оттаяло, когда он понял, что Шерлок его узнавал.       — Где сэр Дойл? А... Я был в обмороке, да? — Тяжело дышит детектив, смотря на Джона так, словно тот воплощал в себе квинтэссенцию всех его глубинных страхов.       — Ты и сейчас. — Сухо бросил тот. — Лучше не трать силы, и скажи спасибо, что я тебя вообще отсюда достал.       — Спасибо, Джон. Спасибо, родной, спасибо, я... спасибо, — Сбивчиво лепечет Шерлок, повинуясь доктору так, словно тот был пастухом, отдавшим безмозглому существу единственный приказ. Заставь дурака молиться, но Холмс дураком не был. Он был просто не в себе.       — Да, вот так достаточно. — С издевательской улыбкой произносит Ватсон, прекрасно сознавая, что сыщик не сможет понять шутки сейчас. Зато зал воспринял жестокую выходку с нескрываемым приступом смеха. Публика всегда была злая. "Сукины дети." — Безмолвно ругается Джон, поднимая за руку кое-как подающее признаки жизни тело. — "Чему вы радуетесь, бесенята? Человеку плохо, а им все хиханьки да хаханьки. Помогли бы хоть до выхода его дотащить, что ли..." К счастью, это осталось не озвученным. Потому пестрая, местами сочувствующая, местами осуждающая, местами хохочущая толпа проводила двух друзей к дверям без тени злобы, позволив врачу скрыться с пациентом там, где больше ни один наркоман не достанет их. Ватсон вышел вон, наслаждаясь сквозящим ветром. Шерлок на его руке был почти невесомым, и только сумка, доверху напичканная сожалениями прошлого, сгибала его стойкую натуру. Скоро все будет хорошо.