Бабочка на плече у доктора

Не помня себя от неистового приступа тревоги, прильнувшего к голове так резко, что доктор сам чуть не лишился сознания, Джон рывком поднялся с кресла, грубо сорвав из гнезда наушники, и бросился к двери в ванную, вежливо стучась в беспокойном предубеждении. Однако в помещении, отделенном дверью от его привычки контролировать каждый шаг пациента, все было спокойно. Только мягко шуршала вода, которую, как помнил Ватсон, он оставил закрытой. Конечно, на его стук никто не ответил. Там, казалось, вообще никого не было, просто предыдущий посетитель забыл выключить воду, перед тем как выпорхнуть из душной клетушки, обложенной потрескавшейся плиткой, и умчаться в никуда первым же кэбом, прочь, прочь по Бейкер-стрит, подальше от Бейкер-стрит. Но Джон знал, что его мотылек на такое не способен, и даже если бы доктор не заметил бы его легкого движения за приоткрытой крышкой монитора, то точно бы услышал гневные возгласы миссис Хадсон, когда та, охаживая сбежавшего больного поганой метлой, выключила бы роутер из сети, дабы привлечь внимание Джона. В удержании буйного все средства хороши, однако это был выученный жест женщины в случае беспомощности, который действовал настолько безоговорочно, что даже если соединение пропадало всего на несколько секунд, в виду факторов сторонних обстоятельств, прежде чем связь восстанавливалась, можно было услышать на лестнице две пары шустро спускающихся ног. Все же мальчики боялись за миссис Хадсон, они очень любили ее. Впрочем, много новых чувств появляется между теми, кто неволей живет под одной крышей. Так люди из незнакомцев и становятся названной семьей, поровну распределяя домашние дела, разделяя друг с другом проблемы и тревоги, жалобы и интересы. Впрочем, не того ожидала миссис Хадсон, когда, вместо почитания и уважения, на нее вскоре легли все домашние обязанности. И если бы не старшенький, во всех смыслах, маменькино золотко, она бы вскоре начала ругать Холмса за бардак в комнате и вытаскивать его на улицу за ухо, чтобы тот наконец оторвался от своих расследований и поиграл с соседскими ребятами. И тот факт, что рядом с ними обосновались элитные киллеры нисколько бы не смутил благочестивую женщину. Скорее, она бы просто одолжила Холмсу свой револьвер. Все это пришло в голову Ватсону сиюминутно, мозг сгенерировал даже зрительную часть за считанные мгновения, и оттого доктору, в рамках тревожности ситуации, сделалось слегка забавно. Защитная реакция, тут нечему было удивляться. Нервы, наверное. Вот только он не знал, что находилось по ту сторону двери. Быть может, там жизнь товарища держится на честном слове, а что волнует Джона? "Названная семья!" Ну и ну. А раньше, он думал, что только Холмс так играет с жизнью. Нет, что бы там ни было, в свое время Шерлок заразил врача не только бомбой замедленного действия. Молясь на то, чтобы дверь в ванную не оказалась запертой изнутри, и возбраняя себя за собственную глупость одновременно, Джон самонадеянно сжимает стальную ручку в потной руке, однако она поддается, впуская надзирателя в обитель крутящихся стрелок счетчиков, воды, утекавшей быстрее денег, и клубящегося пара. Подобная обстановка словно сгущала краски перед неизвестностью, перекидывая восприятие Ватсона через дешевый театральный финт. Однако в нужный момент это обеспечило должное впечатление, сбившее с толку даже такого опытного доктора. Отгоняя ладонью мельчайшие капельки пара, Джон обмахивается ею, как веером, вглядываясь в неподвижно сидящий образ. У него не было сомнений на счет того, кому он мог принадлежать. Он по-прежнему находился на полу, как Ватсон его и оставил, однако теперь местоположение силуэтного пятна было смещено немного вправо. Возможно, Холмс доставал что-то, стоящее на раковине. И только по приближении к нему Ватсон смог убедиться, насколько точны были его догадки. Сидя на коленях и согнувшись над ними в дугу, Шерлок вяло жевал во рту зубную пасту, тыкая себя щеткой в десна, и, судя по кровавым разводам на пене, уже больше, чем того требовала ситуация. Несмотря на то, что свежего воздуха в комнате практически не осталось, Холмс держался достаточно уверенно и бодро, только вот кудри на нем взвились от повышенной влажности, выказывая этот образ упрямого барана совсем красноречивым. Мокрая рубашка прилипла к телу, ремень на брюках был вытащен, Шерлок даже почти справился с носками, однако бросил это занятие на половине, отвлекаясь на вещи более низменного спектра. Например, такие, как промывание желудка посредством воображения и воды. Сейчас его лицо было еще более немощным и жалким, чем до оказания помощи, оно как будто еще больше побледнело, и теперь сливалось с белой обстановкой комнаты, негласно умоляя Ватсона вмешаться, чтобы все это прекратить.       — Шерлок, что ты делаешь. — Произнеся вопрос так, как будто он был уже не повествованием, а утверждением, Джон решительно подошел ближе, аккуратно переступая по мокрой плитке. Привычки не давали совершить резкого движения, однако доктор не сразу заметил, что едва ли не подкрался к детективу.       — Отогхди, Дфон. — Попытался прогнать товарища Шерлок, не вынимая щетки изо рта. — Ощтавь меня. Мне профивно.       — Что тебе противно? — Не повиновался Ватсон, наклоняясь через Холмса и перекрывая воду.       — Вще профивно. — Холмс оттащил правую руку от лица, и теперь понимать его стало проще. — Я противен.       — Что не так? — Джон опустился рядом, заглядывая в красные глаза Шерлока. Под воздействием еще и зубной пасты их стало невозможно отличить от сценических линз для образа вампира.       — Не знаю, — настойчиво повторил Шерлок, чуть повысив тон. — Все не так. Не могу, Джон, знал бы ты как я устал.       — От чего, Шерлок?       — От этого тела. Не помня себя от страха, доктор ловко выхватил у Холмса его свободную руку, и резко задрав на ней рукав рубашки, пожирал глазами его запястье. Однако только позже он осознал, что непременно бы заметил подобное еще до воздействия, ведь рубашка на Холмсе была белой, и странно изломленной на распахнутом воротничке. Джон прищуривается. Ворот рубашки Шерлока был испачкан кровью. Казалось бы, ничего удивительного, ведь его подопытный дурачок только что изжевал зубную щетку, с таким усердием, будто он пытался счистить ею не налет, а десна с зубов. И все бы ничего, белый цвет довольно маркий, так что даже разведенная кровь зияла бы на нем неряшливыми кляксами, однако улика на одежде наркомана была действительно ужасающей, такие разводы не могли остаться сами по себе. Джон узнает этот почерк из тысячи. Растяжка пальцами.       — Придурок, ты что творишь?! Ватсон разъяренно хватает Шерлока за подбородок, игнорируя врачебную учтивость, имеющую смысл в ситуации, когда пациент рядом с ним совсем не совладал с собой. Но сейчас он сам нарывался на грубость, а вовсе не на жалость. Крепкая ладонь Джона замахнулась на землянистого цвета лицо и безо всякого на то сожаления отвесила Холмсу звонкую вразумительную пощечину такой силы, что пена от зубной пасты разлетелась по стене вместе с оглушающим хлопком. Однако сейчас доктора не волновало даже то, что он запросто мог вывихнуть детективу челюсть. В случае чего, он знает, как ее вправлять. Вот только был ли в этом смысл?       — Джон, я... — Робко возражает наркоман, уже не пытаясь оправдываться. Ватсон изобличил его, и теперь его укоризненный взгляд изгрызал Холмсу те остатки совести, которые еще сохранились в его в момент опошлившейся душе.       — Как ты можешь так вытирать ноги о мою доброту?! — Джон перехватил товарища за грудки, и с силой встряхнул его. Тупой конец зубной щетки упреждающе ткнулся доктору под ребра, но отталкивать его Шерлок не решился.       — Ну, просто, — Не находясь со словами, Шерлок жевал во рту одни и те же слоги, составляя из них откровенную бессмыслицу.       — Да что с тобой, — перебил его Ватсон, не желая слушать. — Думал, я не замечу? Думал перехитрить военного врача? Сюрприз! — Ватсон встряхивает его с новым порывом исступленной ярости, уже почти истлевшей, однако все еще очень ощутимой. — Вы потерпели поражение, друг мой, и теперь Вам придется очень постараться, чтобы объяснить мне хоть что-нибудь из этого, молодой человек.       — Говорю же, я был себе противен. — Кое как сочленяя из жеванных букв фразу, на подобие осмысленной человеческой речи, сдается Шерлок, однако, пока что, говорит не так убедительно даже для того, чтобы не сдавать свои позиции. Ватсон словно напирал на него сверху, казалось, что еще чуть-чуть, и он потопит Шерлока в океане совестливости. Детектив невольно сглотнул. — Ну и... в какой-то момент я стал противен себе настолько, что...       — Ты мог просто позвать меня. — Холодно изрекает Джон, сипло вдыхая переувлажненный воздух. Со стороны этот суровый жест выглядел даже наигранным, однако Холмс пробыл с ним слишком долго, дабы утвердить то, что Ватсон пребывал в бешенстве. — Один слог, Шерлок, там всего один слог! Ты мог бы просто что-нибудь крикнуть!       — Я кричал, но ты не слышал, — В свою очередь парирует детектив, тщетно собирая в кулак остатки самообладания. — ведь ты был в наушниках. — Договаривает он, но из-за последнего пояснения сим немощным, дрожащим голосом, и без того проигрышная фраза Холмса стала выглядеть еще более жалкой.       — Не был. — Уверено блефует Джон, надавливая на детектива своим авторитетом. — Только первые пять минут, а после я снял их, когда услышал шум воды.       — Но ты же обещал,       — Имей совесть! — Повысил голос Ватсон, и схватив Холмса за ухо, отбил ему еще и вторую щеку. Удар Джона был поставлен очень болезненно, и сейчас тот нисколько не скупился на собственную силу. Однако детектив под его рукой даже не дрогнул, словно он и вовсе забыл, что значит чувствовать боль. — Я оставил тебя одного, чтобы не смущать, доверился тебе! Скажи, тебе просто нравится так мои труды обесценивать?! Ладонь отстранилась от лица Холмса лишь затем, чтобы с громким хлопком приземлиться туда вновь, на то же место, уже покрасневшее по форме его пальцев. Интересная получилась мишень, оригинальная. Вот только способ нанесения был слегка затратным: сначала приходилось отбивать кого-то только для ее создания, а потом еще неистово долбить в то же место, не жалея мощи. Так и до бессилия недалеко, но Джону было плевать. Даже если он сейчас выдохнется, и развалится рядом с Холмсом — плевать. Плевать. Он сделает с наркоманом то, что должен был уже давно.       — Ну прости, не знаю, что на меня нашло, — Шерлок пытался сгладить углы, выдавая за правду деланное извинение. Однако его попытки можно было приравнять к потугам опилить углы деревянного стола кухонной ложкой. Детективу еще повезло, что теперь Джон сумел взять себя в руки, находясь в доле от того, чтобы кинуться на Шерлока, вжать его в пол, и продолжить неистовые избиения, пока миссис Хадсон вместе с Лейстредом не оттащили бы его от вновь бесчувственного тела. Только на сей раз, из-за болевого шока.       — Нет, одного "прости" тут мало. — Выцедил Ватсон, сжимая плечи товарища. — Ты мог бы просто позвать меня, Шерлок. Пощечина.       — Гх..       — Просто позвать меня. Еще одна пощечина, но отбивающая уже другую сторону.       — М-. — Болезненно скрипит Холмс.       — Если не справляешься сам, ты бы мог просто крикнуть мое чертово имя. Так что меньшее, что ты можешь сейчас для меня сделать — сказать мне правду. Рука Джона вновь примерилась к щеке, однако на сей раз ее касание было практически безболезненным, в какой-то мере, даже деликатным. А может, щеки Холмса уже исколотили до состояния отбивной, убив там все нервы, так что ощущать шлепки уже было нечем. Однако не в одной физике заключалось дело. Выпустив бешенство, бывший военный впервые смог осадить сам себя, и теперь его взгляд был слегка другим, осуждающим, но практически беззлобным. Разницы немного, но на месте Шерлока каждый бы почувствовал ее.       — И только попробуй скрыть от меня хоть что-нибудь, — Серьезно напутствовал Ватсон, предостерегая грядущую исповедь товарища ото лжи. — до полусмерти изобью. А после, сдам врачам и уеду к сестре. А вот это уже было страшно. Широкие глаза наркомана как будто еще больше разъехались в разные стороны, обескровленная кожа словно еще больше побледнела, а его жестокий разум провалился сквозь горло, парализуя острый на беспутные слова язык. Как ни странно, воспитательная беседа подействовала именно на то, на что направлялась. Строгий тон товарища, который вечно его прощал, а тем более, его решительные намерения, вразумили даже Холмса. Поначалу, детектив напряженно молчал, стискивая во вспотевшей ладони зубную щетку. Он не смог отбиться ею от Ватсона, хотя даже в текущем состоянии понимал, что не стоило бы его злить. Все-таки, он избил Шерлока за дело, пусть и таким бесцеремонным образом, но - как Шерлок чувствовал - любя. И даже если тот исколотит его до смерти, то все равно останется прав. Однако Джон был терпелив, потому не перебивал задумавшегося Холмса. Когда пауза между ними затянулась настолько, что со стороны казалось, будто Шерлок и вовсе не собирался ничего рассказывать, Холмс вдруг издал слабый сип, отдаленно напоминающий начало страшного ругательства. Однако не договорив задуманного, Холмс запнулся, задрожав всем своим существом. Он более не мог сдерживать слезы, но нет, так выражалась не боль, а огромное раскаяние, чувство непомерной вины, в которую его с такой силой вмазал лицом Вастон. Тщательно подавляя свои родительские инстинкты, Джон никак не отреагировал на это, лишь бросив тень сожаления на поникшую фигуру. Однако его руки остались на прежнем месте — возмущенно сложенными на груди.       — Да, Джон. Ты все понял правильно. — Раздался сиплый шепот наркомана. Тесные стены ванной делали его гулким, и потому казалось, что голос Шерлока звучит с той стороны могилы. Какое ужасное сравнение. Но какое привычное... — Я действительно что-то с собой сделал. Прости, Джон, пожалуйста, но я-       — Что ты сделал? — Возвращая сознание Холмса обратно к теме, глубоко вздохнул Ватсон. Наказание провинившегося дало несколько баллов к успокоению, и теперь Джон не чувствовал себя так взбешенно, как еще за несколько минут до текущего момента.       — Хотел удушиться, но от этого только еще раз сблевал. — Признается Холмс, сморгнув слипшимися ресницами в сторону. Ватсон перехватывает его лицо, всматривается в бездонные глаза, но вскоре отпускает руку. Пациент говорил правду. Несомненно, ибо он слишком много знает о том, как Шерлок лжет.       — И что мне с тобой делать..? — Стушевавшись, произносит Джон, не зная, как теперь поступить. Не хотелось потакать, но и бросить в трудный момент рука не поднималась, еще глупенький, еще не понимает важнейший жизненный урок о причинах и следствии, потому такое творит. Однако желание выпороть его, как провинившегося ребенка в стародавнюю пору, возросло в Ватсоне до всех обозримых границ дозволенного.       — Не знаю, можешь уже начать меня ненавидеть. — Отрешенно добавил Холмс, понимая, что сим только провоцирует Джона, однако не останавливаясь, учитывая даже то, что пока еще не было слишком поздно сделать это. — Это просто, у меня много врагов. Хочешь, я дам тебе номер кого-нибудь из них? Они расскажут, как надо правильно ненавидеть меня. Хотя, кое-что я могу рассказать тебе сам. Сначала тебе понадобится доска для дартса и моя фотография, потом-       — Не паясничай пожалуйста, Шерлок. — Строго попросил его доктор, не разжимая зубов. — Я и так еле держусь. Я не хочу тебя бить. Мне нравится быть с тобой ласковым. Но иногда ты так невыносим, словно сам не хочешь, чтобы с тобой обращались по-хорошему.       — Теперь ты уйдешь от меня? — Поверх рассуждений накинул Холмс, заглядываясь куда-то через стену. Словно изречение о намерениях Джона вернуться домой дошло до детектива только сейчас.       — Что? — Машинально переспросил Ватсон. Однако вскоре губы доктора расплылись в издевательской улыбке. — Нет, дружочек, как раз-таки теперь я никуда не уйду. В рамках твоего состояния, и пока оно не закончится, ты не сможешь от меня отделаться. Никакого уединения дольше, чем на пять минут я тебе не позволю, да и в этом случае, ты должен будешь сдать мне все предметы, которыми ты можешь себе навредить. Моли бога, чтобы я позволил оставить тебе белье.       — А что будет потом? — Не унимается Холмс, начиная чувствовать тревогу.       — Потом? Потом ты будешь просить у меня прощения, и обещать, что ты не будешь накладывать на себя руки больше. — Как ни в чем не бывало ответил Ватсон, будто он вовсе и не говорил всех этих слов.       — Но если мне мое тело противно, как я могу извиняться за то, что я чувствую? Как я могу тебе такое обещать? — Заново начинает детектив, однако в этот раз, чуть более осмотрительно. — Я думал, ты меня поймешь.       — Ты не можешь так говорить, Шерлок. — Отрицая происходящее, Джон вскоре отпустил руку товарища, только сейчас детектив сам не сдвинул ее, настойчиво придерживая Джона пальцами. — Ты не имеешь права, ради всех, кто тебя все еще любит. И бьет вовсе не из-за этого.       — Я могу говорить все, что хочу. — Заартачился Холмс и вытянул ладонь к бортику раковины, небрежно бросив туда зубную щетку. После чего, Шерлок важно утер мокрым рукавом рот, однако сделал лишь хуже. — Может, я не имею права что-то с собою делать, что я и нарушил, мне жаль; но говорить я могу все, что угодно.       — И тебе не жалко тех, кого ты ранишь такими словами?       — Такая уж я мразь.       — Мы оба знаем, что это не так. — Джон тяжело выдохнул, наблюдая, как остатки пасты на лице Холмса засыхали, проявляясь белесой корочкой. В ответ на изобличение Ватсона, Шерлок простонал что-то несвязное, однако стыдливо отвел взор, будто разглядывать стойку для душа было куда интереснее укоряющих глаз.       — Я. Не знаю. — Ответил он со злобой в голосе. — Эти руки, эти ребра, этот язык, эти пальцы, челюсть, внутренности и все прочее, без чего бы я не существовал, оно все такое требовательное. Капризное! Я устал чувствовать себя сломанной машиной, но именно это я и чувствую изо дня в день, Джон! Я устал!       — Вот именно. Ты просто очень устал. — В ответ на провокацию мягко успокоил товарища врач, прижимая к ключице эту бедовую, гениальную голову. Конечно, он никуда не уйдет. Конечно, от такого, как Шерлок, он не сможет никуда уйти, никуда, дальше дома, никуда, дольше чем на несколько дней. Конечно, тогда вопросы Гарри про семейную размолвку приобретут еще больше веса, но это бы не так сильно смущало Джона. Она ведь тоже знала, что сожитель ее брата бывает просто невыносим, и подобные сцены необходимо было устраивать для профилактики и еще для того, чтобы хотя бы немного осадить его безнаказанность. Заставить таким жестоким образом осознать, что терпение ближних не вечно, и в один момент его выходки могли перегнуть палку настолько, что она обломится на половине, и он потеряет их навсегда.       — Ничего ты не понимаешь. Даже не воспринимаешь меня всерьез. Конечно, кто я такой, всего лишь жалкий наркоман! — Возбраняется Холмс на себя же, пытаясь оттолкнуть Джона, но после первой же неудачной попытки он сдается, послушно обмякнув на груди у доктора. Теперь Холмс слышал, как билась его кровь. Волнуется.       — Наркоман, это верно. — Рассудительно констатировал Джон. — Но уж точно не жалкий, я же вижу со стороны. Как и причину такого твоего состояния. Шерлок, ты не в себе из-за нового синтетического вещества, которое принял недавно. Для твоего, пусть даже гениального мозга, это новый опыт, потому побочные эффекты проявляются таким образом. Ответь мне, сколько раз ты заново учился дышать? А ходить? А засыпать, сызнова осознавая механику таких простых вещей? Я, может, и не употребляю, но о многом наслышан от пациентов и сослуживцев. Иногда это были одни и те же люди. Кх-м, ну вот, "бабочка" дала тебе по нервам с такой силой, что ты должен будешь заново научиться ощущать свое тело. Все в порядке, тебя скоро отпустит. — Добавил он последнее так, словно все великодушие мира стоило ему этой короткой фразы.       — А что мне сейчас делать? — Не унимается Шерлок. — Такое ощущение, что мне каждая клеточка противна.       — Не думать о том, что ты состоишь из клеток. — Пожал плечами Ватсон, и голова Холмса на его груди подпрыгнула. — Хотя сейчас мне нужно будет задать тебе несколько вопросов, касающихся механики твоего тела. Шерлок, — Джон снова заглядывает пациенту в лицо. — Мне нужно задать тебе эти несколько вопросов. Учитывая твое состояние, они будут тебе крайне неприятны, но я не могу поступить с тобой по-другому, понимаешь? Я и так ужасно сплоховал, когда не повез тебя в больницу, хотя стоило бы, видишь, к чему привели мои уступки? Но укрывательство еще и этой информации, или моя неосведомленность в ней, может обернуться для тебя летальным исходом. Скажи, когда будешь готов. Шерлок медленно, послушно кивает, точно его голова действительно держалась на ржавых пружинах; они разгибались, входя в нужный паз. Еще немного, и Вастон под такие движение смог бы представить почти различаемый скрип, однако в данной ситуации ему было не до смеха.       — Хорошо. — Поправляется Джон, бессознательно прижимая к себе темноволосую голову. Этот жест почти напоминал поддержку, однако сейчас он был слаб, и почти лишен нежности. — Обещаю, несмотря на то, что между нами только что произошло, я обещаю быть с тобой деликатным. Еще один кивок. Подбородок детектива упирается Джону в шею, на секунду пережимает артерию, но вскоре ложится обратно и перевешивается врачу через плечо. Отсюда удобнее всего было расслышать вопрос, даже если он будет противным.       — Скажи, сколько раз ты промыл свой желудок? — Пытаясь подбирать выражения, буднично осведомился Джон, не заостряя на этом внимания.       — Четыре.       — До прозрачности? — Назидательно допытывается Ватсон, зная, что сейчас лучше всего было не смотреть в глаза Шерлоку, хотя бы ради того, чтобы его сим не дестабилизировать. Значит, придется снова поверить ему на слова, вычленяя правду из интонации податливых фраз. О, Ватсон, еще один раз на те же грабли! Ты на них вскоре сальсу танцевать научишься, с огромным яблоком во весь лоб. Но дело твое.       — Да.       — Это точная информация? Пойми, в таком состоянии, твоя жизнь зависит от каждой мелочи. "Да", или "Не знаю, вроде бы, но я не вглядывался?"       — Да, — Уверенно повторяет Холмс со злобой в голосе. — это точная информация.       — Хорошо. Теперь скажи, ты просто принял "Марипосу", или у тебя передозировка была?       — А не понятно? — Не очень вежливо отозвался Холмс. — Нет, не было, просто принял, она же так и действует: сон, бабочки, пробуждение, и... вот это вот все.       — То есть, ты знал, на что подписывался? — Серьезно спросил его Ватсон.       — Да.       — И все равно-       — Да. — Тяжело вздохнул Шерлок, стараясь не смотреть на врача. Впрочем, его уши видели больше, чем глаза. Даже сейчас Холмс мог лицезреть его недовольство разумом, невзирая на то, что его мозг спал в умственной коме.       — Но почему? Зачем тебе это? — Насторожился Джон. Однако теперь ответа не последовало. Ватсон не злился, ведь по факту Шерлок ничего от него не утаивал. Молчание не означало прекословия или лжи, возможно теперь, в очень тяжелый момент для них обоих, детективу просто понадобилась поддержка. Допрос на болезненные темы не каждый может спокойно вынести, еще и в состоянии Холмса. Вздохнув, доктор наконец приобнял товарища, и, не долго думая, пересадил его с холодного пола к себе на колени. Он сделал это так легко, как будто Шерлок вообще ничего не весил, и только значил, а значил многое, даже сейчас. Он предполагал сопротивление, хода которому Джон не дал бы еще на корню, чего, к счастью, не случилось. Шерлок был послушен, хоть его дрянной язык говорил ужасные колкости.       — Хотел увидеть бабочек.       — Что..? — Вастон нахмурился, не понимая, не послышалось ли ему, однако вскоре Холмс продолжил, тем самым подтвердив собственные слова.       — Бабочек, Джон. Я давно... не видел бабочек...       — О, Шерлок, ты не в себе. — Констатировал доктор, перевешивая Холмса с груди на руки. — Пойдем, я дам тебе сорбент. Как только ты выпьешь это, тебе станет легче.       — А я не-...       — Нет, уже нет. — Перехватив мысль, закончил за Шерлока Доктор, понимая по интонации, что Холмс не хочет продолжать противную фразу. — Тебе уже нечем.       — А если все же-       — Тогда, у нас есть стиральное ведерко. — Улыбнулся Джон, похлопав бедолагу по плечу. — Давай, сейчас я отнесу тебя в кровать, поспишь, придешь в себя, Говоря под руку, Джону не составило труда встать прямо с Шерлоком на руках и выйти из ванной в гостиную, чтобы положить его на гору измятого одеяла, где и оставить в ожидании лучших времен. Мысль вызвать врачей несознательно все еще терзала Ватсона, однако состояние Холмса внушало ему достаточно доверия и для того, чтобы не делать этого. Надо было бы раньше, еще в кафе. Идиот. Зато какой тщеславный... Доктор медленно разворачивается, оставив за спиной в плену у кровати недвижное тело. Поднимает с тумбочки бутылку, тянется к карману за ключами, чтобы помочь ими вскрыть себе сорбент, и..! А. Ну да. Джон растерянно усмехнулся, понимая, что из-за ключей с ним и приключалась вся эта история. Вся эта история, чуть не стоившая Джону жизни. Вся эта история... из-за связки ключей! Тогда тихий смешок перешел в раскатистый хохот. Тот самый, что Джон сдерживал в себе еще по возвращении со злополучной кухни, но зато сейчас, перед домашним наркоманом, Джон мог себе позволить такую выходку. Связка ключей. Все это из-за связки ключей! О да, теперь Джон хохотал во все горло, распаляясь по всей гостиной диким, безудержным смехом. Шерлок вряд ли что-то вспомнит, тем более, в таком состоянии он ничего не сможет доказать, даже если и обратит на Джона внимание. Впрочем, Холмс в любом случае не имел бы права его осуждать, понимая, что с таком соседом как он любой бы тронулся. Ватсону еще повезло продержаться так долго. Слегка осадив пароксизм нездорового веселья, Джон, все еще игриво посмеиваясь, подходит к столу, вынимает из расщелины в нем охотничий нож, отцепляет от его рукояти розовый стикер, исписанный бескультурными словами, и поддевает им пластиковую упаковку, высвобождая из-под нее несколько круглых черных таблеток. Протянув активированный уголь отнекивающемуся Шерлоку, доктор заставил того их запить. Впрочем, хоть уговорить Холмса на большее, чем на три глотка у Джона не получилось, он счел это достаточным, рассчитывая усилие как маленькую победу. Джон медленно отходит от кровати, но сразу после возвращается, будто что-то забыл, и продолжает стоять в ногах, обдумывая планы. Он уже не склоняется над Шерлоком. Его легкие выправляются, обеспечивая телу первый осмысленный вдох. Сейчас все силы надо бы бросить на то, чтобы восстановить дыхание; что удавалось, но не так хорошо, как к этому привык Ватсон. Он мягко переступает по ковру. Надо бы проветрить голову, пройтись хотя бы до кухни, перекинуться с миссис Хадсон парой слов, высказать ей все негодование, обдумать вместе с нею, как наказать этого... Холмса, чтобы тот не смог пожаловаться ни Лейстреду, ни брату; однако потом — бегом к пациенту, запинаясь о ступеньки скрипящей лестницы. Под чутким присмотром доктора, Шерлок, вне зависимости от его желания, просто обязан находиться в добром здравии. И все же, одна деталь помешала плану Ватсона осуществиться. Доктор замер на месте, не в силах отойти от кровати. Он не смог сделать первый шаг.