Чимин стоял в ванной, красный как рак, взлохмаченный, напряженный. Он был таким по разным причинам. Первая — смущение. Ему поручили вставить в себя пробку-кошачий хвостик, и процесс введения ее в себя был жутко пошлым. Вторая — возбуждение. Эти самые "жутко пошлые" процессы нехило возбуждали.
Ах да, и касаться себя в области паха ему запретили. Это ставит в противоречивое положение — ты хочешь кончить до безумия, потому что тебе запрещено это делать, и именно из-за этого возбуждаешься. Весело.
Пробка вошла в Чимина с нескромным стоном, причиняя совсем небольшой дискомфорт. После чувство неудобства заменилось на приятную наполненность и... сука, еще большее возбуждение.
Чимин опускает ногу с бортика ванной на пол и пытается приноровиться ходить с этой немаленькой вещью у себя внутри. Хвост при маленьких шажках мотается из стороны в сторону.
Чимин берет с полки кошачьи ушки, надевает их себе на голову. Парень смотрится в зеркало и закусывает губу — Юнги понравится.
Нет, ну а каким боком не понравится, если даже выбирал Юн?
Выдохнув, Чимин выглядывает из ванной и идет в их с Мином комнату "для утех".
Вообще эта комната не отличалась ничем от остальных. Просто Шуга мог позволить сделать несколько спален для разных целей.
Чимин подошел к двери, и не знал, как быть. Ему стоило постучаться? Или мяукнуть? Мальчик потупился и заглянул внутрь. Юнги сидел на своем величественном кресле. Выглядел он так царственно. И книгу заумную читал до ужаса сексуально. На малейший шорох, что раздался сбоку от него у входа, мужчина поднял голову и взглянул на пришедшего. Уголком губ улыбается сдержанно, но видно, что ему нравится происходящее.
— Это кто ко мне пожаловал, — снова, словно говоря с кем-то очень маленьким, произнес Юнги и отложил книгу. С необыкновенной уверенностью, смешанной с легкостью, снимает очки и кладет их рядом. Встает и направляется к Паку.
Чимина уже несет. Он считает своего мужчину всегда великолепным, Юнги постоянно его возбуждает. Каким бы ни был и что бы ни делал. А сейчас... сейчас то и подавно не исключение.
Мальчик, угадав, что должен делать, опускается вниз. Мужчина над ним молчит, смотрит, ждет чего-то. И Чимин мяукает. Делать это в сексуальном ключе так смущает. Одновременно с этим завязывается узел внизу живота. (как будто бы он не завязался во время вставливания чертовой пробки).
— Ах, это мой котенок, — протягивает удивленно Шуга и собственнически треплет по голове. Этот тон и поведение, когда доминант не просто старше, а намного старше. И когда он взрослый, а Чим нет.
— Что мне с тобой делать, милашка? — спрашивает, гладит по макушке. Изображает то, как он усердно думает и идет за чем-то к шкафу. Через миг Чимин чувствует, как на его шее появляется что-то — ошейник...? Настоящий? И Юнги как всегда подошел бесшумно, не давая возможности предсказать события. — Вот так будет намного лучше. Правда ведь? — разговаривает старший, сюсюкается, словно Чим и правда кот. Хотя сейчас, с этими ушками, хвостом и ошейником, можно подумать и так. — А теперь мы с моим котенком должны попить молочка. Правда ведь? Идем за мной.
Чимин понимает, что «идем за мной» равно «ползи за мной», и в этой игре нет места человеческим шагам. Мальчика тянут за поводок, сначала несильно, чтобы просто показать, что такое есть, и с помощью него Чимин под контролем, и младший смекает, ползет быстрее.
Юнги тщательно следит за сабмиссивом — что он чувствует, не больно ли ему, все ли хорошо. Но пока, к счастью, все было в четких рамках, и хорошо, и плохо, как говорится, и Мин особо не паниковал. Был начеку, так как ошейники имеют функцию перекрывать воздух иногда, а у них галочка по этому поводу.
Они спускаются на кухню. Наблюдать за тем, как котенок Чимин на своих четырех лапках неуклюже перебирается вниз по лестнице было и соблазнительно, и умилительно.
— Сначала ты выпьешь молочко своего хозяина, а потом я дам тебе настоящего. Как тебе идея, котенок? — спрашивает Юнги, вновь становясь на один уровень с Чимином.
Саб с энтузиазмом кивает, мяукает, перебарывая свое стеснение делать это.
— Умница, — усмехаясь по-доброму, но и надменно, говорит Юн и встает. Подходит к одному из кресел, что были на кухне, приспускает штаны и садится на край. Зовет котенка на «кис-кис-кис» и добавляет
жест пальчиком.
Чимин подползает к хозяину и с аппетитом берет в рот член. Облизывает, глотает глубже, шевелит языком как можно быстрее, и вскоре язычок от такой усердной работы устает и приходится работать большую часть горлом. Юнги начинает стонать сверху, неосознанно хватать Чимина за волосы, тянуть в нужную сторону ради желаемой ласки.
Чимин помнил то, что ему советовал сам Юнги — дышать. В любой момент нужно дышать. Слюни текли по подбородку саба, ведь он заглатывал только внушительный орган Юна, совсем забывая о слюне. На полу стало немного мокро от слюней и смазки, что выделялась изнывающим членом.
Юнги, как и обещал, накормил котенка своим «молоком». Перед разрядкой он вытащил свой член из глотки саба, а головку приставил к языку. Ведь мальчику нужно прочувствовать весь вкус папочкиного лакомства.
А что Чимин? Ему хотелось кончить.
* * *
Младший выпил все до капли, и сидель довольный, ожидая приказов. Да, ему хотелось разрядки. Но таковы правила — нужно держать себя в руках и быть очень хорошим. Сегодня у него получается.
— Теперь настоящее молоко. Котяткам наливают в блюдца и ставят на пол, а ты котенок, поэтому у тебя будет именно такой перекус сегодня. Приятного аппетита, — говорит Юн, ставя тарелку с молочком перед сабом, — Лакай язычком.
От такого тона и таких слов Чим был уже готов испытать оргазм. К сожалению, ему сделать этого нельзя, потому что команды никакой для этого не было. Сжимая ноющие бедра, что уже наэлектризованы, мальчик наклоняется, дабы покушать то, что дали, но Юн вмешивается. Его большие теплые руки опускаются в район поясницы и надавливают на нее.
— Прогибай спинку, вот так очень красиво, — говорит Юнги, улыбаясь. Благо его довольнейшее выражение лица не может увидеть Чимин, занятый вылизыванием тарелки на полу.
* * *
Чимин облизнулся, когда справился с заданием и мяукнул, поднимая голову. Смотрел на своего хозяина глазами преданными. Читалась гордость за себя — «вот я какой хороший котенок для вас, господин»
— Справился мой мальчик? — Юнги подходит к младшему, треплет его по голове. А тот и рад, подставляется под руку. — Какой умница. Тогда я считаю, что он заслужил свою награду, — говорит вкрадчиво, надменно. Вновь он человек взрослый. Юн — авторитет. Он — главный. А Чимин маленький. Он готов слушать старших и угождать им. А точнее одному старшему.
Юнги говорит сесть и раздвинуть ноги. Чимин делает, как сказали, но дальше... Саб не ожидает таких действий от верхнего. Тот садится меж ног Пака, а потом подхватывает его за бедра, беря на руки тем самым. Поднимает с земли резко, непредупреждающе, но очень аккуратно. Кладет ахнувшего Чимина на край кровати.
— Будь раскрытым для меня. Издавай звуки и, если ты захочешь, можешь кончить, — кратко объяснил дальнейшие правила Юнги и усмехнулся на испуганно-радостное выражение лица младшего. Верхний принялся за дело.
Мужчина делал минет просто великолепно. Как только влажный рот господина коснулся органа Чимина, парень застонал, сдерживая первую волну наслаждения. Чисто с рациональной точки зрения кончать сейчас был не вариант, ведь тогда господин перестанет его вылизывать. Да?
Верхний крепко держал Чимина и сам. Эти, как всегда, горячие руки ощущались на коже обжигающим пламенем.
Дыхание доминанта в паховой области поддавало жару.
Чимин изнывал. Ему так хотелось...
— Господин? — впервые за сессию произнес Чимин какие-то слова.
Мужчина оторвался от своего дела, внимательно смотря на саба.
— Можно я.. положу вам на голову свою руку... пожалуйста?
Какой милый. Господи. Юнги аж перепугался, не сделал ли чего не так.
— Конечно, милый. Только будь аккуратным, — Мин продолжает минет, а затем чувствует приятное прикосновение ладошки своего котенка к волосам. Господин работает еще усерднее ради удовольствия нижнего.
Наконец, стоны сверху становятся громче и на тон выше, волосы сжимают чуть крепче, и Чимин кончает в рот своему верхнему.
Мальчик обессилен, и ему хорошо. Настолько, что он просто расслабляется вновь до состояния эйфории, дышит тяжело, но с облегчением. Шепчет что-то типа «спасибо, спасибо, господин», а когда Юнги ложится на диван к сабу, сгребает в свои объятия и объявляет сессию законченной, проваливается в сон.
