POV Ксавье
Находясь на ужине с родителями Уэнсдей, я ещё больше убеждаюсь: насколько люди лицемерны. Неужели им самим не противно от этой фальши? Или они думают, что я настолько глуп, чтобы в это поверить? — И как давно вы с Уэнсдей встречаетесь? — поток моих мыслей, прерывает голос её матери. Женщина притворно улыбается, склонив голову на бок. Этот вопрос выбивает меня из колеи. Я вопросительно смотрю на Уэнсдей. — Разве ваша дочь не рассказывала? Женщина продолжает смотреть на меня таким взглядом, будто хочет что-то от меня поиметь. — Ты же знаешь Уэнсдей: она не очень разговорчива, когда дело доходит до таких вещей. Её отец тоже включается в разговор: — Да, наша гадюка слишком чопорная. Хотелось бы сказать, что это не так. Она вовсе не чопорная, но откуда её родителям об этом знать. Не думаю, что их вообще волнуют её чувства. — Мы шли к этому очень долго. Сначала мы с Уэнсдей были просто друзьями, и я решил сделать первый шаг. Так что мы начали встречаться совсем недавно, месяца 2-3. Уэнсдей, пытаясь скрыть своё удивление, смотрит на меня. Уверен, что её смутило слово «друзья». — Хорошо, а есть ли у тебя какие-нибудь планы на будущее с нашей Уэнсдей? Просто мы с Гомесом хотим убедиться, что твои намерения серьёзны. Я слишком ошарашен, чтобы сразу сообразить, что ответить. Это так нагло. Они буквально предлагают мне жениться на ней. В этот период подростки обычно просто дурачатся и дело редко доходит до свадьбы. Если я скажу, что хочу будущего с Уэнсдей, то дам им ложную надежду. Если я дам им ложную надежду, то у меня будут проблемы. И все эти скандалы мне ни к чему. Отец и мать Уэнсдей выжидаючи смотрят на меня. Может, послать всё к чёрту. Слишком мне уж надоел этот театр. Да и я не актёр. Молчание слишком надолго затянулось. Холодный взгляд Уэнсдей тоже направлен на меня, но что она хочет, чтобы я сказал? И я чувствую, как её нога на высоких шпильках ложится на мою. Уэнсдей пытается сделать мне больно, придавливая мою ногу каблуком? Глупо, даже очень. Особенно для неё. — Вы не против, если Уэнсдей покажет мне, где уборная? Я плохо себя чувствую, — обращаюсь я к её родителям. Её мать кивает. Уэнсдей ведёт меня под руку в ванную комнату. Как только дверь за нами закрывается, цирк заканчивается и уже не нужно претворятся кем-то другим. — И для чего это было? Что ты хотела, чтобы я ответил? Я не чувствую себя злым, но уставшим — да. Столько времени провести с этим людьми — то ещё занятие. А вот Уэнсдей наоборот, хоть и пыталась это скрыть, находится просто в гневе. Но это так мило выглядит. Злая Уэнсдей просто мой фетиш. Это отвратительно, я знаю. Но ведь она об этом не узнает. — Ксавье, ты должен был хоть что-то на это ответить. А если не знаешь, что ответить — просто соглашайся на всё, что они говорят, — шипит Уэнсдей. Теперь, когда она стоит, мне удаётся хорошо разглядеть её наряд. Конечно, у меня нет на это времени, но плевать. Ткань платья слишком прозрачная, и я могу разглядеть её стройные ноги. Всё мои мысли о ужине и её родителях уходят на второй план. — Уэнсдей, с чего вдруг так откровенно? Неужто хотела меня соблазнить? — я подхожу к ней. Она смотрит себе под ноги и оттягивает ткань вниз так, будто ей это поможет прикрыться. — Что за глупости ты говоришь, Ксавьер. Это платье мне предложила одеть мама. А вот тебе я бы посоветовала одеться немного официальней. С чего это вдруг я должен был одеться официально? Ради её родителей? Обойдутся. — Да твоя мать буквально хочет подложить тебя под меня, раз выбрала такое платье. Ладно, хорошо. Пошли, сегодня ты ночуешь у меня. Как раз проверим мою теорию о том, что они сделают всё, чтобы я женился на тебе. Уэнсдей хмуро смотрит на меня, переваривая мои слова. Но идёт за мной, когда я выхожу из уборной. Мы подходим к столу, за которым вальяжно сидят родители Уэнсдей. — Что такое, гадючка? Почему так долго? — в этот раз говорит отец Уэнсдей. Я отвечаю вместо неё: — Кажется, я приболел. Мне стало плохо, и Уэнсдей помогла мне привести себя в порядок. Уэнсдей кивает, сдавленно улыбаясь в подтверждение моих слов. Но я ещё не договорил. — Мне нужно ехать домой. Её отец и мать псевдопонимающе смотрят на меня. — Да, уже поздно — пора закругляться, — говорит Мортиша. Теперь мне остаётся сказать, почему же мне так «необходима их дочь этой ночью». — Вы разрешите Уэнсдей поехать со мной? Отец допоздна работает и не может проследить за моим здоровьем, а вот Уэнсдей сможет обо мне позаботиться. «Согревая мою постель». Но не скажу же я им это. И для пущей убедительности жалобно улыбаюсь. Но их даже убеждать и не пришлось. Они отдали дочь в пасть «злобного волка», сами того не осознавая. К счастью для меня, они согласились, но Уэнсдей не выглядела такой счастливой, когда шла за сменной одеждой. Да и кого это волнует? Уж точно не меня.***
— Ну и что мы будем делать? Ты же не просто так притащил меня к себе домой, — спрашивает Уэнсдей, сидя на моей кровати. В моей комнате. В моём доме. Шутки не мой конёк, но я знаю, что после моих следующих слов Уэнсдей точно будет нервничать. — Ну можем начать с прелюдий, — я пожимаю плечами. — Ты сейчас серьёзно? Садясь рядом с Уэнсдей, я кладу руку ей на колено. Она грозно смотрит на меня. Наивная, до сих пор думает, что может меня этим напугать. — Ещё как серьёзно. Для чего я ещё мог позвать тебя к себе ночью? Ты же не маленькая — всё должна понимать. Эмоция отвращения мелькает на её лице, когда я начинаю поднимать ткань её платья. Хотя это ни к чему: сквозь неё и так всё видно. Но мне словно этого мало. — Ксавье, ты же понимаешь, что даже если это произойдёт, то это будет невзаимно, то есть изнасилование? В противоречие этим словам её ноги покрываются мурашками, когда я прикасаюсь к её бёдру. — А что, если тебе это понравится настолько, и больше не будет считаться изнасилованием? — Всё, что происходит против воли человека, уже является насилием. Неважно: понравится мне это или нет, — умничает Уэнсдей. Вчера с ней было веселей. Видимо, единичный случай. — Да, но ты ведь никому об этом не расскажешь? Это будет нашим маленьким секретом. Уэнсдей останавливает мою руку, скользящую по внутренней стороне её бёдра, и говорит: — Ты пожалеешь об этом: после этого я больше не буду молчать. Я выдёргиваю свою руку из её. Температура в комнате накаляется. — Нет, ты будешь молчать. Потому что захочешь, чтобы я снова тебя трахнул. Но навряд ли я этого захочу, потому что ты можешь быть только на раз. Её тёмные глаза наполняются гневом. Уэнсдей молчит. Я знаю это выражение её лица. Она что-то обдумывает, словно находясь в шаге от того, чтобы сделать неверное решение. Уэнсдей сдаётся своим демонам и наотмашь бьёт меня по лицу. Щёку неприятно жжёт. Неплохо приложилась. Но это не так больно, как могло было бы быть, если бы она ударила меня кулаком. — Ты, наверное, забыла, кто тут главный. Теперь мне придётся наказать тебя. Огонёк в её глазах не потухает. Уэнсдей не боится. Я больше не чувствую её страха, как раньше. — Делай, что хочешь, Ксавьер, — гордо подняв голову, говорит Уэнсдей. — Отлично. Я резко перекидываю Уэнсдей животом к себе на колени. Она охает от неожиданности, но жаль, что я не вижу её лица. Уэнсдей наверняка в смятении. — Не шевелись. Это приказ. На удивление, она слушается, помня про нашу договорённость. Я смотрю на её округлые бёдра, спрятанные под прозрачной тканью. Всё в ней настолько идеально, и как тут можно держать себя в руках? — Готова? Не дожидаясь её ответа, резко поднимаю платье до талии и наношу первый удар по её ягодице. Её кожа покрывается румянцем, а Уэнсдей тихо стонет, не готовая к боли. — Ты больной! — шипит она, после чего получает очередной удар от меня. — Ты так мило сжимаешь ноги вместе, когда я шлёпаю тебя. — Иди к чёрту! Когда кожа Уэнсдей становится вместо светло-розовой бордовой и её стоны боли срываются в тихий крик, я останавливаюсь для того, чтобы провести по бордовым следам на её коже. — Тебе было больно? — это скорее риторический вопрос, но я же джентльмен. — Нет, что ты. Ты же бьёшь, как девчонка. — тяжело дыша, отвечает Уэнсдей. Плевать на её язвительность, когда она находится в моих руках. Всё это намного больше значит, чем её слова. — И что теперь? — спрашивает Уэнсдей. — Ничего. Если честно, меня так утомили твои родители. Так что мы будем просто спать. Я отпускаю Уэнсдей, и она возвращается в прежнее положение. Её губы красные, наверно, она закусывала их, чтобы сдержать стоны. Её дыхание всё такое же тяжёлое, и Уэнсдей всё так же не покидает мелкая дрожь. Может, я переборщил с ударами. Но, когда я смотрю в её глаза, понимаю, что это возбуждение. — С тобой всё в порядке? Она затуманенно смотрит на меня в ответ. Думает, что единственная, кто пытается совладать со своими гормонами подростка? — Да, это не твоё дело. Ты уверен, что хотел сделать только это? Уэнсдей хочет продолжения? Не думал, что её заводит боль. Теперь я понимаю, почему ей нравлюсь. Она такая же больная, как и я. — А ты хочешь, чтобы я сделал что-то ещё. Например это.? Я бесцеремонно задираю недавно поправленное платье. Уэнсдей покорно разводит ноги, когда я скольжу рукой под её нижнее бельё. Неожиданно. — Да… — выдыхает она, когда я нежно провожу по её складкам, собирая влагу. Она уже готова — я мог бы прямо сейчас сделать всё, что захочу. Но нет: для начала Уэнсдей должна получить своё наказание. — Ты так возбуждена. Хочешь, чтобы я продолжил? Я кружу пальцем вокруг её клитора, сильно прикусывая её шею. Уэнсдей стонет, цепляясь за мой бок, сжимая футболку в кулак. — Я спрашиваю, ты хочешь, чтобы я продолжил? — я повторяю, настойчивее лаская её кожу. Если Уэнсдей не сдастся, то я уже не смогу остановиться. Грань настолько тонкая. Моё дыхание тоже сбивается от возбуждения. Кто знал, что настолько холодная Уэнсдей будет так чувствительна к моим прикосновениям? — Я хочу… Не останавливайся, — говорит Уэнсдей, находясь на грани. И это то, что было мне нужно. Я вижу, что она начинает приближаться к оргазму и убираю руку из её нижнего белья. Уэнсдей разочарованно выдыхает. «Не беспокойся, дорогая. Ты не одна разочарована, но это должно было послужить тебе уроком.» — Вот и всё. Пора спать: ты меня ещё больше утомила. Но для начала душ, чур я первый, — я демонстративно зеваю. Она даже не представляет, «насколько меня утомила». Так что мне может помочь только ледяной душ.