POV Ксавье
Я понимаю, что чем больше я провожу время с Уэнсдей, тем быстрее привязываюсь. Но это не было моей целью: я хотел убить эти чувства, а теперь они убивают меня. Это ни к чему не приведёт. Я не только влюблён в неё, я привязан. И даже если Уэнсдей чувствует ко мне то же, что и я к ней, Аддамс лучше справляться с этим недугом. Не зря же любовь называют болезнью. И каждый раз ищу повод быть ближе — это выглядит жалко. Наверное, она давно догадалась об этом. Вечером я заехал за Уэнсдей. Она ещё не знает, что у меня полно рисунков с её изображением. Мне не нужно было видеть её, чтобы изобразить на холсте. Это был просто очередной повод побыть с ней. Но и этого, кажется, недостаточно. Если бы это было, возможно, я бы с удовольствием запер её в своей спальне. Мы стоим посреди моей художественной мастерской. Аддамс хладнокровно разглядывает комнату, лишь бы не встречаться со мной взглядом. — Как прошёл вчерашний вечер? Родители не беспокоились за тебя? — спрашиваю я, и ей приходится посмотреть на меня. Я знаю, что родителям Уэнсдей плевать на неё, но это лучше, чем тишина. — Тебя правда это интересует? — она хмуро смотрит на меня. Даже с отвращением. — Да, Уэнсдей. Её брови приподнимается от удивления. — Хорошо, мама вчера заходила ко мне в комнату и сказала, что я должна принимать противозачаточные. Она думает, что мы с тобой спим, но это может произойти только в моих кошмарах, — Уэнсдей отвращённо хмурится. Значит, лишь одна мысль о сексе со мною вызывает у неё отвращение. Звучит как удар под дых. Горечь разочарования заполняет мои лёгкие. Глупо было думать, что она будет честна со мной. Да и после всего я сомневаюсь, что Уэнсдей сможет когда-то доверять мне. Я подхожу к ней ближе, так что мы теперь находимся на расстоянии вытянутой руки. — Неужели, может, тебе доказать обратное? — я ухмыляюсь; не только ей носить фальшивую маску. Она тоже делает пару шагов ко мне. Уэнсдей гордо приподнимает подбородок, чтобы посмотреть мне в глаза. — Попробуй, но учти, что из этой комнаты никто из нас не выйдет живым. Просто так я тебе не сдамся. Это очередная провокация. Она избегает всего, чего я хочу. Но в этот раз у неё не получится. — Я обязательно сделаю это позже, но мы пришли сюда не для этого. Так ведь? — я улыбаюсь ей, но зверь внутри требует мести за все её слова. — Ладно, всё равно у тебя ничего не получится. Я не буду раздеваться, кто знает на какую выставку ты захочешь отправить эту картину. — Не собирался я этого делать, но, хорошо, можешь не снимать одежду. Не знаю почему иду ей на уступки, но так хочется заслужить доверие этой девчонки. Уэнсдей кивает и садится на клетчатый диван, находящийся в центре комнаты. Я беру мольберт и ставлю напротив неё. Её поза непринуждённая, Уэнсдей, как всегда, спокойна. В этот раз всё будет идеально. Я смогу детально изобразить каждый дюйм её тела. Я не хочу разочаровать её, и мои руки потеют от волнения, когда я выбираю нужную мне кисть. Сначала это просто наброски, но позже у меня получается полноценная картина. Всё настолько реалистично, что изображение похоже на настоящую Уэнсдей. Словно этот образ сможет выйти из картины, и мне больше не нужна будет Уэнсдей, которая сидит напротив. Но меня волнует только то, что девушка ни разу не взглянула на меня, пока я кропотливо работал над её портретом. — Готово. — говорю я и выдыхаю. Прошло примерно два часа. Мои руки измазаны в краске. Усталость одолевает меня. Уэнсдей поднимется с дивана и медленно походит ко мне для того, чтобы посмотреть на моё творение. Её холодный взгляд проходит по моей картине. Я вижу восхищение в её глазах. Её чёрные брови приподнимаются, её идеальные губы распахиваются. — Неплохо, — и это всё, что она может сказать. — Неплохо? Да это лучшая из моих работ. — Возможно, но у большинства художников получилось бы лучше. Оказывается, восхищение было ложным. Может, всё это было лишь плодом моего воображения и Уэнсдей вовсе ко мне ничего не чувствует? После долгого молчания она говорит: — А теперь ты можешь отвести меня домой? Её холодный взгляд изучающе смотрит на меня. Она ожидает чего-то. Ждёт, что я сорвусь из-за того, что она не оценила моего творения. Но я слишком устал. Устал от всего. Я действительно болен, и эта болезнь — Уэнсдей. Она пробралась так глубоко, что не помогут никакие препараты. Я открываюсь для неё, но она этого не ценит. И тут меня осеняет: чтобы избавиться от недуга, нужно его искоренить. — Убирайся! Уходи! Мне плевать, как ты доберёшься до дома, — я пытаюсь держать всё под контролем, но срываюсь. Она напугала: впервые я вижу Уэнсдей такой, но она покорно уходит. Я смотрю ей вслед и чувствую сожаление. Боль от того, что я сделал. Вина поглощает меня. Мне приходится догнать Уэнсдей. Её запястье в моей хватке. Она с ненавистью смотрит в мои глаза. — Отпусти меня, — шипит она. — Я не отпущу тебя, — для большей убедительности я сжимаю её руку сильнее. Она морщится. — Почему? — Я влюблён в тебя, — слова слетают с моих губ. Слишком долго я держал это в себе. Накопительный эффект. Уэнсдей резко выдёргивает запястье из моих рук. — И это что-то меняет? Грудь сдавливает болью. Это не физическая боль, это что-то намного глубже. Она просто уничтожила меня. Её слова словно предательство близкого человека. Уэнсдей не ждёт от меня какого-то ответа. Пока я стою в ступоре, она покидает мой дом. Меня отрезвляет лишь громкий хлопок входной двери. Вот и всё. Она ушла. Впервые за несколько лет горькие слёзы невольно скользят по моему лицу. Дождь, кажется, со мной за одно. Я возвращаюсь в свою комнату, в которой совсем недавно мы были вместе, а тёмные капли воды стучат в моё окно.***
Отец, если его можно таковым назвать, возвращается домой поздно ночью. Несмотря на то, что неделю он провёл в командировке, Винсент сразу же идёт в свой кабинет. Так же, как и родителям Уэнсдей, ему всегда было плевать на меня. Но отличие в том, что он не является моим отцом, и поэтому его можно понять. Я, недолго думая, захожу в кабинет. У меня было много времени, чтобы всё обдумать. Это отчаянное решение, но уж слишком многое я могу потерять, оставаясь здесь. Дважды стучу прежде, чем услышать строгое «Можешь войти». — Я хотел поговорить. Он поднимает голову. — О чём? Кратко и ясно, Ксавьер. У меня нет времени. Волнение переполняет мои лёгкие. Я тяжёло вздыхаю, и слова вырываются из меня сами. — Помнишь, ты хотел отправить меня учиться в Канаду? Отец кивает, внимательно смотря на меня. — Я решил, что это хорошая идея. Может, там мне удастся получить хорошее образование, — как можно увереннее, говорю я. — Наконец-то ты взялся за ум, давно пора. Завтра же собираешь вещи и на самолёт, — он, кажется, доволен этим решением. Может быть, даже горд. Я молча выхожу из кабинета. Этой ночью мне не удаётся уснуть. Уэнсдей никак не может покинуть мои мысли, но с этого дня я больше её не увижу. Почему же я не чувствую облегчения от этого? Почему, почему так давит в груди от боли? Надежда только на то, что со временем это пройдёт.